exposition de talents

В воздухе витал приятный запах корицы от которого доносились слабые нотки алкоголя. На языке остался приятный привкус и приятное покалывание. Такой вкус было намного приятнее ощутить и почувствовать чем кривить лицо от неприятной горечи и запаха, что выжигал все внутри. Потом оставалось дурное послевкусие, которое нужно было ещё убрать. Одежда пропитается этим едким запахом, что гуляющие по улицам люди за версту учуют это. На деле же гораздо приятнее ощутить что-нибудь сладенькое и не сильно пахнущее, особенно есть перед тем как закурить промочить сигару в бокале с каким-нибудь алкоголем, чтобы получить неповторимый вкус и запах. Некоторые люди так делали, а кто-то предпочитал не заморачиваться. Совсем недавно Терранс вернулся из заграницы, он уже как несколько лет служил в театре, а потому было полезно узнать, что сейчас популярно в театрах Европы, там же он и приобрел сигареты ручной работы. Терранс давно уже просил в письмах своего знакомого чтобы тот изготовить особую партию сигар. В своем письме он изъяснялся весьма странно и дал размытое требования по поводу наполнения и какой крепости они должны быть. «Сделай их по вкусу и крепкости такими как ты сам видишь меня и наши дружественные отношения». Гласили строчки из письма, которое Терранс писал с огромным трепетом, выводя каждую букву, каждое слово каллиграфическим почерком. У этого человека был весьма приятный почерк, что читать его было особое удовольствие. На русском дела обстояли совсем по-другому. Буквы были все такими же изящными, но все равно отличались от английского правописания, а то и понятно, ведь Терранс сам был отнюдь не русский, но тем не менее знал русский ничуть не хуже самих русских, а из-за иностранного имени его было тяжело произносить, а в правописании в нём всегда допускали одну и туже ошибку, а потому всеми негласно было принято называть его Тера, да и сам Терранс был не против этого, лишь бы в очередной раз не слышать как его имя беспощадно коверкают. Однажды кто-то из служителей театра предлагал ему поменять имя на французский манер или на крайний случай и вовсе выбрать какое-нибудь русское, но Тера каждый раз отказывался и вежливо объяснял, что не будет называть себя чужим именем; имя, если можно так выразиться, вещь которую ты имеешь с самого рождения, ты растёшь с ним и тебе будет как-то неудобно, если ты его вдруг поменяешь, потребуется какое-то время чтобы привыкнуть. Так отвечал Терранс абсолютно всегда, а потом потребность говорить об этом пропала также быстро как и эти предложения о смене имени, но не будем так долго об этом разглагольствовать. Терранс вальяжно уселся на мягком диванчике. На столе, стоявшее рядом с зеркалом, тлела сигара, лежавшая в пепельнице; от неё доносился слабый аромат табака, который пыл напрочь пропитан сладким алкоголем. Комната вся пропахла этим запахом и одежда впитала в себя этот аромат. Вкус у нее оказался досточно приятным, да и запах тоже, что не заставляло каждый раз закрывать нос рукой. По крепости было приемлемо, несильно слабый, да и несильно крепко, одним словом соблюдена золотая середина, но это было только мнение самого Терранса, закури эти сигары кто-то другой он наверняка бы захлебнулся в собственном кашле и удивлялся как Терранс может такое курить, а кто-то наоборот скажет, что они слишком слабые и предложит свои закурить. Гримёрная была скромно обустроенная, но со вкусом. Заходя в неё стразу становилось понятно какой человек здесь обитал и, что он может из себя представлять, но в случае с Террансом даже это было не нужно. Это был самый открытый и понятный всеми человек, который так умело входил в образы героев на сцене, что казалось, что тут нет никакой актёрской игры, а это в действительности реальный человек. Большая часть зрителей особенно активно аплодировала, когда видели Терранса на сцене. Тогда весь зал замолкал и с замиранием сердца наблюдал за игрой юноши. Стоило отметить, что юноша не только играл на сцене, но также сам занимался постановками пьес на сцене. Перевод большинства пьес он всегда заказывал у одного и того же писателя, который к слову был нередким гостем в этом театре. Ещё тогда, когда Терранс был еще в Англии, когда его пригласили на званный ужин, то один из лордов любезно предложил закурить ему. Терранс ни о чем не думая согласился на столь соблазнительное предложение, но потом пожалел, когда на протяжении двух часов он захлёбывался в собственных слюнях. Опыт был весьма неприятный, а потому на предложение закурить он стал отвечать отказам и сочинять истории о том, что он не курит или уже бросил, но у самого одежда насквозь пропахла куревом. Время шло ближе к вечеру. Совсем скоро должна была состояться постановка в театре, а потому абсолютно все актёры были на взводе. Казалось, что тут нет место для беспокойства ведь это уже не первый выход на сцену, а потому в голове должно было уже сформироваться четкое представление о не таком уж и далеком будущем; но каждый уважающий себя актёр, да и не только, с уверенностью может сказать, что каждый очередной выход на сцену, и не только, всегда ощущался первым. Ты не можешь быть уверен, что ты или твои партнёры по партии ничего не испортят и всё пойдёт в тартарары. Примерно об этом и думал Терранс, когда сидел перед зеркалом и корчил гримасы, так сказать готовился к предстоящему выступлению. В отличие от остальных актеров, которые отдавали всю свою душу во время репетиций, он мог позволить себе пропустить генеральную репетицию. В отличие от остальных актеров, которые отдавали всю свою душу во время репетиций, он мог позволить себе пропустить генеральную репетицию. Костюмы специально для этой постановки были заказаны и лучших портных и все они сделаны были просто на ура, но почему-то один из костюмов был принят очень холодно со стороны актёрского состава. Девушки лишь неловко улыбались и шутили на счёт его внешнего вида, но а мужчины не ходили вокруг да около, а напрямую сказали, что в подобном костюме стыдно будет плясать даже придворному шуту перед царём. Последнее слово оставалось за Терраснсом, ведь ему в этом костюме предстояло плясать перед огромной публикой, а если еще и сам царь изволит пожаловать… Даже думать не хотелось, а потому юноша спрятал его в своей гримёрной, обещая, что после этой постановки он сожжёт его или же найдёт иное применение. — Господин Тера! Дверь со скрипом открылась и на пороге оказалась весьма милая девушка. Худенькая, бледненькая, весьма скромная особа, но сегодня ей предстояло играть весьма раскрепощённую барышню, что никак не могло уложиться в голове у остальных. К слову Терранс сам приложил к этому руку когда распределял роли, ему почему-то показалось, что именно Лизонька должна играть эту роль. Терранс нехотя повернулся в сторону двери и изогну одну бровь. Он поправил очки, съехавшие на чуть заостренный кончик носа. — Лизонька, — начал он говорить утонченным бархатным голосом, где слышался небольшой акцент, — Разве в твоей семье не удосужились обучить тебя должным манерам, что первым делом нужно в двери стучать, да разрешение просить. Терранс встал с дивана, накинул на себя тёмный пиджак. Он неспешно подошёл к девушке, словно какой-то хищник, который долго и упорно выбирает себе жертву, а потом неспешно подкрадывается чтобы не спугнуть. Юноша берет девушку за подбородок и заставляет смотреть ему в глаза. — Я то думал, что вы умная девица, а на деле вы такая глупая как все остальные, — сказал он весьма грубым тоном и сжал пальцы на подбородке девушки. — П-пожалуйста… Простите меня! — дрожащим голосом прокричала Лизонька. — Впредь я буду весьма учтивой и обещаю, что сие не повториться. Девушка с неподдельным ужасом смотрела на юношу. Она хотела бы отвернуться и не видеть эти алые глаза, которые подобно всевидящему оку могли видеть всех насквозь, но Терранс заставлял смотреть. Ноги начали подкашиваться и девушка свалилась на колени, она всё еще продолжала смотреть на Терранса, чувствуя как сердце бьётся, колотится в этой костяной клетке. Дыханье спёрло. На лице юноши появилась легкая ухмылка, а потом он отпустил бедную девушку. — Хорошо. — как ни всё не бывало сказал Терранс, поправляя ворот пиджака. — Кто я такой чтобы злиться на невинную девушку, да и еще по таким пустякам? Терранс говорил это с такой легкостью, словно до этого в нём не было ни грамма злости, а была ли злость на самом деле? Юноша вернулся к своему привычному состоянию, когда он был немного рассеянным человеком и часто, и даже очень глупо пытался шутить, конечно никто шуток его не понимал, но из уважения к нему выдавливали из себя смех. Девушка поднялась с пола, отряхнулась и робко ответила: «Там 'с люди не в ладу на сцене, ругаются всё, о чем-то спорят, а Верка так и не вернулась… ну, понимаете она в своей гримёрке закрылась и не выходит… Выслушав девушку Терранс обречённо вздохнул и несколько раз тыкнул себя указательным пальцем в лоб чуть морща его. Когда служишь в театре, да и не только там, всегда нужно быть готовым к ситуациям когда тебе нужно стать между двумя огнями, чтобы добиться мира в обществе, а иногда брать инициативу в свои руки и уже радикально решать проблемы. Терранс был из тех людей которые без особых причин не будут ломать жизнь человеку, обычно этот успевал сделать кто-то другой, а он лишь как самый верный зритель занимал самое прекрасное место и наблюдал за «спектаклем». Спустившись по витражной лестнице и зайдя за кулисы Терранс вместе с Лизонькой оказались на сцене, где уже разворачивалось представление между актёрами. Сцена была ярко освещена в отличие от зрительской части, а потому сейчас больше всего привлекало особого внимание, даже в отсутствие зрителей. Ах, если бы люди знали какие только зрелища пропускают когда театр готовиться к постановке спектакля, люди бы точно с упоением и огромным удовольствием наблюдали за происходящем. Светские беседы и обсуждение чего-нибудь важного отошло бы на второй план, а все внимание забрали актёры, которые даже толком и не играли ничего, а лишь ругали друг друга за совершённые ошибки. Неправда ли прекрасная картина? Возможно для людей некоторые актёры, которых они любили и могли даже прийти в театр ради одного крошечного момента, где собственно этот актёр и будет играть незначительную второстепенную роль, откроется с другой стороны, возможно даже не с лучшей. Кто же знал, что милая и хрупкая девушка, которая пленяет всех своим чудесным голосом и такими же элегантными движениями может оказаться в реальной жизни грубой и властной женщиной, которая не прощает ошибок своих партнеров на сцене, а тот силач с грудой мышц, что вечно играет серьёзные роли может также неожиданно оказаться неженкой, который и слова сказать боится. Но была обратная сторона этой медали. Кто может знать наверняка, что у зрителей это может вызвать отторжения и актёров могут просто лишиться своих мест, ведь они теперь начинают служить в убыток, а нанять новых людей всегда было мудрёно. Терранс с жутким интересом наблюдал за этой Санта-Барбарой и даже не пытался остановить актёров, он лишь облокотился о стенку и сложил руки на груди. Рано или поздно его заметят и сами успокоятся, всё-таки не дети малые уже и имеют свою голову на плечах. Лизонька стояла рядом и молчала, девушка хотела бы что-нибудь сказать, но Терранс осадил её своим тяжёлым взглядом, а потому она вся зажатая стояла рядом с ним. Один из участников этой горе постановки оказался Ксавье, который с огромным упоением и азартом спорил с человеком который выше его на две головы. Ксавье был совсем молодым членом актёрской трупы, человек он амбициозный и очень самолюбив; никто еще не видел его без зеркальца в руках и то как он нахваливал себя на французском. Его отношение со всеми в театре были весьма натянутые, словно подвесной мост, который раскинулся над ужасной пропастью. Из-за своего весьма скверного характера Ксавье мог спокойно распрощаться с театром, ведь здесь не нужны такие люди которые готовы идти по головам остальных для достижения своей выгоды, но он оставался на своем месте только благодаря своему таланту, а его появление на сцене ожидали куда охотнее чем остальных. Возможно такое огромное внимание и развратило разум юноши, что он начал вести себя по-хамски, но все списывали этого на еще юный возраст актёра и его неопытность. Терранс тоже признавал актёрский дар мальчишки, но по его мнение он не дотягивал до идеала, что Ксавье сильно выводило из себя, но он ничего не мог сделать или сказать против Терранса из-за своего уважения к нему. — Слушай, уйди ты уже со сцены и не мешай репетировать, у нас времени в обрез! — кричал мужчина. — Да без меня эта постановка будет посредственным продуктом которое никто смотреть даже не будет! — не менее нахально отвечал Ксавье, задирая нос. — Прекрати нести чушь! Ты здесь не единственный и весь мир вокруг тебя не вертеться! — Сэр, да вы просто мне завидуете! Казалось еще немного и люди вот-вот перегрызут друг другу глотки, но в один момент в конфликт вмешался Терранс, которому уже надоело наблюдать за эти, да и актёрам было по всей видимости не интересно, что происходило вокруг них. Терранс тихонько подкрался к своим жертвам и оттащил их, словно маленьких детей по разным углам. Актёры конечно перепугались и все как по команде замолчали, когда увидели Терранса на сцене. — Господин, Терренс, — начал Ксавье, попутно вырываясь из крепкой хватки Терранса, — какой, однако, приятный сюрприз! — Начнем с того, что я не Терренс, а Терранс, ты никогда не мог запомнить как правильно произносить моё имя, да и тем более делаешь уйму ошибок во время письма. Вроде бы мы все с вами негласно договорись между собой, что в таком случае меня нужно называть — Тера. Я то уж думал, что Лизонька здесь самая глупая, а оказывается она намного умнее какого-то там мальчишки. Говорил Терранс спокойным голосом с большой долей насмешкой над Ксавье, ведь прекрасно понимал, что тот ничего не сможет ему сделать, даже если захочет. Второй же актёр и виду не подал, он даже был рад рад, что в этот бессмысленный спор хоть кто-то вмешался. Остальные участники спектакля замерли и начали внимательно следить за происходящим. Воцарилась гробовая тишина, словно в театре никакой живой души и не было. Уладив все дела и примирив актёров на какое-то время Терранс со спокойной душой пошёл искать веру, которая по словам других с самого утра не покидала гримёрку. Юноша был зол, он был зол не на девушку, а на саму суть этого бессмысленного спора, который как потом выяснилось начал Ксавье из-за того, что в этом спектакле ему не перепало никакой роли. Этот мальчишка долго ещё упирался на что получил предложение сыграть роль дерева, что охладило горячий пыл юнца и он ушёл, даже не извинился перед остальными. Терранс лишь выдохнул когда тот ушёл, он мысленно проклял того человека который нанял этого сорванца, но сейчас он рассчитывал на милую беседу с девушкой. Он в очередной раз поправил пиджак и манжеты, а уже потом приблизился к деревянной двери. В коридоре было непривычно темновато, горело всего несколько свечей, а некоторых и вовсе не было на своём месте. Подойдя чуть ближе юноша ощутил легкий холодок, который прошёлся по его ногам, похоже Вера открыла на распашку окно раз сквозняк дует через дверные щели. Терранс постучал в дверь. — Вера, я могу войти? Никакого ответа не последовало. Терранс постучал ещё раз. — Вера! Не будь глупой девочкой и просто дай мне войти! — крикнул юноша и потянул за ручку. Дверь неожиданно послушно поддалась и открылась. Холодный ветер ударил в лицо, а дыхание перехватило. В комнате слишком было холодно, что кожа на пальцах побледнело и натянулась, словно тугие перчатки. Юноша первым делом поспешил закрывать окно, попутно хватая ртом воздух. Закрыв окно Терранс убрал волосы со лба и только потом увидел беспорядок в комнате. Вещи разбросаны где-то были даже разорваны в клочья, словно какой-то зверь с ужасно острыми когтями ворвался и разорвал всё. Юноша аккуратно переступил вещи и завернул за угол, где собственно и нашёл Веру. Девушка сидела за туалетным столиком у которого в дребезги было разбито зеркало, а осколки лежали на столике и подле него. Она сидела ровно и неподвижно, её кожа как всегда была бледна, а сама девушка была настолько тонка, что одно малейшие прикосновение и она разрушиться. — Вер, я понимаю, что тебе сейчас нездоровиться немного, но я могу тебя понять и все могут понять тебя, но разбивать зеркальце своей и без того тоненькой ручкой — не самое лучшее решение, — своим мягким голосом говорил Терранс, подходя всё ближе к Вере и прикасаясь к её тонкому плечу. Холодок пробежал по рукам. Терранс сначала не придал этому никакого значение ведь девушка до этого провела бог знает сколько времени с открытым окном. Тело девушки обмякло в руках юноши и он только сейчас заметил, что бледна как снег и с посиневшими губами. Голова Веры неожиданно оказалась на руках Терранса, нет, она не была оторвана, просто кто-то искусно перерезал девушке горло, что алая кровь полностью пропитала перед платья, а если смотреть со спины, то нельзя было сказать, что девушка была убита. Ох, уж эти стеклянные голубые глаза которые смотрели куда-то вдаль. Тяжело было представить, что испытывала и переживала бедная девушка в последние минуты своей жизни. Терранс был в ужасе. Он долго смотрел на голову в его руках пока до него полностью не дошло осознание произошедшего. Юноша с ужасом посмотрел на свои руки и увидел, что он сам извазюкался в этой вязкой, уже холодной и липкой, крови. Самым верным решением сейчас было позвать на помощь.

***

Полиция прибыла быстро, да очень, но это даже хорошо, возможно преступник ещё не успел скрыться с места преступления, понадеявшись, что тело ещё долго не найдут, а по сему у него будет много времени для маневра. Все входы и выходы были перекрыты и никто не мог выйти или зайти. По уже найденным следам на месте преступления абсолютно все сыщики подумали об одном и том же человеке, который был способен совершить подобное преступление, но делать такие поспешные воды было как-то рискованно из-за того, что настоящий убийца мог уйти от правосудия. Арлекин — негласное прозвище подаренное серийному убийце, а все из-за показаний свидетелей, которые утверждали, что тот был одет в одежду шута. Казалось бы, что с такими особенностям поймать этого шута будет легче, но каждый раз Арлекин ускользал оставляя очередную жертву. Все его жертвы были в основном из знати и чаще всего умирали мучительной смертью, да и ещё не было того, чтобы он позарился на какого-то простолюдина или проститутку. За все это время Арлекин успел навести ужас на жителей города, да и не только. Газеты конечно же успели раздуть всю эту ситуацию, что каждый раз становилось боязно читать первые строчки о том, что кого-то нашли убитым жестоким способом. Были и те кто оставался в живых, но в конце концов они умирали так и ничего и не сказав. — Так, вы утверждаете, что вы обнаружили тело первым? — спросил следователь у Терранса, как к человеку нашедшего тело. Терранс неохотно приподнял взгляд. — Да’с… — Вы что-нибудь ещё подозрительное заметили в комнате, ну кроме беспорядка? — Никак нет… — Может что-то пропало из её вещей? — Нет, украшения которые у нее были все на ней сейчас, — ответил Терренс и указал на запястье девушки, которое выглядывало из-под белой ткани, где красовался браслет. Браслет на вид был не из дешёвых, да и вряд-ли у девушки были такие средства, чтобы купить, стало быть подарок, а может и по наследству перешло от какого-то. — Только браслет? — переспросил следователь, косясь на украшение. — Ещё и сережки, позволите? — указал на не такое уж и белую ткань. Следователь положил тому руку на плечо и спокойно сказал: «Не стоит, мы вас и так поняли.» Терранс сморщился от недовольства, когда до него дотронулись. Он коса посмотрел на мужчину и брезгливо снял его руку с плеча. Тот лишь криво улыбнулся и извинился. Через какое-то время, когда тело было уже вынесено, а каждый уголочек комнаты был обыскан и собраны все возможные улики с показаниями, на пороге появился Ксавье, юноша, что совсем недавно яростно ругался с другими актерами на сцене, но сейчас в его образе не виднелась вся та пылкость, что была прежде. Он был какой-то зажатый, а уголки губ немного подрагивали. — Кто таков и как сюда попал? — спросил один из сыщиков так как до этого не видел этого юношу. — Я Ксавье О***, служащий этого театра. Я находился на другом конце театра, когда полиция прибыла сюда, а потому никто из вас меня не видел, — говорил он немного дрожащим голосом. — Ну, тогда будьте добры ответить на несколько вопросов. — Конечно’с… Опросив Ксавье сыщики ничего нового для себя не открыли, его показания были точно такими же как у остальных служащих в этом театре. — Знаете… Я тут кое-что припомнил… Где-то три дня назад Верочка поссорилась с кем-то. — А вы можете описать этого человека? Было ли что-то в нем такое эдакое? Ксавье покачал головой. — Никак нет’с, обычный человек, наверно жених, так как Верочка вскользь упоминала, что к чему-то важному готовиться, но к чему так и не рассказала… Возможно дело шло к свадьбе… Ксавье рассказал достаточно, чтобы восполнить недостающие пробелы в истории, но этого все равно оказалось мало. Кто этот человек, который по словам Ксавье жених убиенной, который мог собственными руками убить девушку? Его портрет был настолько абстрактный и расплывчатый, навряд ли они смогли найти его за короткое время, а может он и вовсе уже уехал из города. — Позволите и я вам задам один вопрос? , — немного неуверенно спросил Ксавье. — Вы не знаете, где сейчас Покровский Сергей Алексеевич? Меня просили передать ему кое-какие новости. — Новости? От кого? — Я толком не знаю, он был во всем черном, имени своего не сказал, просто просил передать, чтобы он передал сам знает кому, чтобы тот пришел на место встречи сам знает куда…

***

Мягкий звук колокольчика нарушил устоявшуюся тишину в мастерской и заставил владельца подпрыгнуть на месте. — Ой, Альберт, извини, ты видимо спал после долгой работы? Нет, не отвечай, я вижу, что ты спал по твоим глазам! Альберт лишь потёр глаза и потянувшись сидя за столом посмотрел на друга, стоявшего в дверном проёме с каким-то брезентом. — Ну 'с, какими судьба пожаловали сюда? — чуть хрипловатым голосом спросил Альберт поднимаясь со стула. — Да вот, работу тебе нашел. Помниться в прошлую встречу ты мне жаловался, что и гроша в кармане у тебя нет оттого, что нет постоянного заработка. — Скажете тоже, но не стоило же так ради меня утруждаться… Я вам очень признателен, но все же не стоило… — Полно тебе, Альберт, тебе понравится, да и платят хорошо, ну, не прям таки хорошо, но на первое время хватит, а если я из своего кармана добавлю, то ты эти деньги уже в жизни не возьмёшь. — За проделанную работу — возьму, а ваши — нет. Я знаю, что это не в долг и, что это из самых благих намерений, но я уж привык, что если получать плату, то за труды, а мысли о том, что в мире есть такие добрые люди как вы, Евгений, которые готовы просто так отдать деньги заставляет меня чувствовать весьма неловко, но в тоже время заставляет трепетать. Евгений аж засверкал от услышанных слов, словно на самом тёмном ночном небе, которое только можно себе представить, вспыхнула удивительно яркая звезда. Задорно стукнув каблуком юноша поудобнее взял брезент в руки и зашёл, не забыв закрыть за собой дверь. Колокольчик снова мягко звякнул. Помещение было обставлено скромно, но со вкусом, что сразу было понятно, что из себя представляет человек, каков его внутренний мир и, что следует от него ожидать в ближайшее время, но глядя на нынешнего владельца трудно было назвать, что именно он мог обустроить комнату таким образом, а то и дело, что мастерская принадлежала прошлому владельцу, который давно уж почил. Альберт хоть и был сам по себе скромным человеком, но назвать его, что у него есть определённый вкус сложно, он настолько сложная и непонятная личность, что простые люди зачастую не могут его понять. Обычно люди старались избегать с ним прямого взгляда, а то и понятно, ведь кому понравиться когда на него смотрят пара шальных глаз. Сама же мастерская скрывалась за другой дверь и то самому богу известно, что за её стенами происходило.Пол был деревянный и покрыт узорчатым потёртым ковром ручной работы. Евгений ступал мягко, что его шагов было неслышно и от этого становилось не по себе, на тот свет отправит, если подойдёт сзади. Юноша подошёл к столу и положил брезент, который больше напоминал холст, на стол. Альберт склонил голову в бок и с огромным любопытством посмотрел на принесённую вещ Евгением. — У тебя есть чем веревки резать? — спросил Евгений вешая темное пальто и шляпу на крючок вбитый в стену. Альберт нехотя перевел взгляд на юношу, подмечая, что тот по прежнему носит платья черного цвета, хоть бы раз в жизни что-нибудь светлое надел. — А? Да, на полке должен лежать, если же нет, то другой способ найдем веревки перерезать. Только осторожно, полки как вы видите на последнем издыхании держаться, надобно бы их сменить, они, знаете ли, ещё от прежнего владельца мастерской остались. — Не беспокойся, — Евгений сделал два широких шага в бок, немного цепляя краями одежды вещи стоявшие углу, а Альберт переводил взгляд, то на друга, то на стол. Евгений предстал на носки и взглядом пробежался по содержимому на полке. Много удивительных диковинок покрытые слоем пыли, видать ещё остались от старого владельца, стояли вплотную, а между ними затесалась рукоятка ножика. Если внимательно изучить эту полочку, то можно было заметить еще весьма странные вещи, которые видом не вписывались в общий антураж. Например среди стоявшей фарфоровой посуды неожиданным гостем оказалась оловянная статуэтка, которая вальяжно уселась в чашке, словно важный чиновник, а на верхней полке среди книг оказалось чучело птицы, а может и не птицы, трудно было понять, что за нечисть поселилась там, но её явно сшили из различных частей других животных. Зная Альберта он мог спокойно положить подобные вещи туда, где уж точно им не место и не ожидаешь их увидеть. Евгений лишь тихо посмеялся с этой странной композиции и снял белую перчатку с левой руки, и аккуратно просунул тонкие пальцы между вещами, и по большей части поглядывая за предметами, которые начали потихоньку покачиваться. — Помощь нужна? — Нет, но спасибо. Когда подушечки пальцев мягко коснулись немного шершавой рукоятки ножика Евгений аккуратно потянул его на себя, но заметив как от этого задрожали вещи, то сразу же остановился; не стоит говорить, что юноша проделал несколько попыток прежде чем понять, что лезвие ножа напрочь застряло в каком-то из предметов.— Может вещи уберем? — Идея неплохая — убрал руку, — но боюсь, что полка рухнет сразу, больно уж жалобно скрипеть начала. Альберт почесал затылок. — Бросьте это дело, а то она сейчас рухнет, а потом убирать! — Позволь задать вопрос, почему ты не избавился от мусора ещё тогда? И зачем нож туда засунул, что не уронив всё содержимое его не достать! — вскрикнул юноша и резким движением вынул нож, что предметы лежавшие на полке лишь качнулись и вернулись в исходное положение. Альберт округлил глаза когда увидел как Евгений один резким движением вытаскивает нож из своеобразных ножен, уж больно ловко, словно уже не первый раз он подобное делал. — Ну… Понимаете… Мне просто… Лень, да и вещи на этой полке достаточно хороши, но сейчас их трудно приобрести у нас, а так бы уже давно избавился от этого старья… — Даже от этой рухляди? — показывает на чучело «птички». — Да, даже от этой рухляди. Евгений лишь тяжело вздохнул и сдул челку, которая умудрилась залезть в глаза.Когда веревки были разрезаны и сброшены Евгений снял ткань с холста и перед Альбертом возникла картина небольшого размера.Художник чуть согнулся чтобы повнимательнее рассмотреть написанную картину. Судя по качеству и владению кистью художник обладает хорошим опытом и талантом раз так грамотно играет с цветопередачей на холсте, и если хорошо присмотреться, то можно было отчётливо увидеть резкие мазки в некоторых участках, что предавало живость и динамичность.Композиция была подобрана удачно и взгляд проходит по очереди по всем объектам на картине в определенном порядке и останавливается в определенном месте. Сама же картина была нарисована на около библейский, а может и нет, манер. Два милых ангела, которые своим видом показывали уют и теплоту, а также мир, и надежду, которую они несли в своих образах. — Ну 'с, что скажете? — Могу сказать, что у художника явный талант, да и богатый опыт, но, что же вы хотите от меня? — Небольшая реставрация, ну все по мелочам, заново перекрыть лаком и заменить раму. Альберт от неожиданного запроса аж поперхнулся. — Простите, что? — Реставрация, — самым невинным голос сказал Евгений и лёгкая улыбка расплылась на его лице, — Помниться вы как-то обмолвились, что занимались этим раньше. — Помню, помню, но, Евгений, я давно не практиковался и могу всё испортить, это слишком! — Нисколько, это картина по меркам театра, который любезно одолжил мне картину, не имеет особой ценности. Её конечно можно будет продать и по дороже, но вряд-ли среди покупателей найдутся достойные ценители искусства, чтобы заплатить куда большую цену. — В каком смысле одолжил?! Вы… — Нет! — поспешил прервать Евгений своего друга от становление на путь ложный. — Понимаете 'с с этим театром, откуда собственно эта картина и взята, у меня есть определенная договоренность, да и вам с ли не знать, что иногда я занимаюсь постановками, неважно, своё или помогаю другим поставить их произведения, да иногда и самому приходится блистать перед, а я и, не против, это позволяет накапливать опыт и при написании новых произведений хорошо продумать характер, и поведение героев! И не стоит гадать, что когда театр задумал провести небольшой ремонт, ну как небольшой, прям совсем небольшой, просто решили снять картины и отдать их на реставрацию ну, а я, как вы понимаете, в то время находился подле театра, да и заглянул внутрь. — Я так и думал, но вам не кажется, что подобную работу стоит поручить людям у которых руки под это заточены? Нет, я не хочу сказать, что бездарность в этом, просто мне как-то неудобно будет заниматься картиной, которая так хорошо написана. Евгений на подобное заявление аж рассеялся, юноша даже этого не пытался скрыть как делали многие люди в обществе, прикрывая рот рукой или же закрывая насмешку веером. Подобное нравилось Алберту, он ценил открытость в людях, но в глубине души он понимал, что Евгений только с ним такой, а стоит ему снова оказаться в кругу светского общества как эта задорная улыбка пропадёт и смениться маской безразличия.— Ой, ну и заставили же вы меня рассеяться, mon cher, — немного непривычным для себя тоном сказал Евгений, запуская пятерню в свои тёмные волосы. — Альберт, я же ведь сказал, что картина не представляет огромной ценности. — И? Вы хотите сказать, что из-за этого нельзя отдать более опытному мастеру? — Почему? Можно конечно, вы думаете, что во всем театре нашлась только одна такая особенная картина? Ха-ха, какой вздор! Конечно, были и другие картины подобной этой, но полотна у них были огромны, а посему их решили передать нескольким мастерам, чтобы успели закончить работу в срок, да и закончить реставрацию некоторых полотен подороже тоже нужно было. Их как раз время не пощадило! — Ладно-ладно, я вас услышал и возьмусь за работу, всё-таки у меня сейчас и выбора особого нет, если бы вопрос с деньгами не стоял так остро я бы ещё подумал. — Вы в любом случае взялись бы за работу и наличие денежных средств тут совершенно неважно, — сказал Евгений, скрестив руки на груди и склонив голову в бок, на лице снова блеснула лёгкая теплая улыбка, но глядя на это юное лицо Альберт чувствовал лёгкий холодок.Художник лишь в недоумении почесал затылок и отойдя от стола открыл дверь, ведущую в мастерскую и скрылся за ней на како-то время.В самой же мастерской царил сущей бардак, словно тут стихийное бедствие произошло. Художник переступил листы бумаги, которые служили чуть ли не ковром здесь и подошёл к коллекции рамок; некоторые были относительно новыми, а другим лишь нужен дельный уход и лет двести прослужат. Гадать было не нужно, что большая часть осталась от прошлого мастера, собственно как и все вещи здесь. — И с чего вы взяли, что я при наличии денег взялся за эту работу? — крикнул Альберт из мастерской, выбирая, по его мнению, самую подходящую рамку для этой картины. — Ну как 'с, по вашим глазам было понятно, что вы заинтересованы в ней, вот и подумал, что вы при любом раскладе взялись, — ответил Евгений вальяжно развалившись на диване.Андре усмехнулся и лишь протёр выбранную им рамку от пыли. Она была дубовая и украшена резьбой, ведать её раньше заказывали для какой-то картины, но видимо судьба решила иначе и рамка просто не подошла. — Совершенно точно 'с, меня действительно заинтересовала эта картинка, но мне искренне жаль творца сие шедевра, так низко оценить такую работу, а если художник ещё совсем юн? У него же руки опустятся и такой талан угаснет! Евгений в удивление изогнул брови и принял сидячие положение на диване положив ногу на ногу. — Mon cher ami, вы мыслите очень узко. Не спорю, что цензура в наше время жестока, а критики рвут и мечут, что молодым талантам становится боязно что-либо делать, но это не означает, что нужно опускать руки! Может это уже не первая картина художника и именно с ней ему так не повезло? — Пожалуй вы правы.В мастерской было светло, но со временем солнце начало уходить за горизонт от чего небо залилось алыми красками. Это было сравнимо с пожаром! Такой яркий и такой далёкий. Альберт аж отвлёкся от работы и засмотрелся сие явление природы, которое оказалось для некоторых людей смертельным. Трудно было поверить, что погибло много людей из-за желанием посмотреть и написать алое небо! Насладившись вдоволь закатом Альберт отложил кисти в сторону и вышел из мастерской и увидел Евгения, которой все ещё продолжал сидеть на диване Альберт заметил, что тот уже спал, облокотившись на подлокотник. В таком чуть алом освещение лицо Евгения выглядишь совершенно по-другому, оно казалось Альберту более расслабленным, а игра света и тени на его лице была просто прекрасной! Цвет черных волос так хорошо считался с красным светом на бледной коже, а совсем недавно получившийся оранжевый оттенок придавал живости. Альберт внимательно всматривался в эти черты лица, словно пытался что-то увидеть, то, что до этого он никогда до этого не видел.«И всё-таки, я все ещё удивляюсь тому, что этот юнец иногда вытворяет, я и не отрицаю, что и до этого были люди, которые прыгали выше головы. Их всегда описывали как пылких личностей, непонятые гении, но глядя на этого юношу мне тяжело описать его теми же словами; он больше спокойная личность нежели пылкий романтик, но понять, что у него на уме никто не может.» — размышлял Альберт. «Да и чего он не уходит? Нет-нет, я его и не гоню, я и не против его компании, но сейчас мне как-то неловко находится с ним наедине… Этот человек столько хорошего сделал для меня, а я что? А я ничего…чем я это заслуживаю? Мне неудобно и всегда в голове роятся мысли о том, что рано или поздно придется отдавать долг, но в тоже время осознавать, что это всего лишь поступки от чистого сердца, что не требует откупа… Даже сейчас и тогда, когда судьба сама свела нас, он с первой нашей встречи уже был подобен богу для меня. Маменька всегда твердила мне, что Господь бог всегда приглядывает за нами и, что ему решать кому счастья мешок насыпать, а кому-то этот мешок поубавить.»

***

Зима — прекрасная пора когда чувствуется особая атмосфера чего-то таинственного и неизведанного до сие момента чувство, но всем ли людям дано ощутить сие красоту и понять её? Какой-нибудь поэт уже давно пишет строки про зиму, описывая всю её красоту, а для кого-то — очередное время года которое не отличается от других. Для людей знатных — это всегда означало, что начался сезон балов на которых обязательно присутствовать; придётся разорваться на части чтобы посетить все балы за один только день! А что же будет завтра? Ещё больше балов и ты бесил уже падешь по приезду домой! Ноги уже болят от бесконечных танцев, а головная боль под утра предательски напоминает о количестве выпитого шампанского тогда.Андре был из числа людей для которых зима был просто очередным временем года, которое пройдёт также незаметно как и остальные. Нет, не стоит говорить, что художник не любил зиму, а наоборот восхищался её красотой, что однажды исписал все полотна зимними пейзажами, что потом пришлось заказывать новые холсты и трать деньги. Сейчас Альберт было не до этого, ему сейчас нет дела до всей это зимней красоты.Ему казалось, что сегодня на улице холоднее чем обычно, а привычные дома и улицы казались какими-то другими; даже люди были какими-то не такими! Сказать, что он был болен тоже было с трудом, да и он не из тех людей которые в мороз выйдут на улицу, да и ещё в таком лёгком пальто! На вид Алберту было не больше тридцати, но на деле ему совсем недавно минуло двадцать шесть. Выглядел художник каким-то измученным, да и словно не от мира всего. На щеках виднелись дорожки от слёз, которые успели покрыться небольшой корочкой льда, глаза были красные и чуть припухшие. «Что со мной происходит? Вроде бы ничего сложного от меня не требовалось, всего лишь нарисовать несколько иллюстраций к одной из комедий, но даже с этим я не справился! У меня и так было не самое лучшее отношение с издательством, точнее я сам был виноват в их ухудшении, но там же работают не дураки, а люди знающих свое дело! Пускай у них есть особые требования и сроки сдачи работы, но даже так я умудрился все испортить!»Не стоило говорить о том, что в последнее время Альберт начал вести себя странно, словно бес вселился или ещё, что хуже, а это не нравилось издательству, оно наняло Альберта иллюстратором для некоторых произведений, но тот начал неожиданно плохо выполнять свою работу, что могло не нравиться, а когда художнику дали простую заду, но даже с ней он умудрился оплошать и принести какие-то каракули. Андре остановился посреди улицы и поднял голову к темному небу, он закрыл глаза и обжигающие слезы стекли по щекам.Люди начали его сторониться и всячески обходить, никто даже не поинтересовался его состоянием.

***

Спектакль окончился и красный завес скрыл актеров на сцене. Зрители взорвались бурными овациями. Художник, сидевший на галёрке, держал в руках что-то наподобие блокнота и карандаша, а на самом пожелтевшем листе бумаги виднелись какие-то каракули, словно у человека тряслись руки. Они были такими хаотичными, что понять было трудно, да и узнать очертания человеческого тела.На протяжении всего выступления Альберта не покидало странное чувство того, что что-то не так с актерами, словно чего-то не хватало.«Что со мной? Что за странные мысли? Кто я такой чтобы судить этих людей? Я же ничего не мыслю в театральном искусстве… Для чего я здесь? Я пришел сюда чтобы отвлечься от ужасных мыслей после того как меня выгнали с работы, хотел попробовать сделать иллюстрацию к спектаклю, но… Всё не так, всё не так!»Мужчина соскочил со своего места, прижал блокнот поближе к груди и вышел из зрительного зала прочь. В зрительной части, где уже успело собраться уйму народа всех мастей и сословий после объявления антракта; разумеется кроме прекрасного пола, который любезно остался сидеть в ложе. Следующий спектакль должен был начаться ещё не скоро, а потому было ещё время все обдумать, обсудить представление и плести интриги по поводу следующего. Сама зрительная часть была богата и со вкусом отделана, что это больше напоминало какой-то музей нежели театр.Художник пробирался через эту толпу людей сам не зная куда он идёт, то ли на выход, а может и нет? Кого-то он ищет? А может и нет. Люди были конечно возмущены таким поведением в обществе, но никто и слова не сказал, ведь светские сплетни оказались намного интереснее чем какой-то там невзрачный человек. В основном люди из богатых семей и высшего чина ходили в театры не для того чтобы насладиться спектаклем, а чтобы встретиться со своими знакомыми и обсудить весьма занимательные темы. — Слышали, поговаривают, что в этом театре произошло весьма ужасное событие! — воскликнул кто-то из господ. — Опять кто-то пропал? И чем только полиция занимается? Их обязанность мирных граждан защищать и сохранять порядок, а они знаете ли рты все как один позакрывали и молчат себе! Тут такое твориться, люди волнуются, глядишь скоро до самого императора новость дойдёт, а там уже он знает за какие верёвочки тянуть! Под угрозой ссылки они мигом этого негодяя найдут! Из-под земли достанут! — ответил второй, чуть грубым тонном. — Как я слышал — они не хотят разглашать об этом публике, чтобы не сеять хаос среди народа… — Хаос?! Тогда они на своей службе просто замечательно справляются, да так, что до Москвы и соседних губерний дошло! — Я, изволите, совсем недавно из Москвы вернулся и там настолько люди испугались, что в каждому актёру поставили свою персональную охрану. Как заходишь в театр так видишь этих красавцев. Как там было… «Все красавцы молодые, великаны удалые, все равны как на подбор, ” но вот для полноты картина им Черномора и не хватало. — Да послушайте! — воскликнул первый. — Никто не пропадал! — Что тогда? — спросили остальные. — Не уж то убили кого-то? — Убили… Убили… — загробным голосом сказал первым. — Но убили не абы кого, а обычную девушку, что ранее служила в этом театре… — Да ну… Не уж то этот деспот уже на обычных людей перешёл?! — Поговаривают, что это абсолютно разные люди, но всё-таки я слонен к тому, что это один и тот же человек! Он просто хочет, чтобы мы, простой народ, думали, что убийц двое и следствие пойдёт по ложному следу, а сам этот окаянный по-тихому сбежит! — А говорят, что это женишок свою невесту на тот свет отправил, дескать поссорились и он в порыве гнева и убил! Правда его самого уже в живых нет… — Да ну? И что же с ним случилось? — Повесился в камер, свой мундир как-то по-хитрому завязал на железных прутьях и повесился! — О боже… Храни нас всех Господь… Альберт предпочёл не вслушиваться в светские разговоры, ему всё равно было не интересно. Некоторые люди всё-таки позволили высказать своё недовольство по поводу Альберта, который бескультурно и всякого уважения протиснулся между ними. — Тц, что за люди нынче пошли, никакого уважения! Разве для простого люда не сделали отдельного помещения, где они могут спокойно находиться? — возмутился мужчина средних лет и вздёрнул густыми усами. Стало быть генерал. — Так точно’c, а это случайно не сынок того горе офицера, который спился и уж как десять лет в земле покоится? — спросил другой мужчина поправляя монокль. — Да кто его знает? Если даже и так, то, что отец, что его сынок — одного поле ягоды! — Я ещё слышал, что у того офицера было двое детей. — Ваша правда, но тот к сожалению несколько лет тому назад скончался от болезни… Такой талант Господь забрал к себе на небеса… Альберт на подобное высказывание лишь закрыл уши руками и поспешил скрыться с чужих глаз. Всё, что наговорили те люди — чистой воды правда. Он действительно был сыном офицера, который умер от чрезмерного употребления алкоголя, но он пил не оттого, что любить выпить, а скорее от боли и потери. Альберт относился с небольшим холодом к отцу, но нельзя было сказать, что он не любил своего отца, он прекрасно понимал, что тот чувствует после смерти матери и мог понять почему тот иногда выпивает. Его отец был неглупым человеком и осознавал, что вскоре одна из этих им выпитых бутылок будет последней в его жизни, а его сын останется совершенно один в таком юном возрасте. Юношу охватывал гнев когда люди называли его отца пьяницей, ему всегда хотелось ударить таких людей и вбить в их пустые головы, что человек не по своей воле тянется к рюмке, они не знают через, что его отцу пришлось пройти, а потому они не имеют никакого права его так называть, только он, только он единенный может такое говорить, он знает правду, он знает этого человеку всю свою жизнь, он знает каким был этот человек! Стиснув зубы Альберт скрылся за ближайшей колонной.Бесцельно бродя по фойе и пустым взглядом всматриваясь в каждую картину, которая встречалась на пути художник пытался понять, что с ним такого происходит, что действительность ему не кажется правдивой.Шаг влево, шаг вправо и вот мужчина снова вернулся к своему месту с которого смотрел выступление. Он был так сильно погружен в свои мысли, что и не заметил как время быстро кончилось, и он также быстро вернулся.Сев на место, мужчина лишь глубоко вздохнул и откинулся на спинку стула, от блокнота он уже успел избавиться, а от страницы исписанной разными каракулями была вырвана с корнем и превращена в тысячи маленьких кусочков.— Прошу прощения, но позвольте спросить, с вами всё хорошо? Больно нездоровый вид вы имеете. — послышался чей-то бархатный голос. Художник вздрогнул и перевел взгляд на незнакомого юношу, которого несколько минут назад тут не было.«Откуда он здесь, да и ещё в таком месте? По виду его так и не скажешь, что из простых смертных, которые обычно сидят на таких местах; таким людям как он место положено в самых первых рядах! Ну как первых, не совсем, сомневаюсь, что он занимает такой чин…» — А? Д-да, со мной все хорошо, спасибо, что беспокоитесь, — чуть хриплым голосом ответил художник, все ещё смущаясь, что знатный человек обратил на его невзрачную фигуру внимания. — Позвольте спросить, чем вас привлёк такой простой человек как я? Юноша призадумался или возможно сделала вид, что задумался. Он принял очень странную позу, которая была бы недопустима в светлом кругу общества. По детски надутые щеки и скрещенные руки на груди и поджатые ноги охарактеризовали юношу в глазах художника ребёнком. Не будет же уважающей себя в обществе человек так дурачится перед обычными людьми, а может и будет? — Ну-у, — начал тот, — Глядя как вы ходили по коридору, что некоторые люди вас сторонились, а некоторые даже крестились, то я подумал, что вам нездоровиться и имел наглость за вами проследовать до вашего места.— Ох, боже, пожалуйста простите! Вам не следовало тратить свое время на какого-то там художника! Да и вам бы лучше поспешить занять своё место пока занавес не поднялся! Хотя, кто я такой чтобы вам указывать, что делать? — Ну почему же? Вы же художник, а значит что-то из себя уже представляете. Художник тяжело вздохнул и отвёл взгляд в сторону не желая продолжать разговор; следующий спектакль уже начался, но зрелище происходившее на сцене не могло заинтересовать его. Актёры пели, танцевали, плакали и смеялись, но ничего из этого не могло впечатлить, словно подобные сцены присуще каждому спектаклю. Эти сюжеты стали уже настолько предсказуемыми, что догадаться, что герои начнут делать в следующем действии не требовало особого труда. Та девушка с красным цветком в волосах окажется главной злодейкой, а вечно крутящейся около неё юноша в малиновом фраке окажется дурачком до безумия влюблённый в эту девушку. Она — раковая женщина, которая разбивает мужские сердца и изводит юных красавец, которые могут оказаться краше неё. А вот и персонаж в которого влюблена злодейка, когда он появился на сцене, то женская половина в зале дружно ахнула от его красоты, но зато мотивация девушки с цветами волос понятно, да тут любая девушка побриться за его внимание и, если понадобиться, то переступят черту дозволенного. Не стоит забывать и о юношах, которые будут завидовать его красоте, не от того, что они хотят также продать душу дьяволу, чтобы расположить у своих ног прекрасных дам, а скорее всего это будет чёрная зависть; они пойдут на любые меры лишь бы обезобразить столь прекрасное лицо. Людям нужно научиться отличать роль от настоящей человеческой личности, может этот актёр только на сцене блистает и пленяет женщин своей красотой, а вне сцены он скромнее и невзрачного любого простолюдина; хотя и среди них находились писанные красавцы и красавицы.-- Хах, я бы в жизни не подумал, что он заставит его в бабьей юбке перед народом плясать. Так вот как они решили поступить когда произошло всё это… — тихо высказался незнакомец. Альберт даже отвлёкся от просмотра и еще раз посмотрел на юнца. Тот сидел в строгой позе и склонил голову чуть в бок и подпирая её рукой. Взгляд его был такой надменный, словно призирал всё окружение. Волосы черны, фрак черный, но сам юнец имел чуть бледноватые оттенок кожи с небольшим румянцем на щеках, да и глаза у него были зелёными, что в нынешнее время уж очень большая редкость; большинство ходило с карими, но встречались также и с нежно-голубыми или же серебряными глазами, но встреча с зеленоглазыми была сравнима с внезапно улыбнувшийся удачей.Да и поговаривают, что людей с зелёными глазами раньше сжигали на кострах потому что считали их принадлежность к магии и прочей ереси; это было единственное объяснение почему людей с такими глазами большая редкость в этом мире, но глядя на него трудно было его отнести к каким-то колдунам и магам, это был обычный юноша, который мог расположить к себе, но назвать это магией нельзя, ведь большинство людей в этом мире могут это делать и это не зависит от цвета их глазах, это больше зависит от опыта и того, что нужно говорить, чтобы тебя слушали, а возможно такое в силу его юного возраста.Альберт это понял, когда когда внимательно всматривался в черты юноши, они были остры и в тоже время мягкими.-- А? Знаете, вот так пот пялиться на человека — хороший показатель плохо обучения манерам, — сказал юноша, резка переменившись в лице. Теперь его взгляд не был таким надменным. — Да и я не картина, чтобы на меня так смотреть. Художник вздрогнул и отвёл взгляд в сторону — Простите… — Ничего страшного, я не собираюсь злиться на человека, — ответил юноша и мило улыбнулся. Дальше они просидели в полной тишине, которую нарушала оркестровая музыка. — Хах, а добротно юнец в женском наряде играет! — уже чуть громче сказал незнакомец и поменял позу на стуле. Тут уже Альберт не выдержал и из любопытства спросил: «Вы о чем это?» — Да всё о том, о старом, да и вы должны уже понимать о чем я говорю, mon cher. — К сожалению, но нет. Я стараюсь как можно реже слушать светские сплетни… — Ба! , — воскликнул тот, — Я даже не смею предполагать от куда вы такой не родимый выползли. Авось не местный? — Местный, местный, я художник… — Я, Покровский Евгений Романович, а вы кем будите? — спросил Евгений и протянул Альберту руку. — А-альберт, — неуверенно сказал художник наконец-то пожимая руку Евгению. «Покровский? Где-то я уже слышал эту фамилию…» — П-Покровский? — заикаясь переспросил художник. — Что-то не так или вам знакома фамилия? — Покровский Роман Алексеевич вам же приходится родственником? Евгений неожиданно нахмурился и скрестил руки на груди, словно ему сказали что-то неприятное. Альберт густо покраснел, он подумал, что мог сказать что-нибудь лишнее, что могло сильно обидеть собеседника. — Прошу простите меня, если я задал неуместный вопрос! — Это мой отец, — холодно ответил. — Нет нужды извиняться.

***

Хорошо разговорившись в театре новые друзья обнаружили, что у них много общего. Как оказалось они оба раньше работали в одном издательстве, но в отличие от Альберта, которого выгнали за плохую работу, то Евгений же ушёл по своей воле. Он не был художником как Альберт, а обычным писателем, который еще не сыскал огромной популярности, но по его словам он и не стремился к этому. Его книги и написанные комедии сильно отличались от привычных всем, нет, дело было не в том, что Евгений неумело писал, нет, он прекрасно писал, но его рукописи отличались лишь содержимым; оно было простым и по большей части напоминало повседневную жизнь, словно человек записал свой прошедший день у себя в дневнике, но в этой повседневности был некий шарм, который заставлял в один момент задуматься над происходящим, а действительно ли такова реальность? Альберт лишь с восхищением слушал своего нового друга и незаметно для себя водил карандашом по блокноту, одна из рассказанных Евгением истории так сильно его впечатлило и создало в голове такой чёткий образ, что художнику не составило огромного труда перенести его на бумагу. Евгений ахнул, когда увидел нарисованный рисунок его новым другом. — Mon cher, это просто прекрасно! И почему же вы бросили свою работу иллюстратора? — Я просто плохо начал справляться со своей работой, вот и выгнали… Когда спектакль подошёл к свою логическому завершению друзья уже успели покинуть свои места, да и если честно никто толком и не следил за происходящим на сцене. Альберт чувствовал себя весьма неловко, когда они вместе выходили из театра и продолжали общаться. Это не заключалось в том, что его новый друг из вашего общества, а скорее во внешнем виде; Евгений одет изыскано, но по их меркам в скромную одежду, а вот Альберт мог спокойно описать свою одежду лохмотьями, чем на деле они и не являлись, но на фоне друга они такими и казались. — Знаете, Евгений, вы первый человек в моей жизни с которым я могу спокойно так общаться, даже несмотря на разные социальные положения, большее спасибо, что скрасили своей компанией этот вечер, — поклонился, — Я вам безумно благодарен. — Не стоит, вы тоже скрасили мой вечер, я тоже думал, что буду скучать в театре, я же сюда пришёл один, но всё-таки позвольте пригласить вас на ужин, mon cher ami? Альберт чуть не поскользнулся и не расшиб себе лоб, когда услышал от Евгения предложения поужинать. Не стоит говорить, что наш художник в последнее время плохо питался, а иногда и вовсе мог не есть. Мужчина смутился и постарался объяснить другу, что не стоит: «Послушайте’c, я очень вам благодарен, но правда не стоит этого делать. Я потом не смогу с вами расплатиться!» Евгений рассмеялся. — Полно вам, считайте это дружеским жестом в честь нашего знакомства, по поводу материальных средств не переживайте, я плачу.

***

Проснувшись сидя за столом Альберт заметил, что Евгений, который до этого спал сидя на диване, уже не было, видимо он проснулся раньше художника и ушёл. Альберт потянулся и протёр глаза, а уже потом заметил, что рядом с ним лежала записка, а рядом с ней несколько монет.“Стоило ожидать, что он из своего кармана добавит деньги…» — подумал Альберт и глядя на всё это. Взяв записку в руки он принялся её читать, само письмо было написано аккуратным почерком, а посему сомнений не оставалось кто автор. «Милостивый Государь, Спешу уведомить вас, что сегодня вечером я не смогу навести визит к вам. Я не осмелился вас будить так как сон в наше время очень важен, а посему пишу это письмо. Вместе с письмом я оставляю вам несколько монет. Я понимаю, что вы бы не посмели взять деньги, если я вам их отдавал в живую, но уверяю вас, что это предоплата вашей работы, вы можете воспринимать — это как еще одно доброе дело с мой стороны и я правда буду польщён, когда вы об этом подумаете. По поводу сроков сдачи картины попрошу вас более не волноваться, что вы по своей натуре можете всё испортить, но спешу вас успокоиться, я за вас ручаюсь. Будьте уверены, что я не изменю своего отношения к вам, даже если вы провалитесь.

Ваш друг Евгений.

Когда Альберт читал эти строки, то у него на глазах навернулись слезы и несколько капель попало на бумагу. Он не мог выразить всё своё уважение и благодарность к этому человеку за всё, то, что он для него сделал. Маменька еще с самого детства говорила Альберту, что рано или поздно у него обязательно появиться друг, который будет на вес золота, сам посланник бога, который изменит его жизнь; ах, если бы эта женщина знала, что её слова не окажутся пустым звуком, а станут пророческими, то она бы искренне порадовалась за своего сына. После их первой встрече в театре Альберт неожиданно для себя пошёл в церковь и поставил свечку, он искренне считал, что это знак божий. — Я обещаю… — сжал письмо в руках.