***
«Что сегодня на вкус попробует ведьма?»
Огонь свечи, сумрак за окном, гуляющий странный холодок — все это царило в пустом зале, наполненном мёртвой, звенящей в ушах тишиной. Света здесь почти нет: стены укутаны чёрным смрадом, клетчатый бело-черный пол тонет в тени; высокие окна закрыты и не дают шанса лишним глазам увидеть внутренности посещения. Если цокнуть каблуком — эхо загадочно рассеется по помещению, заставляя сердце быстрее застучать от нарастающей тревоги. По середине стоит вытянутый длинный стол, накрыт он скатертью цвета молока. Скатерть красивая — полна кружевных узоров капель и роз; явно дорогая вещь. На столе в центре скромно цветёт роза в вазе, по углам торжественно раскинули руки канделябры с кисточками огня на них. Рядом у стола лишь один стул, гостей здесь явно не ждут — это ужин на одного. Или на двоих? Тарелка, салфетка под ней, серебряные нож и вилка, бокал вина — все это мелочь, если нет главного блюда. Лютый голод грешника будет утолен тогда, когда зубы его разорвут мягкую тушку жареной свиньи, губы, рот и щеки перепачкаются в жире и масле, вино прольется на пол багровой лужей, разум затуманит пьяное веселье — лишь после этих бурных сладостей желудок чревоугодника будет в полном наслаждении плясать от удовольствия. Но всему своё время. Не стоит торопить его, даже если грозно разрывающийся желудок требует насытиться. В минуты голода Арлекино никогда не спешит есть. Она терпеливо ждёт часа. Того заветного, сладкого часа, когда после длительного и мучительного голода, можно впиться с наслаждением хищника в еду, разодрать ее мягкие ткани, прогрызть кости, поглотить кровь… Однако, ужин ужином, жажда жаждою, но приём пищи строго по расписанию. Ровно в шесть, потому что это идеальное время, когда чаша голода превышает чашу терпения. За минуты ожидания блюдо как раз насытиться страхом, болью, разгорячится кровь от пульсирующего страха — это ли не идеальный привкус любого мяса? Арлекино хищница. Но не такая, как медведь или волк. Она паучиха. Царственная, ядовитая паучиха. Она чёрными пальцами сплетет сеть, алыми нитями приторных слов и лжи засадит жертву в свою паутину и будет наблюдать с безумными, холодным глазами за страданиями и страхом за жизнь жертвы, упиваясь его беспомощностью. Тихая, загадочная, властная, стойкая, что может убить лишь взглядом со спины, роковая луна — Арлекино всегда такой была и будет. Большие часы пробили шесть, их звон разнёсся в жутко тихом зале. Арлекино, что сидела за единственном стуле с закрытыми глазами, скрещенными руками, от гула пробитых часов кротко улыбнулась. Пора приступать к ужину. Сегодня языку ведьмы придётся невероятное, экзотическое блюдо, что не оставит ни одну безумную душу без нежного привкуса праздника на языке — мясо самого Гидро Архонта. Никто в Тейвате никогда не пробовал мясо Архонта, ну, конечно, до этого момента. Какое оно на вкус? Может, мягкое и нежное, как милостивая душа богов? Или, возможно, твёрдое и жёсткое, как их воинский характер? Вдруг, вместо мяса у Архонта внутри бурлит вода? Всё может быть. Но, поверьте, гадать не стоит — скоро мы сами всё узнаем. Главное блюдо этого вечера — леди Фурина — будучи связанной, как курица, в нелепой согнутой позе раскинулась на столе на крошечном подносе перед Арлекино. Шёлковая красная нить сковала руки и ноги по швам, тугая лента перекрыла ей рот. Элегантная синяя шляпка, похожая на корону, уже валялась на полу. Сине-белая одежда помялась, а в области подмышек видно синее пятно пота. Обезумевшая от страха Фурина билась в истерике, попутно пытаясь освободиться от пут и убежать отсюда как можно быстрее. Бледное лицо застыло в гримасе ужаса: брови несчастно изломились, глаза пугающе вытаращились; Фурина отчаянно мычит, ведь орать во всё горло «на помощь!» ей мешает перевязь на рту. С щёк Фурины текли слезы; она вся в мыле, хоть и лежит тут недолго. Арлекино спокойно наблюдает за извивающейся «червяком»—Фуриной, по-царски скрестив ноги и подперев голову рукой. Словно это она великое божество на троне, а не обычная уроженка из Фонтейна, которая наблюдает, как сам Архонт грязно валяется перед ней и мысленно умоляет пощадить её, понимая, что через время от Фурины останется только синий пиджак. Какая жалость, смотреть противно. Арлекино пожирает её глазами: выбирает самое удачное, вкусное место, что стоит попробовать первым. Может, начать с белых рук? На вид мягкие и нежные, как слоёное тесто. Или, возможно, попробовать её ноги? Стройные и худые — на вид они сочные и отдают лёгкой сладостью, как мастика. Но у Фурины они больно тонкие, как палка, и, возможно, в них не так много мясистого вкуса. Самым заманчивым выглядят её волосы. Белые, скрученные в два хвоста, они напоминают зефир. Интересно, если взять их в рот — они растают на языке, подобно сахарной вате? Взору Арлекино падают глаза Фурины разного оттенка. Тот, что тёмный, кажется липкой желейкой, а тот, что светлее — жидким и текучим, как сироп. Такое разнообразие съестного, даже выбрать ничего не удаётся: глаза разбегаются, а в голове плывёт пьяная пелена. Но нужно сжать волю в кулак и наконец-то всё решить. Ужину длиться слишком долго нельзя — аппетит к жертве, что насытилась страхом слишком сильно, быстро угасает. Вкус становится кислым, с лёгкой горчинкой, а затхлая кровь не вызовет жадной улыбки на лице. Арлекино изящно взяла серебряный нож и проскользила им по ноге Фурины, это вызвало волну дикой дрожи у Архонта. Тонкие гранёные зубчики столового ножа пролетели по бледной коже, как птица, оставив белый след. Арлекино сделала это без силы, так что крови не было. Пока что. Нож отложили в сторону. Теперь чёрной рукой с алыми ногтями, словно когтистой лапой кошки, Арлекино стала вычерчивать по ляжке Фурины узор, ведя пальцем вверх-вниз, равномерно надавливая в определённые моменты. Бедная Фурина: вся извивалась от щекотки и холодного страха, который сжал её живот ледяной рукой. Арлекино не может перестать упиваться её нервозностью, аппетит растёт всё больше и больше. Язык во рту скучает по привкусу крови. — Мы ведь только начали, — говорит Арлекино своим тихим и властным, грудным голосом, — а вы уже вспотели. От её слов Фурина дышит громче, сильнее, глубже. Сердце вот-вот выпрыгнет из груди; даже заметно, как оно сильно стучит, от чего пиджак в области груди то натягивается, то расслабляется. Свои попытки вырваться Фурина отчаянно не прекращает. — Вкус не будет приятным, если вы продолжите нервничать. Прелая еда, ваше величество, не такая аппетитная, как свежее, чистое блюдо без изъяна. Вы же меня понимаете; умом вас явно не обделили, не так ли? С уголков глаз Фурины брызнули накипевшие слезы. Ткань, закрывающая её рот, в области губ стала влажной. Из столовых приборов Арлекино взяла вилку. Тупые зубцы впились в плечо, заставив Архонта болезненно зажмуриться. — Не надоедает ли тебе эта игра? — сменила она свое обращение. — Моя душа чувствует, что пора начинать трапезу. Услышав это, Фурина истерично мычит и энергично мотает головой в знак протеста. Она слабо понимает, что именно с ней будут делать, однако ужас и волнение за свою жизнь в жуткие минуты сжимают ее желудок. Вся в липком поту, с горючими слезами на глазах, она бьется об стол, пытается встать и сбежать. Но она загнана в угол: руки и ноги скованы мертвой хваткой. Не теряя драгоценных минут ужина, Арлекино насмешливо убирает вилку и цепляется за локон с длинных хвостиков Фурины, тянет плачущего Архонта на себя. Та чуть не падает со стола, застыв на коленях в смятой скатерти перед глазами Арлекино в неряшливой позе. Стыдно, ой как стыдно… От боли в голове Фурина жмурится; сдавленно шипит. Выжидание, томное, долгое выжидание, пока Фурина не перестанет часто дышать. Наконец её грудь успокаивается, и уголки губ ведьмы поднимаются в лукавой ухмылке: — Окажи мне честь, Гидро Архонт. Открой мне тайну: какова ты на вкус? Фурина вытаращила на нее глаза, в которых явно читался вопрос «что?» Быстрый взмах руки — и с треском нитей рвется синий пиджак Фурины. Ненужная ткань отлетает на пол; дикий румянец вспыхивает на худых щеках Фурины. Взору Арлекино представляется нежная, словно молоко, оголенная шея. Сразу слюнки подступают ко рту. Острые клыки сначала мягко, а потом грубо впиваются в белое угловатое плечо Архонта. Тут же Фурина энергично топает ножками по столу, пытаясь перетерпеть болезненное«Не такой уж я и монстр, в конце концов.»
Такой жест слегка утешил Фурину: она даже блаженно выдохнула. Но ненадолго. Ведь в считанную секунду в правый глаз Фурины молниеносно, с легким чвоком вонзилась вилка, и на весь зал раздался крик адской боли. Даже ткань, закрывающая рот, не смогла скрыть больного рева. Несчастная, Фурина билась в судорогах и верещала во все горло, билась головой об стол, пока горячая кровь стекала с поврежденного глаза. Кровь несла с собой примеси чего-то еще более мерзкого и отвратительного, и при виде такой картины с вилкой в глазе у любого здравомыслящего человека начнется приступ рвоты. От страданий Фурины на губах Арлекино цветет жестокая улыбка, контрастирующая на фоне ее черных как смоль глаз, что отражают спокойствие и сдержанность, а серые тени под глазами придают Арлекино мертвенный ужас. Она грациозно поворачивает воткнутую вилку в разные стороны, будто ковыряется в нежном десерте, тем самым вызывая новую волну горячей боли у разгоряченной в истерике Фурины. Зубцы вилки впиваются белое тело глаза с противным звуком, словно в желе, и глаз стал вытекать из глазницы. Красивый изумрудно-бирюзовый зрачок порвался; изуродовался от стекающего алого потока крови. Язык агрессивно жаждет мясистого вкуса. Арлекино так же грубо выдергивает вилку из Фурины — вслед ей кровавый шлейф, и вытекший, похожий на разваренный яичный белок уродливый глаз отправляется прямиком в рот Арлекино. Жуткая картина: в бешеной истерике изнемогающая Фурина, которой явно осталось недолго мучиться, и Арлекино, той минутой пережевывает её глаз. Со склизким, слюнявым звуком белок перемалывается на зубах, и Арлекино довольно жует кровавый мякиш, будто это обычная жевательная конфета. Она видит мучение Фурины, видит её пульсирующую кровь под кожей и адское пламя неугасающей боли. Но вскоре она прекратит её муки, ведь настало время браться за горячее блюдо. Когда Пиро глаз Порчи за спиной Арлекино заблестел рубиновым цветом, меж чёрных пальцев Арлекино, точно красная паутина, появились алые нити. Они оплели все пальцы, на обеих руках, словно Арлекино сейчас будет вязать из них какую-нибудь вещицу. Эти нити тонкие, почти невидимые, дунешь на них — и тут же улетят, далеко-далеко. Но не ведитесь на их внешний вид, ведь на деле они острые, как лезвие ножа. Таким красным сплетением не без проблем перерезать человеку горло. Иногда, в шутку с их помощью подравнивала себе кончики. А что? Пользы с них много, не только же резню нитями устраивать? На губах цветет нездоровая улыбка: — Раскрой мне тайну своего вкуса. Фурина против, явно против такого! Но что ей остаётся делать? Она жертва, прибита в угол и ее жизнь утекает, как песок сквозь пальцы. Кровь сквозь закрытое веко правого глаза продолжает сочиться и капает ей на одежду; тело потихоньку слабеет. Арлекино с видом хищника гладит по-птичьи тонкие плечи Фурины, мягко впутывает руку в скрученные белоснежные локоны. Руку с нитями Арлекино повернула тыльной стороной, чтобы не повредить фарфоровую кожу. Ласкает куклу, дразнит, постоянно меняя тактику нападения. Фурина тоже то расслабляется, то напрягается от резких изменений в поведении Арлекино. И вдруг резкий вжух — и красная паутина тут же полностью опутала шею Фурины. Та приглушенно взвизгнула, шумно дыша через нос, а Арлекино свободный конец «петли» начала сильно тянуть на себя. Она душит Фурину. Архонт тут же начинает кряхтеть, бить ногами об стол, скованными, задеревеневшими кулаками больно бьёт по столу. Грудь разрывается от нехватки воздуха: ребра вот-вот треснут, кости вылетят наружу и захлещет горячая кровь. Арлекино душит её сильнее. Она улыбается во все зубы; её хищное лицо исказилось в гримасе холодного, пробирающего до костей безумия. Пальцы сильнее тянут «петлю»; на белой шее Фурины смялась кожа, как у вязаной колбасы, и выступили багровые кровоподтеки. Единственный глаз Фурины запрокинулся наверх от боли, видны покрасневшие сосуды. Она словно бомба — ещё один нажим, и горящее, стонущее, задыхающееся тело просто взорвётся, оставив после себя куски плоти и прочие ошмётки. Арлекино ловко перехватывает нити в руке, свободной когтистой рукой цепляется за плечо Фурины и сильнее вдавливает в стол, чтобы было удобнее душить Фурину. Её цель проста: оторвать ей голову. Это кажется такой лёгкой задачей, но на такое требуется много сил. Потому глаз Порчи за спиной засиял ярче — Пиро инфузия быстрым потоком, как горный ручей, змеёй опутала руки Арлекино. Дойдя до пальцев, огненный ореол впитался в ведьминские руки, тем самым давая больше силе своей хозяйке. Это сложно: требуется столько инфузии, что Арлекино просто не выдержит. Но голод сильнее слабости. От напряжённого лица путы на рту Фурины звонко лопаются — на краях нитки остались торчать пушистые хохолки. И маленький ротик дал прорезаться сдавленному, но громкому голосу Фурины, полному невыносимых мук. На весь обеденный зал разнёсся пугающий до смерти стон. У Фурины лицо стало медным, лёгкие горят как лесной пожар, а ноги и руки постепенно слабеют. Арлекино сжимает свои клыкастые зубы и сильнее тянет путы. Началась жаркая игра, в которой явно победитель один: Фурина не в состоянии разорвать верёвку на руках и остановить свою мученицу. Счёт времени испарился. Финал должен, должен был быть, страдания бедняжки закончены. Завершается всё на одной ноте — с ужасающим, леденящим кровь хрустом под лезвиями нитей Арлекино трескается шея Фурины, полилась кровь с сошедшей головы. Лицо застыло: рот неестественно раскрыт, с него течёт слюна; глаз выпучен; брови сломались в боли и ужасе. Белая скатерть начинает пестреть пятнами свежей крови. Арлекино. Как много я уже про неё говорю? Сколько слов мне нужно подобрать, чтобы описать её сумасшествие? Что движет ей быть такой жестокой и хладнокровной? Одной только Арлекино и известно, но не вздумайте спрашивать её об этом: она взглядом сдерет с вас кожу. Оторванная, стекающая горячим красным водопадом, голова Фурины лежит в руках Арлекино. Она тоже испачкалась в выделениях Фурины. Но от этого её азарт загорается в ней сильнее. Вид крови возбуждает аппетит, желудок уже воображает себе приятную тяжесть проглоченного мяса. Неожиданно Арлекино впилась своими губами в губы Фурины. Собственно, это её трофей, она может с ним делать всё, что пожелает. Поцелуй был недолгим — вскоре Арлекино отлипла от худых губ мёртвой Фурины. Её привлекло распластавшееся звездой тело. Не долго думая, Арлекино порывисто налетела на труп Фурины: она в клочья разорвала дорогую одежду, остатки вышвырнула в разные стороны, как ненужный мусор. Непонятная волна вперемешку с голодом и страстью завладела разумом Арлекино. Разгоряченная, она принялась выцеловывать каждый сантиметр бело-серого тельца, кусать кожу близ груди, засасывать её. Так она представляет, как поглощает её тело. Как пожирает каждый кусок мяса, хрустяще жует хрящи, сочно выкусывает клыками интимные места как самую пикантную закуску. Живот Арлекино громко урчит: он незамедлительно требует еды. И самой Арлекино приятный момент оттягивать не хочется. В руках вновь блеснули нити, и спустя пару прозрачных минут в зале слышен склизкий звук звонко и сочно разрывающихся конечностей.***
Огонь свежих свечей наполнил ранее мрачный зал. Стол, на котором происходили чудовищные события, сменил свой внешний вид: скатерть постелили другую — бежевую, чистую; весь стол усеяли тучи тарелок с золотой каемкой. На первый вид блюда на них просто объедение, но когда попробуешь это на вкус, спросишь у хозяйки ужина, что же это за блюдо, её тихий шёпот скажет тебе: «особое блюдо, приготовленное Архонтом». Приготовленное Архонтом или приготовленное из Архонта — немного разные понятия. Расчлененное тело Фурины личные повара Арлекиро приготовили искусно, украсили как подобает: ожаренные в масле и покрытые соусом тар-тар оторванные пальцы с рук; сочная вырезка из ног Фурины; суп, в котором плавает её язык; окровавленная печень, как стейк, подана с лавровым листком; дробленные и сваренные в вине лёгкие красовались в центре стола в супнице с большой ложкой; сердце Фурины запекли вместе с зеленью, окропив это соком лимона. На десерт предлагаются под корень отстриженные волосы Фурины. Некоторые пряди политы шоколадом, другие — карамелью, есть даже и в «стекле» — сиропе из сахара. Главным блюдом, что лежало закрытым на серебряном подносе, была оторванная голова Фурины. Она лежит в листьях зелени, украшена овощами и оливковым маслом, подаётся с чесночным багетом. Прямо сейчас Арлекино элегантно, как аристократка, по всем правилам этикета пожирает запечённый мозг Фурины с горошком и луком. Свою вкусность она запивает вином из бокала, хотя вином назвать алую язык не поворачивается. Разумеется, что не всю Фурину она поглотит целиком — ужин не должен нагружать желудок перед сном. Самые сочные части тела она приберегла для себя, а «безобидные» — пойдут на обед детям из Дома Очага. Достаточно просто запечь язык или ухо в слоеном тесте, посыпать сахаром и готово, ужин на столе. Налетайте, детки! Одежду Фурины — точнее то, что от неё осталось — так же Арлекино отправит своим детям, чтобы потом из пиджака и шорт сделали сорочки и постельное бельё детям. Такие остаточные мерзости, как зубы, нервы и ногти отправятся в топку. Желудок Арлекино пляшет жаркий танец удовольствия. Голод грешника утолен; кровь поглощает другую кровь, делая её сильнее. На языке взрывается фейерверк вкусов от наслаждения плотью Фурины. В конце концов, такова Арлекино — жестокая, безумная, но холодная, убийственная и кровожадная ведьма, чей аппетит насытить слишком сложно. Где в Тейвате вы найдете ещё более изысканное блюдо, чем плоть Гидро Архонта?«Ужин подходит к концу. Тарелки перепачканы остатками жира и мелкими каплями крови с маслом. Ведьма элегантно вытирает грязные уголки губ салфеткой и довольно улыбается. Мясо, поглощенное ею, медленно переваривается с урчащим звуком…»