Неожиданно все планы канули в бездну.
Моракс скончался скоропостижно. Так неожиданно, что трудно выразить одну скорбь словами. Весь город окунулся в краски траура, иные события также подкрепили боль, уничтожающую сердца.
Сяо прекрасно помнил тот день. Гань Юй вернулась с работы позднее обычного, глаза ее были такими красными, что волнение сразу подкралось к адепту. Не успел он к ней прикоснуться, как она зарыдала прямо перед ним, бросилась в его руки и не позволяла себе спать всю дальнейшую ночь, не покидая его объятий. Сяо тоже не спал. Он не спит в присутствии Гань Юй, никогда, только в том случае, если она того потребует. Но в тот день он не подчинился бы даже ее слову. Хотел быть рядом всю ночь напролёт, следить за ее самочувствием, вытирать её холодные слезы с щек, лишь бы она не промёрзла. Только к утру он осмелился спросить у неё причины такого неожиданного плача. Впрочем, её ответ поразил. — Господин... Он... То есть Моракс... — слова выходили с её губ такие непонятные, будто бы она прожевала их за вчерашним завтраком столько тысяч раз, что сейчас они похожи на непонятные сгустки, на объедки, которые обычно подают всякой дичи. Гань Юй же и для них припасает блюдце свыше кулинарной технологии, — А-агх... Прости... Извини меня, Сяо... — последнее, что она скажет в тот день. Адепт остался с ней дома тогда. По городу, из-за местного траура, были отменены все крупные мероприятия и даже работа, что затем сильно повлияло на экономику Ли Юэ. Гань Юй тогда ещё выдыхала и мямлила себе под нос что-то в роде: "Какова дура, нужно было сесть за работу в тот вечер...". Плакала она так долго, что грусть не сходила с её лица порядком двух месяцев, даже собственное день рождение отмечать не стала, хотя раньше так любила. Глухой стук озарил комнату. Сяо чуть приоткрыл дверь, пересекся с Гань Юй взглядом. Именно тогда он решил выйти на свет, чтобы дать ей лицезреть целый букет из излюбленных ею цветов, из них можно было бы сделать праздничный салат, а другую часть поставить у кровати на тумбочке, чтобы радовали глаз. В другой руке он держал небольшой торт, видимо, приготовленный им самим же. Без животного жира и вредных добавок, только растительность: цветы и орехи. — Милая, с днём рождения! — Сяо редко позволяет себе улыбаться, однако такой памятный день в жизни его девушки нельзя было пропускать просто так, верно? Не успел он сделать вздох, чтобы продолжить говорить, как заметил её грустное, можно сказать даже подавленное лицо, — Что случилось? Почему самая прекрасная именинница вдруг... Опечалена? — Неважно... Спасибо за букет и за тортик... Но не сейчас... — этот ответ поразил Сяо. Казалось, что эти слова засели в его сердце на долгое время. Гань Юй ещё долго извинялась за ту историю, аргументируя тем, что прошло не так много со смерти Моракса, что она по-прежнему держит траур по усопшему, не смогла бы простить себе любого празднества, включая даже собственное день рождение. Однажды она вновь задержалась. Сяо уж было хотел отправиться за ней, так как время на часах дошло до одиннадцати, но она уже открыла дверь. Вся неряшливая и растрёпанная, сопли, словно у маленького ребенка, текут ручьем, глаза болят, коленки дрожат. Знакомое волнение вдруг подобралось к сердцу Сяо: казалось, что он ощущал его ещё совсем недавно. — Гань Юй... Что произошло? — его глаза забегали по её телу, опасаясь найти следы какого-либо насилия, но к его счастью таких не было. Только её большие, яркие и такие опасливые глаза, заполненные не то болью, не то страхом. Тогда она рассказала ему о работе. О том, как издеваются над её силами, о том, как загружают по самые плечи, совсем не жалея ее сил. Говорят, что она бессмертная, не умрет от недосыпа и перегрузки, а сегодня кто-то из подчинённых даже позволил себе пару острых словечек в ее адрес. Она вновь плакала. Вновь бросилась к нему в руки, словно котёнок. Вновь была сломлена.Всё повторялось раз за разом: Моракс, работа, проблемы с другими адептами, в частности с Хранительницей Облаков и её неумением держать рот на замке, смертные и наконец груз, возложенный на ее плечи. Вскоре из жизнерадостной девушки она стала буквально ничем. Можно сказать серой мышкой, которая теперь и ему совсем не уделяла внимания. Постоянно заваливалась спать, перед тем читая молитву во имя Моракса, а на утро убегала на работу, даже не сообщая ему. В конце концов такая жизнь надоела адепту, нет, он не собирался избавиться от неё, бросить на произвол судьбы, как то сделали другие, нет, вовсе нет... В голове созрела идея куда заманчивее.
Тогда был точно такой же обычный день, как и всегда, Гань Юй вновь позволила себе вернуться домой позднее, чем обычно, вставила ключи в замочную скважину, повернула два раза влево, наконец открыла дверь, но увидела перед собой Сяо, который наоборот собирался куда-то уходить. Тогда они переглянулись, девушка с неким недоумением посмотрела на него, как бы мысленно спрашивая "Куда ты?". — Гань Юй, ты не составишь мне компанию? Всего на пару минут. На той самой горе, где мы обычно отмечаем праздник морских фонарей. — Вдруг произнес Сяо. Для девушки это показалось неожиданным и даже неуместным предложением. С каких пор они решили возобновить былую тенденцию свиданий? — Хм? Сяо, уже одиннадцатый час, мне завтра... — Тебе никуда не нужно будет идти завтра. Я позже объясню. Держись крепче. — приподняв ее на руки, без явного согласия со стороны цилини, он использовал свою способность телепортации, чтобы быстро оказаться на том самом месте, где обычно они молча справляют самый главный праздник года. Здесь обычно никого не бывает, полная пустошь по сравнению с оживленными улочками города. Гань Юй будто бы была заворожена этим видом, смотрела замерев. — Полюбуйся нашей гаванью. Столько труда ты вложила в это место, в ресурсы, благодаря которым он вырос как экономически, так и культурно. По-настоящему это твоя заслуга, дорогая, грех на мне будет только за то, что позволю себе избавиться от такой крупной работы. — Он вздохнул, разглядывая маленькие силуэты местных жителей. Многие из них всё еще выясняют отношения в столь поздний час. Как это надоедало. — Ах, нет, это вовсе не... Постой...Избавиться? — Гань Юй наклонила свою голову, как бы задаваясь вопросом, обдумывая слова, только что сказанные адептом, — Что ты имеешь в виду под этим? Наш город не разрушит ничего, пока столько адептов трудятся над его благоустройством. — Кого ты имеешь в виду, говоря "столько"? Себя и пустоту? Ах, может быть Творца Гор или Хранительницу Облаков, которые уже тысячу лет отсиживаются в своих горах, даже не интересуясь жизнью смертных? Ах, точно, должно быть ты говоришь о своих коллегах, которые так часто доводят тебя до слёз, сгребают всю работу на тебя и частенько являются на работу в нетрезвом состоянии? — Сяо выбирал слова нейтральные, но грубый тон можно было услышать в абсолютно каждом слове. Он будто бы зажимал Гань Юй в каком-нибудь кругу зеркал, грубо, но указывая на её собственные достижения, которые она активно игнорировала. — В любом случае... Я уверена, что жертва стоит результата, ты не прав, Сяо... Конечно они тоже вносят свой вклад, нет, огромный вклад... Нашего города не было бы, если бы не общие старания... Как ты можешь так говорить, ты ведь сам вносишь свой вклад! — Только вот про меня не говорят в городе. Не говорят за ним. Вспоминают лишь в забаве, это и есть цена моему вкладу? Впрочем, я никогда и не имел эмпатии к смертным, это было моим долгом, однако ты... Ты — цилинь, самая добрая натура, готовая сострадать даже своему обидчику. Мир для тебя пляшет иными красками, ты не поймешь моих слов, никогда и ни за что. Поэтому я не держу намерений переубедить тебя... Я сделаю всё сам. — Сделаешь... Что сделаешь? — Всмотрись в наш город ещё раз, Гань Юй. — он прошептал адепт, — Посмотри, взгляни разок. Вспомни хотя бы один приятный момент, связанный с ним, за последнее время. — ... — Гань Юй вдруг поникла. Сяо заиграл на струнах самых болезненных для неё, она просто не могла противиться этому. Он был прав: она не ощущала ничего радостного, связанного с этим местом. Только печаль, страх и ещё раз печаль. — Видишь? Это место давно исчерпало себя. Во времена, когда мы связали наши судьбы, всё здесь было совсем по-иному: люди улыбались друг другу в ответ, ребятишки уважали старших, адепты выходили в свет и давали наставления народу, ты приходила домой счастливая. — Сяо тяжело вздохнул, — До смерти Моракса мы даже говорили о ребёнке. Сейчас мы редко даже спим вместе. Это все они убили нашего не появившегося ребенка, Гань Юй. Тишина вновь повисла между ними. Гань Юй чувствовала себя тяжело в связи со сказанным. Когда речь зашла о ребёнке, она тяжело взглотнула, отведя взгляд от него. Она и вправду ловит себя на мысли зависти, когда смотрит на молодых мам Ли Юэ, однако запрещает себе даже задумываться об общем ребёнке, так как на её плечах полно работы. — В любом случае. Мне стало давно всё равно на Ли Юэ. Но мне не всё равно на тебя, Гань Юй. Поэтому я уничтожу этот чертов перевал ада, чтобы ты наконец улыбнулась, любовь моя. Ты наконец будешь свободна. — с этими словами он заметил её потерянный взгляд, но, воспользовавшись свободным моментом, кротко поцеловал её в губы, улыбнувшись, — Давно не целовал тебя. Гань Юй опустошено прикоснулась к своим влажным губам, затем удивленно взглянула на свою руку, прежде чем осознать его настоящие намерения. Её глаза наполнились самым настоящим страхом. — Если они умрут, то мы останемся вместе, никто и никогда не сможет разлучить нас, Гань Юй. Неужели твоя натура цилиня такая непоколебимая? Неужели ты и вправду прослезишься, если те самые люди, которые унижали и гнобили тебя тысячелетиями, будут обливаться собственной кровью? Они наконец познают твою боль, поймут каково быть ненавистными. — Сяо? Ха-а... Постой, я того не стою... — Но Сяо будто бы её совсем не слушал, — Задумайся хотя бы на секунду: ты и я в мире бесконечной тишины и пыли. Никакой чертов Моракс, никакая Хранительница Облаков, никакой Творец Гор, никакая Шэнь Хэ... Все они — крупные идиоты, которые изводили тебя годами, столетиями. Но теперь и они замолкнут, замолкнут точно так же, как и ты в своё время. — Моракс...? — Гань Юй замерла при упоминании его имени. — Порой мне кажется, что ты любишь его больше, чем меня. Впрочем. Он так и не появился? Тогда узри правду, он вовсе не погиб, ушёл, заставив тебя молиться за его чёрную душу всë это время, сказал только "самым близким", но не тебе, которая первая пришла на его зов во время войны архонтов, нет, не тебе! Но и он поплатится. Все поплатятся. Я отсеку голову каждому, кто заставил тебя лить слезы на моему плечу. Будь то смертный или адепт... Да мне абсолютно всё равно. Гань Юй наконец замолчала, её глаза вновь наполнились слезами, такими невинными и холодными, что хотелось их стирать ладошками снова и снова с её щек. Теперь ей стала известна истина: Моракс вовсе не мертв. Все те страдания, через которые она прошла благодаря чувству долга перед усопшим, оказывается, были лишь подделкой, а возможно и очень хорошо проработанным планом архонта для того, чтобы заставить ее работать усерднее. Всё это время девушка то и дело винила себя за то, что её не оказалось рядом, за то, что на последней их встрече не принесла никаких успехов, в какой-то степени даже могла обвинить себя в его смерти, будто бы она его и убила, но, как показало время, Моракс лишь с трусостью подстроил всё это, окунув людей в самый бессмысленный траур. Но имеет ли право Гань Юй злиться? Выражать негодование по этому поводу? В любом случае это был выбор самого Моракса, быть может он нёс этим только хорошее? Только самые лучшие намерения своему народу? — Ты всё ещё сомневаешься, Гань Юй? — Сяо взглянул на неё, приподняв ее подбородок одним пальцем, — Ты не должна преклоняться перед этим стариком, который погрузил тебя в пучину и целый ряд несчастий, слёз и страданий. — Кх... — Гань Юй ощущала смешанные эмоции, она хотела дать волю эмоциям, но всё ещё подвергала их крупным сомнениям, — Но он даровал нам свободу... А как же ты? Тебя бы здесь не было, если бы не Моракс. — Это единственное, за что я ему благодарен. Однако я не смогу простить тех, кто сделал тебя больно. Даже если этим кем-то стану я... Зарежу себя на месте. Гань Юй вновь замерла. Его намерения были самыми серьёзными, вряд ли он откажется от собственного дела или затеи, нет, он доведет её до конца, избавится от любого, кто встанет у него на пути, лишь бы обеспечить райский уголок для своей любимой жены, но вдруг цилинь замерла. Вне боязни за всех жителей города, за адептов и других... Её сердце билось быстрее от одной мысли о том, что что-то случится с Сяо, — Пожалуйста... Пожалуйста, не иди, прости меня, я больше никогда не буду плакать, никогда не буду опаздывать домой, никогда не буду обращать внимания на других и их слова, всегда буду горда и уверена, не пролью ни слезинки, у нас будет ребенок, два, три, я буду счастлива, я обещаю! Только никуда не иди, молю тебя... — Она чуть ли не захлебывалась в своих слезах, придерживая его за ногу, чтобы он не ушел. — Гань Юй, со мной всё будет в порядке. — вновь поцеловал. Так, как будто прощался с ней, — Дай мне расправиться с теми, кто расправился с твоим счастьем. — с этими словами он использовал телепортацию. — Сяо! — она завизжала в унисон, заставив соседние деревья задрожать, в частности именно листочки на них. Возможно, этот крик даже слышали в городе, но, честно, ей уже так всё равно. Это резкое безразличие к эмоциям другим можно описать многими словами и выражениями: равнодушно, бесстрастно, безучастно, холодно, так глубоко всё равно, что искренне поебать. Никогда она в жизни не материлась. Наконец очнувшись от своих мимолетных грез, девушка узрела совсем иную картину города перед ней: пожар уходил далеко в сторону Инадзумы, крики казалось бы невинных людей улетали ввысь вместе с их душами, а может и со скоростью летели вниз, в самые темные чертоги ада. С трудом она различала что-либо в этом кровавом месиве, однако Гань Юй нашла в себе силы встать и с необычайной скоростью побежать дальше, по самому склону горы, спотыкаясь, стирая свои колени в кровь, получая множественные синяки и ссадины, порезы, ломая свои каблуки и вырывая волосы. Она стала похожа на самое настоящее животное... Но вот на какое? Скорее на медведицу, бегущую вслед за тем, кто посмел тронуть ее медвежонка. Она быстра и свирепа, ее инстинкты готовы растерзать смертного, разгрызть пополам... Ее медвежонок — Сяо. Наконец добравшись до первого моста, ведущего в город, она рухнула на колени, пытаясь отдышаться. Черт... Теперь и ее руки были расцарапаны в кровь, они сильно щипали, но сквозь боль Гань Юй всё ещё держалась благодаря ним. Глазами она пыталась найти хоть что-то отдаленно похожее на Сяо: прядку зеленых волос, его нефритовый коршун, стук знакомых сапог или звон его украшений... Быть может даже голос, который раньше укладывал её спать. Однако первым, что она увидела, был вовсе не Сяо... Гора трупов. Такая неопрятная и огромная, что казалось этот вид сам по себе перерезал глотку и девушке. Их лица... Такие напуганные и страшные... Среди них девушка даже видела тех самых мамочек, благодаря которым однажды завела разговор о ребенке... Среди них девушка видела тех, кто заставлял ее плакать по ночам, тех, кто насмехался над ней при любой возможности. — Гань Юй. — знакомый голос звоном прозвучал в ушах, девушка тут же повернулась к нему и оба замолчали. Цилинь взялась за его окровавленный клинок, направляя на себя. — Пожалуйста... Пожалуйста, Сяо, перестань... — слезы катились с ее глазниц бусинками, — Перестань убивать всех подряд...! Ты ведь... Ты ведь вовсе не такой! — Перестань плакать, Гань Юй. — он тяжело взглотнул, опустив свое копье. Казалось, что он хотел сказать что-то еще, но прежде чем он успел нечто воткнулось в его грудину. Ещё раз, ещё... Цилинь с ужасом смотрела за тем, как его убивали так бессердечно и быстро... струи крови буквально умывали её, но теперь она не кричала, от увиденного она будто бы лишилась дара речи. Когда он упал замертво, девушка разглядела нападавшего. Знакомое лицо. То самое, которое должно было покоиться под холодными кусками земли ещё очень давно. Значит, Сяо говорил ей только правду, самую настоящую... Вдруг внутри всё сжалось... Ей стоило быть доверчивее. Тем не менее времени не вернуть. Стоит действовать самой. Моракс не выглядел в её глазах так, как раньше. Теперь он был предателем, плутом и обманщиком. Убийцей её мужа... В глубине души ей и вправду не было жалко ту гору трупов и родственников, оставшихся без своих родных, вовсе нет. Теперь это не то, что должно её заботить. На всём вина Моракса. Это он здесь самый настоящий мерзавец. Он... Он... Это всё совершил он!Она не способна отомстить. Однако теперь ей доступна вся истина этого паршивого городка и отношения людей, с которыми она когда-либо имела дело.
— Какое же вы отродье, Моракс. Позвольте догореть невинным душам, которые страдали от вашего правления хотя бы сейчас. — с этими словами она вонзила то же копье, которое было воткнуто в грудину ее мужа, в себя. Казалось, что в её глазах не было ни боли, ни страха. В тот самый момент она наконец поняла всё, что окружало её жизнь последние два года. Осознала все те муки, которые ненароком наносила и Сяо, совсем не осознавая. Быть может он добился справедливости самым несправедливым путем, но девушка будет хранить этот поступок в своем сердце, если загробная жизнь и вправду существует. Теперь она всегда будет счастлива. Месть адепта и вправду дала свои ростки. Теперь они всегда будут вместе в тишине и бесконечной пыли.Может быть где-то там они смогут создать семью. Где-то там Гань Юй обязательно будет счастливой. Сяо не придется убивать ради нее.
Где-то там? Обязательно. В мире справедливости.
В полной тишине им будет спокойнее.
Обязательно будет.