Polaroid

— Если кто-то найдёт эти фотографии, то будет очень и очень нехорошо. Джуён ничего не отвечает. Возможно, из-за своей беспечности и наивности маленького волчонка, а возможно — из-за языкового барьера, когда половина английских слов из сказанного проходит мимо его ушей. Он только широко улыбается, и его улыбка прячется где-то в вороте просторной рубашки в полоску, в объективе старой и видавшей виды полароидной камеры, в ласковом взгляде Люка и его колючей щетине. Тур по Азии явно не должен был закончиться вот так — когда Майкл, закатывая глаза, крутит пальцем у виска и называет его дураком, а Калум и Эштон только тихо смеются, изредка кидая взгляды в сторону скамейки у входа в парк, где, сгорбившись и болтая ногами, сидит паренёк в чёрной толстовке, и отблески мобильной игры оставляют неровные блики на его лице. «Ему восемнадцать-то есть?», — шепчет Эштон прежде, чем Майкл всё с тем же цоканьем оттаскивает его за рукав, а Люк даже не успевает замахнуться и отвесить ему подзатыльник. И вот сейчас они в какой-то дурацкой фотобудке, украшенной аляпистым корейским алфавитом (из которого Люк не понимает ровным счётом ничего), а в руках у Джуёна дешёвая фотокамера с засвеченной плёнкой (которую он уже успел дважды уронить на пол), и его поцелуи отдают сладкими конфетами и клубничным соджу. На самом деле для Люка это в первый раз — он никогда не уединялся с фанатами после концерта, но в этом парнишке было что-то такое, что заставило забыть обо всех правилах, о недовольном шипении Майкла, который решил накапать ему на нервы вместо их менеджера Бена, и даже смешки и подколы Эштона не отговорили Люка от его сумасбродной идеи. Джуён — такое непривычное слуху имя — оказался абсолютно плох в английском, но абсолютно хорош в остальном: это было видно в его дрожащих от волнения руках, в его восторженном взгляде и задержанном дыхании. Люк чувствует почти умиление, когда Джуён что-то с серьёзным видом диктует в онлайн-переводчик, и его корейский кажется таким мягким, плавным и певучим; Люк уверен, что будь этот парень певцом, то с таким голосом смог бы коллекционировать чужие сердца, будто конфетти из хлопушки. — Я сохраню их только для себя, — отвечает механический и холодный голос переводчика из телефона, но глаза Джуёна светятся ласковым теплом, и Люк сдаётся, позволяя сделать ещё один кадр на старую камеру. Часы на экране телефона показывают половину пятого утра, а в сеульском небе медленно поднимается тёплый рассвет; Люку уже пора возвращаться в отель, пока менеджер не хватился его отсутствия, и Джуёну тоже уже пора — куда бы ему там не было нужно идти. Это даже кажется странным, что малознакомого парня-иностранца, которого Люк видит впервые в своей жизни, вдруг оказывается так сложно отпустить. — У нас летом будет тур по Америке, — вдруг произоносит Джуён на таком ужасном английском, что Люк едва ли понимает его. Он смотрит на парня непонимающим взглядом несколько секунд, пока тот не вздыхает и не открывает заново свой телефон, заставляя бездушный онлайн-переводчик повторить эту фразу за ним. — Можем встретиться... Если ты будешь свободен. И даже через правильный и холодный перевод гугла Люк не понимает, о чём Джуён ему говорит. Наверное, он выглядит очень глупо в этот момент, потому что Джуён вдруг смеётся, лбом упираясь ему в плечо, а затем оглядывается по сторонам и оставляет осторожный поцелуй на небритой щеке Люка. Уже на борту самолёта Сеул — Сидней Люк вбивает в строку гугла имя, таявшее на языке подобно мягкому карамельному мороженному, и глушит тихий смех в ладонях, когда на страницах сафари прогружается фото одного из самых талантливых вокалистов Южной Кореи.