Петра творенье

      Очередной императорский бал. Очередное место, где могли встретиться два города, Москва и Петербург. Вот только одна проблема: последний увлечён явно не Михаилом. Хельсинки отбирает всё внимание, что должно было быть посвящено другому. Вэйно делает всё, лишь бы привлечь столицу. И делает плохо. Пытается заигрывать? Что ж, это получается очень неумело. Случайные прикосновения? До них Александру нет никакого дела, сразу заметно. Смущающие слова о привязанности? Они не вгоняют в краску, как слова Михаила. Романов совершенно не интересуется Вэйно. Но этот олух ничего не замечает, продолжает вытворять бессмысленные вещи.       Но Петербург человек вежливый, так что поддерживает неувлекательный диалог, не имея возможности уйти от него. Единственный, с кем он хочет говорить, — Михаил Юрьевич. Смотрит на него весь вечер в надежде, что тот заметит и уведёт отсюда. А этот чёрт-то кажется всё видит, но не подходит. Издевается видимо. Давно ведь не смотрел, как Сашу мучают.       Впрочем, Михаила можно простить. Он ослеплён своей ревностью, не видит вокруг ничего, и умоляющие взгляды Александра — тоже. В конце концов, Московский всё же решается спасти Сашу от Вэйно, сам того не подозревая. Просто этот финн ему уже надоел. И то, что он клеится к его возлюбленному. Пора бы это было закончить уже.       — Добрейшего вечера, Вэйно, Александр, — Михаил поклонился. — Я вам не помешаю? Здесь стало слишком скучно, поэтому я решил, что идея присоединиться к вам будет неплохой.       — И вам доброго вечера, Михаил. Разумеется, Вы не помешаете, — с улыбкой произнёс Романов. Он вздохнул с облегчением: наконец-то он избавится от Гельсинфоргса.       — Прошу прощения, но я вынужден оставить вас, мне нужно идти. Александр, — Вэйно поцеловал тыльную сторону ладони Саши. Злость в первопрестольной уже закипала. Как этот недоумок посмел коснуться его Сашеньки? — Михаил, — раскланялся финн и направился к выходу.       — Кажется Вы ему не нравитесь, — заметил Романов, когда Гельсинфоргс ушёл.       — А Вы явно наоборот, очень даже нравитесь, — грубо ответил Московский.       — Михаил, прощу прощения, что-то не так? Почему Вы говорите со мной в таком тоне? Что-то произошло? — о, ещё как произошло. Михаил ревнует. И ревнует очень сильно. Ревнует того, кто даже не его. Ревнует к тому, кто забирал внимание его Сашеньки весь вечер. По крайней мере, ему кажется, что Вэйно забирал себе всё внимание. Это не было так. Александр весь бал только и делал, что мысленно просил, чтобы финн от него отстал, чтобы пришёл любимый Мишенька и спас от надоедливых разговоров и попыток смутить (у Вэйно получалось очень-очень плохо, Миша делал это в миллиарды раз лучше). И принц в красном мундире освободил его от дракона.       — Нет, что Вы, всё прекрасно. Просто кто-то тянет свои ручки куда не надо, — Московский берёт стоящий рядом бокал с игристым и опустошает его одним разом.       — Миша, ты ревнуешь? — столица пытается заигрывать, не выдавая истинных чувств — радости и смущения. Что ж, блондин продолжит.       — А кто нет? Все дамы тоже ревнуют, ты ведь всех сводишь с ума, Сашенька, — вот старый чёрт, умеет загнать в краску! Саша краснеет безумно. Он лишь с Михаилом не может сдержать своих чувств, как бы не пытался, они будто накрывают с головой, заставляя забыть обо всём.       — А тебя, Миш? Тебя свожу? — Московский лишь хитро улыбается, не отвечает, смотрит в серые глаза и тонет в них. Перед ним лишь Сашенька, а вокруг ничего. Время, люди — всё замерло.       — Давай уйдём отсюда? — внезапно, даже для себя, предлагает Михаил. — Я знаю одно потрясающее место, — врёт как дышит, ничего не знает же, — тебе должно понравиться.       — Но разве нас не будут искать? Если Николай будет меня или тебя искать? Если случиться что-то важное? — переживает Романов, просто прикидывается на самом деле. Он хочет сбежать и ни о чём не думать. Но ведь это игра, да? Тут есть свои правила, которые они сами устанавливают.       — Нам сообщат, если будет искать. А пока он свободен, мы можем уходить со спокойной душой, — уверяет Московский.       — Хорошо, — сдаётся столица. Миша хватает его за руку и ведёт к выходу, подальше от чужих глаз. Они идут сквозь толпу, коридоры дворца.       — Потрясающее место — это твоя комната? — вопрошает Романов, когда они останавливаются у двери первопрестольной. Нет, он конечно не против здесь остаться, но не слишком ли пока?       — Нет. Я хочу тебе кое-что отдать, жди тут, — интригует Миша и скрывается за дверью.       Через минуту он выходит с неизвестной книгой.       — Вот, возьми. Я хочу, чтобы ты прочитал это. Считай это подарком, — столица протягивает руки, в которые доверяют книгу. Надпись на обложке гласит: «Медный всадник». И где Московский только достал этот экземпляр? Даже у Романова его ещё нет, а он уже отдаёт даром.       — Миш, откуда это у тебя? Я пытался найти его во всех книжных магазинах Петербурга, но нигде не было. Как он у тебя оказался?       — Скажем так, я знаю к кому обратиться, — Московский ехидно улыбнулся. От такого вида ноги подкашиваются. Ему очень идёт так. Так и хочется поцеловать. — Нравится?       — А как ещё? Конечно нравится! Спасибо тебе огромное, — шатен неосознанно бросается в объятия бывшего наставника, но он назовёт Мишу только другом, никак не «бывший наставник». Во всяком случае, это всё на что он может рассчитывать, потому что Мише нельзя знать о чувствах Саши, а то мало ли что ещё.       — Как прочтёшь, сообщи. Вместе обсудим, — блондин снова лучезарно улыбается и ведёт Романова в сад, дабы показать то самое «прекрасное место».

*****

      Саша прочёл. Саша прочёл книгу, потому что это поэма его любимого Пушкина. Ну и потому что подарил её любимый Миша. Это пожалуй было самый главной причиной. Из рук Московского он готов взять и читать всё, будь то учебники или книги. Но учебников уже нет, а вот книги остались. И любовь к Михаилу Юрьевичу — тоже, и крепла с каждым днём, с каждой встречей, хоть и виделись они не так часто, как бы того хотелось Романову.       А между тем, Московский должен был скоро приехать в Петербург. Сердце радостно билось от этой новости. В последний раз они общались на балу в марте, а сейчас июль. О Михаиле напоминали только его письма и книга. Но не проходило и дня, чтобы Саша не думал о нём.       Как и Миша. Миша тоже постоянно думал о Сашеньке. Всё свободное время только он занимал его мысли. Это уже порядком надоело, но было так приятно, что отказаться невозможно. Поэтому Михаил ехал в Санкт-Петербург с решением покончить с этим и признаться. Он видел, что его чувства не безответны. Питер очень плохо скрывал при нём свои эмоции. Там только слепой ничего не увидит. А Миша не слепой.

*****

      — Александр Петрович, Михаил Юрьевич прибыл, — сообщил слуга, войдя в покои. — Он просил передать, что ждёт Вас в саду.       — Хорошо, я скоро приду, — ответил Александр. Он чуть ли не бегом добирался до сада, так не терпелось встретиться с любимым.       — Куда же ты так бежишь, Саша? — спросил Миша, как только Романов пронёсся рядом с ним у выхода в сад. — Ну уж то так соскучился?       — Разве я не могу соскучиться по другу? — столица бросилась в объятия бывшей, забыв о всех правилах приличия. Просто они давно не виделись, разве нельзя?       — Ладно, ладно, я тоже рад тебя видеть, — Московский обнял в ответ и зарылся носом в шоколадные кудри Сашеньки (его рост позволяет сделать это, слава Богу), которые удивительно вкусно пахли неизвестно чем. Этот аромат хотелось вдыхать всё время, потому что он ассоциируется с Сашей, но надо было отстраняться. — Итак, ты прочёл книгу?       — Разумеется, она просто невероятная, мне очень понравилась. Спасибо ещё раз огромное! — Романов начал рассказывать про свои впечатления от книги. Миша внимательно его слушал, наслаждаясь голосом столицы, постоянно глядя на его лицо. Боже, какой же Сашенька красивый! Как же хочется его поцеловать! Хочется запечатлеть его на картине и повесить в музее, чтобы все видели, какой же он прекрасный. Не зря все девушки Петербурга сходили по нему с ума. Там явно было на что заглядеться. И первопрестольная делала это с завидной регулярностью.       Романов так увлечённо рассказывал, взмахивая руками, что даже не заметил как на лицо упало несколько прядей. Московский, ни о чём не подумав, сразу тянется убрать их за ухо. Саша остановил свой рассказ, на щеках выступил румянец, несмотря на прохладный ветерок. Он с удивлением смотрел в голубые глаза собеседника.       — Всё в порядке? Чего ты остановился? — спросил Михаил. Конечно, он знал, почему Александр прервался, но виду не подал. Ему очень нравилось смущать Сашеньку, румянец так красиво смотрелся на его щеках.       — Нет, всё хорошо, — Романов перевёл взгляд и продолжил рассказ, несмотря на сильно скачущее сердце в груди и бабочек в животе, которые пустились в пляс после действий блондина. Он старался восстановить сбившееся дыхание, но получалось плохо.

*****

      Александр только вернулся с ужина с императором и его семьёй, а уже садится за работу. Он очень устал, хоть и был в хорошем настроении после встречи с Михаилом. Вдруг в дверь постучали.       — Войдите.       — Александр Петрович, — поклонился слуга, — Николай Павлович просил Вас отдохнуть. Он сказал, что больше дел на сегодня нет, что Вы уже всё выполнили и можете отправиться в свои покои.       — Хорошо, можешь идти.       О, какое счастье, можно вернуться в покои и со спокойной душой пойти спать. Длительного сна в последнее время очень не хватало. Почти всё время занято работой, изредка получается отдыхать. А сейчас можно было и закончить вчерашний набросок.       После отъезда Михаила Юрьевича из Санкт-Петербурга, когда обучение маленькой столицы было окончено, Саша плотно взялся в свободное время за изучение живописи. Он мечтал научиться рисовать, чтобы изображать любимого учителя на бумаге, передать все его эмоции, чтобы в его отсутствие всё так же восторгаться его красотой. Сейчас Александр рисовал Михаила, чтобы выплеснуть все свои чувства на бумагу, потому что его слишком не хватало, Миша был слишком не его, как бы ни хотелось обратного. И он не мог показывать своих истинных чувств, желаний, эмоций, дабы не испортить дружеских отношений с Московским, который, как Саша себя убедил, не ответит взаимностью.       Александр вернулся в свою комнату и сел за стол. Он уже хотел было взять карандаш и докончить набросок, начатый вчера вечером, вот только что-то не так. Откуда на рисунке взялась ещё одна бумага? Романов был уверен, что он ничего такого не оставлял. Неужели кто-то заходил в покои в его отсутствие? А если этот кто-то видел рисунок? А если он или она поняли, что хозяин комнаты испытывает с бывшему учителю? О нет, это могло очень плохо кончиться. Тем не менее, Романов развернул бумагу.       «Люблю тебя, Петра творенье, Люблю твой строгий, стройный вид, Невы державное теченье, Береговой ее гранит, Твоих оград узор чугунный, Твоих задумчивых ночей Прозрачный сумрак, блеск безлунный, Когда я в комнате моей Пишу, читаю без лампады, И ясны спящие громады Пустынных улиц, и светла Адмиралтейская игла, И, не пуская тьму ночную На золотые небеса, Одна заря сменить другую Спешит, дав ночи полчаса. Люблю зимы твоей жестокой Недвижный воздух и мороз, Бег санок вдоль Невы широкой, Девичьи лица ярче роз, И блеск, и шум, и говор балов, А в час пирушки холостой Шипенье пенистых бокалов И пунша пламень голубой. Люблю воинственную живость Потешных Марсовых полей, Пехотных ратей и коней Однообразную красивость, В их стройно зыблемом строю Лоскутья сих знамен победных, Сиянье шапок этих медных, Насквозь простреленных в бою. Люблю, военная столица, Твоей твердыни дым и гром, Когда полнощная царица Дарует сына в царской дом, Или победу над врагом Россия снова торжествует, Или, взломав свой синий лед, Нева к морям его несет И, чуя вешни дни, ликует.»       Сердце пропускает несколько ударов и сразу начинает бешено биться. Саша узнает почерк его Миши из тысячи. Это точно написал он. Но встаёт вопрос: что это вообще такое? Как это расценивать? Александр идёт в покои Михаила, потому что он хочет знать ответы.       — Михаил Юрьевич, к Вам Александр Петрович пришёл, — сообщил слуга Московскому. Тот сразу догадался в чём дело. Видимо, столица нашла его послание.       — Хорошо, пусть войдёт, — сообщает блондин и сам встаёт из-за стола, в ожидании вечернего гостя.       — Московский, будь добр, объясни, что это такое, — Романов кидает на стол бумагу с отрывком из поэмы.       — А сам не догадываешься? — поинтересовался Михаил.       — Если бы догадался, то не пришёл, — парирует Александр. — Так что это?       — Моё признание в любви, — спокойно отвечает Миша.       И сердце снова останавливается. Саша в шоке смотрит на Московского. Ещё раз, что он только что сказал? Признание в любви? Да быть такого не может, нет. Это всё нереально. Саша просто устал, сейчас он проснётся и поймёт, что всё это сон. Он щипает себя за руку, но ничего не происходит.       — Саш, — Московский подходит к нему, берёт за руку, целует костяшки, чем ещё больше кружит голову Романова, — Это не сон, если ты вдруг так подумал. Я правда признаюсь тебе в любви, заря моя северная. С того момента, как я проснулся после пожара, я понял как много ты для меня значишь. Да на самом деле я уезжал из Петербурга в шестьдесят восьмом с этой мыслью. Я очень привязался к тебе. А через несколько лет понял, что люблю тебя. Ты тогда ещё мал был. Но после пожара я очнулся, а ты очень повзрослел за это время. Тогда мои чувства вспыхнули ещё сильнее. Потом я заметил, что ты тоже ко мне неравнодушен. Но сразу признаться не решился, боялся, что мне показалось. Там и Вэйно твой появился, начал приставать к тебе. Я ревновал ужасно. А на балу в марте я понял, что тебе он точно безразличен, по взгляду заметил. Тогда и решил признаться. Сразу не осмелился да и думал, как это можно романтично сделать, знаю же, что ты такое любишь. А потом…       — Миш, я люблю тебя, — прерывает Московского Саша. — Мне всегда было всё равно на Вэйно и…       Романов сам не успевает закончить, Миша накрывает его губы своими. В головах обоих фейерверк эмоций, они накрывают полностью, заставляя не думать ни о чём, кроме поцелуя. Они отстраняются, только чтобы глотнуть воздуха.       — Я люблю тебя, Саш, — тяжело дыша, отвечает Миша. — Больше никому тебя не отдам.       — Я только твой, — Романов крадёт ещё один поцелуй. — И, кстати, это было самое романтичное признание в любви, которое я когда-либо получал.       — А ты получал ещё от кого-то?       — Мне пачками приходят письма из Смольного, а мне стоило всего лишь раз туда приехать, — Александр действительно был там всего раз, а местные девушки уже падали ему в ноги и клялись в вечной любви.       — Как же жалко разбивать сердца этих молодых красавиц, но что поделать, ты ведь теперь только мой, — на самом деле их не жалко, Михаилу на них плевать, есть только Саша, его Саша и больше ничей. Эта мысль грела душу.       — Останешься со мною спать? — нагло просит Московский. Просто он очень рад, что Сашенька не отверг его (этого он боялся больше всего, ведь не был уверен в ответных чувствах на сто процентов).       — Конечно, как же ещё? — легко отвечает шатен, предвкушая сладостный сон под боком любимого.