Слишком

***

Сугуру всегда так обманчиво покладист — я бессознательно отслеживала это в том, как Сатору притихал под его взглядом, и в том, как сама испытывала нервозность от льющейся из тёмных глаз оценки; как с его появлением на всех находило некоторое спокойствие и затихали даже вечно щебечущий Итадори и спорящая с ним Нобара. От того, как спокойно он соглашался на чужие предложения и следовал потоку, мне всегда представлялось, что и в постели он будет таким же — ведомым, нежным, тщательно поддерживающим вдумчиво выстроенный образ. Не то чтобы вообще был повод думать о нём в таком плане. Теперь, впрочем… Вечер, проведённый нашей рабочей компанией на ярмарке у каждого доступного ларька под ярко-оранжевыми светильниками и фейерверками, обернулся очередным доказательством — Сугуру тот ещё джентльмен. Он выпил и остатки моего омерзительного сакэ, которое оказалось очередным доказательство отсутствия у Сатору вкуса («вот то клубничное просто бомба!», обещал начальник); и первым предложил проводить малолеток по домам — официально они пили впервые и разошлись не на шутку, несмотря на вмешательство. Весь вечер он отпугивал взглядом любого сомнительного типажа с дороги женской части нашей команды, поддерживал за локоток, стоило с непривычки оступиться из-за гэта, деревянное покрытие которых, кажется, нуждалось в лакировке, и даже успевал проконтролировать Годжо, чтобы тот с пьяни не шугал местных. А после того, как мы оставили Итадори и Сатору в их квартире, — уже практически отрубившихся, — предложил проводить и меня, в результате чего теперь… …теперь, впрочем, он осторожно распутывал кимоно, и с каждым новым открывающимся моему взору участком кожи я ощущала, как внутри копится нечто, готовое взорваться в любую секунду. Откуда вдруг такая смена атмосферы? Я определённо держала ситуацию под контролем, когда он на пробу поцеловал меня в коридоре; и когда затолкала его в комнату, повалила на кровать и завалилась сверху — даже когда отправила в аптеку за презервативами, тот был послушен и внимателен, уточнив и нужную марку, и вкус смазки. В своём послушании он был столь отчаянно мил, что я не могла не веселиться, когда провожала его в аптеку: то притягивая к себе за длинные шелковистые волосы, то подгоняя в спину. И успела даже закончить начатое им в коридоре — расстегнув кимоно и успев быстренько подмыться, пока он отсутствовал. Устроившись в кровати, я предполагала, что к его возвращению смогу вновь взять всё под контроль — подозвать пальцем, заставить сесть у кровати, обхватив его шею бедрами и дать нужные инструкции… Правда, понимание происходящего наконец дошло до сознания и в кровати я встречала его уже без прежней уверенности — остатки её растаяли от тепла его фигуры, придавившей сверху, и руки, беззастенчиво проникающей под расстёгнутое кимоно снизу, сжимающей на пробу бёдра и посылающей мурашки по коже. Я и не подозревала, что возбуждение может быть одновременно таким удушающим и согревающим. И выпила ведь за вечер всего ничего — два глотка, — но головокружение от напряжения и предвосхищения приводило в некоторую панику. Может, открытый флирт в течении последнего года и взбалмошное предложение подняться наконец дали свои плоды, но я не была уверена, что готова их принять, несмотря на всё желание — больно уж нереальным казалось происходящее. Сердце не должно стучать так быстро — не из-за это ничего не значащей для Сугуру интрижки. Он популярен у женского пола, стоит это признать. Я не понимала, что означает эта ситуация, но не желала рушить атмосферу ради разговора, который можно перенести на утро. Сугуру, впрочем, были неизвестны эти переживания: руками он аккуратно двинулся к плечам, заставляя присесть; невесомые движения стягивали кимоно как замедленной съемке, и когда материал с шуршанием покинул запястья, тот поднёс их к лицу и медленно поцеловал. Действие столь интимное, что я ощутила, как загораются жаром кончики ушей и щёки, а с губ срывается дрожащий вздох. Едва успеваю заметить посетившую его губы ухмылку, поскольку тот тут же двигается дальше — к плечам, шее, а к ключицам приступает уже с обжигающими укусами. И вдруг откидывает назад. С секунду уходит на ориентацию в пространстве и когда точка сосредоточения находится на потолке в виде люстры, перед глазами вновь появляется Сугуру — распущенные теперь волосы обрамляют его вдумчивое лицо. Он склоняется для поцелуя: гораздо более спокойного и осторожного, чем прежде. Его губы словно клеймо, когда он пускается с ними к груди, оставляя выгибаться навстречу теплу; к пупку и тазу, всё ниже к месту, где я желала почувствовать жар его губ. От предвосхищения я глубоко вздохнула, втягивая живот, пока его дыхание двигалось всё ближе в нужном направлении. Но тот отрывается от занятия, поднимая голову: его образ между бёдер вводит в ступор. В голове не проносится ни мысли — лишь какой-то серый шум. Взгляд его остаётся робким, невинным, когда он склоняется ниже, чуть поворачивая голову. — Кохай? Может быть, я ещё могу вернуть себе управление? Чистота в направленном на лицо взгляде ощущается реальной, учитывая, как осторожен и нежен он был всё это время. До сих пор Сугуру действовал лишь в моих интересах, делал всё, как велено — не было ли это проявлением моей собственной воли? Стоит ли чуть надавить? — Я делаю достаточно? — уточняет тот и я не сдерживаешь фрустрированного мычания. Тело отчаянно требует внимания, и я лишь приподнимаю ноги, закидывая их на его плечи и скрепляя так, чтобы притянуть ближе. — Моя… моя… — Мм? — Приступай. Вместо ответа Сугуру без промедления поцеловал внутреннюю сторону бедра, но не двинулся дальше, а вместо этого прижался к трусам щекой. Столь необходимое трение промчалось по телу вспышкой по нервным окончаниям и дрожью в бёдрах. Опускаю руку к его голове, пальцы цепляются за волосы с чуждой жесткостью и тянут к себе так, чтобы он повернулся. — Давай же, — вздыхаешь, откидывая голову назад. Язык сегодня тоже работает быстрее разума, и от собственной дерзости ведёт не на шутку. — Уверена, твой язык будет так хорошо смотреться во мне. И если на первой фразе Гето ещё казался спокойным, то на указе его внушительные руки сжали твои бёдра вполне однозначно. Ему это нравится, верно? Он закрыл глаза, ринувшись ртом к трусам — не зря решила всё же надеть, — почти слишком охотно. Языком провёл одним широким движением, слюна пропитала и без того мокрый от смазки материал. Стон, вырвавшийся из глотки, был скорее от удивления, чем от удовольствия, но от повторного движения тело на самом деле напряглось от неги и пришлось постараться, чтобы ослабить хватку бёдер вокруг головы парня. Картинка перед глазами стояла попросту нереальная — язык Гето то почти щекотно и едва заметно проводил по ткани трусов, то надавливал на требующие внимания точки, но давления сквозь материал ужасно не доставало, а тот не собирался спешить, похоже, особо наслаждаясь процессом. Моментами он поднимал затуманенный дымкой возбуждения взгляд вверх, чтобы уловить реакцию — как будто и правда пытался убедиться, что делает всё верно, и мне оставалось лишь довериться его рукам, удерживающим бёдра от движения, и знающему языку. Когда он принялся отодвигать трусы в сторону зубами, я почти взмыла — сценка точно из порно, хотя то мне редко нравилось. Не то чтобы я страдающая от недостатка прикосновений извращенка… Но лицезреть его круглый год во время тренировок — то ещё испытание. Другой рукой я прикрыла лицо — хотя и та, что держалась за волосы Гето, не давала толку, с задачей он справлялся самостоятельно. Мягкие в движениях губы задевали чувствительные места, язык уже исследовал стенки внутри; Сугуру настолько потерялся в процессе, что, кажется, даже не замечал, как я отчаянно пыталась получить чуть больше трения от его носа, уперевшегося в клитор. Может, это омрачённое желанием сознание, а может, его лицо и правда было создано скульптурами для подобного занятия — черты словно слепленные для наслаждения. Длинный нос, не особо пухлые, но ухоженные губы, острая линия челюсти. Идеальные параметры, подходящие под мои неловкие попытки добавить трения, пока он трахал меня языком. Вот только у Сугуру имелись другие планы — хватка на бёдрах вновь стала железной, не оставляя места манёвру. Он отодвинулся достаточно, чтобы вздохнуть и выбить из лёгких воздух шлепком по бедру. Ему не потребовалось ничего говорить — под говорящим взглядом я и сама затихла в его руках, краем разума отмечая жжение на коже в месте, по которому пришлась его ладонь. Завтра определённо появится синяк — как если бы я уже не была достаточно возбуждена от его действий. Вскоре его голова вновь оказалась меж ног, движения стали более выверенными и чёткими, словно цель сменилась с изучения на одну конкретную — заставить кончить. Это не было невыполнимой задачей: от настойчивых движений напряжение в животе росло в геометрической прогрессии, обещая свалиться на меня в любую минуту. Он втягивал горошину клитора меж губ, только чтобы провести по нему тут же шершавой стороной языка. Ощущения были такими знакомыми и незнакомыми одновременно — ведь обычно мужчины лишь создают видимость заботы, приступая к куни для того, чтобы быстрее перейти к главному. Я никогда не кончала от чьего-либо языка и теперь подступающее чувство пугало. — Я- Но не успела я додумать эту мысль или попытаться вырваться из хватки мозолистых рук, как тело отреагировало первым — под внимательным взглядом чужих глаз я застыла, ощущая, как сокращаешься вокруг пустоты. Всхлипнув, я продолжила содрогаться сквозь оргазм, пока тело расслаблялось тем сильнее, но Сугуру не остановился, увлечённый занятием так, будто оно приносило ему столько же — или больше, — удовольствия, чем мне самой. — Сугуру, всё, — вздыхаю, будто тот мог это упустить. — Я всё, — повторяю ещё раз, когда прежнее наслаждение стало заменяться болью от гиперстимуляции. Рукой нащупываешь его волосы, стараясь оттянуть, но от его ненасытства нет спасения. Хнычу, когда уколы боли пронзают тело. Бёдра извиваются в чужой неунывающей хватке в попытке отодвинуться. — Стой, стой, — продолжаешь просить, опираясь руками в простыни. Гето тут же отстраняется — пронырливые движения языка сменяются поцелуями, — и вздёргивает бровь. — Остановится? — Нет, — отвечаю тут же неожиданно для себя и вновь падаешь на спину, когда тот без промедления притягивает меня обратно к себе. — Так я и подумал. За время небольшой передышки чувствительность успела утихнуть, и хотя прикосновения его языка всё ещё ощущались странно, тело будто сдалось, отдаваясь ощущениям: ещё не приносящим наслаждения, но уже не болезненным. Но и это продлилось недолго, и вскоре я вновь обнаружила себя цепляющейся за что-то для опоры и выгибающей навстречу холодному воздуху спину. Преодолеть второй заход оказалось не так сложно: взъерошенная, что-то мычащая в тишину, разрезаемой лишь моими всхлипами и его тяжёлым дыханием, обжигающим поверх чувствительной кожи лобка. Чувства переполнили меня вновь — боль и нега, желание вырваться и наоборот позволить ему довести до исступления, безнадёжно подавляя вскрики за рукой поверх рта. Это было лишь вопросом времени, когда я вновь окажусь на краю, стоило ему добавить пальцы. Больше моих, мозолистые, они наконец дали желанное ощущение заполненности. Но стоило вновь приблизиться к оргазму, как тот наконец оторвался от занятия, оставляя захлёбываться от облегчения и досады одновременно. Если так подумать, я могла бы уснуть прямо так — не нужно даже одеяла. Умиротворение, переполняющее перегруженное тело, погружало в дрёму. Я продолжала держать глаза открытыми лишь по одной причине — отодвинувшись назад, Сугуру ловким движением стянул трусы, достал и надел позабытый мной презерватив и устроился меж ног, заставив с новой бодростью отодвинуться. — О боги, — пробормотала я, отводя взгляд, — давай лучше я отсосу? Типа… это в меня не зайдёт. Сугуру рассмеялся и застыл, точно размышляя с секунду. Но это не было размышлениями, ведь в следующую секунду он потянул меня вниз за ноги, раздвигая колени для лучшего доступа. Сердце прыгнуло в глотку, когда я ощутила головку его члена у входа. — Может. Не волнуйся. Поборов короткое замыкание в мыслях от смены траектории происходящего во второй раз за вечер, подцепляешь его подбородок ладонью, склоняя к себе. — Я сегодня главная. Усмешка, украсившая лицо Сугуру, заставила меня заткнуться. Чёрная подводка окружала его глаза сурьмой, и в темноте комнаты в них не было даже блеска. — Ты правда думала, что вела, да? — спрашивает он вдруг шёпотом, словно забавляющимся утверждением. Смущение мгновенно затопило лицо краской, но я поспешила с ответом: — Что это было, если не доминирование? Тебе ведь понравилось. Сугуру вздохнул. — Хватит на сегодня игр. — Чт- Голос перешёл в вскрик неожиданности, когда я почувствовала, как член Сугуру растягивает внутри, проникая все глубже и глубже. Так чертовски медленно, и от этого еще хуже, потому что теперь я чувствовала каждый сантиметр его длины. Сердцебиение отдавалось в ушах, пока я глушила стоны в кулаке, плотно сомкнув губы и убеждая себя расслабиться. Это словно длилось вечность, пока он наконец не остановился, прижавшись к бёдрам своими вплотную последним рывком. Цепляюсь в его плечи, ногтями наверняка оставляя следы — так ему и надо. Последующий за этим поцелуй до смешного нежен — висок, челюсть, высохшие губы. По шее неприятно скатилась капля пота, спина взмокла и липла к кимоно, лежащему под нами. Сугуру выглядел не менее разрозненным — и на фоне этого ласковость поцелуя опьяняла. Он налёг сверху, рукой притягивая к себе вплотную. — Вот так. — Идиот, — выдыхаю ему в шею, не в силах остановиться от язвительности и обворачивая ноги вокруг. — Это ещё ничего. Только из-за размера. Посмотрим, как ты- Мне действительно неведомы рамки. Можно было подумать, что Сугуру также хорош со своим членом, как языком, но ущемлённая гордость была громче голоса разума. Задумалась я об этом слишком поздно — если сначала Гёто был действительно нежен, несмотря на дразнение, то позже я нашла себя уже на животе, с жалостью прикусывая кимоно меж губ, пока тот преследовал своё удовольствие, не обращая внимания на то, что я успела кончить ещё раз. Сколько прошло времени? Что ещё хуже — я не находила в себе желания попросить его остановиться, задыхаясь от боли и гиперстимуляции. — Мхм, мм- Ткань меж зубов намокла, но я не позволяла себе выпустить её, вместо этого сжимая зубы — только бы изо рта не полились извинения. Но Сугуру был внимательным человеком и потому постепенно замедлил темп, склонившись к моему уху: — Что говоришь? Качаю головой из стороны в сторону. — Мне прекратить? — уточняет тот. Вновь отрицательно качаю головой, чувствуя, как тот удивлённо вздыхает. — Я и правда… нечто. Двигаю бёдра ему навстречу, несмотря на боль. Каков стыд. Жар, возникающий вновь, отдалялся тем дальше, чем дольше он не двигался. Бросаю ткань, когда он продолжает не двигаться. — Да кончи… кончи же наконец- — Терпение, — пропел Сугуру, но движения его бёдер вновь набирали амплитуду, а голос звучал слишком разбито для образа нетронутого происходящим. — Пожалуйста, пожалуйстапожалуй- Были ли то мольбы, или превратившиеся во всхлипы попытки дозваться его по имени, но этого хватило, чтобы мне вновь потребовалось ухватиться за кимоно, ощущая слёзы на лице и жжение на заднице от хаотичных, беспорядочных движений. Крик, сорвавшийся с губ, когда я достигла пика в последний раз, почти совпал с протяжным выдохом Сугуру позади. Грудь содрогнулась, пока я пыталась вздохнуть под тяжестью его тела и медленными движениями внутри, вновь постепенно становящимися болезненными. Может быть, это уже чересчур, подумала я, когда перед взглядом заплясали пятна, но осторожные движения Гето позади вернули в реальности. Он уложил нас на чистую сторону кровати, осторожно поглаживая саднящие бёдра и продолжающие подрагивать ноги. Если после такого нам придётся свести отношения к дружбе — мне бы лучше подыскать другой отдел.