Исламабад – столица любви

Пакистан, 1988 — Вот мудак, — всё повторяет Нориаки, пока обрабатывает рану на щеке Джотаро, прямо под глазом. — Я бы не позволил такого отношения к себе, но у меня не было выбора из-за деда, — Куджо сжимает зубы от разъедающей боли. — Потерпи немного. В ранах может быть песок. И здесь ещё, — Какёин проводит мокрым полотенцем по запёкшейся крови на виске, а другой придерживает Джотаро за щёку. — Хватит, — недовольно произносит Куджо, отворачивая голову и склоняя её вниз. — Джостар-сан попросил меня, потому что знал, что ты сам в жизни это не сделаешь. Давай руки. Джотаро молча протягивает обе ладони, всплошь в ссадинах и мелких порезах. Нориаки слегка касается одной из них, придерживая за запястье, одновременно надеясь, что Куджо на заметит, как вспотели его пальцы от волнения. Его руки такие большие. Раза в полтора больше, чем Какёина. И всё равно казались такими красивыми, несмотря на их грубость. Через пергаментную кожу видны синеватые вены, на костяшках еле заметны старые шрамы, а кончики пальцев немного намокли и самую малость подрагивают. Сколько раз за путешествие Нориаки представлял, как эти руки обхватывают его ладонь, а не ломают кости? И сейчас Какёин витал в облаках, протирая мокрой тканью одно и тоже место пятый раз, пока не услышал недовольное шипение, и перешёл на вторую ладонь, также прикасаясь к ней с особой нежностью. — Видишь, здесь песок, — говорит Какёин, показывая Куджо белое полотенце. В ответ Джотаро лишь недовольно хмыкнул и, словно напоказ, сложил руки на груди и плюхнулся на спину, сразу сжав глаза от боли из-за синяков. — Я ведь не хочу сделать тебе больно, — Какёин мягко улыбается, смотря на ДжоДжо, — Протри губу сам, — Нориаки протягивает Джотаро смоченную ватку. Прикоснуться к губам Куджо сам Какёин не мог. Сама эта мысль заставила щёки пускай не гореть, но покалывать. А если он притронется, то, наверное, с него столько пота польётся, что капли на лбу будут видны невооружённым взглядом. Нельзя было показывать себя таким посмешищем. — Больше нигде кровь не течёт? — спрашивает Нориаки, вставая с кровати Куджо и садясь на свою, стоящую совсем рядом. — Нет, — Джотаро раздражённо выдыхает и заводит руки за голову, — Давно меня так никто не бесил. И давно никто так всем своим видом не провоцировал на то, чтобы его избили. Ты почти не оставил мне веселья своим стандом. — Он был слишком тупым, чтобы уметь видеть дальше своего носа и хотя бы попытаться понять своих врагов. Самодовольных одно удовольствие на место ставить, — Нориаки усмехается. — Хорошо сработано. Видел бы ты его лицо, когда на его выебоны про то, что дед сейчас умрёт, я сказал, что он совсем не знает тебя. — Э, меня?! Ты был так уверен во мне? — удивляется Какёин и сжимает простынь в руках. — Конечно. — Спасибо. Мне приятно, — Нориаки неловко улыбается. — Рад, что кто-то может понимать меня без слов и даже на расстоянии, — Куджо едва заметно поднимает уголки губ и достаёт пачку сигарет, следом поджигая одну. — Я тоже, — Нориаки вдыхает распространившийся по комнате знакомый сигаретный дым и морщит нос, — Наконец. — Что наконец? — Меня кто-то понимает. Джотаро, — Какёин чувствует, как разгоняется его сердце, но решает задать вопрос, терзающий его душу, — Ты считаешь меня своим другом? — Что за тупые вопросы? — ДжоДжо поворачивает голову к Какёину и стряхивает пепел в пепельницу, которую он принёс с балкона. — Это да, так полагаю? — Нориаки позволяет себе слегка сдерзить. — Типа того, — Куджо пожимает плечами, смяв губы, — У меня особо друзей-то и не было. — Правда? Получается я твой первый… — Нориаки сам удивляется тому, что сказал и до ужаса смущается, и добавляет — …друг, я имею в виду… И ты тоже мой первый друг. — У тебя тоже никого не было? — Если честно, то да. Я всегда был один, — Какёин нервно усмехается. — Поэтому ты так легко поехал с нами? — внезапно спрашивает Джотаро. — Думаю, отчасти это так. — Настолько один, что бросил всё? Тебя ведь здесь ничего не держит, — Джотаро поворачивает голову в сторону Нориаки. — У меня ничего и не было, ДжоДжо. Но ты всё равно ошибаешься. Меня держит собственная воля. Я здесь не только из благодарности к тому, что ты спас меня. Но это конечно тоже важно, — Какёин прикрывает щёки, чувствуя проступающий румянец, — Но и из долга перед самим собой. — О чём ты? Нориаки замешкался, пытаясь подобрать слова. Он не хотел выглядеть глупо перед Джотаро, излишне распространяясь о своих переживаниях. И тем более, он не хотел упоминать его. — Это сложно объяснить. — Попробуй. Какёин вздохнул, намереваясь сказать что-то, но снова осёкся. — Почему тебе интересно? — А почему нет? — Джотаро приподнимается на кровати и ложится на бок, ближе к её краю, опираясь на локоть и прикрывая лицо ладонью с сигаретой между пальцев, — Мне интересен… Мне интересно знать про тебя. — Что? — глаза Какёина округлились от удивления, — Знаешь, если рассказывать, это долгая история. — Расскажи, — пытается настоять Куджо, прикусывая губу, — Ты разве не хочешь? — Не смущай меня… — Я смущал? — тихо произносит Джотаро. — Нет, вообщем… Я говорил, что всегда был один. На это много причин, если подумать, но пока я не встретился с вами, я никогда не встречал других владельцев стандов, — Какёин тараторит, чтобы перебить свою глупую фразу, не продумав, что говорить дальше, — Сложно даже описать эту жизнь, хотя это и были почти все мои 17 лет на этом свете. — Только из-за станда? — Наверное, нет, это просто стало чем-то ключевым. Я не видел смысла общаться со сверстниками. Они казались мне чем-то таким… далёким, — чуть спокойнее продолжает Нориаки, — Они никогда не поняли бы меня. Не только из-за интересов или моего характера, но и из-за станда. Я не есть я без Hierophant Green. Это такой же мой орган, как сердце и лёгкие. Я не могу без него. И другим меня не понять из-за этого. Лучше быть в своём одиночестве, чем одиноким среди множества людей. Я понимал это, ещё будучи ребёнком. — Я также думаю, — Джотаро приподнялся на кровати, сев более горизонтально и направив взгляд прямо на Нориаки, — Мои мысли читаешь. — Правда? И когда ты это понял? — Скорее, когда мне стало уже лет одиннадцать. В детстве у меня были знакомые, с которыми я играл, но становясь старше я понимал, что мне никогда не нравилось разговаривать с другими людьми. Постепенно те дети стали вызывать у меня омерзение, поэтому желание хоть как-то с ними контактировать пропало. Тогда я понял, что мне хорошо одному. Хотя взрослые считали это чем-то ненормальным, — Джотаро затягивается и кладёт ладонь на край кровати. — Это хорошо, что ты понял себя. Может, я слишком завишу от общества, в отличии от тебя, поэтому переживал по поводу своего одиночества. — Скорее, я был отстранён, а ты одинок. — Точно. — Но общение с тобой не вызывает у меня омерзение, — говорит ДжоДжо, указывая сигаретой на Какёина напротив себя. — На том спасибо! — Нориаки усмехается и ложится на живот, поставив голову на руки. — Правда же. С тобой можно и помолчать в тишине, — отвечает Куджо, ожидая продолжения рассказа Какёина. Но тот ждал, пока Джотаро скажет ещё что-то, из-за чего они и вправду замолчали на несколько секунд. Нориаки засмеялся от такой паузы и упал лицом в подушку, скрывая улыбку. Казалось, с каждым мгновением он влюбляется всё больше и больше. С каждым произнесённым словом. С каждым жестом и взглядом. Почти невозможно терпеть. Первая влюблённость действительно должна быть такой взрывной и неконтролируемой? Можно пытаться сдерживаться, но это ужасно сложно, когда любой малейший знак внимания вызывает трепетное смущение. Бабочки в животе будто нарочно щекотали стенки желудка, и от этого ощущения хотелось рассмеяться ещё громче. Почему Нориаки так хорошо, если они обсуждают такую тревожную тему? — Я жду, — напоминает Джотаро через пару мгновений, заставив Нориаки поднять голову, встречая того заинтересованным взглядом. — Я уже забыл… — говорит Какёин, пытаясь в мыслях отмахнуться от черезчур отвлекающего чувства влюблённости, — Ох, детство. Из-за того, что не общался ни с кем, я перечитал огромное количество книг, — продолжает Нориаки, явно пытаясь обойти слишком болезненные темы, по-настоящему беспокоящие его. — Я тоже, — отмечает Куджо. — Ты?! Вот это да! О чём ты читал? — оживляется Какёин сжимая под собой подушку руками. — Про океан. Всё что можно было — я прочитал. — Едва могу представить тебя маленького за энциклопедиями, — Какёин покачивает ногами в воздухе, на что получает странный взгляд от Куджо. — Представь, — Джотаро на секунду отводит глаза, а потом снова смотрит на Нориаки, — А ты? Что-то про историю? Древний Египет? Греция? — Точно! Ты угадал! Как? — удивляется Нориаки. — Не знаю. История это в твоём духе. — Может быть. Я мог часами без перерыва читать про династии фараонов, системы захоронений и значения иероглифов. — По мне, животный мир гораздо интереснее человеческого со своими вечными войнами и ненавистью, — Куджо тушит сигарету и тут же поджигает новую. — Кто бы говорил, Джотаро, — без злобы улыбается Нориаки. — Поэтому и говорю. Когда смотрю на то, как плавают рыбы, мне становится спокойно. Какёин поворачивает голову в сторону Куджо. Почему-то он, так брутально курящий сигарету, и даже не сняв брюки, лежащий на расправленной кровати, казался до невозможности трогательным, рассказывающий о своём интересе, словно маленький мальчик. — А хочешь сходим в океанариум, когда вернёмся? — воодушевлённо предлагает Какёин, неожиданно для самого себя. — Хочешь сходить? Тебе тоже нравятся рыбы? — Нориаки был готов поклясться, что в этот момент у Джотаро в глазах промелькнули звёздочки. — Думаю, да, — Нориаки мягко улыбается, — Он недалеко от моей первой школы. — Ты был там? — Да, в детстве пару раз, — Нориаки кусает губы и отводит глаза вниз, на секунду погрузившись в воспоминания. — Ты поменялся в лице, — отмечает Джотаро, и склонив голову, смотрит на Какёина. — Надеюсь, новые хорошие воспоминания закроют старые, — Какёин нервно усмехается, чувствуя на секунду, как падает его сердце. Он уже успел пожалеть, что упомянул то место. Нориаки хотел увести разговор подальше от тем, до сих пор заставляющих его сердце болеть, но вышло наоборот. Какёин зажмуривает глаза на секунду, будто это могло бы помочь отвлечься. Почему детство не может отпустить его? Общими фразами описывать себя легко. Но другое, когда ты снова возвращаешься в те дни и то место. Когда помнишь, как поджимались твои колени, как мать обхватывала твою дрожащую руку, как слёзы обжигали щёки и застилали глаза, из-за чего приходилось идти наугад, постоянно спотыкаясь. Даже в такой спокойный диалог лезут тревожные мысли, не дающие поговорить с единственным, кому наконец не полностью всё равно на тебя. По крайней мере, хочется верить в это. Нориаки косится на Джотаро и встречает его обеспокоенный взгляд. Он сейчас невероятно жалеет, что не может также контролировать свои эмоции, как объект его любви. Иногда казалось, что он просто портит всё в своей жизни. — Всё нормально? — Да, — отвечает Какёин, сжимая зубы. Неужели он и вправду, словно открытая книга для Джотаро? — Не лги мне, Какёин, — Куджо шумно затягивается, — Там ведь что-то случилось? — Не то чтобы случилось. Просто меня туда водили, чтобы успокоить, так скажем, — Нориаки надеется, что такой ответ устроит Джотаро. — Ты виляешь, — спокойно отмечает Куджо, постукивая сигаретой о края пепельницы. — Ты ведь не подумаешь, что я сумасшедший? — сдаётся Какёин. — Нет. Почему я должен? — Тогда могу рассказать, — Нориаки сгибает ногу в колене и ставит руку на него, покусывая кожу на пальцах, — Просто я как-то решил рассказать о Hierophant Green маме, и у неё случилась, так сказать… истерика. После чего меня пытались водить к психиатрам. Собственно, после посещений психиатра, меня водили в это место, чтобы как-то развеселить, — Какёин снова нервно усмехается, — В этом вся история. Но это не помешает нам сходить туда вместе. Просто чего-то вспомнилось резко. — И что они сделали? — Какие-то таблетки выписали, от которых клонило в сон. Но потом я наврал маме, что перестал видеть его. — И она забыла? — Не знаю… Я никогда не спрашивал. Она тоже ничего после не говорила, — Нориаки наблюдает за выходящим струйкой дымом из сигареты, пытаясь так себя успокоить. Они замолчали на мгновение. — Может она до сих пор считает, что у меня шизофрения, и что она может вернуться… Я постоянно раньше думал — зачем я рассказал ей это? Для чего? — Какёин чувствует, что заходит слишком далеко, но не может остановиться, — Я не мог ни учиться, ни играть, ни заниматься своими делами, я постоянно находился в неописуемом страхе, что я загнал себя в нечто совершенно ужасное, из чего больше нельзя выбраться. Себя и свою семью… — Нориаки сжимает коленями ладони и смотрит на них, переполненный эмоциями. — Тише, Какёин… — неожиданно отвечает Джотаро, словно специально смягчив голос, — В этом нет твоей вины. Почему-то от этих слов стало ещё стыднее, и Нориаки прикрыл половину лица ладонью. — Что ты подумал, когда впервые увидел свой станд? — переводит тему Какёин, чувствуя, что может вот-вот расплакаться, если продолжит говорить о семье. — Я считал его злым духом или чем-то подобным. Одновременно с этим, с помощью Star Platinum я украл несколько книг про тёмную магию и подобное, когда в обезьяннике сидел. Пытался что-то узнать, — Джотаро едва слышно усмехнулся, — Но это продолжалось недолго, дед и Абдул вызвались мне помочь. — И что ты чувствовал тогда? — Если честно, — Джотаро задумался на секунду, — Я, в первую очередь, боялся навредить окружающим, будь то мама или какие-то мудаки, из-за смерти которых не хотелось бы иметь проблем. Можно сказать, я тоже был в тихом ужасе. Джотаро шумно выдохнул дым из лёгких и добавил: — Поэтому, не ты один боялся. Какёин сглотнул слюну, словно преодолевая какой-то барьер, но услышав поддержку от Куджо в таких небольших фразах, ему стало немного легче, хотя сердце всё ещё колотилось. Он никогда не раскрывал эту сторону своей личности кому-либо. — У тебя добрая душа, ДжоДжо, — Нориаки едва улыбается, чувствуя влагу на глазах, — Прости, что так расчувствовался. — Бывает, — Джотаро пожимает плечами и откидывает голову, выпуская дым изо рта. — Я думал, я тебя выбешу. — Почему? — Ты не любишь лишние эмоции. — Ты не бесишь меня. Ещё мгновение молчания. — Из-за того, что я тебе рассказал, я и склонился перед Дио. Потому что… Я говорил, что меня держит собственная воля. Я хочу доказать себе, что больше не буду смотреть ни на кого снизу вверх. Доказать себе маленькому. Себе, который впервые встретил его. Который не видел ничего, кроме кромешной пустоты и одиночества. Который был мотыльком, бившемся о горящую лампу, ломающим крылья о неё, потому что никогда не видел света. — Ты гордый. Мне нравится это. Нориаки распахивает глаза и чувствует, как краснеет всё его лицо. Ему не послышалось? Джотаро действительно сделал ему комплимент? — Спасибо, — Какёин словно маленькая девочка смущённо кротко улыбается, прикрывая рот рукой, — Я не думал, что ты умеешь делать комплименты. — Помолчи, — обрезает Куджо и надвигает кепку на глаза. — Не злись. Мне никогда такого не говорили. –Да мне тоже. — Нарываешься на комплименты? — дерзит Нориаки, почувствов некий кураж. — Дебил, — Джотаро словно напоказ закатывает глаза. — Ой-ой, прямо обиделся, — Какёин тихо усмехается, — Люблю твою прямолинейность, — и чуть тише добавляет, — Серьёзно. Куджо что-то хмыкает в ответ и отводит взгляд от лица Какёина, опуская его чуть ниже, и затягивается. Он покраснел или это кажется? Почему-то хочется ещё раз сказать что-то такое, чтобы посмотреть на это сосредоточенное выражение лица, так сильно пытающееся не показать смущение. — Спасибо тебе. — За что? — За то, что выслушал меня. Впервые я смог кому-то рассказать об этом. — Я прям избранный. — Да… Для меня, — отвечает Нориаки, уже чувствующий, как адреналин отдаёт в висках жаром. Джотаро округлил глаза от удивления, но ничего не ответил, только сильнее залился краской. Не разозлился. Может быть.? — Ты никогда не думал, что нам было суждено познакомиться? — спрашивает Какёин, беспокойно мотая ступни из стороны в сторону. — Ты веришь в судьбу? — Да. Мне кажется, всё происходит не просто так. — Может. — Что бы я не делал, всё не просто так. Даже если я… испытываю боль или что-то в такое, значит пока что так надо, — Какёин чувствует, как разгорается невероятное тепло в его сердце. — Если ты испытываешь боль, значит нужно решать проблему, из-за которой тебе плохо, — ожидаемо прямо отвечает Джотаро. — Ты прав. Но не всегда всё так быстро решаемо. Иногда нужно пройти через что-то плохое, ради чего-то хорошего, что тебе уготовила жизнь, — пытается объясниться Нориаки, — О чём ты бы и не мог думать. — Ты намекаешь на нашу встречу? — внезапно для Какёина спрашивает Куджо, сразу прикрывающий лицо ладонью. — Эгхм… Нет… — Какёин на секунду запинается, мысленно стукая себя по лбу за такие очевидные намёки, — То есть да, в том числе, но не только. С тобой и… последующую встречу с Джостар-саном, Польнареффом и Абдулом. — Ради этого не обязательно страдать. Судьбу надо вершить самому. — Звучит пафосно, — говорит Нориаки и ставит ногу на колено, на секунду задумываясь. — Как есть. Я думаю, каждому человеку положены свои испытания, но то, как он их пройдёт — выбор за ним. — Это в твоём стиле, — отмечает Нориаки. — Твой стиль тоже неплох. Какёин решает в этот раз не дразнить Куджо, а тихо посмотреть, что он будет делать дальше. Не зная, как они сейчас разговаривали, Нориаки бы подумал, что у несчастного Джотаро температура, что у него со лба аж капли пота стекают. Но он знал причину его красного цвета лица. ДжоДжо снова достаёт сигарету из пачки. Не Какёину судить его, но всё же это его не обрадовало. — Это уже третья, — говорит Нориаки, догадываясь, почему Джотаро столько курит сейчас. — Я могу и пачку за раз выкурить. — Не надо. Какёин приготовился к чему-то на подобие «Не указывай», но Куджо лишь молча поджёг сигарету. — К чему ты об этом? — внезапно спрашивает Джотаро, нарушая короткую тишину. — Не знаю… Просто мне хорошо сейчас, — признаётся Нориаки. — Мне тоже. Одна мысль промелькнула в голове Какёина. Может прямо сейчас? Или слишком рано? А когда потом? Вдруг что-то случится? Сердцебиение отдавало в висках, а с щёк не уходил жар. Кажется, признание можно прочитать просто по лицу Нориаки. Нет, сейчас или никогда. — ДжоДжо, я хочу сказать тебе кое-что. — Да? — отзывается Куджо, поднимая голову и смотря на Какёина. — Ты мне нравишься, ДжоДжо, — всё же решается Нориаки. В комнате повисла мёртвая тишина, обхватившая горло Нориаки своими худыми пальцами, готовая придушить его прямо сейчас. Какёин ошибся? Не так понял? Почему вмиг стало настолько страшно? Джотаро шумно выдыхает сигаретный дым. Какёин боялся даже пошевелиться, не то что посмотреть ему в глаза, но выражение лица Куджо поменялось. Кажется, он едва нахмурился и отвёл взгляд. Для Джотаро это излишне эмоционально. — Ответь мне что-нибудь, — встревоженно, но настойчиво просит Нориаки. — Ну и ну… — Джотаро отворачивает голову и снимает кепку, следом проводя рукой по волосам. — Джотаро, — Какёин разворачивается на коленях ближе к кровати Куджо, кусая губы от тревоги. — Мать будет в восторге, я уверен, — Джотаро смотрит куда-то вниз, прикрывая рукой лицо, держа сигарету между пальцев. — Что? — Нориаки округлил глаза от удивления, совершенно не понимая, причём здесь Холли-сан. — Что? — произносит Джотаро, ещё раз затягиваясь, кажется, слишком быстро. — Ты хочешь… Ты что, хочешь сказать обо мне своей маме? — Ну, придётся, — отвечает Куджо, закидывая ногу на ногу, и наконец поворачивается к Какёину. — Ты сейчас серьёзно? — спрашивает Нориаки, прокручивая тысячи самых разных мыслей в голове. — Да. — Я всё же… Я не понимаю… — Что ты не понимаешь? — Можно я спрошу? — Нориаки чувствует, как его сердце сейчас выпрыгнет из грудной клетки от такой вот-вот сказанной вслух дерзости. — Ну? — Я тебе нравлюсь? — говорит Какёин, уже готовясь к удару по лицу. — Не заставляй меня говорить это. — Почему? — Это не очевидно? — Джотаро сминает губы и отводит взгляд, заметно краснея. — ДжоДжо… Нориаки был готов поспорить, что его голова сейчас взорвётся. Слишком много чувств переполняли его. Противоречащие, пьянящие, немного колющие и почти невесомые, о которых невероятно страшно подумать, а тем более прикоснуться. Все эти неописуемые чувства сливались одно в целое, становясь не отделимыми, напоминая вместе только одно различимое мельчешащее слово: «ЛЮБОВЬ». Какёину казалось, что это что угодно — сон, галлюцинации, вражеский станд, только не правда. Даже такая достаточно однозначная фраза не могла убедить его в том, что ему не привиделось, пускай это и была его мечта, о которой он думал каждый день последние две недели. При помощи каких-то неведомых внутренних сил, исходящих от каждой клетки тела, он на ватных ногах он подошёл к Джотаро. Встревоженный, с растрёпанными волосами, в одной майке, смотрящий на Нориаки снизу вверх, он выглядел как муза, как тот, кто приходит творцам во снах и вдохновляет их на лучшие произведения в их жизни, при этом всегда оставляя несчастных одних, давая возможность только лицезреть их образ и уходя, как только к ним пытаются прикоснуться. Но желание приблизиться и попытаться соединиться во взаимной симпатии были сильнее страха и опасений. Какёин сел на кровать Куджо, прижимаясь коленями к его бёдрам, и крепко обнял, прикрывая глаза. Нориаки успел несколько раз легонько потереться щекой о грудь Джотаро, когда почувствовал ладонь на своей талии, которая потянула его на кровать. — Джотаро… — едва слышно прошептал Какёин, расплываясь в улыбке. Он никуда не уйдёт. Не растворится. Не ударит. Конечно. Конечно он бы никогда не сделал этого. Прямо сейчас он обнимает Нориаки, положив руку на его спину и прижимая к себе. — Джотаро… — снова повторяет Нориаки, сгиная руки и кладя их на грудь ДжоДжо. Куджо тянется куда-то назад, заставляя Какёина поднять голову. Он затушил сигарету в пепельнице. Чтобы обнять Нориаки второй рукой. — Какёин, — Джотаро смотрит на Нориаки с нежной тревогой, даже не хмурясь. Нориаки чувствует, как бьётся сердце Джотаро под тканью его майки. Почти также часто, как его само. Сейчас ничего не существует, кроме Джотаро и его красоты греческого бога. Его лазурных глаз с океаническими волнами внутри, его густых бровей, чёрных как смоль, длинных ресниц, словно специально закрученных, заострённого носа, пухлых приоткрытых губ и его горячего дыхания. Ни единая мысль не может пронестись в голове Какёина. Их лица на расстоянии нескольких сантиметров. Ещё немного. Кто сделает первый шаг? Они оба касаются к губ друг друга всего на мгновение, испуганно отстраняясь, но тут же целуются ещё раз, чуть дольше, пытаясь неловко обхватить губы друг друга, что едва получается. Какёин проводит потрясывающейся рукой по щеке Куджо, пытаясь выловить его взгляд, но тот смотрит куда-то в шею Нориаки, смяв губы. — Давай ещё раз? — тихо предлагает Какёин, на что Куджо, едва слышно хмыкнув, без лишних слов, накрывает губы Нориаки своими. Под ними, нежными и мягкими, словно бархат, Какёин чувствует, будто тает. Его рука тянется к коротким тёмным кудрям. Он зарывается в них, перебирая пальцами локоны, на что в ответ Джотаро заправляет прядь волос Нориаки за его ухо, отчего по всему телу идут мурашки. Разорвав поцелуй, оба парня всё ещё держали руки на волосах друг друга. Пальцы Какёина невольно соскользнули на затылок Куджо и начали оглаживать его, опускаясь на шею, когда Нориаки словно током ударило. Он приподнялся над лежащим Джотаро на руках, почувствовав что-то похожее на стыд, граничащее с чем-то порочным. Ощущение, что они переступают границы дозволенного, царапающее живот, перекрывало только высвободившуюся эйфорию, ту приятную невинную страсть. — Это неправильно, что мы на кровати, — произносит Нориаки, с трудом сглатывая ком в горле, встревожено смотря на Джотаро сверху вниз. — Ты не устал сегодня? — спрашивает Куджо, в глазах которого удивление даже не удосужилось промелькнуть. — Устал, — признаётся Какёин, склоняясь чуть ниже. — Тогда ложись, — говорит Джотаро, потянув за запястье Нориаки, заставляя того повалиться на себя. Голова Какёина легла прямо у шеи Куджо. Чужие пальцы сжимали руку ещё несколько секунд, а когда разжали, Нориаки почувствовал мокрый след на ней. Какёин приложил руку к подбородку и расплылся в улыбке — он не единственный волновался. Джотаро опустил голову, но всё ещё не смотрел Нориаки в глаза — его взгляд устремлялся в… грудь Какёина? Конечно, он не женщина, но подобное до ужаса смущало, словно с ней что-то не так. Куджо слегка скосил глаза — похоже дело было не в груди. Это по-своему мило. Джотаро стесняется посмотреть Нориаки в глаза. Его смущение было почти вызывающим — влажные губы поджаты, глаза полуоткрыты, тяжёлая грудь то и дело вздымается, румянец горит на смуглой коже, разливаясь по щекам и носу, а лоб блестит от влаги. Но Какёин со стороны, наверное, выглядел примерно также, если не хуже, и он это понимал. — У меня щёки горят, — признаётся Нориаки, пытаясь разрядить обстановку, желая, чтобы Джотаро смотрел на его лицо. — Тоже, — отвечает Джотаро кратко, робко кладя руку на волосы Какёина. — Не прячь глаза, — Нориаки встаёт на предплечье над Куджо, нависая над его лицом так, что они почти соприкасаются носами. — Я не прячу. — Посмотришь на меня? — произносит Какёин и, словно в трансе, вновь прикасается к губам Куджо. На этот раз жадно и менее невинно. Разум совершенно отключается, когда Нориаки решает надавить большим пальцем на подбородок Джотаро, заставляя того приоткрыть рот, и чувствует его горячий язык. Какёин углубляет поцелуй, руководствуясь лишь только что пробудившимся инстинктам, сам не понимая до конца, что делает. Словно изголодавшийся, он всё целует и целует, встречая от Куджо тоже самое. Его робость как ветром сдуло. Кажется, Нориаки забыл как дышать. Он прикрыл глаза, и последний раз влажно обхватив губы Джотаро своими, отстраняется и тяжело глотает воздух ртом. — Тебе понравилось? — Да… Не задавай таких вопросов, — еле произносит Куджо, также тяжело дыша. — Тебе не кажется всё очень быстрым? — спрашивает Нориаки тревожащий его вопрос. — Нисколько, — отвечает Джотаро со всей серьёзностью. — Мы знакомы всего три недели, ДжоДжо, — говорит Какёин, мягко кладя руку на волосы Джотаро. — Три недели? Мы знакомы всю жизнь, Какёин, — произносит Куджо неожиданно чувственную для себя вещь, на что Какёин ахает. — Джотаро, я так счастлив, так счастлив… — повторяет Нориаки, до сих пор не до конца веря в реальность происходящего, и прислоняется щекой к щеке Куджо, слегка нависая над ним, — Я так счастлив, я самый счастливый человек на земле… — Тише, — Куджо едва слышно посмеивается, робко проводя рукой по спине Какёина. Они не считали, сколько пролежали в обнимку на кровати Джотаро, полусогнувшись, чтобы поместиться, говоря друг другу милости, не прекращая смущать друг друга. Сколько прошло времени? Час? Два? Это было не важно. Они неловко целовали друг друга то в щёки, то в подбородок. То Нориаки приподнимался и целовал Джотаро в лоб, зачёсывая назад пряди его волос, то Куджо целовал Какёина в переносицу, заставляя того жмурится. Утром их разбудят звонком. А сейчас их время. Ничего не имело смысла, кроме них двоих и их зарождающейся юношеской любви. Не имело смысла, пока Нориаки не решил перевернуться на другой бок и чуть не свалился с кровати, чудом спасённый Джотаро, успевшим схватить его за запястье. — ДжоДжо… Мы ведь встречаемся теперь, так? Давай сдвинем кровати вместе, — говорит Какёин, потряхивая руку, на которой остались красные следы от пальцев, и садится на край кровати — Не хочу ещё раз упасть. — Встречаемся?! — удивляется Куджо, приподнимаясь на локтях. — А, нет?! Прости! — Какёин сжимает кулаки и виновато смотрит вниз, — Я должен был предложить, прости… Вдохнув побольше воздуха, Нориаки положил руки на щёки Джотаро, всё ещё пребывающего в изумлении, и проговорив сначала в голове, сказал вслух: –Ты будешь моим парнем? — Да, — коротко отвечает Куджо, без понятия, что делать в такой ситуации. — Ура! — Какёин чмокает своего новоиспечённого парня в губы и обнимает его, — Теперь передвинешь кровать? — Передвину, — Джотаро быстро целует Нориаки в щёку и делает то, что его попросил Какёин. Уже спустя десять минут пребывания на импровизированной двухместной кровати, Нориаки перекрутился как только можно, приняв все возможные позы, что Джотаро терпеливо воспринимал, наблюдая за ним, лежа на боку, едва приподняв уголки губ. Какёин хотел, как в тех романтичных фильмах, проспать всю ночь в обнимку, но почему-то там никогда не показывали, как жарко может быть, когда вы прижимаетесь кожей друг к другу и дышите друг другу в лицо. Особенно, когда вы оба всё ещё до ужаса смущённых подростостка в первых в своей жизни отношениях. Поэтому, как компромисс, была выбрана поза, в которой Какёин лежал на спине, а Куджо на боку, положив руку под голову и уткнувшись в макушку того. Нориаки закрыл глаза, но заснуть никак не получалось из-за огромного количества эмоций, полученных за сегодня. Одновременно в голове было миллион мыслей, а одновременно не хотелось думать ни о чём. Он то и дело то клал ногу на ногу, то как-то сгинал руки, пока не понял, что поможет ему успокоиться и наконец мирно заснуть. — Джотаро, я люблю тебя, — произносит тихо Нориаки, поднимая голову наверх. Куджо в ответ только хмыкнул, кладя руку на плечо Какёина. — Ну же? — нетерпеливо просит Нориаки. — И я тебя люблю. Спи, — наконец отвечает Джотаро и натягивает одеяло повыше. ____ Абу-Даби, 199х Двое мужчин подходят к пустой смотровой площадке, кажется, забытой всеми туристами. Залив отдаёт приятным бризом, скрашивая палящую жару, от которой невозможно скрыться. Едва уловимо пахнет морская вода — Какёин не очень любил этот запах, но его партнёр души не чаял в нём. — Знаешь, что за страна на том берегу? — спрашивает Нориаки, берясь одной рукой за ограждение, а другой опираясь о трость с искусной вырезкой на ручке. — Пакистан, должно быть, — Джотаро опускает взгляд на воду, наблюдая, как волны бьются о берег. — Помнишь, что там было? — Какёин поворачивает голову и, приспустив солнечные очки, смотрит на Куджо. — Конечно. Такое не забывается, Нори, — он натягивает кепку Какёина ниже ему на глаза, — Не самая романтичная страна, да? — А помнишь, что ты мне ничего не ответил сначала? — Нориаки не сдерживает улыбки и поправляет кепку, чтобы хоть что-нибудь увидеть. — Да брось, — Джотаро усмехнулся, и облокотившись о забор, склонился над берегом, — Потом же сказал, что люблю тебя. — Я думал, я умру там на месте от смущения! А ты смеёшься! — Я к тому моменту уже почти сознание потерял. Какёин рассмеялся в голос и придвинулся ближе к Куджо, поднимая взгляд вверх. — Смотри, ДжоДжо. Солнце и луна на небе одновременно. — Разве такое бывает? — удивляется Джотаро и поднимает голову. — Конечно.