Потоп

Ветреный тёмный ноябрь 1824 года. Казалось, Петербургу не привыкать, но в ночь на 7 ноября небывалой силы ураган обрушился на город. В квартире на Мойке трещали стекла и дуло из всех щелей, но разве это могло помешать двум любящим людям быть вместе? Рядом на стульях переплелись офицерские мундиры — Вятского и Измайловского полка. Двое мужчин лежали в постели, без одежды, без всего наносного. На Николае лишь нательный крест и кольцо на пальце — напоминанием, что он принадлежит Богу и Богом данной супруге. На Павле ничего, хоть и лютеранин: уж не атеист ли он. Ники не хочет думать, очевидно, что любимый Паша — вольнодумец во всём: в любви, в религии, в политике. Николаю не спится. Павел дремал, прижавшись к плечу своего принца. Посмотреть на Пестеля- такой уютный, тёплый, жмурится, щеки детские, на хомяка похож. Здесь ли тот грозный полковник, герой войны. Ники, скрепя сердце, отметил, что ему нравится смотреть на спящего любимого — ещё одна монаршья слабость. Дождь тем временем бушевал за окном, врываясь в их хрупкий, спрятанный ото всех мир. Заглушая бой часов, буря стучала по крышам, ломала деревья в округе, рушила стропила. Пронзительный свист, и с резким грохотом распахнулось окно. Павел открыл глаза. — Черт, бушует как. Николай приподнялся, собранно протёр переносицу, начал одеваться, натягивать кальсоны и рубашку. — Ты куда, lieber? — Сейчас зальёт. — Можно быстрее решить сей вопрос Обнажённый, уверенный в себе полковник быстро встал с кровати, подошёл захлопнуть окно. — Ники, придётся тебе остаться до утра, плохо дело. — Паша, я не могу… — Вода поднялась. ~~~ Уже забрезжил рассвет, а дождь и пронзительный ветер не утихал. За окнами колыхались злые волны. Мойка вышла из берегов — бурлила на уровне второго этажа. Лодки, кареты, доски, поднятые бушующим водным потоком, бились в окна, грозили выбить стекла знатных домов. Стихии не важно, какого ты сословия. Николай с ужасом взирал на творящееся внизу безумие. Пестель же в небрежно накинутой рубашке развалился на кровати, хмуро глядел в потолок. К утру сильно похолодало. — Кара Господня! — взволнованно произнес Николай, глядя на группу людей, еле-еле держащихся на тележке, подобно щепке, качаемой на волнах — Бесславный закат правления Его Величества. — Не говори так, — рассеянно оборвал Николай, захваченный происходящим за окном бедствием. Полковник хмыкнул. Вскоре оказался за спиной великого князя и тоже выглянул в окно. Река рвала и метала. Обломки хижин, брёвен плыли вдоль набережной, лотки, где Паша накануне покупал колбаски и бублики, скрылись под водой. Пестель покачал головой. — Разбушевалась природа… Пойдём, любимый, буря будет ещё долго. Мы им ничем не поможем, — Павел мягко провёл по локтю Николая. Тот, наконец, отвёл взор от барахтающихся в воде людей. — Быть может, это божья кара за грехи наши. Церковь твердит нам о праведности, а мы с тобой… — Николай! — резко оборвал его Пестель. — Уж думалось, ушла твоя молва про грех. Неужто из-за нас Господь покарал бы целый город? Брось это, говорю тебе. Павел задернул портьеры, погрузив комнату в полумрак. Разжёг лампаду, подбросил дров в камин. — А всего-то надо построить дамбу. — Как у тебя просто. — А что же сложного? В России нет инженеров? — Это неосуществимо, как ты себе представляешь подобные сооружения? — Ники, из любой ситуации есть выход и не один. «Легко тебе говорить, — подумал Ники.— А как ты будешь строить дамбу, когда в Петербург регулярно заходят линейные корабли? Об этом ты подумал? А мне придётся — на мне цепи долга и страшные слова брата: «Будешь императором после меня» — Далеко не всё зависит от нас! — воскликнул Николай, сверкнув глазами. — А что вы кричите, Ваше Высочество? Не в своём полку, а у меня дома гостем. Говорил и буду говорить: человек — венец творения! В его власти повернуть реки и изменить порядок вещей. «Уж тебе нельзя давать ничего менять, вольтерьянец», — подумал великий князь, глядя на разбушевавшегося полковника, но тут же сник, лёг на кровать, поежился от холода, уткнулся в подушку, пропахшую пашиными духами. Если бы мог, рассказал бы, какой долг чугунными цепями держит Николая Романова. — Попробуй побудь на моём месте вольнодумцем — Вот уж спасибо, воздержусь от такой чести… — Розгой бы тебе мой учитель дал за неповиновение, — каким-то ворчащим изможденным голосом проговорил великий князь. — И об стену, если мало. Паша представил своего бледного златокудрого мальчика, что падал в волнении в обморок, и как его, хрупкого, как фарфор, избивает злобный учитель, нет, надзиратель. Павел даже на стену посмотрел невольно. Смягчился. — Ники, твой учитель был неправ, — проговорил он. Захотелось погладить своего битого принца, провести ладонью по спине, меж лопаток. Николай дёрнулся. Повернулся к любимому, посмотрел пронзительными ледяными глазами — Мой учитель был прав. Его матушка поставила. И брат мой прав. Брат не может быть не прав. «Да чтоб его карачун хватил, лицемера и отцеубийцу», — подумал Павел о брате-императоре. — Может, Ники, может, — ладонь всё же прошлась по спине. — Не представляю, как можно ударить такое сокровище. Тот человек был мерзавцем, — категорично заявил Пестель. — Ламздорф научил меня терпеть, прятать чувства, подавлять порывы. Я благодарен ему. Павел покачал головой. — А я учу тебя обратному. Ники, мы свободны быть теми, кем сами пожелаем. — Ты свободен, а я вечно буду заперт в дворцовых стенах. — Сейчас же ты не во дворце, — усмехнулся Павел. — И, судя по тому, что в окна наших соседей стучат волны, ещё нескоро там окажешься. Буря нас обрекла друг другу, Ники. Сегодня можно не спешить. Давай проведём время с пользой, — прошептал Павел над самым ухом, жгуче чмокнул в щеку. Улыбнулся Николай Павлович. Боже, за окном чуть ли не Великий Потоп, а Пестель в своей манере — учиняет разврат. Не разврат, а «высшую любовь», как любит говорить полковник. Ну-ну. Николай повернулся на спину, встретился с дерзким насмешливым взором. — Ни стыда у тебя, ни совести, Павел Иванович. За окном люди умирают, а ты тут что творишь. — Я сожалею об их несчастье, — уже серьёзно проговорил полковник. — Говорю, необходимо построить дамбу иль вырыть ещё каналы. Не самое же лучшее место выбрал Пётр Великий для строительства города. Как тебе мысль перенести столицу в Нижний Новгород? — Нижний Новгород? — Да. Пересечение двух великих рек, тысячи верст от границы и никаких потопов! — Дворцы туда не перевезти, Паш. — Дворцы? — Пестель хохотнул. — Всё о своих дворцах и думаешь! — Ах, какой сейчас переполох в моём Аничковом! Где великий князь, не сгинул ли в пучине вод. — Уж я не дам тебе сгинуть, Николай! — пообещал Пестель. Слились поцелуем, переплелись телами. Пестель, как бы то ни было цинично, был благодарен Господу за то, что Николь сейчас здесь. А то ушёл бы великий князь посреди ночи, как всегда, а Павлу тосковать одному до новой краткосрочной встречи. Из-за бури, наконец, можно разгуляться по полной. Коварным планам полковника помешало вновь распахнувшееся окно. Медный подсвечник с грохотом упал на пол, порыв ветра обдал спину ледяным холодом. Пестель резко вскочил. Промозглый дождь заливал комнату. Полковник захлопнул ставни и решил для надёжности обвязать ручки лентой от штор. За окном творилось чёрт те что. За крышей дома напротив виднелись покосившиеся мачты с разорванными парусами. «Неужто потоп поднял линейный корабь и прибил аж сюда?!» Вода была пенистая, чёрная, полная мусора. Хлестал беспощадный дождь. Пестель вновь задернул тяжёлые бордовые портьеры, не желая более смотреть на творящееся за окном безумие. Задумчивый, вернулся к Николаю — тот совсем сник. Теребил свой крестик, уставившись в потолок, о чем-то думал. Павел потерял прежний запал, поэтому просто прилёг рядом с любимым, положил голову на плечо и обнял за пояс. Так и лежали вместе, пока часы не отзвенели полдень. Вечность бы так лежать! — Боже, уже 12, я сейчас должен быть в полку… Мне надо идти… — Измайловскому ныне точно не до тебя, Ники, — пробурчал Паша. Никуда полковник его не отпустит. Тяжёлый вздох. Пестель по-свойски чмокнул его в щеку. — Хочешь есть, lieber? Получив утвердительный ответ, Пестель отправился искать что-нибудь съедобное. Помимо закусок в виде колбасок, которые полковник купил вчера к вину, Павел нашёл запасы, оставленные ещё братом Борисом. «Вот хомяк, вы поглядите! — бормотал Пестель, выгребая ораву орехов. — Бурундук!» Павел нашёл и хлеб, так что они с Николаем не пропадут, если, конечно, потоп не затянется. Будь Пестель один, он бы, возможно, обратился к местной кухарке, хоть и готовит она скверно, однако тут Николай и категорически нельзя никого допускать в квартиру. Кто-то уже стучался, наверняка соседи снизу, но Павел резко высказал им, что скорее выстрелит в дверь, чем откроет и наплевать ему, что у них там потоп. Нарезав хлеб и колбаски, разлив воду по стаканам, махнул Николаю. — Прошу, Ваше Высочество, к столу! Царской походкой, но в одной рубашке, Николай приблизился и поглядел на стол немного недоуменно. — Уж не обед в Аничковом раю, — съехидничал Пестель, — но лучше, чем ничего. Николай на самом деле был неприхотлив в пище. Колбаски оказались вкусными, а обедать в компании Павла было одно удовольствие. — Николь, как ты мало ешь. Ещё бери. Бери, говорю ж тебе! — Паша! Ну не с набитым же ртом… — «Не с набитым ртом!» -передразнил Павел. — Хомяк обедает. Хомяк обедает как может, быстро и для пользы тела. Вроде и раздражала Николая ситуация, в которой он невольно оказался: непорядок и вода, что хлестала за окном и обрушала весь привычный мир, — но как сердиться на Пашу, когда вот тут он рядом, изображает хомяка, давится, смеётся сам себе, улыбается, и нет человека на свете лучше. — Паша, а почему хомяк? — Разве не похож? У нас в семье все хомяки. Матушка так и говорит: Иван Борисович —большой хомяк, а мы, дети, стало быть, маленькие хомяки. — Похож, — Николай улыбнулся и отчего-то застеснялся собственной улыбки. — А тебя как звали в детстве, Ники? Паша забыл на мгновение, что его любимый из семейства проклятущих Романовых, и подумал: ну пантеренок или голубоглазый кот. Ники вспомнил, что отец его, покойный Павел Петрович, в зависимости от настроения, то сажал на колени, игрался ласково и повторял: «Овечка моя, овечка» А то и находило на него, тогда в гневе кричал: «Этот ублюдок не мой!» — и ребёнка скорее отдавали нянькам от греха подальше. Слова «ублюдок» Ники тогда ещё не знал, но понимал, что плохое что-то, недоволен батюшка — Овечкой меня отец мой звал, — прохладно проговорил Николай, не желая продолжать тему. Встал из-за стола, отошёл к окну. Вдоль набережной Мойки вода лилась сплошняком, грязно-серая, мутная, как будто весь Финский залив сюда вылился и запачкался по дороге. Вода, куда ни глянь. — Да что же это! — проговорил. -Я могу сегодня понадобиться брату. — Не понадобишься, брат твой во дворце сидит без прогулок, — с тихой иронией отметил Павел, все ещё поедая «хомячьи запасы» Чтобы разрядить обстановку и занять время, Пестель предложил сыграть в шахматы. Николай, погружённый в свои мысли, кивнул. Вернулся к столу, пока Павел, напевая что-то себе под нос, вытаскивал гремящую коробку. из-под полки с книгами -тьфу, французские романы читали хозяева квартиры! Пестель сдул с коробки пыль. — Давно ж ни с кем не играл. А ранее в семье мы часто партии устраивали — с Владимиром, с отцом, с Борисом, с Алексашкой иногда, хотя для него что конь, что пешка — так и не постиг хомяк премудростей. Софи я учил, маленькая она правда была, на руках ещё её таскал… Слушая всё это, сердце Николая ныло. Дружная семья, тёплые отношения, а у Николая в детстве были лишь розги Ламздорфа, да холод со стороны матери и старших братьев. Лишь Миша всегда был рядом. — Заботливый ты старший брат, Паш. Пестель улыбнулся. Выставил вперёд два кулака. — Выбирай ж, — тёмно-серые глаза искрились. Ники тыкнул в левый, оказалась чёрная. — За мной первый ход, Ваше высочество, — довольно произнес Пестель. Вскоре фигуры встали в ряд, и Павел пошёл в атаку центральной пешкой. Пока Николай отвечал, достал щелкуна, чтоб колоть орехи. — Будешь? От делать нечего Николай кивнул. И правда, когда великий князь ещё поест орехи. Щелкая фундук и отсыпая орешки Ники, Павел краем глаза следил за доской. Николай играл достаточно заурядно, если честно. — Знал, что шахматы были одним из главных увлечений Наполеона? — После бесконечных войн? — ввернул Николай. — Когда против твоей прогрессивной страны сплотилась вся Европа… — проговорил Пестель, делая ход слоном. — Знаешь, коль иметь над собой диктатора, то иметь Наполеона! «Иль не иметь его вовсе» — Опять ты за старое, — цокнул Николай, отвечая пешкой. — Вольнодумец! Его Величество всяко лучше Бонапарта! — Чем же он лучше? — Не воюет со всем миром! На то Пестелю было нечего возразить. Мог, конечно, обратиться к внутренним проблемам России, но тогда у Николая окончательно испортится настроение, а выпустить пар ему будет негде. Не хватало им ещё посреди потопа разнести всю квартиру. Постепенно Павел расправился с фигурами Николая и окружил короля. «Вот так и падёт дрянная монархия!» — Шах! — воинственно произнёс Пестель. Николай напряжённо всматривался в доску. Наконец, нашёл выход из ситуации, но Павел уже видел, как поставить ему мат. Через пару ходов партия была окончена в пользу лидера Южного общества. Николай разочарованно откинулся на спинку. — Не любишь проигрывать, Николь? Великий князь угрюмо молчал, насупился. — Будешь ещё? — Не хочу. Поскорее бы вода спала. Пестелю стало обидно. Неужто Николаю в самом деле в тягость тут находиться? Кто Павел для него? Лишь один из, как эти мимолетные ветреные фрейлины? Закусив губу, полковник собрал фигуры в коробку. Глянул в окно, воды меньше не становилось. Всё также бушевали тёмные волны на уровне второго этажа. Пестель со стуком вернул коробку на место. Задумался, что делать дальше. Время перевалило за три. От звона часов Николай встрепенулся. Глянул в сторону двери. Пестель заметил. — Что ты всё туда смотришь, Николай?! Знаешь же, волны хлещут! Неужто настолько в тягость здесь находиться? — Что ты имеешь в виду? — А то, что ты с самого начала порываешься уйти! Не расслабишься ни на минуту. А ведь когда ещё нам представится возможность так долго пробыть вместе! Николай резко поднялся. — У меня есть обязательства. Я несу огромный риск! Ты не представляешь, что начнётся, если Его Величество узнает, что меня нет во дворце, узнает где я и с кем я! — Да забудь ты про него, Николай! Его здесь нет! Ты хозяин своей жизни, не он, не Ламздорф, только ты! — Павел подошёл ближе, взял Николая за холодные руки. Как же крепко его держит дрянная монархия, даже потоп не позволяет выдернуть. — Будь со мной, Ники, только со мной! Наклонил и прижался поцелуем. Николай судорожно выдохнул носом ему в щеку, приобнял. Необычно сильный напор Паши — руки вплелись в волосы, растрепывали кудри. Губы терзали приоткрывшийся рот. — Мм, — промычал Николай, когда Павел чуть прикусил нижнюю губу. Пестель, хищно оскалив зубы, стал направлять в сторону широкой кровати. Повалил Ники на спину, прижал, дерзко взглянул в голубые глаза. — Ну что, всё так же хочешь уйти? Вплавь к золотой клетке? Иль будешь со мной, сколько Бог даст? Вместо ответа Николай впустил руки под рубашку Павла, провёл по спине. А глядел-то как томно. — То-то же, — довольно заключил полковник. Никак не отвертеться теперь Николаю. Они развлекутся посреди потопа и точка. Потом ещё долго будет вспоминать чопорный занятой принц, как славно проводил время в компании Пестеля. Юркие пальцы быстро нащупали череду пуговиц, начали расстегивать, обнажая подтянутое тело северного Аполлона, белую атласную кожу. Вскоре Павел резво стянул ненужную одежду. — С тебя можно создавать мраморные статуи, Николь. Лучше итальянского Давида! А профиль-то античный — самое то на монеты! На этом моменте Николай нахмурился: не должен Пестель знать, что видит сейчас перед собой будущего императора, чей профиль наверняка потом разойдется по стране. На самом деле, Николай не особо того и хотел. Павел о том не думал — лизнул тот самый античный нос, чмокнул губы. — Совершенство, — прошептал Пестель сквозь поцелуи. Руки Николая тем временем бродили по его крепкой спине. Хотелось стянуть рубашку, всем собой ощутить горячую кожу. Да, в основательный разврат затащил принца Пестель. Уж полтора года как держит. Если б не этот южный демон, был бы сейчас Ники во дворце с женой, нянчил детей, пока за окном хлещут волны великого потопа. Горя бы не знал великий князь. А этот вольнодумец — Павел припал к великокняжей шее — сама жизнь в её бурном мятежном потоке. «До тебя я и не жил вовсе» — мелькнуло в голове. Коварный Пестель уж долго не отлипал от одной точки под челюстью. Сообразив, что к чему, Николай тряхнул головой и одернул негодника. — Паш, ты что творишь! Я ж говорил тебе не делать так! Как я буду это скрывать?! — Никак. Пусть все видят, чем ты занимался во время потопа! — Ну ты подлец! Злодей! — Да не переживай, нет там ничего, — усмехнулся Пестель. У Николая не было возможности взглянуть в зеркало, так как Пестель резво стянул с себя рубашку и вновь припал к великому князю, не давая пошевелиться. А вскоре в горячих ласкающих руках Ники и забыл о метке и обо всём на свете. Нескоро вынырнули мужчины из объятий страсти. Никуда не спеша, в этот раз они попробовали нечто необычное, о чем Николаю теперь было стыдно вспоминать. Как не хотелось признавать, но ему понравилось. — Вот так, Ники, настоящая страсть! — довольный собой, прошептал Павел. Николай угукнул, спрятал улыбку в одеяле. — Паша, Боже, ты сводишь меня с ума… Откуда ты только знаешь такие фокусы? — со сбитым дыханием произнёс Николай. Полковник хитро хмыкнул и рассказывать не желал. — Высшая любовь не знает границ. — Жаль, от того не могут получиться дети… — То было бы странно. Тебе мало, Ники, принцев и принцесс?.. Для граждан размножения существует брак, а для любви меж равными — свобода… — Павел, Паша, ты опять вольнодумствуешь… «А ты, Ники, всё никак не можешь повольнодумствовать, — подумал Павел. — Что ж на тебе всё тяготеют монаршьи оковы. Ничего, когда-нибудь они падут» Бой часов перебил мысли. Уже шесть вечера. — Сын мой занятия богословием сейчас закончил, — задумчиво проговорил Ники. — Как поживает милейший Александр Николаевич? — Растёт, крепнет богатырь. Недавно посадили на первого коня. — Лихо для шести лет, — Пестель поглядел на Николая, пытаясь представить как выглядит его сын. Наверняка, кудрявенький, златовласый. — Когда-нибудь я вас познакомлю, Паш. Павел кивнул, а про себя подумал, что вряд-ли то случится. Уж слишком разные миры. Николай словно был разделён на две половины, одна из которых была там, с семьёй, а другая здесь, с Пестелем. То же было и с Павлом, только тут в дело вступало Южное общество. Трагедия их романа. Что же делать? Павел найдет выход, выход можно найти из любой ситуации… После того мужчины развлекали себя тем, что допивали вчерашнее вино и доедали колбаски. Скоротали часы за разговорами ни о чём, да парочкой партеек в шахматы, где, наконец, Николай смог обыграть подвыпившего, а оттого в ненужный момент отвлекшегося полковника. Как забавно фыркал Пестель, когда заметил, что Николай съел его ферзя. Хомячок. После Николай гладил Павла по голове, чувствуя себя самым счастливым на свете, и твердил, как маленький мальчик: «Не хочу уходить, не хочу… Остался бы с тобой навсегда». Паша будил в великом князе что-то глубоко запрятанное. С Пашей Николь был самим собой — никого не боялся и никем не притворялся. Настоящая свобода. Павел — вольнодумец, бунтарь — грел его средь пронизывающих ноябрьских ветров и бущующего потопа. Всему на свете приходит конец. К ночи вода спала, и простой люд с фонарями вышел на улицу, дабы поглядеть что оставило после себя невиданное наводнение. — Паш, пора мне уходить….Я должен. — Заметят, Ники. После. Средь ночи, — Павел напряженно взял его за руку. Не хотел отпускать. Подходил конец отпуска и уж завтра должен полковник направиться обратно на юг, к тайному обществу, планам на переворот. Не скоро вновь увидит своего принца. Николай приобнял Павла со спины, положил голову на макушку. — Спасибо тебе за всё, mon amour. — Николь… — Паша развернулся и твёрдо взглянул в его глаза — Я обещаю тебе, когда-нибудь мы будем свободны! Мы будем вместе! — крепко обнял, упёрся головой в великокняжеское плечо. — Как ты можешь такое обещать? — прошептал Николай. — Верь мне, любимый. «Когда свершится переворот, ты будешь свободен» ~~~ Александр Павлович не спал всю ночь и видел в случившемся несчастье кару небес за свои грехи и неисполненные замыслы. Увы, с Божией стихией царям не совладать. Настроение было скверным. С утра послал за братом Николаем. Великий князь впервые в жизни опоздал во дворец. Конечно, потоп, дороги размыло, беспокойная ночь. Посмотрев на брата однако, император понял, что причина в другом. Волнуется, как в детстве, пальцы прячет в ладони, глаза неверные и лживые, как у Нарышкиной Марии Антоновны, когда она после очередного поклонника императора ждала. Вляпался в любовную авантюру Николай, очевидно. «Фрейлин мало, завёл себе какую-то бабенку, галантерейщицу или белошвейку», — подумал Александр и отметил, что за глухо застегнутым мундиром Никса скрывается след, похожий на укус или засос. Эх, молодость. Николай вытянулся, как струна, ожидая слова императора. — Брат мой, я всё понимаю, тоже был молод, — начал Александр Павлович, и великий князь опустил глаза, как двоечник, не знающий ответа. — Но очень надеюсь, что твои увлечения не повредят исполнению обязанностей. — Я уверяю вас, что… Пробубнил Николай так, что глуховатый Александр не расслышал половины слов, что, безусловно, злило. Александр с раздражением вспомнил, как специально приказал отвести юного брата в госпиталь посмотреть на жертв сифилиса, чтоб неповадно было — чуял, что в этом мальчике бушуют страсти. Вымахал под два метра, конечно, жены ему будет мало, но надо знать меру… — Не надо меня уверять, — как всегда спокойно, но твёрдо сказал император. «Господи, — подумал Николай, — если что-то могло быть хуже потопа и вчерашней беспечности, так это Его гнев» — Я лишь надеюсь, брат мой, что твои развлечения не помешают тебе в дальнейшем. Случилась беда. Погибло много людей, разрушения, причинённые стихией, пока не оценимы… «Повезло мне с братьями, ничего не скажешь, — подумал Александр. — Один безобразничал всю молодость, еле угомонился и теперь отказывается наследовать престол, второй или марширует, или страсти свои не обуздывает. Господи, зачем ты меня сделал тем, кто я есть! " — Пойдём, — сурово сказал великому князю. — Поедешь в город со мной и с Милорадовичем. Ты же брат мой, дарованный как сын. ~~~ Стихия угомонилась, оставив после себя выброшенную брюхом кверху рыбу, выпотрошенные жизни, грязь и вонь. И не так катастрофа страшна, подумал Александр, как сидеть после, собирать осколки. — Много ли погибших? — Невозможно сказать, Ваше величество, — ответил Милорадович, со своего коня окидывая властным взором Сенатскую площадь. — Утопли много. Тел нет и не будет, но я думаю, не меньше тысячи. Вон видите, Ваше величество, докуда вода дошла? Такого ещё не было. А вон прежняя отметка. Милорадович деловито указал на камень с отметиной 1777. — Тот потоп случился в год вашего рождения. — Вся жизнь между этими двумя отметинами, — меланхолично произнёс император. — Так ничего и не сделал, о чем мечтал. — Но не всё ведь зависит от нас, — тут же возразил Николай и потупил глаза. «Да, не всё зависит от нас», — повторил мысленно сам себе. — Неисполненная мечта — грех. Сегодня мне явлено это. Они ехали по промокшей, разбитой площади под сенью грозного взора Медного всадника. Река ещё бурливо шумела, и ветер раздавался в ушах. Николай смотрел на покосившийся корабль с имперским гербом и грешные воды Невы… «Неисполненная мечта…» — повторил про себя великий князь. Отчего-то перед глазами предстал образ Паши. «Мечта…». Николай вздохнул, дёрнул поводья. О чём мечтал великий князь? Какой урок извлёк из дня минувшего один на один с вольнодумным полковником Пестелем? Николай задумчиво ехал за братом-императором к строительным лесам грядущего собора, а вокруг хлам, водоросли, гниющая рыба. Словно вода смыла лощеный блеск, обнажив неприглядную суть. «Бесславный закат правления Его Величества» — прозвучал в голове сипловатый голос Пестеля. Николаю не хотелось в это верить. Над головой пролетели две вольные чайки, Николай проводил их взглядом. «Они свободны… И мы с Пашей будем свободны…». Идея зажглась внутри Николая. Великий князь бросил взгляд в сторону дворца, затем в сторону Мойки и вновь на парящих птиц. «Конечно, Паш, ты прав, прав! Нам лишь нужно время! Мы сможем быть вместе… когда я стану императором, а ты моим генералом». Теперь у великого князя была мечта. Исполнится ли она?