***
На следующее утро Гермиона приезжает в офис около семи и невидящим взглядом смотрит на парковку, обдумывая запутанное электронное письмо, когда видит, как Драко выходит из ярко-красной спортивной машины в семь тридцать. Утро солнечное, и, пряча газету под мышкой, жонглируя двумя стаканчиками кофе и закрывая дверь своей машины ногой, он выглядит так, как будто участвует в съемке для журнала. Малфой бросает взгляд на ее окно и, заметив, что она смотрит на него, ухмыляется. К счастью, к тому времени, когда он добирается до ее кабинета, Грейнджер успевает избавиться от румянца. Драко ставит один из стаканов на стол. — Я предположил, что вы предпочитаете черный, без сахара, потому что вам не нравится, что сахар делает с вашим телом. Но добавил немного молока, потому что это раскрывает оттенки вкусов. Гермиона делает глоток, и это удивительно близко к тому, каким она предпочитает свой кофе. И попадание Малфоя кажется ей еще более дерзким, чем его сидение в ее кресле, как будто Драко раскусил ее, проведя с ней меньше дня. Она воспринимает это словно вторжение на ее личную территорию. Грейнджер ставит стаканчик на стол и отталкивает. — Нет, спасибо. — Она чувствует, что нужно пораньше положить конец его фамильярному поведению. Гермиона — его босс, независимо от того, что одно его присутствие заставляет ее нервничать сильнее, чем участие в собрании совета директоров. Драко берет кофе обратно и небрежно пожимает плечами, но он кажется немного обиженным, и ей нравится этот взгляд больше, чем чистая самодовольная уверенность, которая была в его глазах раньше. Потому, что это заставляет ее чувствовать, что она контролирует себя и ситуацию между ними. Ей за тридцать, и Гермиона давно научилась сдерживать себя даже рядом с самыми красивыми мужчинами, хотя всегда испытывала к ним особое влечение; если бы она была персонажем из какого-нибудь древнегреческого мифа, то это было бы ее слабым местом, ее ахиллесовой пятой. — У вас с Люциусом совещание в девять часов, — говорит Малфой. — Ты хочешь совета, как поступить с моим отцом? Она знает, что он намеренно вбросил эту семейную связь, поэтому она отвечает: — Нет, — и решительно смотрит на свой монитор, отмахиваясь от него, желая, чтобы он исчез с глаз долой. — Напрасно, — Драко недоволен, но все равно уходит, и Грейнджер думает, что, может, и зря отказалась, но она упряма, и не зовет его обратно. Когда разговор со старшим Малфоем проходит из рук вон плохо, она хмурится, возвращаясь в свой офис, и, проходя мимо Драко, с раздражением замечает, что его самодовольный взгляд снова при нем.***
Похоже, Малфой задается целью довести ее. В течение следующих четырех недель он, кажется, делает для этого все: дает свои непрошенные советы; врывается в ее кабинет по своей прихоти, а не когда она зовет его; мелькает у нее перед глазами при любом удобном и не особо случае. И в пятницу перед выездом Грейнджер в командировку он сообщает ей, что забронировал для нее сеансы массажа в гостиничном номере, которые начнутся, как только она прибудет после полета. — Ты должен отменить это, я не буду делать массаж на деньги компании, — протестует она. Драко лишь ухмыляется. — Компания за это не платит. — Тем более, ты не можешь потратить мои деньги, не спросив меня! — Ты тоже не платишь за это. Почти каждый день в конце дня ты потираешь себе шею, но не хочешь, чтобы я прикасался к тебе. Получи гребаный массаж, и дело с концом. — Он складывает руки на груди и задиристо смотрит на нее. — Следи за своим ртом, — говорит Гермиона, — это неподходящий язык для офиса. Драко поднимает подбородок, и она знает, что он хочет сказать: — «А ты заставь меня!», — и Грейнджер на мгновение задумывается, что была бы рада каким-то образом сломить его, но, разрывая их зрительную дуэль, кто-то стучит в дверь, и Малфой уходит. Она не видит его до конца дня.***
Неделя, проведенная вдали от него, полезна для ее самоконтроля и здравомыслия, и, за исключением массажа, в течении которого Гермиона тратит большую часть времени на размышления о нем, в остальное время ей удается отвлекаться. Когда она возвращается в офис, рано утром, до семи, а он приходит через несколько минут, Грейнджер на мгновение кажется, что она скучала по нему. По его красивой мордашке и излишнему вниманию к ее персоне. Но это блажь. Которую Гермиона рвет из себя. — С возвращением, — говорит Малфой весело, как будто они друзья. — Как прошла поездка? — Продуктивно. Он сидит в кресле перед ней и ждет, что она скажет что-то еще. Но Гермиона молчит, чересчур внимательно изучая данные на мониторе. Хотя это лишь видимость. Все, что она пытается делать на самом деле, это игнорировать его природный, чисто мужской магнетизм. Что-то на уровне инстинктов. — Как поживает массажистка? — спрашивает Драко, врываясь в ее упрямую решимость удержать собственное либидо под контролем. — Хорошо. Веселая улыбка Малфоя превращается во что-то менее дружелюбное, но такое же заманчивое. Он встает и закрывает дверь. Медленно поворачивается к ней. — Ты ненавидишь меня за то, что я сын Люциуса, или я что-то сделал тебе лично? Ты так обиделась за то, что я неправильно приготовил кофе? Грейнджер вынуждена встретить его взгляд. Есть нечто-то уязвимое в том, что Драко не может определиться обращается ли он к ней «на вы», или панибратствует. В периоды «ты» Гермиона особенно остро фантазирует над тем, что Малфой звучит слишком открыто. — Я не ненавижу тебя, — говорит она, и, по ее мнению, это правда. Хотя иногда Грейнджер и думает, что ее чувства к нему сверх иррациональны. Иногда ей трудно понять, откуда берется ее гнев; заслужил ли он его своими действиями или просто своим отношением. — Я тебе не нравлюсь. — Ты ужасный помощник, — заявляет Гермиона, и теперь он выглядит обиженным. — Это ложь. Я делаю все, что ты мне скажешь. — Не все, — бормочет она. — Чего я не сделал? Я хорош в своей работе, и ты знаешь это. Просто слишком упертая… — Ты когда-нибудь затыкаешься? — запальчиво огрызается Грейнджер, и, по иронии судьбы, это заставляет его замолчать. Временно. — Я не так много говорю… — Дело не в том, как много ты говоришь, а в том, как ты говоришь со мной. Как будто босс тут — ты. Малфой снова подходит ближе к ее столу, его руки все еще скрещены на груди. Он одет в простую белую рубашку, без галстука, расстегнутую на горле. И Гермиону слишком раздражает то, каким красивым он остается независимо от обстоятельств. Ее буквально потряхивает от бешенства. — Когда-нибудь я им и буду, — с напускным равнодушием произносит Драко. — Пока нет, — говорит она, глядя на него в упор. — Сейчас я босс. Я твой босс! — Грейнджер улавливает в собственном голосе истерические нотки. — Так точно, — соглашается он без видимых трудностей. И смотрит на нее глубоко. Жадно. В воздухе вдруг что-то потрескивает, и Гермиона чувствует, как дрожит каждый волосок на ее теле. — Так почему бы тебе не сказать мне, что делать? Ее сердце стучит слишком часто. — Я хочу, чтобы ты ушел, — произносит она, но Малфой слегка качает головой. — Нет. Это не то, что ты действительно хочешь, чтобы я сделал. Я же сказал тебе: я твой, чтобы ты командовала. Ну? Грейнджер понятия не имеет, какой смысл вкладывает в свои слова Драко. Но точно, что это не имеет ничего общего с буквальным значением. Гермиона облизывает губы, когда понимает, что Малфой пялится на ее рот. Или она бредит? Но его взгляд не отлипает от нее. Во рту внезапно становится слишком много слюны. Она медленно встает со своего места, не разрывая странные переглядки, и не может не заметить, как Драко резко втягивает полные легкие воздуха. — Садись, — говорит Грейнджер, указывая на кресло для посетителей, и он соглашается. Не быстро, не так, как будто готов плясать под ее дудку; скорее, показывая, что он знает, что может сказать «нет», и все равно предпочитает этого не делать. И ее раздражает, что Драко все еще не чувствует, что она здесь главная. Гермиона не считает себя импульсивным человеком, но Малфой влияет на нее слишком странно… Он — ее подчиненный, и, если их поймают, ее, наверняка, уволят, а ущерб, нанесенный репутации, будет почти не восстановим, но… Драко сидит, слегка раздвинув ноги. Почти откровенно маня ее, как бабочку к пламени свечи, когда неторопливо проводит раскрытыми ладонями по бедрам. И она думает, что, возможно, быть пойманной стоит того, чтобы стереть с его лица эту самодовольную улыбку превосходства. Тем более, есть шанс, что он просто будет держать свой проклятый рот на замке. Хоть в кои-то веки. Или… нет. — Подожди, ложись на пол, — приказывает Грейнджер, и Малфой приподнимает одну бровь. Она видит, что он собирается сделать какое-то замечание, но Гермиона хочет, чтобы он подчинялся, поэтому добавляет: — Сейчас! — тоном, который она когда-то выучила на занятиях по лидерству, и Драко с трудом сглатывает. Его глаза будто становятся глубже, темнее. Теперь они не серые — в которых отражается робкое солнце будущего дня, проскальзывающее в окно, — а почти грозовые. — Конечно, босс. — В его голосе чувствуется не только отчаяние, но и высокомерие, поэтому она не чувствует себя виноватой. Это безумие, думает Грейнджер, когда он ложится на пол на спину, удобно сложив руки на животе, и подтянув колени, образуя треугольник. Драко выглядит так, как будто наблюдает за звездами где-то на лугу. Гермиона лихорадочно ловит ускользающую мысль, что сейчас — в эту самую секунду, — она еще может остановиться. Рассмеяться и сказать, что просто шутит… Но они все еще балансируют на грани того, что все заходит слишком далеко… Секунды, образуя цепь, тянутся друг за другом… Кто угодно из них двоих должен прекратить странную игру… Но Малфой продолжает лежать, не сводя с нее жадных — Гермиона готова поклясться! — голодных глаз, и она летит в пропасть. Со всей дури, на которую даже не знала, что вообще способна. Грейнджер засовывает руки под юбку, в то время как Драко с интересом наблюдает за ней, и, не давая себе времени на раздумья, она стягивает нижнее белье вниз по ногам. Обычно Гермиона не носит юбки, но сегодня по необъяснимым причинам, выбрала именно ее. — Симпатичные трусики, — говорит он с пола, и на мгновение она хочет задушить его ими, или запихать их ему в глотку, лишь бы Малфой заткнулся… Но у нее рождается намного лучший план для использования его рта, поэтому вместо расправы Грейнджер смотрит ему прямо в глаза и встает над ним, чтобы наконец понять: он на грани. Его зрачки широки, а грудь вздымается и опускается гораздо сильнее, чем мог бы дышать мужчина, спокойно лежащий на полу, и под тканью его брюк она замечает растущую выпуклость. Когда Гермиона стоит над ним, его руки обхватывают ее лодыжки, а пальцы скользят по голым ногам, все еще обутым в туфли на низких каблуках. — Каков твой план, босс? — хрипит Драко, и она чувствует, как между ее ног разгорается жар. — Чтобы ты замолчал, — отвечает Грейнджер и опускается над ним на колени, и его руки текут вверх по ее ногам; сильные пальцы горячо касаются ее икр и тыльной стороны коленей, упираясь в заднюю часть бедер. Малфой дрожит больше, чем она. — Мне нелегко заткнуться. — Но придется. — Она задирает юбку, и он выдыхает так резко, что Грейнджер чувствует его дыхание, продувающее завитки волос на ее сокровенном месте. Тепло дыхания ласкает обнаженную кожу возле его лица. Гермиона наблюдает за ним, ожидая появления отвращения или страха, или какого угодно другого признака того, что она заходит слишком далеко; что она неправильно его поняла и злоупотребляет той небольшой властью, которую все-таки имеет над ним… Но Драко выглядит так, как будто он голодает, а у нее между ног хранится его любимое блюдо. Грейнджер пытается не забыть, как дышать. Она немного наклоняется вперед на коленях и чувствует, как его подбородок касается ее, и Гермиона задыхается, когда рот Драко начинает двигаться. — Подожди, — выдавливает она, и Малфой останавливается, но его пальцы заметно сжимаются на ее бедрах. — Что? — рычит он в ее мокрое сердце. Сейчас она едва может вспомнить, где находится, но ей удается придать своему голосу хоть какой-то контроль: —Ты начнешь, когда я скажу тебе. Драко стонет, прижимаясь к коже ее ноги, но он делает то, что ему говорят. И, когда он наклоняет голову, ожидая ее, Гермиона решает проверить его способность слушаться: она двигается достаточно для того, чтобы нежно потереться о его рот, и сладко чувствует, как мучительный грудной звук, который издает Малфой, эхом разносится по всему ее телу. Он под ней напряжен, как железо, и они прижимаются друг к другу без движения. Грейнджер позволяет себе на мгновение встретиться с ним взглядом, и это почти ошибка, потому что в его глазах полыхает настоящий огонь, настолько горячий, что она чуть не сгорает в нем… Через силу Гермиона немного отстраняется и на мгновение думает о том, как он просто дернет ее назад, — и она не уверена, позволит ли ему или нет, — но выдержка Драко достойна лучших похвал: он терпит. Хотя дышит жадно и срываясь. — Уже почти семь утра, — говорит Грейнджер тихо, — а у меня встреча в семь тридцать. — Ты кончишь до семи, — обещает Малфой, и она чувствует легкое движение его челюсти, посылающее разряды в ее тело. — Я не настолько возбуждена, — врет Гермиона. — Настолько. Но и я хорош, — хвастается он, и в его взгляде снова появляется знакомое самодовольное выражение, которое бесило ее все эти дни. И жажда становится нестерпимой, когда она понимает, что хотела именно этого. — Тогда докажи. Еще до того, как Грейнджер заканчивает предложение, Драко уже засасывает ее губами, и она громко ахает от внезапного, расплавленного жара его рта, полностью прижатого к ней. Гермиона садится на икры, ее колени находятся по обе стороны от его головы, светлые чуть вьющиеся от выступившего пота волосы касаются ее кожи, и он приспосабливает свою хватку так, чтобы тесно обнимать ее бедра, и стонет в нее. И Грейнджер уже на полпути. Малфой пускает в ход свой язык, скользя по ее мокрым складкам и погружаясь в нее, пока она не начинает хныкать — слишком громко для офиса, но недостаточно громко для того, чтобы полностью выплеснуть распирающие ее эмоции. Гермиона еще помнит, что должна контролировать Драко, но в действительности она позволяет ему вести — управлять ей, используя язык и удивительно мягкие губы, прижимающиеся к ней. Если бы он не мог дышать, она почти уверена, что Малфой бы оттолкнул ее, но, даже когда он полностью сосредоточен на том, что прямо перед ним, его бедра двигаются в постоянном ритме, имитирующем соитие, — и вообще Грейнджер не уверена, что кто-то из них вообще способен остановится прямо сейчас. Он наклоняет голову, чтобы коснуться носом ее клитора, пока он трахает ее языком, и Гермиона чувствует это так остро, почти болезненно. — Да, вот так… — набором звуков. И Малфой ускоряется, он сосет сильнее, проталкивается глубже, и она близка к финалу. Но одновременно ей хочется растянуть это мучительно-сладкое мгновение, однако ей не удается подобрать слова, чтобы сказать ему, чтобы он замедлился. Пытаясь чуть отстраниться, Грейнджер смотрит на него сверху вниз: его лицо зарылось между ее бедер, а глаза закрыты. — Драко, — шепчет она, и он смотрит на нее, и в его взгляде полная палитра чувств — от триумфа до признания безоговорочной капитуляции. Гермиона резко вскрикивает, запрокидывает голову назад и прижимается к его лицу, когда Малфой вытягивает волну за волной ее удовольствия. Даже когда она расслабляется и обмякает, он продолжает, и Грейнджер падает ему на грудь, чтобы вырваться, а его язык похотливо хлюпает по ней, когда она удаляется. Вся нижняя половина его лица влажная, и Малфой больше не ухмыляется — он тяжело дышит, с открытым ртом, — и она чувствует, как он льнет к ее спине, его пальцы твердо касаются ее бедер. Гермиона отводит руку назад и прижимает ее к его члену, и Драко стонет, вздрагивает. Она успевает провести по нему ласкающим движением не больше трех раз, а затем Малфой вскрикивает и пытается согнуться под ее весом, но Грейнджер удерживает его до тех пор, пока он не затихает. Ее ладонь становится чуть влажной, даже сквозь ткань его штанов. Они глядят друг на друга. Драко не выглядит самодовольным, как Гермиона ожидала, и сама она не чувствует себя настолько неловко, как могло бы быть. Кто-то из них жалеет? Грейнджер встает и поправляет юбку, а он просто смотрит на нее снизу вверх, глаза все еще чуть осоловевшие, словно пьяные, а волосы взъерошены. Гермиона протягивает ему руку и помогает подняться на ноги, но когда Драко встает, он не отпускает ее; держит и продолжает разглядывать. — Еще нет и семи, не так ли? — наконец говорит он, и она чувствует как к горлу снова подкатывает раздражение. — Отпусти меня, — требует Грейнджер, высвобождаясь. — Я пойду приму душ. — Гермиона многозначительно смотрит на его штаны, а затем снова ему в глаза, однако Малфою, кажется, все равно, как он выглядит. Его лицо блестит от ее влаги, но Драко ни на грамм не смущен. И, конечно, выглядит сексуально, даже помятым и раскрасневшимся. Когда она почти уходит, он кричит ей вслед: — Я же говорил тебе, что у меня это хорошо получается? И я знаю, что был прав насчет кофе! Гермиона замирает в дверях. — Меня бесит твое самомнение. Но пока я не готова уволить тебя, — признается она, хотя они оба знают, что худшее, что может с ним случиться, это то, что Люциус отдаст его в услужение к какому-то другому руководителю. Драко лишь улыбается. И она закрывает дверь, пытаясь не размышлять о том, что она заставит его сделать завтра. .