Миусское кладбище

Проходя вдоль высокого забора, меж каменными столбами которого стояли железные прутья, я вдруг решила посмотреть вбок. Поначалу я не поняла, что именно находится там, за забором, но, приглядевшись, заметила черные памятники и венки — кладбище. Я люблю русские кладбища, там всегда стоит непередаваемая атмосфера сжимающей сердце тоски, грусти и спокойствия. На кладбище всегда тихо, там не слышны разговоры и шум колес машин, даже когда кладбище находится рядом с шоссе. Возможно, не води меня в детстве к местам захоронения моих родственников, я бы не любила кладбища, обходила бы их стороной, но будучи еще ребенком я уже знала о таком месте, где люди разговаривают с теми, кого уже давно нет, кто им не ответит, куда люди носят любимые вещи покойника, пусть даже он не узнает об этом. Вот и сейчас я проходила мимо кладбища и надолго задержала свой взгляд на дальние могилки, представляя, как буду лежать там, может, уже через день. Меня вообще в последнее время одолевает чувство, будто жизнь настолько коротка, что я и шагу ступить не успею, как уже буду сидеть в кресле и смотреть с печалью на фотографии молодости, а в моем распоряжении останутся только воспоминания. Я не люблю смерть, хотя, будем честны, ее никто не любит. Уверена, что самые отчаявшиеся, решившие покончить с жизнью, в свои последнии секунды страшаться смерти и просят вернуть все вспять, потому что смерть — это самая что нинаесть неизвестность. Кладбища — это неизвестность. Быть может, скоро оно станет домом моему телу, но хочу пояснить, почему я считаю кладбища неизвестностью: станет ли могила домом и для моей души, или же после смерти будет нечто? Наверно, поэтому люди носят умершим родственникам конфеты, цветы, сигареты, показывают новорожденных и общаются так, будто покойник сидит прямо перед ними: если душа скрывается под толщей земли, она услышит, но если это не так, то ей не важно, где и куда к ней будут обращаться — слова родных дойдут до нее, где бы она не была. Я остановила свой взгляд на одной из могил, где, как мне показалось, сидел человек, и действительно: там, на небольшой скамье, сидел старенький, седовласый дедушка в голубой рубашке с, верно, костылями рядом. Я хотела притормозить, понаблюдать за ним, но я была не одна, а отвлекать людей такой ерундой, пусть даже для меня это было очень важно, я не желала. Я старалась идти как можно медленней, только бы разглядеть человека. Почему-то глаза наполнились слезами, стало так больно, глядя на бедного человека, беседовавшего с, должно быть, когда-то очень важным для него человеком. Да, он сидел, кушал и разговаривал. До меня не долетало ни одно его слово, я лишь видела, как рот шевелится, а лицо меняет эмоции, становясь то спокойным, то раздосадованным. Мне подумалось, что там лежит его жена — это первое, что пришло мне в голову. Это, должно быть, убивает, когда человек, с которым ты строил жизнь, создавал жизнь, улучшал ее, уходит в иной мир. Я часто вспоминаю раннее детство, (мне повезло, я его очень хорошо помню, хотя не знаю, можно ли это назвать везением), и думаю о том, что лучше него ничего быть не может. Так бывает, когда настоящее вовсе не сахар. У людей, у которых детство было сродни аду, такой проблемы, наверно, нет. И вот, невзирая на счастливое или ужасное детство, у тебя есть возможность создать новую жизнь с любимым человеком, который по крови тебе никто, но душой вы крепко сплетены, и все его чувства, эмоции, мечты, страхи, ценности становятся частью тебя, а он берет и уходит. Обидно, когда ты остаешься один доживать эту жизнь. Да, этот дедушка, наверно, именно так и думал, когда сидел рядом со своей женой. Потом в голове промелькнула мысль, что там лежит его мать или отец, а может брат или сестра — тоже больно. Люди, кто подарил тебе жизнь и стал ее нераздельной частью, знал тебя с рождения, и тут тоже не столь различно: было ли с ними хорошо или плохо, уходя, забирают с собой кусочек твоей души. Я разглядываю картины будущего, далекого или ближайшего, где мои родители или брат будут лежать в гробу, а я буду смотреть на их холодное лицо и видеть его позже везде, потому что они — часть моего мира. Попадись мне на глаза их кружка, буду я есть ту еду, которую ели со мной они, увидь я места своего детства — это все будет возвращать меня в прошлое, любимое и светлое прошлое, а потом, как гром с молнией, в мыслях всплывет их лицо и их нынешний дом. Я бы, тогда, тоже проводила целые дни рядом с ними на кладбище, не смогла бы жить дальше еще долго, плакала бы и сидела в одиночестве. А, авось, если со мной будет рядом любимый человек, все пройдет не так больно, а незаметно, более гладко? Пожалуй, у того дедули не было человека ближе, чем тот, что лежал на кладбище. Дедуле не с кем было разделить терзания, кроме как с могильным памятником. А, может, тот дедушка сидел подле друга? Это тоже не имеет значения, все одно — терять близких больно. И вот тогда я подумала: а будет ли кто-нибудь сидеть так на моей могиле и разговаривать со мной после моей смерти, а мимо него будут проходить люди и тоже думать: «с кем он разговаривает? С сестрой, братом, родителем, другом, мужем или женой?». Смогу ли я стать частью кого-то, чтобы он приходил ко мне и тревожил мой вечный сон, чтобы просто поговорить и не услышать ответа? Мы дошли до конца кладбище и повернули налево. Вверху висела табличка: «Миусское кладбище».