Crazy in love

Давись моей любовью. Растворяйся в ней. И говори лживые слова о том, как любишь.

Хлопок двери. Бретелька чёрного шёлкого платья спадает с плеча. Сонми грубо толкают в центр комнаты. Она смотрит подавлено на мужчину, который терпеливо затягивается сигаретой, распространяя мёртвый запах в комнате. Джошуа проницательным взглядом окидывает слабую Сонми, что убирает волосы назад, даря свой затравленный взгляд. А в зрачках Джошуа черти сверкают. Пьяный в хлам. Зато без грёбанных чувств. Так легче. Легче нанести боль Сонми. Он всегда был моральным и конченным. Сонми увидела его натуру сразу-же, но, он был бесподобен, а его ахеренный голос, лишь подтверждал, что он не человек — он адское божество. — Мелкая дрянь, — насмешливо выдал, скривив губы. И Сонми знала, что последует за этим. Она прекрасно знала, что Джошуа зол, поэтому смирилась с его стороной грязного морального урода. Джошуа ёбанный манипулятор, что любил пользоваться Сонми, любил унижать её. Любил её такую: слабую, податливую, готовую на всё. Он дарит ей свою любовь, чтобы она давилась ею. И Сонми принимает всё без остатка, ведь предала. Предала его, ранила в самую душу, будто вонзила меч, что проник в сердце, вынуждая замереть. Н-е-е-е-т. Джошуа всё-же не настолько конченный. Он может быть добрым, но она лишилась этого шанса, лишилась, когда решила вонзить нож в спину, лишилась, когда так равнодушно отнеслась к ласковой его стороне. — Джошуа... Её один шаг назад — его шаги вперёд, прямиком к ней. Сонми грубо оказалась прижатой к стене. Мужские ладони сжали тонкую шею, приподнимая. Сонми стала задыхаться, глазами прося прощения. Снова. Как обычно. Джошуа наклонился, едва-ли касаясь её губ своим дымным дыханием. Ему нравилось унижать. Нравилось, когда чья-то жизнь зависела от него. Нравилось, когда Сонми жадно хватала воздух. Нравилась сама Сонми. — Блядь, — в глаза смотрит, в самую душу, выдыхая дым ей в лицо. — Просить прощения не будешь? Издевается. Заставляет повиноваться, а Сонми, с болью в груди, всё-же склонит перед ним голову. Обязательно склонит, послушается, ведь она послушная девочка, правда? — Прости... — шепчет губами Сонми, ощущая, как хватка едва слабеет. Джошуа тихо смеётся, как сумасшедший, а смеётся он ахуенно, да так, что ноги подкашиваются. Джошуа моральный урод. Джошуа искусственный манипулятор, но Сонми покорила его нежная сторона, добрая, ласковая — секундная. И всё-же, он ахуенный, до боли, ахуенный мерзавец, что тиранит Сонми. Её собственный палач. — Мелкая блядь. Думаешь, что я твой Туён? Забыла, что твоя никчёмная жизнь, держится благодаря мне? Забыла, что он хотел пустить тебя по кругу, как шлюху? Забыла? — снова сдавил горло, вынуждая Сонми издать хрипы. Лёгкие потухали, а сигаретный дым провоцировал. Он убивал в Сонми всё живое, он убивал наивность в её глазах. Убивал заживо, заставляя повиноваться. И всё-же... не моральный ли ублюдок Джошуа? Мужчина отпустил её и Сонми больно упала на пол, тяжело дыша. Он даже не дрогнул. Ему было всё равно. Джошуа лениво плюхнулся на старое, но дорогое кресло, продолжая смотреть, как девушка хватается за горло, шумно дышит и проклинает его глазами. — Вставай, — равнодушно приказывает. Джошуа издевается. Сонми видит, как в глазах его черти играются, как глаза полыхают, как хочет он от неё лишь одного. Только точно не любви. Любовь? Джошуа больше не верит в это слово. Не верит в чувства. Он, признаться честно, ни во что не верит, только в себя. Сонми видит лишь ёбанного отморозка, что любит держать власть в своих руках, особенно любит унижать, её, унижать. Любит приласкать, подарить острые ощущения. Любит не любовь, но как-же описать его сложные чувства? Слова, что наполнены злостью и ненавистью? Зависимость? Джошуа ненавидит это слово, но, походу, питает чувства к девушке, что посмела отвернуться от него. Сонми сделала большую ошибку, превратив нежного, рядом собой, мужчину — в собственного палача. Сколько было пролито слёз, когда она пыталась доказать обратное? Хотела помочь. Просто хотела. Но, в итоге, Сонми вышла предательницей, плохой и настоящей проституткой в его глазах. В тот день он наговорил много обидных слов. Не только наговорил, а вывел из колеи, выбивая изо рта девушки болезненные стоны. Джошуа был грубым, слишком грубым, жестоким, импульсивным. Медленно убивал, как яд, который Сонми принимала на каждый приём пищи. Он врезался в глубину души, вторгался в ранимую оболочку, пуская туда корни своей эгоистичной любви. Оставлял свои метки, будто хотел показать насколько он ненавидит её или... дорожит? Характер Джошуа был непонятен никому. Брошенный мальчишка, что вырос в детском доме, а затем скитался по переулкам, вытворяя грязные дела, лишь бы дожить до завтра, а затем, как-нибудь и до послезавтра. Сонми, если честно, было грустно. Грустно настолько, что пыталась понять его. Сама тянулась, дабы подарить свои нежные касания и полежать в обнимку. И как ребёнок, Джошуа принимал ласки, шепча грязные, но возбуждающие слова о будущем. Казалось, всё было сном. Сонми не двигается. Сидит на холодном полу, ощущая, как неприятно отдаёт от платья холодом или... от взгляда мужчины, что пускает клубы дыма? Глаза сменяют тон. Сонми отчаянно сжимает ладони. — Не хочешь меня? — бросает злую насмешку, словно Сонми какая-то проститутка, хотя... почему «какая-то?». Для Джошуа она давно упала в пучину грязи и плевать, что это неправда. — Мне взять тебя силой? Джошуа тушит сигарету о пепельницу, не отрывая от Сонми своего сумасшедшего взгляда. Девушка неуверенно встаёт, не смеет посмотреть в сторону мужчины, что величественно приподнимается. Одинокая слеза скатывается по щеке, падая на ключицы, катится вниз, скрываясь. Джошуа подходит близко, впритык, нежно обхватывает подбородок, задирая голову, чтобы осмотреть мокрое лицо Сонми от слёз. Склоняется к ней, обхватывая своими пухлыми губами крупинку слезы на щеке. Целует нежно-нежно, как умеет, размазывает влагу, перемещая ладонь на горло девушки. Сжимает со всей силой, притягивая грубо к себе. Зверски впивается в губы, да так, что зубы встречаются, издавая характерный звук. Сонми не противится, но Джошуа не чувствует ответного движения губ. Бесится. Поэтому накручивает шоколадные волосы на кулак, тянет на себя, съедая губы до крови. Разъедает, будто паразит. Кусает, жадно дыша в губы и смотрит в лицо пронзительным взглядом, когда Сонми издаёт болезненный стон, облизывая свои кровавые губы. Ноги подкашиваются, ведь не хотеть такого Джошуа невозможно. Невозможно ненавидеть его. Властный, грубый, эгоистичный и когда-то ласковый, добрый. В нём есть что-то такое, у кого нет ни у кого другого. Что-то, как яркие глаза, губы, что покоряют своей искренностью или сплошным намёком на грязные вещи в его голове. Что-то, как руки, которые могут доставить адское наслаждение. Что-то, как мрачная энергетика исходящая от него, словно, бушующая погода, которая накроет с ног до головы. Комната давит. А губы Джошуа спускаются к шее, оставляя кровавые следы его безумства и сумасшедшей любви на ранимой коже Сонми, что поддаётся его власти, отдаёт всю себя, надеясь, что в этот раз Джошуа не оставит глубокий порез на сердце, а исцелит остальные, ведь он хороший, верно? Перестанет вытворять эти глупости на пустом месте и наконец-то поверит, что Сонми ничего не связывает с другим мужчиной. Поверит, ведь так? Но Сонми с трудом верится. Всхлипывает прямо в губы, отвечая на зверские поцелуи. Отдаёт ему в руки собственное сердце, а он дерзко спускает лямки платья, обнажая Сонми, что дрожит, бедная, толи от боли, толи от возбуждения — в общем, всё вместе. Джошуа дышит прямо в женскую грудь, обдавая своим горячим дыханием, касается губами нежной кожи и поднимается наверх, к шее, даря размашистые поцелуи. Изнывает женское тело, видит, как тяжело дышит Сонми. От этого губы расплываются. От такой Сонми. От такой, до боли, родной, любимой. Она только его. Плевать, что сейчас всё так. Плевать, ведь это урок, наказание — которое является наполовину наслаждением. Джошуа моральный урод. Ахуенный мужчина, что знает, как влияет на девушек. Ахуенный настолько, что ему нужна, лишь одна. Сонми. Сонми нужна. Только она. — П...прости, — всхлипывает снова, отчего Джошуа на миг замирает, на секунду, кажется, что образ плохого Джошуа исчезает, ведь... почему слова Сонми полоснули его сердце? Джошуа знает. Прекрасно знает, предпочитая скрыть свои эмоции под маской безразличия. — Джошуа, я никогда-бы не предала тебя... — Закройся, — отрезает мужчина, отдалившись. Даже слышать не хочет её жалкие оправдания. Просто не хочет. — Хочу твой рот. Намекает, чтобы Сонми на колени опустилась и отсосала, но девушка болезненно сглатывает вязкую слюну, от их обилия в ротовой полости. Мужчина смотрит с ожиданием, рассматривая обнажённую грудь Сонми, что вздымается часто от переполненных чувств и обид. Джошуа сейчас видит потрясающую Сонми и хочет её видеть всю бесконечность. Хочет также рассматривать крохотное тело, хочет рассматривать подаренные им кровавые пятна безумия. Просто хочет, чтобы рядом была. И поняла его. А ещё пиздец, как хочет помять её в своих руках и снять свою маску. Пиздец. — Животное, — выдаёт со всей обидой, за что получает толчок назад, к стене. — Повтори, — хватает грубо за волосы, задирая голову, а Сонми своими наглыми глазами смотрит на него, не отводит. — Я сказал. Повтори! — Животн... Джошуа цепляет её опухшие губы. Дарит все эмоции, убивает медленно, мучительно, что не хватает кислорода, чтобы выразить своё отчаяние, а затем отрывается, дыша учащённо в женские губы. Касается лба Сонми своим и мучительно долго смотрит в душу. — Чёртов эгоист, — выдыхает болезненно Сонми, облизывая губы, а Джошуа просто смотрит, потому-что внутри сердце дёргается от электрической пульсации, потому-что делать ей больно страшно, поэтому и напивается вдребезги, чтобы совесть, блять, мозги не ебала. — Знаешь? Знаешь, ведь так?! — Знаю, — выдыхает успокаивающе Джошуа, дыханием пьяным опаляя. — Ты ведь не любишь его? Скажи, скажи, что любишь меня, Сонми. — произносит свои эгоистичные слова, сжимая хрупкие женские плечи. — Люблю. Люблю тебя, — тихое и болезненное. Сонми трудно, сложно настолько, что в груди сердце грохочет. — Всегда любила, а ты... Джошуа оставляет лёгкий поцелуй на дрожащим плече Сонми. Она вся вздрагивает, дрожит, потому-что плачет, её рвёт внутри от обиды, а Джошуа не может ничего поделать со своей грубой ошибкой. Он дворняжка, который не познал между женщиной и мужчиной здоровых отношений. Он учиться, но с трудом. Джошуа отморозок. Джошуа — палач. Животное, дикое, бесчувственное, не познавшее детский восторг — животное. Сонми плачет ему в плечо, обессилено прислоняется к родному мужскому телу, задыхаясь, а Джошуа молчит, молчит, наверно, потому-что понимает, что натворил. Нет. Ложь. Он знал, он прекрасно знал, что творил. А алкоголь был прекрасным помощником, чтобы нанести ей вред и забыть на следующее утро. Но он не забывал. Помнил до мельчайших деталей. Бесился. Бесился на самого себя. Сонми постепенно успокаивается. Щекой прислоняется к мужскому плечу. Молчит, грустно касаясь шеи Джошуа, который думает мучительно долго. И Сонми не нужны его извинения. Они ей никогда не были нужны. Ей хотелось-бы одного, чтобы он понял, понял и признал свои ошибки. Сонми наверно глупая. Пусть будет так. И всё-же Джошуа может быть хорошим, может, но сложно. — Я заебался, — выдаёт устало, разрушая тишину, отчего Сонми замирает. Она сглатывает ком. Оба поломанные. Оба психически не стабильные. — Я буду стараться, — уверяет Джошуа. — Блять, буду стараться изо всех сил. Но тебя не отпущу. Называй меня кем-хочешь, ненавидь, но мне противна мысль, что ты будешь не со мной, а с другим. Я, блять, так боюсь... — запинается, понимая, что наговорил лишнего, так ещё признался, что боится. Боится её потерять, скорее всего. Сонми печально смотрит на мужчину, пытается вникнуть его слова, потому-что ненавидеть его совсем не может, потому-что понимает его. Прекрасно понимает. Боль Джошуа болезненно ощущается на душе Сонми. Он боится быть брошенным. Боится оказаться тем самым ребёнком, которого родители кинули в трудной жизни. Один на один. Внутри он всё ещё тот мальчишка. Тот обиженный, ранимый... Первая встреча. Встреча, когда они пересеклись. Джошуа был молчаливым, перекидывался редкими фразами со своим другом, который встречался с подругой Сонми. Они оба тогда сидели, как поникшие. Джошуа даже в её сторону не смотрел, будто не сидела перед ним роскошная девушка — Сонми, которая зацепила мгновенно, издалека. Джошуа тогда лишь привлекательно запивал бутылку пива и ловил взгляд Сонми, что сразу-же отводила своё внимание от него, явно возмущённая тем, что её заинтересованность ловили, ведь Сонми неразрушимая гора. И совсем не нуждается в отношениях. Особенно от такого, как Джошуа. Ахуенного мужчины, что вызывал мурашки. Пиздец, какого ахуенного мужчины! От него несло похотью и дерзостью. Пиздец, до мурашек, большой пиздец! Сонми, такой не нужен. Не нужен! Несколько недель проходили в тишине, пока у девушки не появился тайный поклонник, что писал загадочные сообщения. Джошуа игрался. Пиздец, как заигрался, мужчина! Хотел зацепить неприступную холодную девушку. Подкатывал, как мог, а порой кидал грязные-грубые словечки в адрес Сонми, что была неприступна. А затем, как-то само собой появились нежные, до милоты, ласковые отношения. Джошуа был первым мужчиной у Сонми. Грубияном был, не поспоришь, особенно ревнивым, но он умел скрывать это чувство. Умел накапливать всё в себе, пока... пока не появился враг его — Туён, что пытался переспать с Сонми. Начал шантажировать бедную девушку, а та и поддалась, пришла в ресторан, чтобы поставить точку, но мерзкий Туён явно не собирался заканчивать «свидание», предлагая перейти в его сторону, ведь Джошуа однолюб, любит только себя, но Сонми... как обычно. Осталась верна Джошуа, не смотря на частые ссоры, что возникали каждый день. Сколько-бы не старалась, но разлюбить Сонми не может. Не может срезать корень собственного сердца, в котором зародились трепетные чувства. — Чего ты боишься? — Сонми смотрит в душу своими глазами, а Джошуа сжимает челюсть, отводя взгляд. — Помнишь, ты говорил, как любишь меня? Помнишь? Мы лежали тогда в постели. Ты работал, что-то печатая в ноутбуке, а я... я просто лежала рядом. Ты говорил такие слова, что у меня перехватывало дыхание, Джошуа. Так чего ты боишься?! — Хочешь так сильно узнать? — обессилено шепчет Джошуа, заглядывая в глаза Сонми, что кивает, когда мужчина подтягивает платье вверх, дабы скрыть обнажённое тело от греха подальше. — Тебя. Тебя боюсь потерять. Довольна? Я, блять, ненавижу тебя. Ненавижу, что ты заставляешь меня питать к тебе такие хуёвые и отвратительные чувства. Довольна? Сонми издаёт тихий всхлип, кивая головой, когда Джошуа одаривает её ранимым взглядом. Взглядом печали, бесконечной муки. Кровь, которая застыла в сердце оживает, вынуждая полыхать. Сонми сама жмётся к мужчине, сама тянется к его губами, тихо шепча и моля о том, чтобы не наносил он ей порезы. Чтобы не делал больно. Чтобы был тем самым ласковым Джо. Он молчит, ведь не может обещать, но постарается. И всё-же Джошуа ёбанный мудак, но хороший, правда хороший.