Шипы да ягоды

      Я учуял его ещë до того, как он вошёл в дом. Из окна вместе с ароматом цветущей яблони проник другой, чужой запах, на удивление приятный и нежный. Было ли дело в том, что я с таким нетерпением его ждал и сам себе внушил эдакую сладость, или Рома так же, как и я, волновался и оттого чрезмерно испускал фон – уже и не вспомню. Помню, как выглянул на улицу чуть ли не всем туловищем, чтобы разглядеть два силуэта, мерно перешагивающих по тротуару прямиком к входной двери. Он был в костюме, синем, волосами назад зачесанными, в то время как у отцовской рубашки были закатаны рукава и расстёгнуты пара пуговиц. Отец активно жестикулировал, между ними явно была приятная беседа.       Это хорошо, что атмосфера располагающая. Я замучался в ожидании и не спал всю ночь – мне не было дела до тонкого чутья атмосферы, выуживания полутонов и приглядывания к отцовской реакции, но страшно всë равно было неимоверно. Они поговорят, час или несколько, позовут меня, чтобы смогли оценить мой фон, резюмируют и… надеюсь, меня примут. Надо обязательно понравиться, отец явно слукавит, приукрасит мой характер и навыки, но я смогу доказать свою… эх... Вот бы ему понравиться.       Отец в прошлый раз так взбесился, что я уже в который раз не подошёл очередному жениху. Так страшно было от его минуса, выбивающего воздух из лёгких, застилающего глаза пеленой. Словно полчища насекомых ползли по коже, оставляя неприятный липкий след, и нет никакой возможности избавиться от этого, они вгрызались в кожу, норовя туда забраться, чтобы истязать каждый сантиметр моего тела, и нигде нельзя было спрятаться от этого. Ни в непосредственной близости от него, ни в своей комнате, особенно учитывая, что «здесь нет ничего твоего». Хотелось умереть на месте. Рубануться в обморок. Не чувствовать ничего. Напугать его хоть раз. Но было бы странно, если бы случайность пошла у меня на поводу. Зато полночи не спать и блевать это мы можем, хах, нет чтобы хоть разок нормально выспаться, отпустив тревожащие мысли и сладкие болезненные мечты о лучшем будущем, даже в собственном сознании нет места спокойствию и дому, словно и тут расплескали чëрной краски и зашторили все окна. Потому что нет веры уже, что будет это самое «лучше». Явно не в этом месте.       Холодом по лицу прошёл ветер. Я пришëл в себя. В зеркале отражается мокрое лицо, с поплывшим макияжем, рубашка мятая и влажная в вороте. Вся комната теперь в минусе. Мурашки сбегаются в центр, и чувствую, что могу сорваться в очередной приступ плача. Надо проветрить одежду или надеть что-нибудь другое. Искупаться, чтобы и следа минуса на теле не осталось. Надо подождать, потерпеть чуть-чуть. Сегодня может решиться моя судьба. Так хочется, чтобы я ему понравился.       Меня позвали раньше времени. Я старался держать запахи при себе, но голова предательски кружилась. Тело не слушалось, меня шатало, а руки тряслись. Отец смерил меня разъедающим взглядом и пробормотал о самообладании, добавил «только посмей испортить впечатление» следом. Сказал, что Роман попросил позвать меня, ибо хочет рассказать о себе в моëм присутствии. Что-то внутри заликовало, но я старался держать лицо.       Отец велел опустить взгляд, но не к коленям – держать на уровне чужих предплечий, любым проявлением демонстрировать кротость, скромность. Не смотреть открыто, не перетягивать внимание, слушать, пить кофе, но к десертам не притрагиваться, сидеть ровно, держать лёгкую улыбку.       Не знаю, насколько это верное поведение, но ослушиваться в такой момент не стал. Но стоило зайти в зал, как меня сразу выцепили тёмные глаза. Дыхание попросту спëрло. Глаза в отличие от губ не улыбались, а вгрызались в меня, пытались считать всë моë нутро. Словно рукой сжало внутренние органы. Будто ему давался только один шанс оценить меня, и он проявил всю свою проницательность, напор. Лицо светлое у него, с множеством родинок. Волосы блондинистые, ресницы и брови тëмно-русые, на их фоне карие глаза кажутся бездонными, чëрными. Это так красиво. Он плюс-минус мой ровесник. И фон его приятный, обволакивающий. Словно отец не в этой комнате вовсе, да и меня словно здесь нет. Взбудораживает. Это длилось всего мгновение, сейчас отец уже общался с альфой, видимо, уже пройдя момент представления друг другу, и я уже сидел подле отца.       Мой ненаглядный улыбался.       Глаза его сужались при каждой отцовской шутке и в целом он был расслаблен и весел, словно не должна решиться его судьба, словно не его оценивают по всевозможным параметрам, начиная от опрятности и густоты феромонового фона до чистоты речи и успешности в жизни.       Я сдерживал фон. Плюс из меня так и рвался, так хотелось, чтобы это всë поскорее закончилось, и я уже сбежал отсюда. Но отец будет тянуть до последнего. Оно, конечно, понятно, меня уже давно не могут выдать в мужья только лишь из-за специфических тонов в фоне да и моё здоровье виделось большой угрозой моему браку, но надо же набить цену, а как же важность и святость всех этих ритуалов… Но, возможно, таких, как Роман, уже и не осталось толком: какой полудурок согласится на подобного рода смотрины, стыд да и только. Пот мгновенно покрыл ладони, и я, кажется, проморгал минус в запахе. Возможно, отец даст мне с ним переговорить лично, может, он пойдёт на уступку, при альфе же, улыбку натянет и стерпит, а до последствий этой выходки не дойдёт, все силы приложу, чтобы договориться с Романом. Он бездетный, ему сын и нужен только, стал бы тогда таким образом искать себе супруга.       — Роман, мы с вами это уже обсудили, но раз вы так беспокоитесь о его мнении... Лëша, как считаешь?       Я мгновенно оживился. Наверняка они поняли, что я ни черта их не слушал. Последняя тема была вроде о сыновьях. Оба смотрели на меня вопросительно, и отец уже начал было отвлекать от меня внимание, как я спохватился:       — Папа, я бы хотел обсудить этот вопрос лично с Романом. Если ты не против, конечно.       Отцу не понравился мой ответ. Пусть внешне он и был спокоен и нарочито благосклонен, я знаю, какая ярость в нëм вспыхнула в эту секунду. Как я рад, что рядом Роман, при нëм-то он себя не проявит.       — Да, конечно. Это несколько щепетильный вопрос, я понимаю, но его итог будьте добры мне озвучить. — Отец проявил плюс, и на моих зубах почти заскрипел сахар.       Я повëл Романа на веранду, стараясь проследить его взгляд. Он выглядел заинтересованным, доброжелательным, а когда я оглянулся к нему, он быстро отвëл голову. Меня от этой реакции немного повело. «Ему стало неловко, что я поймал его взгляд? Тет-а-тет он не так смел, как перед отцом?» — от этой мысли стало опьяняюще приятно.       Я шëл впереди и, дойдя до двери на веранду, специально еë придержал, чтобы оглядеть Романа целиком. Он немногим старше меня, не больше двадцати пяти. Выше где-то на голову, туфли дорогие до блеска вычищенные, костюм сидел на нëм великолепно, не знаю, кто выбирал и подшивал, но сделана работа на славу. Да и в принципе его походка и осанка, крепкие ладони с аккуратно подстриженными ухоженными ногтями – всë это так лаконично и выигрышно на нëм смотрелось, словно мне действительно улыбнулась удача. Он повернулся ко мне лицом, и в воздухе послышался плюс.       — Вы меня рассматриваете? — Он улыбался и, пусть он сказал это с усмешкой, он не перешёл грани и всë ещë держал дистанцию. «Он действительно заигрывает со мной..?»       — Мне предстоит прожить с вами всю жизнь, конечно, я буду вас рассматривать. — Я заметил, как он стушевался и продолжил: — Т-так что у вас был за вопрос?       — Дело в том, что я опекун своему брату. Он альфа. Я понимаю, к этому принято относиться, но ему всего шесть лет, от него не будет проблем. Мы уже обсудили это с вашим папой, он не против, но мне важно было сообщить это вам лично. Мишка... он…       Меня словно ледяной водой облили. Теперь понятно, что он дошёл до такой крайности, как смотрины. Господи, ну, конечно, не могло быть всë так просто! Конечно, именно этот альфа, у которого и запах приятный, и недвижимость своя есть, и работа хороша, и лицом вышел – конечно, есть сын-альфа! Ну, не может всë быть настолько хорошо, надо обязательно где-нибудь да поднасрать! Я не выберусь из этого заточения, а даже если и найдëтся кто-то, даже там мне не будет спокойной жизни!       Я опëрся о перила. Небо ясное, с редкими облаками, на улице так солнечно и пахнет сладко яблоней. Когда дышу глубоко, становится легче, отчаяние пропадает, но от этой красоты вокруг только гаже на душе. Поворачиваю к Роману голову. Он не спеша подходит ко мне, тоже опирается, тоже смотрит вдаль.       — Сколько ему? Шесть? Через лет десять он начнëт на меня реагировать. Да и отец мне не говорил, что у тебя есть, считай, сын, тем более альфа. — «Может, смогу с ним договориться об отдельном жилье? Или в училище-интернат его отправить, в кадетское там... Но что, если он откажется? Было бы идеально подписать с ним брачный контракт. Но как сказать об этом?»       — Я очень люблю Мишку. Так сложились обстоятельства, что только я мог о нëм позаботиться. Для меня важно, чтобы мой избранник, — он полностью развернулся ко мне и заглянул в лицо, — тоже его принял. Я понимаю, какой это шок для тебя и твоего папы, но я знаю, что смогу обеспечить вам жизнь под моим крылом и защитить тебя в будущем. Ты… мне понравился. Я не ищу второго родителя для своего брата, я ищу себе пару.       Не знаю, чем было обусловлено моë решение. Так ли я хотел поверить его словам, что закрыл глаза на разумные доводы, или в тот момент он испускал так много плюса, что он затуманил мой рассудок. Я уже и не вспомню. Но я тогда понял, что пойду за ним хоть на край света, что он действительно сможет меня защитить. И от сына, и от отца, от кого бы то ни было.       Пост скриптум это кажется глупостью, я пошëл на поводу эмоций. Так и было. Но я хотел сбежать от отца в место комфортное и безопасное, я хотел услышать, что меня будут любить и уважать. И я это услышал.