Let the shadows fall behind you

Когда на пути возникает внушительный астрономический объект, он искривляет траекторию твоей орбиты. Непреложные законы вселенной, ничего не попишешь. Когда Ираклий мечтал, чтобы их с Крисом оставили в покое, он упустил из внимания одну деталь. Как ни прискорбно, вокруг был не замкнутый и далёкий мир Соляриса. Случайно или нет, но со своими именами и полным скрытых бомб замедленного действия прошлым, Мастера и Воланда затянуло в общее гравитационное поле. И отвечать за то, что они натворят со своей судьбой, тоже придётся вместе. Хотелось бы только не задеть перекрёстным огнём и осколками окружающих. Иронично, но вчера он бежал от власти, а сегодня горько пожалел, что её у него так мало. Мастер бы не отказался от Кольца Всевластия. Воланд, конечно, прав, что Галку в это втягивать не стоит. И всё же Мастер затыкает голос совести, потому что намерен использовать любые доступные средства. Он даже не хочет представлять, что тот сказал бы, если бы узнал о его намерениях. Потому что – это Мастер абсолютно понимает – для Воланда принципиально выступить против отца и выиграть ему в одиночку. Дело не только в гордости и незакрытом гештальте, как эту неизжитую травму не назови, и даже не в заботе о других, которые могут пострадать. То, что произошло с ним в ту кровавую резню и определило личность в самой сердцевине, одновременно превращая память в тюрьму, мысли – в обоюдоострое оружие, а способность к доверию – в атавизм, должно быть отплачено сполна. И безоговорочно, без посторонней помощи. Иначе Воланд (так тот, по крайней мере, думает) не восстановит доверие к себе и не отстоит свою независимость от влияния извне – любого, даже хорошего. Он стал жертвой секты, но отказывается ей быть сейчас, и в неистовой, слепой, категоричной жажде эту свою автономность утвердить, естественно, забывает, что не всякое влияние и не всякая опека принуждают и делают узником и должником. Вообще, кто из них двоих учился на психолога, возмущается про себя Мастер, который не собирается ему подыгрывать. А собирается обеспечивать собой и своим планом страховку. Получается, что ведёт двойную игру. Снова. Но будь Воланд на его месте, он бы поступил точно так же. – Галка, у нас ЧП, – заявляет он с порога, убедившись, что в комнате больше никого нет. Прежде, чем она вскидывается и открывает рот для гневной тирады, он успевает торопливо добавить: – Нет, это не моя вина, – седлает стул, усаживаясь напротив. – Его отец объявился. Растерянное выражение от этой новости почти мгновенно сменяется на лице Галы грозовым блеском в глазах и невыразимой печалью в уголках полураскрытых губ. Она тихо, даже как-то жалко выдыхает, и гипнотизирует стол, словно ожидает, что он сейчас воспламенится. – Когда? – ломким голосом наконец выдавливает она. – Вчера. – Он прямо здесь? – Приехал преподавать на философской мастерской. Мастер ожидал, что Гала будет громить и крушить всё вокруг. Он бы не удивился. Но силу чувств в ней выдают только по-ястребиному сгорбленные плечи и прерывистое дыхание. – Они уже встречались? – Нет. А я подслушал первое собрание и, скажем так, познакомиться имел честь. Не честь, конечно, а прямо противоположное. Гала обнаруживает немало расчётливости и хладнокровия, чем в первое время они с Воландом не могли похвастаться. Она смеряет его холодным взглядом: – Он, конечно, рвётся на амбразуру, а ты ему оруженосцем вызвался. Мастер улыбается, одновременно виновато и нежно. – Придурок собрался ходить на их занятия, чтобы вынюхать все грязные планы. – Ещё бы, – она испускает протяжный раздраженный стон и утыкается лицом в ладони. – Гала, нам нужен запасной план. – Где он сейчас? – невпопад выпаливает Гала. – Я затащил его в свою палатку и спел колыбельную. Она цокает языком и заводит глаза. – Что тебе от меня нужно? – Его отчество и фамилию. Может, ты знаешь и полное имя отца? – Собрался в розыск его объявлять, недоросгвардеец? Эту шпильку он пропускает мимо ушей. – У меня есть те, кто сможет помочь узнать о прошлом отца и, возможно, дать наводку для того, чтоб мы упекли его на официальных основаниях. – Господи боже, блять, – повышает голос Гала. – Ну куда вы лезете? В шпионов не наигрались? Почему просто не свалить?! – Ты знаешь Воланда не хуже меня, – терпеливо возражает Мастер. – Он не сбежит. – Ну Крис-то на голову отбитый, но ты-то? Два сапога пара? – Вот поэтому мне нужна информация. Чем больше, тем лучше. Она встает и начинает мерить скованными шагами комнату. Взрыкивая от досады и явно ведя с собой отчаянный спор. Галку корёжит от того, что придётся довериться ему, это явно. Но другого выбора у неё нет. – Хорошо. Имена сестры, отца и матери у тебя есть. Потом что? – Потом всё будет зависеть от того, что удастся узнать. Видимо, ничего хорошего, но отталкиваться будем от этого. – Я хочу пойти туда с ним. – Для начала он повесит меня за то, что я тебе рассказал, потом тебя, чтоб не попала в руки палачу, а потом всё равно двинет туда. Лампочка под потолком мигает как будто в подтверждение его слов. – Оставайся-ка ты пока в тени. Тебе ведь не в первой прикрывать наш зад? – Я тебе сейчас врежу. – Только не поломай мне вторую руку, – усмехается он и, вопреки словам, протягивает ей ладонь. Ещё для проформы посверлив его глазами, спустя пару изможденных вздохов Галка хлопает по его ладони и делится именами семьи. На дворе глубокая ночь. Из всех звуков, которыми сейчас дышит лагерь, остаётся только слабый шелест листвы, перекличка птиц да изредка хлопает деревянная дверь в каком-нибудь корпусе или жужжит замочек молнии на палатке вблизи. Мастер пишет сценарий, пересиливая тупую тяжесть в голове и почти полное опустошение. Это слегка отвлекает, да и забрасывать обучение будет нелогично. Андрей Петрович, конечно, персона весомая, но не может заслонить собою всю жизнь, уж этой власти ему не достанется. Часов в восемь утра его будит уведомление – Воланд проснулся. Шею ломит от неудобной дрёмы на столе, пальцы окоченели от утренней температуры. Woland: ты предатель холодный спальник хуже не поданного в постель кофе Каким-то удивительным образом, избегание влияния и страх зависимости почти не распространяются на Мастера лично. Он дико рад, что Воланду хватает сил разыгрывать привычную роль самовлюблённого капризного принца. Или это его главная защита. Маленьким принцам в наш век приходится туго без масок. Мастер: Mea culpa. Я изменил тебе с одной дамой) Такая же настойчивая и вредная, как ты. Woland: к твоей музе (или твоей литературе) у меня претензий нет но ты лишил меня утреннего поцелуя, не выслушал мой сон и не благословил на подвиги ты жестоко за это расплатишься Мастер: Готов в любой котёл на любом кругу ага! По крайней мере, у меня будет чем развлечь твоих бесов;) Заходи ко мне, заварю термоядерный, как ты любишь. Woland: сорян, не могу( мне надо продумать образ и поискать реквизит для боевой маскировки После завтрака, состоявшего, для верности, из четвёртой кружки кофе за ночь и последней плитки горького шоколада, Мастер делает звонок на экстренный номер. Кажется, они не виделись года два. На часах полдесятого, и надежда на то, что в такую рань его собеседник отзовётся, ничтожная. Тем не менее, через долгие гудки на том конце раздаётся шершавый заспанный голос: – Надеюсь, ты нашёл компромат на своего отца, или, как минимум, придумал новый политический анекдот, за который не стыдно будет присесть. – Обещаю такой горячий материал, за который не стыдно будет и премию Листьева получить, – почти таким же хриплым голосом отвечает Мастер, чувствуя, как лицо распирает от тёплой улыбки. – И тебе здравствуй. В трубке слышатся прокуренный кашель, звон стекла, болезненные постанывания. Мастер видит картину как воочию: захламленная халупа, гора из бутылок и пивных банок у дивана, переполненная пепельница, щетина трёхдневной давности, человек потирает затёкшую поясницу и быстро приобретает в хмельном взгляде охотничий блеск. Чисто Пол Эйвери из "Зодиака". – Внимаю. – У нас тут дело труба, и без тебя, боюсь, не обойдёмся, – начинает он, но его прерывают с чертыханьем. – Малыш, повиси немного, у меня редактор на второй линии, сейчас пиздюлей получу и вернусь. Это был давний знакомый отца, которого тот, впрочем, не очень жаловал, будучи не самым преданным фанатом журналистских расследований. Мастер помнил только пару случаев, когда граф – он действительно, кажется, имел в каких-то прапрадедах испанских графов – заглядывал к ним в гости. Сблизились они, когда для практики Мастер выбрал стажироваться в онлайн-издании, и репортёр – тогда ещё не будучи опальным – вознамерился сделать его своим протеже. Статья, которую они тогда подготовили, вроде даже ничего вышла, но куда ценнее оказался опыт общения с этим безбашенным бедокуром. В своих кругах у него была репутация заядлого игрока, неистощимого на выдумки провокатора, балагура, циника, бабника, сплетника. За умение появляться в самые неуместные моменты, на каком бы высоком уровне ни происходили события, и привычку провозглашать самые дурные новости на манер памфлета или байки, у графа водилась кличка Фагот (на этом сказалось наверняка и его пристрастие к одежде, напоминающей тюремную робу). Как это часто бывает, профессионализму скандальная слава не мешала. Хваткой он обладал, как у Цербера, подноготную выпытывал с инквизиторской прямотой и манипуляциями, а источники свои защищал, словно хищник – детёнышей. Вообще-то, Мастеру была дана привилегия узнать и другую сторону: вне толпы и лишних свидетелей, он превращался в сумрачного и молчаливого аскета, с замашками идеалиста и обедневшего аристократа. При всех имеющихся недостатках, Мастер доверял Фаготу как себе. Потому и берёг свои просьбы на особый случай. Потому и решился поделиться историей Воланда. – Так что у вас там за эпидерсия, Настасья Павловна. – Есть один мутный чел, который представляет опасность для студентов. Я сейчас на Летней школе. Фагот всхохатывает, щёлкая зажигалкой на заднем фоне: – Ежа украли? Мастер не реагирует. – Предположительно, был замешан в создании или работе секты, может, не одной. Его сын – мой друг – пострадал в детстве от ритуала, едва живой выбрался. Не видел его многие годы и даже не знал, что тот жив, – он отбарабанивает сухую выжимку, как рапорт. – Очень вероятно, что сидел. За подлог, или кражу, или похищение людей, может, убийство. Не исключена педофилия. Он намеренно сгущает краски, даже не для того, чтобы подстегнуть репортёра (уже сам факт того, что Мастер просит о помощи, будет для Фагота аргументом), а чтобы расширить окно возможностей для поиска. – Подробности о сектантском деле есть? – жёсткий деловой тон, Фагот вошёл в режим гончей собаки. – Нет. – Город? – Московская область. – Не густо... Кем приехал на школу? – Руководителем философской мастерской. – Мозги, значит, промывает... Подельники есть? – Мне неизвестно, – от мысли, что Андрей Петрович действует не в одиночку, пробегают мурашки по коже. – Хаживал уже к нему? – Тайно, он меня не знает. – Молодца, – Фагот довольно прищёлкивает пальцами. – Сколько он уже дней там? – Со вчера. – Что-то подозрительное делал? – Кроме того, что абсолютно ничего? – задумчиво протягивает Мастер. – А вообще, я за ним пока ещё не ходил на привязи. – И не надо. Не забывай уроки старика Фагота – без крайней необходимости лезть только через свой труп. – Да тут одна сплошная необходимость. Меня беспокоит Крис. – Это его сын? Мастер сглатывает, чуть не проговорившись об их диверсантской операции. – Да. – Диктуй его и блудного отца имена. – Фальшивое тоже надо? – Разумеется. Он передаёт Фаготу информацию и облегченно вздыхает на следующих словах. – Дай мне сутки, максимум трое. Посмотрю, что можно сделать. Сам понимаешь, кадровые перестановки сейчас хуже брачного сезона парнокопытных. Связей у меня осталось не с гулькин нос, а с птичье очко. Мастер понимающе мычит, скомкано благодарит и получает последнее наставление. – И не лезь в пекло, малыш. Я от твоего отца не горю желанием получить секир-башку. Об отца он расскажет как-нибудь потом. Когда они выберутся из этого ада.