where everything merged together, where words were not needed

он, как шуршащая осенняя листва под ногами, как тёплые касания утреннего солнца, как догорающая свеча с тыквой и карамелью. всё в нём напоминало уют и непринуждённость, и вместе с тем веяло нежно-вкрадчивым тоном предрасположеностью к себе. некоторое время ты смотрела на него как художник, с профессиональным удовольствием, думая о том, как прелестно парень сейчас выглядел: с греющими цепкими лучами шаловливого солнца на отливающей золотом рыжей шевелюре; со своей неторопливостью в движениях; с юным лицом, выражающим внутреннюю озабоченность. казалось, в мыслях, генри был где-то далеко, совершенно позабыв о том, что может стать предметом созерцания. желание всем сердцем предоставить ему некогда вознесенный комфорт в твою сторону отдавалось звонким молоточком в голове. беспорядочные волосы загораживали обзор, отчего парню приходилось нервно сдувать их с глаз. ты наблюдала за россыпью веснушек на его носу, словно хаотично рассыпанными блёстками; практически прозрачными обрамляющими ресницами, беспечно опущенные на предмет действия; губы оказались недовольно сжаты, а с тонких пальцев капали струйки воды с воздушными пузыриками мыльной пены... генри, что, посуду моет? и с какой это стати? — ты так взглядом его разденешь. — цокнул вильгельм, дёрнув тебя за рукав кофты — он всего лишь моет посуду, т/и что в этом такого? действительно. что особенного и необычного может быть в ополаскивании посуды? любовь делает даже самых разумных до невозможности глупыми — ты не стала исключением. для вилли, порой, проследить за твоей логикой в действиях оказалось тяжёлым случаем, донельзя заковыристым. в противовес рациональному мышлению, ты находила в каждом движении генри совершенство, где бы он не был и как бы не выглядел. абсурд, что не на есть любовь, в любом ее проявлении, вправе вскружить голову всякому, какой бы то ни был. — знаю я, знаю — сухо парировала ты, отводя взгляд на более нейтральное место, без возможности молниеносно покрыться алым румянцем. предметом стало яблоко, которое в свое удовольствие громко грыз вилли. тот вопросительно вскинул брови. — почему генри вдруг принялся за такой вверх благородства? уверена, это не его инициатива. — разумеется. ты когда-нибудь видела, чтобы ученики самостоятельно мыли посуду по своей воле, причём не только за собой, но и за другими? вот и я нет. — последовал довольно демонстративно громкий хруст яблока, подействующий на твои нервы тем, что он может оказаться высокой вероятностью для привлечения внимания генри. как бельмо на глазу, серьёзно. — а кто его терроризирует то? — продолжала ты, упорно наровя случайно не окунуться с головой в тайном подглядыванием за другом. было ли оно действительно случайным? от этого, между прочим, дыхание спирало от одной только встречи со взглядом небесной лазури, в котором отражалось что-то размеренное, лёгкое, воздушное. глаза успокаивающие, точно морской прибой, слёту смывающий поселившиеся заботы и тревоги; точно набежавшие волны глухо шумевшего кристального моря, которые вытягивались брыжащей пеной на прогретый песок. но чреватый для того образа, который ты этот год старательно придерживалась, пытаясь не попасться на капканы душевных терзаний. — сама и узнай. — заговорщически улыбнулся парень, подтолкнув тебя локтем к кухне. подлец, клейма ставить негде. как назло что ли? — ну давай же! не незнакомцы ведь. дружите год как никак. в чем прикол скрывать свои чувства, очевидно предполагая, что это взаимно? много ли он знает? хотя, в целом, да, въезжает. имел несчастье побыть в подобной ситуации. но ты другого сорта, и перебороть себя не можешь. море сомнений и непочатый край страха. — в смысле взаимно? — непонимающее заморгала ты, уставившись на то, как вилли отчаянно закатывает глаза. словно это лежало на поверхности. он подавал обычный "или- твое-сизое-вещество-начинает-варить- либо-я-пристрелю-тебя-а-потом-себя" вид. — ты только взгляни как генри светиться, будто начищенный самовар при виде тебя. разве этого недостаточно? улыбка так и трещит. алия, в самом деле, перестань робеть и признайся ему. — вилли сосредоточенно отчеканивает, сложив руки на груди, въедливо побуждая закончить с этими проклятыми прятками друг от друга. — а если... — без если. — прервал парень, отрезая всякие мнимые причины. столкнувшись с его твердым и всё же обнадёживающим блеском в глазах, не допускающий никаких сомнений, на душе ощутимо потеплело. тот до сих пор печётся о твоих трепетных чувствах к генри, и кажется, единственный кто действительно желает разорвать нити скопившейся недосказанности, запутавшие и мучившие определённо не только тебя, но и генри. — хорошо — побежденно опустила плечи ты, испустив глубокий вдох. — но не сейчас. — уловив его предупреждающий, точно режущий участки (точнее его остатки, по его мнению) совести, моральной отственнности за свои ранее сказанные слова, пришлось оперативно добавить — напишу ему письмо ко дню святого Валентина. — и снова. вот же ж... — честно! — заверила, отчетливо сделав акцент на той бьющей уверенной твёрдости, которая, к сожалению, не могла иметься у всех, кто бесповоротно влюблен. подгибаются колени. а когда становится понятно, что твои ноги сделаны из бетона и не собираются никуда идти, вилли настойчиво подталкивает. ты с трудом успокаиваешь беснующиеся мысли и тащишься к кухне, с ужасом думая, что сейчас навернешься на ровном месте. вот это зрелище будет. вилли, засранец, удалился в общежитие, оставив тебя в этом шатком положении в одиночку. что ж, остается взять яйца в руки, зубы в кулак и в темпе вальса заявиться к генри, аля, удивительная случайность. в окне между раздвинутыми шторами открывалось блекло-голубое небо, сад, исчерченный тенями теплого вечера, а в нем золотые верхушки деревьев покачиваются от резвого дуновения ветерка. с одной стороны тебе хотелось уносить ноги, бежать прочь, но тебя тянуло к нему с такой же силой. дилемма. ты подошла со спины, легонько постукивая пальцами по плечу. получилось дюже мягко и более того — неощутимо. причиной тому красная вязанная жилетка поверх голубой рубашки. глаза ненасытно прыгают на волнистые волосы и затылок, не говоря уже о том, как парень выглядит сейчас уютно и тепло, что так и побуждает крепко задержать в объятиях. генри даже не вздрогнул. или у тебя шаги, как у слона, либо он услышал всё, о чем вы с вилли чесали языком. есть вариант свинтить во всю прыть, либо прыгнуть в окно. ни одно ни другое, если честно, не климатит. обернувшись, юношеское лицо, некогда обремененное грызущими тяготами мыслей, ежесекундно просветлело. не то чтобы парень часто предавался раздумьям, отчего видеть его в таком состоянии было для тебя ново, неожиданно. постоянно яркий и бодрый генри тайком от других затягивается и растворяется в понятых только ему рассуждениях. хочется спросить об этом напрямую — боишься. вдруг отмахнется, закроется? а для тебя важно. ты поспешила придать своей физиономии приличный, развязный, не без некоторой любезности вид. —о! почему ты здесь? — завидев тебя, контур губ его приподнялся в радостном восторге, а глаза, как и говорил вилли, действительно замерцали согревающим бликом. и снова пляж, море, волны. на фоне шумит вода из крана, которую генри не удостоил вниманием выключить. счета то бегут, бегут... — помочь пришла. вижу, что прямо не справляешься, — задорно улыбаешься, не без дружеского подтрунивая. сдерживаешь как можешь это чёртово биение сердца имевшего привычку биться при его близком присутствии. — да ну тебя, — фыркнул рыжеволосый, неизменно сдувая лезущие волосы с глаз. а поправить руками не может — они сейчас в мыльной пене. да и рукава успел замочить, что они стали на сто оттенков темнее обычного цвета. вот незадача. — думаешь, раз я родился в золотом памперсе, мне не давали прикасаться к раковине? — краешком глаза он поглядывал на тебя, стараясь притупить присутствующее игривость, хоть и вёл себя нарочито как ворчливый скряга, которому отдельные хлопоты от назначении в роль посудомойки, доставляло всё окружение. — а разве не так? – вот они, предрассудки. не слишком ли кособоко относишься к моему происхождению? — не сдерживается парень от легкого смешка — и все таки, я в состоянии поводить губкой по посуде, спасибо — великодушно отозвался он, ухмыльнувшись, тем самым проявив в полной мере имеющееся мальчишеское упрямство. — эх ты, элита благородных кровей... ведь случается же иногда заблудиться так человеку в собственных чувствах своих, что начинаешь пороть вздор. это ни от чего иного не происходит, как от излишней, глупой горячности сердца. однако, скорее всего, ты просто не могла по-другому. легче всего притворяться и беспечно присутствовать рядом, чем распаковывать свои чувства наизнанку, не зная наперед что с ними сотворит другой. от дальнейшей пищей для размышления тебя прервал генри оживлённым брызгом воды, зарядившим в лицо. — эй! — зажмурила глаза ты, отвернувшись. — за что? — пытаешься придать своему виду возмущение и суровость, но под щекотливыми ощущениями от улыбки, что теплилась на уголках его губ, словно соскальзываешь от неуловимой на этот раз попытки. — не будешь расслабляться больше — хихикает парень и лукавый блеск в его глазах говорил от том, что он шутит. впрочем, через минуту ему приходится защищаться от твоих тонких пощипываний по бокам, отчего начинают трястись плечи от вызывавшего рванного смеха. со стороны вы наверняка выглядели как влюблённые придурки, но разве оно не есть прозрачно, бесспорно, разъяснимо? — да разве с тобой можно расслабиться? — покачала головой ты, отводя внимание на играющие размытые тени на жёлтых обоях. слова будто бы просились с языка и вырвались самостоятельно. прозвучало наверняка слишком прямо и двусмысленно, заставив внутренно поёжиться, а генри потупиться. неловко. чертовски неловко. однако мир не схлопнулся, не пришлось выносить святых и парень не сделал драматичную паузу. кажется, ты перестала отдавать себе отчет действиям, потому что подошла ближе и, нервно вздохнув, аккуратно подхватила пальцем выбившуюся прядь волос, заправив ее за ухо. боже мой...сердце сделает сейчас тройное сальто назад. ох уж эта трепетная, воздыхающая, поющая, любовь. щеки его безбожно загорелись, говоря самих за себя. — кстати, хотела спросить. ты ведь не самовольно решил этим заняться, правда ведь? что случилось? — ну.. — генри робко до умиления прокашлялся, смывая со своих рук пену — можно сказать, что это жалкая попытка винсента отработать на мне наказания, по его мнению, самых унизительных работ на свете. как видишь, даже помыть посуду он не надломился бы. — парень осторожно повернулся к тебе, и впервые за это время всецело отдался созерцанию твоего чистосердечного выражения лица, всегда так вкрадчиво изучающего, всегда так точно определяющего его настроение, — дело в том, что он прицепился из-за моего отношения к его речи для команды по гребле. скорее всего, он думал, что она должна вдохновить ребят, но мне она показалась просто смешной. неудивительно, что это задело его самолюбие и надувное превосходство. — парень с показательным пренебрежением скрестил руки на груди, опираясь поясницей о раковину. — мозги уже набекрень от статуса лидера, серьёзно... — думает, что раздает дельные советы и поднимает командный дух, но какой с него лидер, если он только топит вас, рвёт и мечет за незначительные оплошности? — нахмурилась ты досадно, с внутренней бурей бушующего негодования. чем думал вилли, находя его подходящей кандидатурой руководителя, того ответственного человека, кто может подталкивать сзади к успеху и безусловной победе? о какой слаженной и командной работе может идти речь, ежели единственное что умеет и практикует винсент — унижение и наказание? этот ребус черт ногу словит — решит не каждый. в случае если вообще имеет смысл. — проблема в том, что он заводится с пол оборота. тому доказательство мой испорченный обед. — так тебе он еще и нагадил? генри коротко кивнул, опустив взгляд. было в его выражении что-то стыдливое, подавленое. то, в чем бы он не желал признаваться тебе — а конкретно в том, что имеет не самые показательные отношения со старшими, что у него не всё идеально и радужно. хотя с тобой ему не нужно было притворяться. что не скажешь об одноклассниках, с которыми приходилось придерживать фасад стойкости, солидности, величия. этого требовали. расслабишься — сочтут за слабака, потеряешь лицо. общение с тобой было для парня словно луч света среди строгой дисциплины привилегированных учеников. — придурок. — буркнула ты с отвращением. толи от щемящей боли в груди, толи от самого огорченного настроя генри, однако желание быть ближе, почувствовать его тепло нудило и разрывало на части. сначала с некоторой неуверенностью в надобности этого выражения поддержки, ты завела руки вокруг его шеи, прижимая в собственные объятия, однако потом выдохнула, чувствуя взаимность. треснуть бы себя за такой прилив тактильности. но с ним по-другому не можешь — руки сами тянутся. генри, будто это было что-то разумеющееся обвил кольцо на твоей талии, уткнувшись носом в твой висок. тихо вздохнул. — пойдешь на бал? я хотел бы... этого. — от волнения генри запнулся, и сердце в груди замерло. ему показалось, что он звучал рискованно, откровенно, будто нараспашку предоставляя все таящиеся внутренние секреты. твои пальцы непроизвольно прошлись по его затылку, отчего у парня пронёсся табун мурашек. когда дело доходило до тебя, он становился податливым, восприимчивым. не сказать что это ему не нравилось, но парень не привык к этому. ни в коей мере. — а у меня был вариант отказаться? — без недовольства или злости произнесла ты. скорее с заведомым поверженным и одоленным чувством перед этим предложением. а куда деваться? — хеей..— протянул парень, фривольно усмехаясь. он слегка отстранился назад, чтобы взглянуть на тебя. на губах играла эта проказливая и наглая ухмылочка — я не шуточки шучу! здесь не предполагался риторический вопрос. — пойду. все, доволен? – ты показательно закатила глаза и разомкнула руки, скрещивая их на груди. генри лишь молча кивнул. . * * * хиллерск, не изменяя своим традициям, каждый год устраивал импровизированный скромный бал в день святого валентина. вместо музыкантов, и прочей концепции с кадрилью и различными танцами, ученики наслаждались современной музыкой, под биты который невольно подстраиваешься, вливаясь в водоворот бурлящей энергии. залы были роскошно украшены, вокруг блистала смесь красоты, блеска и солидности. вечеринка была в полном разгаре. шум все нарастал. танцоров становилось больше, зал залился мерцающими разноцветными огнями, от которых в последствии неприятно закололо глаза. ты отошла подальше от танцпола, чтобы вдохнуть свежего воздуха. в этом-то и состояла проблема слишком редкого отдыха — начиналось перевозбуждение. хоть и вечеринка, наверняка, только набирала обороты, ты чувствовала себя измотанной и утомленной, будто бы непрерывно разгружала вагоны — скорее в душевном плане, чем в физическом. хотелось провалиться сквозь землю, честное слово. ты проклинала себя за глупое письмо, оставленное в шкафчике генри накануне праздника. была ли в этом крайняя необходимость? правильно ли сделала, решившись вывернуть всю подноготную? мысли грызли, словно голодные звери. был ли у тебя шанс с ним? может зря послушала вилли... некоторое время спустя музыка затихла, сменяясь на плавные свадебные мелодии, и ты сообразила, что уже гораздо позднее, чем могло показаться. август огласил медленный танец, а после скрылся в ближайшей куче взволнованных людей. перед твоими глазами промелькнуло лицо вальтера. за ним, сквозь толпу, следовал и генри. ты резко отвернулась, не решаясь встречаться с объектом воздыхания. стыдно до чертиков. ну вот, и теперь крутись как хочешь. — так ты собираешься что-то предпринимать? – неожиданно прогремел над ухом голос вильгельма, который, не что иное, как своего рода спасением оказался в этот момент. прозвучал он с некоторой укоризной, недовольством, чему, ты собственно, не была удивлена. парень облокотился на подоконник рядом с тобой, медленно набирая в лёгкие ночной свежий воздух, обдающий холодной чистотой. — ты о чем? — уставилась на него ты, хотя прекрасно понимала, что имел ввиду вилли. — да он же весь вечер не сводил с тебя глаз! ты сама это знаешь. тоже самоё ведь делала, унылая дурёха! ну? ты собираешься? — после твоих рекомендации моя менталка нестабильна. я уже готова повеситься на первом же суку. — буркнула ты, надувая губы. нелепо. просто нелепо. — сегодня подходящая ночь, т/и. не упускай возможность. хотя она была дана тебе миллион раз. хватит бегать от себя. — ох, не знаю... — пробормотала ты, глядя на утопающий в ночи сад. таинственный, манящий... — и еще.. подумай, как все лопнут от удивления, когда узнают, что генри начал встречаться со своей лучшей подругой. — подтрунивает вилли, озорно выгибая брови. — это ужасная причина для того, чтобы попытаться увлечь кого-то — с тихим смехом ответила ты. — у тебя есть причины получше? — спросил парень, пряча руки в карманах брюк. пришлось неуверенно поджать губы и покоситься на себя в камеру телефона. раскраневшееся лицо, пряди упали на лицо, глаза сияли беспорядочным волнением, от одной мысли о встрече с генри. его волосах, спадающих на глаза завитыми волнами, о синеве глаз, тёплых касаниях и ароматом овсяного печенья с мандаринами. хотелось, хотелось до боли в груди. не слишком ли самонадеянно? — иди, пока он не ушел. — ты думаешь... — я думаю, вы оба заслужили радость в эту ночь. тяжело вздохнув, ты вновь влилась в толпу теперь уже в целенаправленном поиске того, из-за кого сердце подстреливало и ураганом трепетных чувств сносило. долго искать не пришлось — парень стоял оперевшись плечом на стену и, о чем-то болтая с вальтером, потягивал бокал со спиртным. бесстыдно и не говоря не слова в своё оправдание, ты сомкнула пальцы на его запястье и повела за собой, слыша за спиной недовольные возражения обоих: генри — за внезапное появление, а вальтера — за то, что в наглую оторвала его собутыльника. и кто вообще дал вальтеру прикоснуться к алкоголю? однако, генри быстро умолк, и даже расслабился, аккуратно переплетая ваши пальцы. захотелось ему, черт возьми. и тебе же приятно, тепло от его прикосновений, что улыбка сама собой на лице расплывается. тяжело вздохнув, ты вновь влилась в толпу теперь уже в целенаправленном поиске того, из-за кого сердце подстреливало и ураганом трепетных чувств сносило. долго искать не пришлось — парень стоял оперевшись плечом на стену и, о чем-то болтая с вальтером, потягивал бокал со спиртным. бесстыдно и не говоря не слова в своё оправдание, ты сомкнула пальцы на его запястье и повела за собой, слыша за спиной недовольные возражения обоих: генри — за внезапное появление, а вальтера — за то, что в наглую оторвала его собутыльника. и кто вообще дал вальтеру прикоснуться к алкоголю? однако, генри быстро умолк, и даже расслабился, аккуратно переплетая ваши пальцы. захотелось ему, черт возьми. и тебе же приятно, тепло от его прикосновений, что улыбка сама собой на лице расплывается. — т/иш, надолго ты меня крадешь, мм? я вообще-то собирался напиться.— хмыкнул парень, даже слишком рассеяно, точно вовсе не тебе. не сказать, что он насинячился. и всё же пару-тройку стаканчиков пропустил, бесспорно. выводя его из здания, ты убедилась, что за вами никто не наблюдал и повела его в сад, что недавно влек тебя своей таинственностью и уединённостью — идеальное место для того, чтобы выговориться и...скомпрометировать себя в глазах генри, если всё сделанное возвратиться осуждением и невзаимностью. снаружи уже холодало. на деревьях уместились маленькие фонарики, поддетые оранжевым свечением. ты утянула его к большому дереву, и вы оба попали под чары ночи, облаков в звёздном небе, танцев, смеха и доносящийся где-то издалека музыки. генри уперся спиной на ствол дерева, выжидающе смотря на тебя. ты повернулась к нему лицом — его глаза казались темными, а твои такими блестящими, как озеро. сад утопал в зелени цветущих кустарников, которые испускали свежий аромат вместе с цветами, притаившимися в высокой траве. – ты прекрасно выглядишь сегодня. — первым нарушил тишину парень, отпуская твою руку и скрещивая их на груди. видно что нервничает. пытается не показывать. — я должен был сказать это раньше, да? ох, как он может так безрассудно и безжалостно гнать табун мурашек по всему телу одним лишь комплиментом! ты сконфуженно воспротивилась волнующим ощущениям: легонько, но также смущённо прокашлялась, прежде чем ответить: — а... спасибо. но я за другим тебя сюда привела. — сжимаешь и разжимаешь кулаки, потому что сердце начинает лупить ребра, и тебе бы остановить это, только вот не можешь. — сколько валентинок ты получила? — будто бы нарочно отводит тему для разговора, серьёзно. затаённое беспокойство наматывает сотые круги, а выпустить не можешь — так и сыпятся его туманные, расплывчатые вопросы, преграждая выход. нет бы прямо, в открытую, да оторопь берёт. — пять, — кратко ответила ты. в конце концов, ты не пользовалась особой популярностью. — а ты? — больше, — усмехнулся генри — след разочарования промелькнул на лице твоём, поэтому генри, пресекая возникшие вопросы, машинально продолжил: — буквы у тебя, кстати, практически одинаковые. я долго голову ломал над тем, кому ты все-таки адресовала письмо — мне или некому хэрри. тем не менее, после слов про рыжие волосы догадался. — его вьющиеся волосы были как раз-таки растрёпанны, словно после сна, и ты жаждала прикоснуться к ним пальцами, ощущая мягкость и шелковистость. щеки безбожно горели, будто бы тебя поймали за преступлением, и ты инстинктивно потянулась к носу, слегка почесав. привычка, что с нее взять. — я...стоит ли что-то добавлять? в своих стихах я действительно сказала всё, что меня терзало. ты мне нравишься.. нравишься так сильно, что я боюсь потерять голову и пересечь невидимую черту между нами. я хочу быть с тобой, хочу не стыдясь изучать твое лицо, признаваться в любви, полноценно отдаваться прикосновениям. могу ли я просить об этом? я не знаю... — сердце срывалось, просилось высказаться — что оно, собственно, и выплеснуло за края прозрачных барьеров. слабые остатки духа, позволившие тебе позабыть обо всём в моменте, окончательно покинули тебя. щеки пылали, грудь глубоко волновалась — вряд ли сможешь поднять на него глаза сейчас. парень сосредоточился на твоих словах, нежно касающихся его струн души. они его поразили, как волна, и он, не колеблясь, подчинился. генри мог похвалить себя за выдержку, на честном слове державшуюся — до того привлекательно ты выглядела сейчас, что нудило сорваться и прильнуть губами к твоим. да не в такой манере — с тобой хотелось аккуратнее, медленнее, ласковей. ты чувствовала каждый дюйм тела юноши под белой рубашкой, хотя он не касался тебя — но был так близок, что его овсянный запах заполнил ноздри. не сводя глаз с тебя, генри поднял руку и протянул к твоему лицу. осознание того, что он выше, что слегка нагибался, загораживая свет, лившийся с здания, пришло не сразу. его пальцы мягко обхватили подбородок, приподнимая. нарочито медлит, однако не дразнит. остановилось дыхание, стала невыносима эта сводящая с ума близость, а живот донельзя приятно скрутило. — я заметил одну привычку у тебя. — улыбка теплилась на его губах, побуждая расслабиться. с ним так легко и просто. — ты всегда нос чешешь, когда нервничаешь. даже сейчас умудрилась это сделать. — беззлобно усмехается генри, по-детски потершись кончиком носом об твой. в юношеских небесных глазах пляшут золотые искорки. с такого расстояния можно разглядеть любимые светлые веснушки, и они... прехорошенькие. так бы и съела, правда. — ты об этом в сонете упомянул. как оказалось, тоже наблюдал за мной... — пролепетала тихо и опустил ресницы благоговейно на его приоткрытые губы. не удержавшись, приподнялась на цыпочки, и потянулась к нему. вы неслышно, медленно дышали в одном ритме, постепенно сближаясь. рука плавно и невесомо опустилась на его щёку, заставив генри нервно сглотнуть. — да, я наблюдательный. или просто без ума от тебя. решай сама что тебе нравится больше. — ты — прошептала искренне — просто ты. его охватила смесь безотчётного чувства, словно облако из счастливо звенящих серёжек, твоих духов с запахом вишни и горячего дыхания. генри сократил расстояние между вами, и тебя кинуло то в жар то в холод. это опьяняющее ощущение кружило голову похлеще спиртного, и заставляло забыть обо всём. бесстыдно отдалась этому чувству, позволила разлиться приятным, но жгучим огнём по всему телу. — я хочу быть твоим, т/и... хочу так сильно — нерешительно отозвался юноша, приподняв взгляд на тебя. в его глазах океаны шумят прибоями и синеет небо, в его глазах целый мир, в его глазах вселенные искрятся тысячами звёзд. в его глазах любовь. он — спокойствие средь шума, которое тебе так не хватало. поэтому ты, безусловно, не дала повода для отступления. парень наклонился, бережно накрывая твои губы своими, впервые ощущая их вкус — податливые, освежающие мятным бальзамом, зазывные своей невинностью. тонкие пальцы, зарывающиеся в его волосы, нудили его прижаться к тебе, боясь упустить ноющее желание, страсть к человеческим ласкам. он слегка отстранялся, чтобы поцеловать вновь, будто восполняя ту пустоту без твоих прикосновений. парень терялся в тебе, и терялся самозабвенно, не позволяя больше ускользнуть. где-то совсем рядом плескался и лепетал фонтан, музыка не прекращалась, но, по видимому, вам не было до этого никакого дела. сад до сих пор заботливо укрывал от чужих глаз, окутывая плащом ночи, звёзд и темноты. там, где всё сливалось воедино, там, где слова были не нужны.