the sea under sunlight

О Ли Минхо можно сказать следующее: даже в самых смелых мечтах он не думал, что однажды присоединится к группе чирлидеров в колледже, а тем более станет ее лидером. Хотя он всегда знал, что будет специализироваться на искусстве, это точно. Выросший в одиноком доме, он не знал, куда его занесет жизнь, поэтому ему пришлось изрядно потрудиться, чтобы стать тем, кем он хочет быть, если он хотел быть кем-то еще, кроме офисного работника. Еще в детстве он всегда хотел стать танцором, с тех пор как впервые увидел концерт современного танца, и его сердце запрыгало в груди громче всех звуков в этом зале. Именно в тот момент он понял. Он хотел быть танцором, всем сердцем. И, возможно, когда-нибудь он будет выступать на больших сценах, если позволит себе помечтать. Он мог только надеяться, мечтать, а потом воплощать это в жизнь. Правда, стать чирлидером не входило в эти грандиозные планы. Но он не мог сказать, что ему это не нравится. То, что начиналось как внеклассное занятие в начале первого семестра, внезапно превратилось в нечто иное. Там у него появились друзья, люди, которых он очень любил и с которыми делил свою жизнь. И хотя он не до конца понимал, что такое настоящая семья, люди, которых он нашел в «Воронах», стали для него родными. Еще одна особенность Ли Минхо — он живет по распорядку. Он завтракает по всем правилам, ведь здоровье танцора должно быть на первом месте, хотя, он немного срывается на кофе, ведь в конце концов он все еще студент колледжа, которому нужно быть абсолютно бодрым в течение дня. Так что, в общем-то, с понедельника по четверг по утрам он учится, днем репетирует с группой поддержки, а ночью работает официантом. Каждый день одно и то же, и хотя он ненавидел рутину, он уже убедил себя, что только так он сможет жить дальше, немного ограничивая себя. По пятницам это не срабатывало. Потому что по пятницам ресторан проводил мероприятия днем и закрывался вечером, так что он был свободен. И как хороший взрослый молодой человек, который в пятницу вечером может делать все, что захочет, он отправился в танцевальную студию своего колледжа. Это было его убежище. Помимо хореографий, которые он мог создавать там сам, танцы были полезны для его души и сердца, поэтому он танцевал и танцевал весь день, а в свободное время танцевал до тех пор, пока его мышцы не сдавали позиции. Потому что танцы стали для него чем-то настолько личным, что это был его ад и рай. Это был момент, когда он мог изгнать своих личных демонов и хотя бы попытаться навести порядок в своей грязной жизни. В частности, этот месяц был полным хаосом. Месяц гордости был для него сущим пустяком. Не потому, что ему это не нравилось — никто не гордился этим больше, чем он, — но сейчас месяц гордости мог означать только две вещи. Во-первых, это конец семестра, и он был завален проектами. Во-вторых, бейсбольная команда вышла в финал, так что чирлидеру нужно было готовиться гораздо больше, чем к любой другой игре и любому другому соревнованию. Кроме того, он не хотел иметь никаких проблем с бейсбольной командой. Так что это была третья особенность этого месяца. Но еще он очень надеялся на хорошее выступление, потому что бытие лидером команды поддержки было для него отличной возможностью показать свою работу в качестве хореографа. В ту пятницу, когда он закончил растяжку, был уже поздний вечер, Минхо потянулся к радио, чтобы включить несколько своих любимых песен, как услышал, что кто-то вошел в музыкальную комнату. Ночью, особенно в пятницу, было так тихо, что он мог услышать, как кто-то проходит по коридору. Он просто не ожидал, что в следующую секунду сможет услышать такой ангельский голос. Обычно в музыкальную комнату по ночам приходили только те студенты, которые не очень хорошо пели, поэтому, когда наступало время, он включал громкую музыку и уходил в свой собственный маленький мир. Но не в этот раз. Голос на этот раз был спокойным, нежным, трогавший до глубины души. Минхо даже подумал, не играет ли тот человек записанную песню: в ней говорилось о любви человека, как о солнечном свете, о том, что поднимает настроение, о преданной любви к кому-то. Так он и стоял перед зеркалом, слушая этот прекрасный голос и размышляя о хореографии чирлидеров. Затем, сам того не замечая, он закрыл глаза и почувствовал музыку, доносившуюся из другой комнаты. А потом он почувствовал, как его руки начинают двигаться, а сердце начинает биться громче. Возможно, танец был единственным способом, которым Минхо мог по-настоящему выразить себя, ведь даже если он не был влюблен в кого-то в этот момент, музыка говорила через его тело. Он слушал и танцевал — вот так просто, также просто и запомнился танец. Ангельский голос раздался в танцевальном зале и потянул Минхо в танец, как будто они были знакомы. Это был именно такой голос — голос, который тянет тебя за собой и ласкает твое лицо, заставляя двигаться. И это напомнило ему, что танцевать для него просто, потому что он чувствует это в своих костях — он живет танцем. И остаток вечера прошел в таком ключе. В конце концов он включил музыку на телефоне, потому что песни группы поддержки были бодрящими, и он никак не мог создать конкурсную хореографию с одним лишь пианино. Но ощущение легкости не покидало его всю ночь. И, возможно, на все выходные. По субботам Минхо должен был быть свободен весь день, но, поскольку игры приближались, а хореография крутилась в его голове, он убедил группу поддержки встретиться в три часа дня в особенно жаркий день. Не то чтобы ему нравилось находиться под палящим солнцем, но он искренне спешил продемонстрировать хореографию, которая, несомненно, должна была сделать выступление особенным. — Ты купишь мне мороженое позже, надеюсь, ты это знаешь. — сказал Хёнджин, бросая сумку на трибуну. Минхо хихикнул: — Я всегда покупаю тебе мороженое, малыш. — Именно поэтому я не пытаюсь занять твое место. — Ладно, я репетировал вчера вечером и думал о тех движениях, которые вы предложили во вторник… — начал Минхо, выходя вперед, и все взгляды устремились на него. Но дело в том, что репетировать в субботу приходится в одном помещении с бейсбольной командой. Что, в общем-то, не проблема, смотря о ком идет речь. — Эй! Осторожнее с пируэтами, я больше никого на руках в лазарет не понесу. — Капитан Ким Сынмин сказал это с не слишком большого расстояния, достаточного, чтобы помешать Минхо и вызвать смех у болельщиков. И вот тут-то и кроется проблема. Не для всех, а для лидера и капитана. После ухода старого капитана многое изменилось к лучшему. Оскорбительные шутки и неуважительный флирт теперь были под запретом, капитан Ким Сынмин следил за этим. Он не был суперсильным и супервысоким, не был и агрессивным, но люди уважали его как старшего, и у каждого, кто был недоволен, был выбор не оставаться в команде. Игроки и болельщики постоянно тусуются вместе, сердце команды чирлидеров Хван Хёнджин встречается с Хан Джисоном, игроком универсального состава, так что все в хороших отношениях, кроме них двоих. С момента их первой встречи, когда Минхо чуть не сломал лодыжку, а Сынмин отнес его в медпункт, они больше не обменялись ни словом, кроме оскорблений и мелких подколок, которые чаще всего сводились к тому, что Сынмин действовал Минхо на нервы, а Минхо бесился. Как, например, в этот конкретный день. — Сосредоточьтесь на победе в игре, капитан.— И вот он, Минхо и его фальшивая улыбка. — Я не буду устраивать шоу для проигравших. Опять. Сынмин громко рассмеялся, откинув волосы назад, чтобы надеть кепку. Они могли бы и дальше подтрунивать друг над другом, но была и тонкая грань уважения, которую они оба не переступали, особенно во время перепалок. Однако иногда во время тренировок Минхо видел, что Сынмин стоит и смотрит на них, и не упускал такой возможности. — Хочешь тоже присоединиться к группе поддержки? — крикнул Минхо, и Сынмин закатил глаза, настолько он привык ко всему этому. У всех на поле было две ставки. В конце концов, они возненавидят друг друга и перестанут разговаривать и даже препираться. Или же они начнут встречаться, — второе началось с Хан Джисона, а потом все стали замечать одно и то же. Мальчик говорил: — Не хочу показаться странным, но между ними чувствуется напряжение. Хёнджин отвечал: — Да, как будто они могут убить друг друга. А Джисон: — Или поцеловать. А потом, конечно, убить друг друга. Позже, в ту субботу, в душе Хан Джисон пытался найти доказательства своей теории. Поскольку он делал это при каждом удобном случае, то не очень-то и умалчивал. — Ты же знаешь, что однажды Минхо хён бросит тебе в лицо помпон. — сказал Джисон, намыливаясь. — И я не смогу тебя защитить, потому что не хочу, чтобы он попал мне в лицо. Капитан выключил душ и потянулся за полотенцем, лицо его было немного задумчивым: — Теперь ты называешь его хёном? — Да, не меняй тему. — заявил Джисон, — Я встречаюсь с его лучшим другом, мы иногда проводим время вместе. Сынмин промолчал. — Он хороший, ты знаешь. — Джисон продолжал допытываться, пока сушился и одевался. Капитан перекинул мокрое полотенце через плечо и посмотрел на Джисона. — Разве у тебя нет парня для свиданий? Сынмин всегда был очень сосредоточенным человеком. Он прекрасно понимал свои проблемы и пути их решения. Он был очень добросовестным во всем, разум был его проводником, и это делало его отличным капитаном, но в то же время он был очень упрямым человеком, когда дело касалось чего-то, о чем он уже имел представление. Так что чаще всего поговорить с ним было непросто, ведь сначала нужно было разбить панцирь, в котором он прятался. Поэтому в подобных ситуациях, когда парни не находились в их общей квартире, чтобы Джисон мог сделать последний шаг и поговорить как следует, он просто пускал все на самотек. — Мой парень сейчас ест мороженое. — Джисон схватил рюкзак и ключи, собираясь уходить. — И я иду туда. — О! — Сынмин чуть не вскрикнул, — Я хочу мороженого, давай я пойду с тобой, пожалуйста. И без лишних слов, даже не моргнув глазом, Джисон и Сынмин вышли из раздевалки, чтобы найти Хёнджина в кафе. Джисон был рад этому, потому что очень хотел, чтобы у них с Хёнджином все сложилось, ведь в отличие от всех его парней, в этот раз все было по-другому, и он хотел, чтобы Сынмин тоже понял, что все было по-другому, ведь он столько всего пережил. Не то чтобы он нуждался в одобрении. Они с Сынмином никогда не были такими друзьями, но Джисон очень хотел, чтобы его парень и его лучший друг хотя бы узнали друг друга получше. Единственное, что он не упомянул об этом чудесном вечере с мороженым, так это то, что Хёнджин тоже был с кем-то. Но ведь Сынмин не спрашивал, верно? Это не помешало Джисону ущипнуть его, когда они направлялись к столикам. — Ты знал, что Ли Минхо будет здесь? — прошептал Сынмин, отводя взгляд. — Ой! Ты же сам хотел прийти, я просто сказал, что здесь будет Хёнджин. — Джисон посмотрел на друга и быстро сменил выражение лица. — Почему? Разве ты не можешь быть рядом с ним без препираний? Сынмин громко рассмеялся: — Я не могу рисковать тем, что меня увидят с врагом. — Да ладно… — прошептал Джисон, когда они подошли ближе. — Враги? Ты даже не веришь в то, что только что сказал. Сынмин снова стал серьезным. Про врагов — это перебор, но в Минхо было что-то такое, что его беспокоило, и он просто не мог чувствовать себя комфортно рядом с ним. — Мин, — позвал Джисон. — Пожалуйста, будь нормальным, ради меня. Сынмин вздохнул: — Не волнуйся. Когда они подошли и увидели Минхо и Хёнджина, парни расширили глаза. Хёнджин издал нервный смешок, а Минхо застыл на месте. На самом деле Минхо и Сынмин никогда не встречались за пределами поля. Они сталкивались друг с другом в коридорах и иногда на студенческих вечеринках, но никогда не было такого, чтобы они сидели за одним столом и спокойно ели мороженое. — Малыш! — Хёнджин крикнул Джисону, который ответил ему с тем же рвением, как будто у них была одна клетка мозга. На мгновение Сынмин даже перестал думать о странном чувстве дискомфорта и просто обратил внимание на то, как его друг веселится со своим парнем. — Эй, малыш! — сказал Джисон, целуя своего парня в лоб. — Привет, Минхо хён! — Привет, Ханни! — Минхо улыбнулся двум голубкам. Джисон указал другу на место: — Сынмин захотел мороженого, поэтому он тоже пришел. Минхо откинулся на спинку стула и поднял брови: — Разве твой друг Капитан Сынмин хорош в разговорах за пределами спортивного поля? Сынмин рассмеялся, усаживаясь на стул в своей большой капитанской майке. На его лице задорное выражение, оборонительная улыбка. Минхо было несложно понять выражение лица Сынмина, настолько он был прозрачен. — Послушай, — начал капитан. — Я был вежлив из уважения к Хёнджину, у которого, к сожалению, ты в друзьях. Но я могу легко отказаться от этого, если ты так хочешь. — Дети! — Хёнджин немного игривым тоном взял Минхо за руку. — Мы будем стараться быть хорошими, хорошо? В понедельник вечером, на поле, вы, ребята, вернетесь к оскорблениям. А пока — мороженое! Минхо был там только потому, что Хёнджин попросил мороженое, и именно так он показывал, что заботится о своих друзьях, не просто оплачивая, а находясь рядом. С другой стороны, Сынмин, нравится ему это или нет, попросил пойти с Джисоном за мороженым, поэтому он не мог жаловаться или портить настроение. Для этого не потребовалось много усилий. Атмосфера была немного неловкой, иногда Джисон немного болтал с Минхо, в другое время Сынмин немного разговаривал с Хёнджином. Большую часть времени Джисон и Хёнджин вели себя как влюбленные птички. Минхо и Сынмин оставались в полной тишине, наслаждаясь мороженым и возившись с телефоном. Минхо не очень любил соц сети, ему нравилось смотреть кулинарные видео или совершенно случайные ролики — ничего такого, чем можно было бы заняться за столом в компании. Притворяясь, что что-то смотрит, он размышлял, не стоит ли отбросить все говно хотя бы на это время, когда он не был чирлидером, а Сынмин не был капитаном Сынмином. Но когда он попытался хотя бы отвернуть телефон, чтобы посмотреть на парня, его разум перевернулся. Сынмин прекрасен. Он не мог контролировать эту информацию и без труда признал ее. Он действительно был чертовски красив, его волосы всегда были так идеально уложены, что парень удивлялся, как так получалось, ведь большую часть времени они мялись под шапкой. И он не мог не заметить, как красив Сынмин, потому что его вполне устраивал тот факт, что он находил мужчин привлекательными, даже если они были теми, кого он считал невероятно скучными. И это была единственная причина, по которой он думал обо всем этом. Сынмин был просто еще одним очень, очень красивым мужчиной. Верно? Поэтому Минхо, будучи еще одним красавчиком, который просто любовался видом, почти не заметил того, что Сынмин поймал его взгляд, и его лицо стало до возмутительного довольным, как у того, кто выиграл партию. — Нравится вид? — нагло спросил он. Минхо прочистил горло, усаживаясь в кресло и давая себе время подумать, как поступить. — Просто подумал, — начал он, — Как же не хватает красивого лица на таком скучном человеке. Сынмин рассмеялся: — Быть скучным для тебя — это бальзам на душу, что я не вписываюсь в стандарты такого засранца. Мы постараемся быть хорошими, сказали они. Джисон и Хёнджин даже не заметили этого — парни вообще были далеки от того, чтобы замечать что-либо вокруг себя. — Мы едем к Хёнджину, — начал объяснять Джисон, — Мин, раз уж я привел тебя сюда и я суперхороший друг, я заплачу за твое такси. Не нужно ждать, пока я поужинаю. — Я могу подвезти тебя, Сынмин, — не задумываясь, ответил Минхо. — Конечно, если твое эго поместится в мою машину. Сынмин не ожидал этого: последняя часть предложения — да, но не саму услугу. И несмотря на то, что ситуация была странной, он должен был признать, что старается быть милым. И он определенно не будет таким упрямцем, каким его все считают. Поэтому он соглашается, конечно же, из жалости. — Я дам тебе шанс похвастаться своим гипермилым личиком в твоей машине. — сказал капитан, тоже вставая из-за стола. Для одного дня это было многовато: сначала мороженое, а теперь еще и поездка, но молчание определенно становилось все более комфортным. Потому что на сегодня они уже перестали действовать друг другу на нервы, и потому что уже наступила ночь и они устали. — Уже наш выпускной год. — Сынмин сказал это скорее себе, чем Минхо, но танцор прислушался и посмотрел в сторону, чтобы обратить на него внимание. — Я привык к роли капитана, думаю, и ты тоже. — Ты хочешь сказать, что будешь скучать по мне в следующем году? — проворчал Минхо. Сынмин закатил глаза: — Избавиться от тебя — это единственная хорошая идея, которую я могу придумать. Минхо рассмеялся. Затем он немного задумался, прокручивая слова Сынмина. — Я никогда не думал, что стану частью команды болельщиков, — сказал он. — Но мне будет не хватать того, что я не только веду их, но и являюсь их частью. Сынмин спрятал улыбку: — Семья, да? — Да, — искренне ответил Минхо. — Я так долго жил один, даже до того, как купил себе квартиру, поэтому чувствовать себя членом семьи в такой группе очень приятно. — Я понимаю, — согласился Сынмин, — Человек не может править, если на его стороне нет людей, или что-то в этом роде. Оба рассмеялись и снова замолчали. Не успели они подумать о другом, как капитан вышел из машины и, закрывая дверь, снова повернулся к Минхо, который подозрительно смотрел на него. — Не думаешь ли ты, что теперь, когда я знаю, что ты такой нежный по отношению к своим чирлидерам, я не воспользуюсь этим? — Конечно, пиявка опять проснулась. Минхо нахмурился: — Как же мне грустно! Капитан Ким Сынмин так и останется занозой в заднице. Небо голубое… По мнению Минхо, Сынмин всю неделю был настоящей занозой в его заднице. Но от этого Минхо не стал меньше занозой в заднице Сынмина. Друзьям было виднее, хотя Джисон и Хёнджин и поверили в то, что в субботу поздно вечером все нормализовалось, в понедельник все вернулось на круги своя. — Ты никогда не устаешь? — спросил Феликс, самый популярный мальчик в группе поддержки. — Что? — растерянно спросил Минхо. — Ты и Сынмин. — Он не собирался говорить шепотом, его и так все слышали. — Это месяц гордости, дайте себе передышку. Мой уход за кожей не стоит того стресса, через который я прохожу. — Ли Феликс, — начал Минхо, немного раздражаясь, но это был всего лишь Феликс, и никто не мог раздражаться на того, кто выглядел как комок солнца. — Давай потренируемся, ладно? Мальчик только улыбнулся, потому что видел, как смущен Минхо, — красные уши выдавали все. Так прошла неделя, и Сынмин и Минхо, перебрасываясь оскорблениями, стали частью какой-то безумной рутины, которую они установили.

***

В пятницу Минхо снова отправился в танцевальную студию. На этот раз ему не нужно было готовить хореографию для группы поддержки, но он очень хотел пойти туда, чтобы откинуть ненужные мысли и, возможно, снова услышать тот голос. На этот раз он даже мог подготовить хореографию для проекта под конец года, где у него будет соло. Было около восьми вечера, когда все снова началось. Голос. Голос, направляющий движения Минхо. Он танцевал как бегущая вода, так свободно, так интенсивно. Хотя сердце сильно колотилось в груди, он четко представлял себе дальнейшие действия, что и как нужно делать. Ему нравилась плавность его танца в тот вечер. В середине танца он подумал, что было бы неплохо пригласить человека, который пел, выступить с ним в конце года. Голос, фортепиано и танец всегда были востребованы, так что на этот раз он мог действительно пойти на это. Не дожидаясь, пока голос перестанет петь, Минхо оказался в коридоре и направился в музыкальную комнату. Чем ближе он подходил, тем громче и чище становился голос, красивее и еще более успокаивающим. Как голос, который обнимает тебя. Сквозь стекло в двери Минхо увидел мальчика, который сидел перед пианино и играл от души, не замечая, что за ним кто-то наблюдает. Минхо осторожно вошел в дверь и молча ждал, когда песня закончится. Странно, но во время ожидания его охватило знакомое чувство, словно он знал этого парня, но он убедил себя, что это просто потому, что в голосе было что-то очень теплое. К чему он не был готов, так это к тому, что должно было произойти. Как только мальчик перестал петь, Минхо не смог сдержать себя: он хлопнул в ладоши и поклонился мальчику, который испуганно обернулся. И вот оно. В животе у Минхо образовался клубок противоречий, и он попытался понять, что там делает Ким Сынмин. Сидел перед ним. Тот самый Ким Сынмин. Идеальные волосы, без этой дурацкой капитанской майки, но все равно Ким Сынмин. Светлое лицо и невинные, как у щенка, глаза. Чертовски симпатичный Ким Сынмин. Ким Сынмин же задавался вопросом, как Минхо оказался здесь, что он там делает и, что еще важнее, как он нашел эту комнату. На мгновение оба замолчали, после чего Сынмин подошел к Минхо. Смущенный, но защищающийся взгляд. — Как ты нашел меня здесь? — Сынмин заговорил первым, и тогда до Минхо дошел смысл сказанного. Знакомый голос, теплый и приветливый. Все совпадало. — Я… — Минхо попытался заговорить. — Я не… Ты поешь? Сынмин подошел ближе. Так близко, что им обоим некуда было смотреть, кроме как в глаза друг другу. В глаза, которых они оба избегали. Впервые они смотрели не для того, чтобы дразнить или оскорблять. Они просто стояли и молчали, глядя друг другу в глаза. У Минхо такие большие глаза, подумал Сынмин. Он не знал об этом, потому что каждый раз Минхо отворачивался от него или щурился, чтобы заговорить с ним. Но вот они, большие глаза, чертовски яркие, с черной радужкой, словно дыра, способная засосать Сынмина внутрь. И в этот момент, в эту маленькую секунду, Сынмин почувствовал, как его сердце замирает от жалости к Минхо. Два года он просто продолжал дразнить Минхо, и иногда это было утомительно, но все же забавно — пытаться заставить Минхо посмотреть на него. Но не сейчас, не в этот момент. Они не избегали этого, но это зажгло в них обоих сильный страх. Минхо был слишком упрям, чтобы признать свою влюбленность в Сынмина, а Сынмин впервые столкнулся с этими чувствами. Это была гремучая смесь. Минхо всегда так относился к Сынмину. Даже когда он не признавался в этом, или даже когда был уверен, что влюбленность не настоящая, а просто капитан был по-глупому милым и таким притягательным, поэтому он продолжал думать о нем, и все. Но чувства были всегда. На протяжении двух долгих лет. У Сынмина никогда не было времени подумать об этом, даже в тот день, когда он нес Минхо на руках в лазарет. В тот день все и началось. Сынмин внимательно наблюдал за тем, как Минхо неудачно упал во время выступления, получив перелом костей черепа и лодыжки. Из-за этого он не позволил никому нести Минхо, и Сынмин не присутствовал во время большей части игры, из-за чего команда проиграла в тот вечер. Он еще не был капитаном, но это решение привело к поражению его команды. После того как Минхо пришел в себя, а Хёнджин рассказал о поражении команды, между капитаном и чирлидером состоялся первый разговор. Минхо был зол из-за того, что команда проиграла, в то время как он никогда не просил Сынмина покинуть поле, чтобы выручить его, и Сынмин никогда не винил его за это, но все так и не разрешилось. В общем, Сынмин никогда не думал о Минхо в таком ключе, кроме того, что он — лидер команды поддержки, который может действовать ему на нервы. Он никогда не задумывался о чувствах слишком глубоко. Отчасти это объясняется тем, что Сынмин никогда никого не любил. Он влюблялся то тут, то там, целовался с парнями и девушками на вечеринках, но никогда не любил. Он никогда не чувствовал своего сердца так, как сейчас, глядя в большие глаза Минхо в той музыкальной комнате. — Сынмин, я… — начал говорить Минхо. — Я не знал, что это ты. Но голос не вырывался с губ Сынмина. Ему стало интересно, слышит ли Минхо, как громко бьется его сердце. Он решил ничего не говорить. Он был в замешательстве, и его голова работала так, как ему сейчас не нравилось, не давая придумать что-то логичное. Он прошел в угол комнаты, взял свой рюкзак и перекинул его через плечо вместе с висевшим на нем пальто, а затем вышел из комнаты. А Минхо остался стоять на месте. Не понимая, что произошло, он думал обо всем одновременно, а голос Сынмина все еще звучал в его голове.

***

Следующая неделя прошла в хаосе: в субботу предстояли выпускные экзамены, поэтому все были на нервах, и какое-то время Минхо пытался убедить себя, что именно поэтому Сынмин был странно тихим. Три дня никаких подколов, шуток и оскорблений. Это был рекорд даже для таких недель. В среду Минхо обедал с Феликсом и Хёнджином, и вдруг к ним подсели Чан и Джисон. Бан Чан тоже был из бейсбольной команды, так что парни знали друг друга. Минхо не обращал на них внимания, пока Чан не заговорил. — Сынмин так взволнован, у нас хорошие предчувствия по поводу этой игры. — прокомментировал Бан. Феликс улыбнулся ему: — Я так хочу показать тебе нашу хореографию, правда, Минхо? Минхо задумался над тем, что Чан сказал, что Сынмин взволнован, ведь обычно счастливого Сынмина еще труднее воспринимать, так что, что-то было… не так. — Да, — сказал он. — Возможно, это лучшая хореография, которую мы когда-либо ставили. Ты сказал, что капитан в восторге? Джисон ответил: — А что? Скучаешь по дразнилкам? — Не начинай. — предупредил Минхо. Весь оставшийся день Минхо размышлял над этими словами. Если Сынмин был счастлив, но стал тише, чем когда-либо, значит, он что-то натворил? Сынмин хотел сохранить в тайне, что он поёт, а Минхо вторгся в его личную жизнь? Подобные мысли раздражали его до такой степени, что он не мог сосредоточиться, поэтому лучше было отбросить всё, о чем он думал. Конечно же, ради Сынмина. В тот день перед тренировкой Минхо зашел в раздевалку, где Сынмин обычно переодевался перед игрой. Теоретически, чирлидерам туда нельзя, но разговор лидера с капитаном должен быть разрешен. По крайней мере, именно с такой мыслью Минхо вошел туда. Там было почти пусто, и действительно, Сынмин находился здесь. На этот раз Минхо постарался издать звуки, когда входил, чтобы тот заметил его присутствие. — Нарушаем правила, да? — спросил капитан, не глядя на Минхо. — Тебя здесь быть не должно. Минхо поразили сухие слова. Он глубоко вздохнул, стараясь не выпустить ни одного едкого комментария, — он был здесь не для этого. — Я пришел поговорить с тобой. Сынмин закрыл свой шкафчик и встал, глядя на Минхо, выражение лица которого на этот раз было трудно разобрать. — Продолжай, лидер, — сказал он. — Ну… — Минхо попытался подобрать слова. — В пятницу, если я сделал что-то, что могло тебя разозлить, или переборщил, войдя в ту комнату, я не хотел этого. Сынмин улыбнулся, больше, чем хотел признать. — Соскучился по дразнилкам? Это была ошибка, подумал Минхо. — Определенно нет. — твердо сказал он. — Но ты не оставил мне выбора, и я хотел сказать, что если пение — это твой секрет, и ты боишься, что я разболтаю его… Я не такой. Сынмин в ту же секунду остановил бы Минхо, но тот не ожидал такого разговора. — Это не секрет, — сказал он. — Я просто устал. От дразнилок, я имею в виду. — О… — Минхо тоже этого не ожидал. Сынмин вздохнул, как будто в комнате не хватало воздуха. Он избегал Минхо, это правда, но потому что в нем пробуждались чувства, и он хотел остановить это, и каждый раз, когда он выходил на поле и смотрел на чирлидеров, Минхо был там, в своей укороченной форме и блестящем макияже, и его лицо было таким решительным, и он был таким заботливым как лидер, Сынмин никогда не встречал заботливого Минхо, и… Это было слишком. Чувства были слишком сильны для Сынмина, поэтому он избегал их. До поры до времени это срабатывало, или, по крайней мере, он так думал. — Мы должны это прекратить. — Он продолжил, набираясь смелости. — Я больше не буду тебя оскорблять. Если нам нечего сказать друг другу, мы не должны ничего говорить, верно? — Да, — ответил Минхо, не слишком задумываясь над тем, что все это значит. — Хорошо. Никаких подколов, только вежливые отношения между капитаном и лидером. И тут через дверь послышались громкие крики и смех. Это был сигнал Минхо уйти, наполовину ошеломленный разговором. — Минхо хён? — Джисон был первым, кто увидел его там, и на его лице появилась небольшая улыбка. — Разве не ты установил правило? Минхо оставался серьезным, и эта потешность сходила с лица Джисона. — Я говорил с капитаном о субботней игре. Удачи нам. Тренировка в тот день была нелегкой, когда оба лидера были так сосредоточены. Казалось, они изо всех сил старались забыть и похоронить любые чувства, будь то хорошие или плохие. У Хёнджина от танцев ломило кости, и он видел, что остальные члены команды тоже вымотаны. — Хён, — осторожно начал он, — я знаю, что ты хочешь показать все самое лучшее в субботу, но если мы будем продолжать репетировать в том же духе, то в субботу у нас не будет ни одной ноги. Минхо был вынужден признать, что в тот день он был немного строг. Ему также не понравилось, сколько раз он кричал «Снова!» для команды. Затем он попросил всех сесть, чтобы закончить день. — Прежде всего, извините за сегодняшний день. — сказал он, поклонившись танцорам. — Это было утомительно, и я не буду говорить, что это было потому, что я хочу добиться от вас большего. Но в любом случае, вы, ребята, были лучшими, как всегда. Я и сожалею о своем отношении, и горжусь вами всеми. Спасибо. А потом лидер с полным правом наблюдал за тем, как уставший Феликс встает, чтобы крикнуть. Позже Хёнджин узнал, что с бейсбольной командой все было также. Джисон жаловался по телефону, что чувствует себя разбитым, а Сынмин был упертым как баран, требуя больше тренироваться, но никто в команде больше не мог этого вынести. Даже Со Чанбин, а ведь он практически родился в спортзале. После нескольких минут разговора Хёнджин заговорил о том, что Минхо сегодня вышел за рамки нормы и в конце репетиции извинился перед всеми, чего обычно не делает. — Они молчат, верно? — Хёнджин отметил. — Сынмин и Минхо хён. — Ты думаешь… что-то случилось? — спросил Джисон. Хёнджин хихикнул в трубку: — Я не собираюсь спрашивать Минхо хёна. — Сынмин в комнате, смотрит фильм, если я постараюсь… — подумал Джисон. Хёнджин снова рассмеялся, и на этот раз Джисон тоже залился смехом, спросив, что это было. — Боже мой, мы похожи на сплетниц. — пояснил Хёнджин. — Расскажи мне потом, если ничего серьезного не будет. И тогда Джисон последовал плану. Очень хорошо составленному плану, между прочим. Он заказал через приложение любимую сладость Сынмина, и когда её привезли, это был единственный шанс поговорить с ним, шанс, который он долго откладывал. — Бейб, нам нужно поговорить. — сказал он с коробкой пончиков в руках. — Ты действительно собираешься заставить меня поставить на паузу диснеевский фильм, чтобы поболтать, и даже купил мне пончики, чтобы убедить меня? — спросил Сынмин. Джисон сел на диван, взял в руки контроллер и поставил фильм на паузу. Сынмин не стал задавать вопросов, он был слишком погружен в свои пончики с розовым кремом. Потому что это срабатывало. Каждый раз. — Ты же знаешь, что я не буду заставлять тебя что-то говорить? — Джисон подготовил поле. — Но что происходит между тобой и Минхо? Сынмин был ошарашен этим вопросом. — Что? Я и Минхо? Ничего? Джисон тоже взял пончик: ему было очень тяжело говорить, он не привык быть взрослым другом. Мальчик перевел дыхание, а потом выпалил все сразу: — Ты и Минхо, да. Сегодня ты чуть не оставил меня без мышц, а Хёнджин сказал, что Минхо сегодня тоже был в настроении убивать. И я видел, как Минхо хён выходил из раздевалки. А еще вы как-то странно притихли, и это меня настораживает, я скучаю по тому, как вы оскорбляете друг друга. Сынмин положил пончик обратно в коробку и глубоко вздохнул. Единственным источником света в комнате был телевизор, что, по правде говоря, навевало тоску. Сынмин дулся, а Джисон только сейчас это понял. Съеденные пончики перед важной игрой, банальный диснеевский фильм по телевизору — все было налицо. — Я расскажу тебе все, что у меня на уме, и ты не будешь жаловаться, потому что это ты меня попросил, а я нахожусь на грани эмоционального всплеска, так что тебе придется со мной повозиться. — Сынмин сказал это очень искренне, для его же блага. — Я слушаю. —Джисон сел прямо на диване и положил надкушенный пончик в коробку. — Может быть, я испытываю к Минхо чувства, которых не хочу. — Сынмин впервые произнес это вслух, и это было немного более ошеломляюще, чем он думал. — И я пиздец как боюсь, поэтому бегу от всего как сумасшедший. Я понял это в тот вечер, когда он увидел, как я пою. Ты знаешь, что я занимаюсь пением просто для удовольствия, и я не знал, что он танцует в пятницу вечером в колледже, ведь он танцует буквально каждый день. Типо, че ж ещё он будет делать в пятницу вечером? Но ладно, он был там, увидел меня, и мы продолжали смотреть друг другу в глаза, а потом я вдруг Оу. И не Оу это он! Но как Оу, только не он! Но каким-то образом Это он. — Мин, дыши. — попросил Джисон. — Нет. Нет передышкам, Сон. Дай мне закончить. И с того дня мы не разговаривали, потому что… Ну, я не знаю, как любить? Я не думаю, что родился с этой инструкцией, и одна мысль о том, что он мне нравится, приводит меня в ужас, потому что я не хочу быть отвергнутым, моя жизнь идет слишком хорошо, чтобы какой-то мальчик пришел и все испортил. Джисон улыбнулся, услышав все это, и это еще больше смутило и раздосадовало Сынмина. Но и Хан посмотрел на него с пониманием. — К любви не прилагается инструкция, Мин. — Джисон сказал, как всегда, спокойным голосом. — Может, тебе разобьют сердце, а может, и нет. Уверен, ты это и так знаешь. Это страшно, но и… не знаю как… кАК ВОЖДЕНИЕ? Но ты все равно едешь. Я бы понял, если бы ты сказал, что ты не романтик, но если чувства есть, зачем бежать? Сынмин снова взял пончик и стал уплетать его. — Ну, во-первых, я могу ему не понравиться, так что это первая проблема. Во-вторых, я не думаю, что подхожу на роль парня. Джисон хихикнул: — Не могу помочь тебе с первым, но мы живем вместе уже… три года. Ты хороший бойфренд материал. Сынмин молчал, глядя на телевизор с паузами на сцену из «Кэмп Рока», где Джо Джонас танцует, как червяк, посреди толпы подростков. — Слушай, я не говорю, что ты должен что-то делать прямо сейчас, давай сначала… выиграем игру, а потом разберемся с эмоциями, а пока ты подумаешь о том, что ты хочешь сделать. Давай? — спросил Джисон. Сынмин искренне улыбнулся. — Ты только посмотри, как ты организуешь мысли и даешь мне советы… Спасибо, малыш, правда. Джисон убрал с дороги коробку с пончиками, обнял Сынмина, и они продолжили обниматься и смотреть фильм, потому что в конце концов они стали друг для друга семьей и не хотели расставаться с этим, никогда. В квартире Минхо все было так же мрачно, как и в квартире Сынмина и Джисона. Он уже давно привык жить один, но иногда одиночество просто удручало. Обычно он без проблем переносил такие ночи, но не стал жаловаться, когда Хёнджин написал, что они с Феликсом уже едут с алкоголем. На самом деле Хёнджин ехал не с тем же намерением, что и Джисон, он не собирался спрашивать Минхо о том, что происходит, потому что у них было доверительные отношения, и он знал, что, когда придет время, Минхо откроется им. Феликс заказал пиццу, и ребята сидели в гостиной, разговаривая о танцах, о планах, обо всем и ни о чем. Минхо любил такие вечера, ему нравилось, что рядом есть люди. — Нет, но если серьезно, мне кажется, я ему нравлюсь. — прокомментировал Феликс. Минхо погрузился в свои мысли, не понимая, сколько секунд разговора он уже потерял. — Долбоеб, это же очевидно, — пошутил Хёнджин, наливая себе еще вина, его смех становился все громче. — Кто? — спросил Минхо. Щеки Феликса покраснели при одной мысли о том, чтобы сказать: — Бан Чан. Хёнджин уселся на ковер. — В эти дни новенький в команде, Ян Чонин, проболтался, что Чан влюбился, а мы сидели за столом, и Чан сказал что-то о том, что ему не стоит постоянно говорить об этом. — И это очевидно, но и мило. — добавил Феликс, — Но я не хочу встречаться прямо сейчас, так что ему придется либо ждать, либо сдаться. Минхо тоже захихикал, сделав глоток вина: слово «встречаться» заставило его почувствовать себя меньше. За ночь, уже заметно подвыпившие, они успели поговорить о самых разных вещах — от романтических разочарований до ужасной еды, которую они ели в городах, где выступали. Они вместе создавали хорошие воспоминания, и сегодняшняя ночь стала еще одним из них. Однако Минхо и представить себе не мог, что в какой-то момент его мысли придут к некоему капитану, имя которого все хорошо знали. — Он попросил меня перестать оскорблять друг друга. — неожиданно сказал Минхо. — Я знаю, что вам интересно и вы хотите спросить меня, так вот. — Я думаю, что сказать: «Ура!» или «Мне жаль», — сказал Хёнджин. — Ура! — решил Минхо. — Это к лучшему, все устали… Феликс, уже полностью лежавший на диване, снова сел. — Хочешь поговорить об этом? Минхо улыбнулся другу: ему нравилось понимание и свобода действий, но пока не хотелось лезть в неизвестность. — Да тут не о чем говорить, — искренне ответил он. — Это наш последний год, и все слишком затянулось, возможно, в какой-то момент кто-то из нас переступит черту, я бы тоже предпочел закончить всё до этого момента. И больше они об этом не говорили. Во-первых, об этом попросил Минхо, во-вторых, они все устали, была среда, и жутко хотелось спать. Или, по крайней мере, в ту ночь Минхо пытался заснуть, но мысли все время играли с ним, то уходили в ту комнату, то думали о той чертовой улыбке.

***

Никто не мог подготовить ребят к этому дню. Чувствовалось напряжение, но хорошее напряжение, которое проявляется в дни игр. Стадион был полон, и люди организовывали поддержку плакатами и табличками, лица раскрашивали в черное и золотое — цвета команды. Болельщики всегда были на первом месте, открытия игр были только для них, и они наслаждались вниманием, громкими криками при каждом удачном движении, день уже был таким красивым. Минхо чувствовал себя особенно красивым, он был так сосредоточен на хореографии, которую репетировал все последние дни. Громкая музыка в ушах, Хёнджин и Феликс рядом с ним — все в этот день было прекрасно. Когда все закричали, это означало, что команды готовы выйти на поле для игры. Все прошло хорошо, хореография, отрепетированные шаги — все было выполнено на отлично. Лишь одно беспокоило Минхо в разгар эйфории от только что прошедшего выступления. С того дня в раздевалке он больше не видел Сынмина, но не смотреть на капитана в день игры было просто невозможно. Это чувство росло в нем, как горько-сладкий привкус. В течение двух лет в дни игр он говорил Сынмину что-нибудь приятное. Например, о том, как они собираются победить другую команду, или о том, что он выглядит как хороший капитан. Это был единственный день, когда он забывал про все поддразнивания, чтобы рассказать немного о себе. Теперь же, признавшись себе, что он что-то чувствует к Ким Сынмину, было трудно придумать, что сказать, особенно если учесть, что ему нравился парень, который с ним больше не разговаривал. И вот он здесь. Капитан. Номер 11 в своей команде, звезда игр и, как следствие, любимец девушек и парней колледжа. — Я просто хочу сказать тебе об этом, потому что знаю о твоем намерение — скрывать свою влюбленность в Ким Сынмина, но ты пялишься. — Хёнджин предупредил его, улыбнувшись, чтобы сгладить углы. Минхо посмотрел на него с холодным, как утренний туман, лицом. — Сосредоточься. — Конечно. — Хёнджин продолжил трясти помпонами в руках. Игра и так была не из легких, но Минхо мог беззастенчиво подбадривать Ким Сынмина, ведь он просто выполнял свою работу. В то время как напряжение нарастало все больше и больше, Сынмин выкладывался на полную. Джисон, Чан, Чанбин и Чонин были измотаны, но продолжали стараться. Каждый момент был наполнен напряжением, но ничто не сравнится с тем чувством, когда судья наконец закончил игру, отдав победу команде Ким Сынмина. Повсюду были слышны и видны клочья бумаги, громкая музыка, крики и радостные возгласы. Люди спускались со своих мест, чтобы отпраздновать победу, превращая все поле для игры в хаотичную вечеринку. Но только не для Минхо. Он видел только Ким Сынмина, и все возвращалось к Ким Сынмину. И снова, словно не контролируя свое тело и поступки, он просто послушал своё сердце. Капитан был там, стоял с огромной улыбкой на лице, получал комплименты со всех сторон, его чествовали так, как он того заслуживал. Но этого было недостаточно, недостаточно было смотреть на него и радоваться издалека. Минхо не хотел быть просто кем-то для него. — Йа! Капитан Сынмин! — воскликнул Минхо, подойдя ближе и крикнув так, чтобы его услышали. — Ли Минхо! — обрадовался Сынмин. И было трудно, так трудно просто смотреть, просто смотреть на него и не прикасаться к нему. Минхо хотел прикоснуться к нему. Он не был тактильным человеком, не любил обниматься, ради всего святого, он не был человеком, который бы совершал безумные поступки из-за любви, для него это было не так. Но в тот момент он мог думать только о том, чтобы прикоснуться к Сынмину, почувствовать его рядом, приблизить к себе. И вот это случилось. Минхо поцеловал Сынмина. Это был всего лишь поцелуй в губы, но все же поцелуй. Все вокруг были заняты тем, что прыгали и кричали так, что у них могло разорваться горло, но только не они. В этот момент, слишком банальный даже для самых банальных клише, были только они. Чувствуя тепло друг друга в этот момент, Минхо не отвечал за свои действия, просто целуя глупого милого мальчика, в которого он влюбился. Но потом, ненавидя себя за все, он вспомнил, что сказал ему Сынмин в тот день в раздевалке. — Сынмин, — пролепетал он. — Прости меня. Это была ошибка. Мне очень жаль. Сынмин не мог осмыслить произошедшее, его сознание помутилось, и единственной его реакцией было расширенные от удивления глаза, но это лишь заставило Минхо отпрянуть еще дальше и начать смеяться. — Не знаю, что мне взбрело в голову, — попытался объяснить Минхо. — Это была ошибка. Большая ошибка. Гигантская ошибка. Больше такого не повторится, никогда. И это были последние слова, которые Сынмин услышал от Минхо. В тот день, да и на следующей неделе тоже. У болельщиков были каникулы, у игроков будет несколько недель отдыха, прежде чем они вернутся к тренировкам, в конце концов, они это заслужили. Так что у Минхо и Сынмина не было причин сосуществовать в одном месте. Но вечеринки устраивались, игроки и болельщики продолжали тусоваться вместе, но только не они двое. Минхо полностью заперся в доме, собрав в кучу всё, что только можно, потому что устал, не был настроен праздновать, да и вообще, ни с того ни с сего поцеловал Сынмина на глазах у толпы. Он слишком много думал, и каждый раз, когда вспоминал тот день, его охватывало чувство стыда. Он не был из тех, кто бежит от чувств, от мнений, но и не был из тех, кто так сильно переживает, поэтому не знал, как с этим справиться. А Сынмин был… Ну, как бы заблудился в своих мыслях. Джисон иногда пытался поговорить с ним, но он даже не знал, что поцелуй состоялся, а уж тем более, что он произошел вот так, беспорядочно, поспешно, с сожалением. Слово ошибка постоянно крутилось у него в голове. И он не мог заставить себя говорить об этом, потому что ошибки нужно просто забывать. Так должно быть, и так будет. Минхо почти не отвечал на сообщения, только «да» или «нет», или соглашался с чем-то, но ничего конкретного. Поэтому в четверг вечером Хёнджин постучался к нему в дверь. Когда Минхо открыл дверь, Хёнджин даже не стал ждать, пока пройдет удивление на лице хозяина, прежде чем войти. — Знаешь, — сказал Хёнджин, поудобнее устраиваясь на диване, — я всегда тебя уважал, но в этот раз позволю себе спросить, что, черт возьми, происходит с тобой, хён? То есть, формально мы на каникулах и все такое, но я устроил вечеринку, а ты даже не пришел. — Хёнджин-а, — попытался протестовать Минхо. — Пожалуйста, не злись, я просто волнуюсь. — сказал Хёнджин. Минхо глубоко вздохнул: — Я поцеловал Сынмина. — Тогда я не понимаю, как это привело к такой ситуации. — Хёнджин надулся, — Раз уж он тебе нравится, бесполезно отрицать это. Минхо пожал плечами: — Представь, что после поцелуя я попросил прощения, сказал, что это была ошибка и что больше такого не повторится… — Нет, представляю. — Хёнджин рассмеялся, но, поняв, что Минхо все еще серьезен, снова замолчал. — Зачем ты это сделал? Мягко говоря, не очень умно. Минхо швырнул в него подушкой: — Я не давал тебе разрешения судить меня. Хёнджин молча ждал, что Минхо еще скажет. Не может быть, чтобы он сказал это Сынмину после того, как поцеловал его. — Смотри, — Минхо тоже сел, сдаваясь. — Мне действительно нравится Сынмин, дольше, чем я могу признаться тебе, и больше, чем я могу осознать, но дело не в этом. Это не из-за него, он сказал нам остановится сразу после встречи в музыкальном зале, а потом все пошло наперекосяк, и все привело нас сюда. Хёнджин закатил глаза: — Почему вы, геи, так не любите разговаривать? — Чего? — недоверчиво сказал Минхо. — Ты теперь натурал? Хёнджин швырнул в него подушкой: — Никогда не оскорбляй меня так, но я в порядке, спасибо мне и моим отношениям. И знаешь, почему? Потому что когда я подумал, что мне действительно нравится Джисон, я поступил так, как должен поступить любой другой человек. Минхо бросил на него взгляд, но Хёнджин продолжил: — Я подошел к нему в моих самых мешковатых штанах и сказал: Привет, Джисон, я в тебя влюбился. Я не прошу тебя встречаться со мной, я просто даю тебе знать, а потом мы решим, что делать дальше. — Это не так просто, — сказал Минхо. Хёнджин скрестил руки. — Ох, да? Скажи мне хотя бы одну нормальную причину почему это не так легко. Минхо задумался о том, что может помешать ему сказать Сынмину о своих чувствах. — К тому же, — прочистил горло Хёнджин, — если вы не разговариваете друг с другом, то вам нечего терять. Парень был прав. Минхо действительно нечего было терять, но мысль о том, что может произойти, пугала его. Он ненавидел незнание, не иметь возможности контролировать свои дальнейшие действия, не знать, что будет дальше. Той же ночью, не в силах уснуть и, как обычно, слишком много думая, он решил пойти в танцевальную студию. Он не возвращался туда с той пятницы, и, возможно, сейчас ему просто нужно немного потанцевать, и все снова будет хорошо. Он подумал, что, возможно, ведя такую беззаботную жизнь, то, что происходит сейчас, не имеет большого значения, но в конце концов он не хотел, чтобы это было так. Той ночью, в танцевальной студии, он хотел встретиться со всеми своими демонами и убить каждого из них, но не так-то просто было убить чувства, когда он танцевал именно для того, чтобы показать, что он чувствует. Поэтому он был там. В танцевальном зале, темном, как сама ночь, под инструментальную песню, где он мог придумать любую историю, любой текст, но его голова снова возвращалась только к Сынмину. Мне нужно поговорить с ним. На размышления у него ушло достаточно времени. И прежде чем передумать, он уже писал сообщение. Встретимся в танцевальном зале рядом с музыкальной комнатой, где ты репетируешь. Пожалуйста. Он нажал кнопку «Отправить» и включил музыку, стараясь не слышать собственного колотящегося сердца. Менее чем через полчаса он услышал, как хлопнула дверь, и в комнату вошел Сынмин в толстовке и с грязными волосами, оглядываясь по сторонам и включая свет. — Минхо? — заговорил Сынмин, как только его глаза нашли танцора. — Ты в порядке? Минхо едва стоял на ногах. Но когда он услышал, что Сынмин беспокоится о нем, сердце его забилось. Он не планировал ничего подобного, но слова сами собой вырвались из его уст: — Спой мне. — сказал он. Сынмин остановился в замешательстве. — Что? — Спой мне. — Минхо настаивал. — Песню, которую ты пел в тот день. — Слушай, это что, шутка? Если да, то я же сказал, что устал. — Сказал Сынмин, голос у него действительно немного усталый. Минхо покачал головой и пристально посмотрел на Сынмина: ни намека на шутку, он, пожалуй, никогда в жизни не был так серьезен. Он просто стоял в центре внимания, вспотевший, взволнованный, надеясь, что Сынмин встретит его. А для Сынмина царила такая атмосфера, что ему хотелось петь. Поверить в слова Минхо. Ему очень не хватало видеть Минхо даже издалека, как в этот момент. И то, как беспомощно он выглядел, заставляло сердце Сынмина сжиматься. Первая нота прозвучала немного фальшиво: в тот день Сынмин не тренировался, было холодно, и он никак не ожидал, что Минхо попросит его спеть. Но он пел. I had been lost to you, sunlight. And flew like a moth to you, sunlight, oh, sunlight. Сынмин подпевал, а Минхо начал танцевать, и, хотя Сынмин никогда не видел, чтобы Минхо так танцевал, он был увлечен. Oh, and these colors fade for you only. Hold me, carry me slowly, my sunlight. Минхо продолжал танцевать под голос Сынмина. Он чувствовал и танцевал каждую строчку, каждое слово, его тело откликалось, словно сама мелодия. Минхо был подобен дождю, грому и молнии, которые обрушивались на него, как волны под солнцем, которым был голос Сынмина. Each day, you'd rise with me, know that I would gladly be the Icarus to your certainty. Oh, my sunlight, sunlight, sunlight. Комната была в их распоряжении, и Минхо заполнил своим танцем всё помещение, а Сынмин следил за каждым движением, его глаза были прикованы, как будто он не хотел пропустить ни одного выражения, которое Минхо делал в танце в этот момент. Strap the wing to me, death trap clad happily with wax melted. I'd meet the sea under sunlight, sunlight, sunlight. И голос Сынмина стал единым целым с танцем Минхо. Они словно слились воедино, и Сынмин не мог перестать петь, потому что хотел досмотреть это шоу до конца, хотел видеть Минхо, любоваться им в этих черных леггинсах, черной майке, струящихся волосах и всем им, заполняя каждое место в его сердце. И когда песня закончилась, сердце Сынмина успокоилось в груди, но Минхо не остановился посреди комнаты. Он подошел к Сынмину, который снова был так близко, даже ближе, чем в тот день, и снова закрыл глаза. — Той ночью я и был здесь. — Голос его дрожал, он устал от танца. — Я услышал твой голос и движения, и хотя я не знал, что это поешь ты, в моей голове был только твой образ. Он попытался отдышаться. — Это ты, Сынмин, с самого начала. А что касается певца, то он молчал слишком долго. — В ту ночь я сбежал потому, что не мог вынести твоего взгляда. Впервые я осознал, что ты мне очень нравишься, и это пугало. — Сынмин, — улыбнулся Минхо. — Дай мне закончить. — Тогда я попросил прекратить эти препирания, потому что, глядя на тебя издалека на тренировках, я больше не хотел тебя оскорблять. Мне захотелось стать ближе и ближе. И это меня чертовски напугало, потому что я подумал, что ты не почувствуешь того же. Прости меня. Минхо подошел ближе, обхватил руками талию Сынмина: — Не надо. Больше никаких извинений. Я уже ближе. И они поцеловались. На этот раз оба с уверенностью в том, что они точно влюблены. И это чувство принадлежности, присутствия рядом, полной поддержки друг друга ощущалось через поцелуй. Этот поцелуй с привкусом "я хочу большего". Ближе. Дольше. Навсегда. Такой поцелуй был намного больше, чем простой чмок. Это была их преданность, их рай, их слияние.

***

Вот что можно сказать о Ли Минхо. Он никогда не думал, что однажды станет лидером группы поддержки и парнем капитана бейсбольной команды. Так что целый семестр он привыкал к этой рутине - быть чьим-то парнем. Этим кем-то был капитан Ким Сынмин. А также певец для его хореографических постановок. Им было так весело: Минхо перетаскивал всю мебель из центра своей комнаты, Сынмин убирал ковер, и они танцевали вместе при свечах, Сынмин шептал какую-нибудь песню, а Минхо направлял его. Они засыпали в обнимку, а по утрам Минхо готовил для них, ведь завтракать - это его обычное дело. Минхо впервые создавал свою собственную семью, полную любви, путешествий и улыбок, воспоминаний, понимания, дружбы. На поле тоже не обошлось без дразнилок, но на этот раз со стороны товарищей по команде, которые спрашивали, когда капитан присоединится к болельщикам. Или же чирлидеры говорили, что Минхо стал больше стараться, когда получал много поцелуев, в то время как Сынмин выигрывал игру. В последней игре года, последней для Сынмина в качестве капитана и последней, когда Минхо вышел на поле в качестве лидера группы поддержки, команда также выиграла матч. Это было очень похоже на тот конец семестра, когда все пошло наперекосяк, но не в этот раз. В этот раз, когда Сынмин выиграл, его глаза искали Минхо в толпе. Победа в любой игре не шла ни в какое сравнение с тем чувством, которое росло в его груди по мере того, как эти двое узнавали друг друга все лучше. В тот день Сынмин почувствовал, что его сердце наполнено чувствами. Теперь любовь не вызывала страха, это было так же просто, как петь, так же просто, как Минхо сказал, что танцы - это для него. Любовь к Минхо стала для Сынмина одним из лучших решений в жизни. — Это ты. — сказал Сынмин. И Минхо ответил, встретившись глазами с Сынмином: — Это ты.