Криогенный принц

Лекс безмятежно бороздил просторы космоса под чутким надзором 790-ого, который искал пассажирам пригодную для жизни планету, открыто мечтая скинуть одного из них — Стенли Твидла. Они вечно собачились, и Зев быстро уставала их слушать, а когда Зев уставала, то шла в зону криокамер, чтобы навестить одного отмороженного друга. Он молчал даже в размороженном состоянии, поэтому никогда не надоедал. Пожалуй, девушка готова была слушать Кая часами, особенно про время, когда его сердце ещё билось в груди, но тот не имел ровным счетом никаких желаний и потребностей, в том числе социальных, и не говорил без надобности. Он просто существовал. Чудо генной инженерии и Его Тени. Зев не понимала, почему Кай не убил их со Стенли, почему продолжает защищать, когда они совершали очередную глупость или попадали впросак, если ему абсолютно безразличен этот мир. У него нет моральных принципов, чёткой жизненной позиции и даже мотивации. Для мертвеца без эмоций это как минимум странно. Возможно поэтому ящерка кластера постоянно навещала его колыбель, всё гадая, когда мертвец признается, что ничего человеческое ему не чуждо. Она искренне верит в невозможное. Если девочка, выросшая в коробке и до двадцати лет не слышавшая в свой адрес ни одного комплимента, с помощью науки стала первой красавицей, за которой ухлёстывает любой нормальный мужик, то и мертвец способен оживиться. А Кай… казался ей живее, чем многие мужчины. Где-то там внутри теплилась способность любить. Она знала. Иначе они со Стенли были бы мертвы. Дело далеко не в пророчестве и даже не в Его Тени. Зев верила, а вера — всё, чем приходилось вооружиться сейчас. Подушечка пальца вырисовывала узор на ледяной панели. Глаза цвета чистого льда проникали сквозь толстое стекло, они устремились на правильное, точёное мужское лицо. Длинные ресницы подернулись инеем, этот намёрзший налёт хотелось смахнуть одним легким движением. Широкий рот давно не улыбался искренне, вот уж 2000 лет, хотя по форме и полноте губ он был создан для улыбок и поцелуев. Соблазнительный волевой подбородок с ямочкой должен быть подарком от херувимов, не меньше. Мраморная бледность кожи отдавала чем-то аристократическим и нереальным. Высокий бледный лоб создавал контраст длинным ониксовым волосам, убранным в высокую причёску. В противовес внешней сладости суровость его лицу придавали: вытянутость черепа, тонкие прямые брови и строгие чёрные глаза. Не исключено, что при жизни они сверкали ярче звёзд и не обладали такой могильной проницательностью. Зев искренне завидовала людям, которые были с ним знакомы. Напевая тихо под нос гимн народа Бруннен-Джи, молодая девушка гладила криокамеру, словно грудь любовника, и томно вздыхала. Наконец-то сдавшись, она подошла к панели управления, ввела код, и крышка «гроба» откинулась вверх. Мертвец открыл глаза и обратил всё своё внимание на ту, что потревожила его сон. — Что случилось? — Ничего, — Зев смущённо опустила ресницы вниз. — Я соскучилась. — Мы договаривались, что вы будите меня в исключительных случаях, чтобы не тратить протокровь. — Её хватит надолго, ничего страшного не случится. Девушка медленно приблизилась к нему. Кай не решался вылезать из криокамеры и отстранённо наблюдал за тем, как тонкие пальцы взметнулись к его лицу, проведя линию по татуировке. Зев часто к нему прикасалась без особой цели. Она объясняла это потребностью. Давно забытое слово в его лексиконе, которое хранилось где-то на подкорке. Он помнил, какого это — искренне желать, однако, к сожалению, не испытывал ничего, кроме далекого отголоска. Мужчина проживал эмоции, опираясь на логику и память, не так как Стенли и Зев. Пальцы девушки были тёплыми, и, если верить опыту, он должен ощутить ответное тепло в груди, разраставшееся в зависимости от значимости женщины. Иногда ему казалось, что, видя прекрасную красавицу Зев, Кай непременно ощущает тоску, хотя это физически невозможно. Тоску по живому телу и тем чувствам, которыми пылают в любви. — Что если ты не права? Каждая капля моей протокрови может стоить тебе жизни. Девчонка презрительно ухмыльнулась, подняв на него дерзкий и в то же время озорной взгляд. — Короткие встречи с тобой наполняют меня большим смыслом, чем время, проведённое без тебя, поэтому я лучше умру пораньше, чем прекращу наши встречи. Это было настоящим признанием в любви, которую Зев никогда не скрывала. Кай вновь ощутил тупой приступ тоски — единственного состояния, которое испытывала его древняя душа. Если бы он был живой, то не смог долго скрываться за маской безразличия. Из всех встреченных им девушек Зев с Би-три-кей являлась особенной: милой и в то же время сексуальной; невинной, но готовой к сладостному пороку; невысокой, но прыткой. Её спортивная фигурка с плавными изгибами была усладой для мужских глаз; упругие груди ложились идеально в ладони; высокие белые плечи; круглые, открытые миру очи лучисто-ледяного оттенка; причудливые пастельно-голубые волосы и розовые губки-бантиком, которые складываются в идеальное «О» во время секса, и, представляя его, Кай ощущал укол злости от того, что не возбуждается. — Зев… — Кай опустил голову, решая, что это пора заканчивать. — Я мёртв и настоятельно прошу тебя найти другой объект для воздыханий. — Не могу, — девушка прикусила нижнюю губу и едва царапнула ноготками его подбородок. — Сердцу не прикажешь. — У меня нет будущего. — Как будто оно есть у кого-то из нас… Тонкий пальчик аккуратно лёг на его рот. Она поводила по нему подушечкой, словно намеревалась приоткрыть завесу тайны. Кай поймал её руку в свою, прямо посмотрел в глаза и медленно опустил запястье. — Ты никогда не построишь личную жизнь, если не переключишься с меня на другого мужчину, Зев. Девушка нахмурила брови. Этой темпераментной ящерице никогда не нравилось любое слово поперёк, оно подхлёстывало её дать сдачи, и побольнее. — Мы блуждаем в темноте и редко встречаем достойных мужчин, а те, что попадаются, умирают быстрее, чем я успеваю в них влюбиться, Кай. Никто из них близко с тобой не сравнится. — Это путь в никуда, я никогда не оживу. — Не говори так! — рявкнула она, испепелив его взглядом. — Мы найдём способ, я уверена. — Я максимально близок к живому, но так же максимально далёк, и не вижу смысла для вас со Стенли менять данную парадигму. — Нет, я не согласна, — на веках ящерки выступили соленые капли, одна из которых быстро скатилась по щеке и упала с подбородка на холодный пол. Опираясь на логические заключения, Кай принял решение, что для Зев полезнее навсегда вычеркнуть его из сердца, несмотря на то, что то малое, оставшееся в нём от человека, противилось этому на каком-то инстинктивном уровне. — Даже голова робота 790-й испытывает схожее с любовью чувство, а я никогда не буду на неё способен. Ты тратишь время впустую. Зев рассекла его щёку, в секунду занеся над ним руку, и Кай от неожиданности моргнул. — Надеюсь хотя бы это ты способен почувствовать, — выплюнув ему это в лицо, словно самое едкое ругательство, Зев удалилась из помещения широкими шагами. Нет, мертвец не испытал боль, к тому же царапина мгновенно затянулась. Если верить воспоминаниям, отнятым Его Тенью, сделавшей его безжалостным убийцей на целых 2000 лет, его прежняя версия бы последовала за девушкой, чтобы успокоить, но он не хотел доверяться частички человеческого внутри. Зев надо от него отвязаться, чтобы жить дальше, и только так он способен действительно ей помочь. Опять в груди разрослось дурацкое ощущение пустоты, которую заполняла тоска. Если бы только она знала, насколько Кай ощущал себя неполноценным: и не мертвым, и не живым, застрявшим в проклятом Лимбо, — то никогда бы не бросила идею с воскрешением. Запрограммировав криокапсулу, Кай залез в неё и закрыл глаза. Его ждало забвение. Вскоре кто-то снова потревожил сон мертвеца. В этот раз Стэн. Выглядит он злобно, отчего неконвенционально «красивое» лицо его перекосилось. — Что случилось? — дежурно поинтересовался Кай. — Это ты мне скажи, — развёл Стэн руками. — Почему Зев ничего не ест третий день? — Я не знаю. — Такой грустной она бывает только из-за тебя, — упрекнул он его, а потом окинул каким-то осуждающим взглядом: — Вот ты вроде бы был мужиком. — Да. — И тебе вернулась память. — Да. — Неужели ты не помнишь, как стоит обращаться с красотками? Даже если твоё дохлое тело ничего не чувствует, ты можешь хотя бы притвориться, чёрт тебя дери? — Я таких никогда не встречал при жизни. Возможно, его лицо выдало некую эмоцию, так как в глазах Стэнли проскользнуло сочувствие и что-то ещё такое, чего его ограниченный эмоциональный диапазон был не способен распознать. — Кай… Ты уверен, что ты ничего не чувствуешь? — Да, Стэн. Кажется, капитана корабля его ответ не убедил. — Ладно, в любом случае меня это не волнует, — засуетился тот, скуксившись. — Иди и успокой Зев. — Ты этого хочешь? — Да, иди давай. Покои девушки были такими таинственными с этими висячими лоскутами ткани, а сама кровать походила больше на мягкое логово, обложенное подушками. Ей подходит. Девушка уткнулась лицом в подушку, её лопатки торчали от того, что вес тела опирался исключительно на локти. — Зев, — осторожно позвал её Кай. — Стэн беспокоится, что с тобой не всё в порядке. Девушка вздрогнула и повернулась на него. Вопреки ожиданиям, ее глаза были сухими. — Со мной давно не всё в порядке. — Из-за меня? Она понурила голову, стискивая в пальцах подушку. — Из-за самой себя. — Почему? — Потому что я люблю того, кто мне не может дать любовь, за мной ходит это проклятье и не отвязывается. Наверное… я просто недолюбленный в детстве ребёнок, к тому же сирота, поэтому во взрослом возрасте не способна строить нормальные отношения с мужчиной, — девушка горько усмехнулась. — Рабам любви промывают мозги, чтобы они любили своего избранного до конца веков, но мне этого даже не понадобилось, чтобы влипнуть в тебя по уши. Кай посчитал нужным сесть возле неё, так бы поступила его живая версия. — Я могу рассказать тебе о своих наблюдениях, если это как-то поможет. Она поглядела на него исподлобья с неким недоверием, но всё же кивнула. — До смерти я любил поэтичных девушек, предпочтительно темноволосых, высоких и хрупких, я про них складывал стихи и сочинял музыку. Мне нравилась их беззащитность. — То есть я ещё и не в твоём вкусе, замечательно, — Зев на пару секунд отвернулась от него, видимо, чтобы не показывать разочарование. — Опираясь на мою личность, если бы я встретил тебя на Бруннен-Джи, то сразу бы невзлюбил. — Спасибо, Кай… Весь диалог мужчина не отрывал от неё взгляда, подмечая малейшие изменения в мимике. Ему почему-то было важно, чтобы она его слушала. Ни Стен, ни 790-й и никто другой, кроме Зев. Он всегда задерживал на ней своё внимание и никаким логическим путём не мог найти причину. — Однако узнав тебя получше, не смог бы смотреть на других девушек, тем более сочинять им поэмы. Зев покрылась густым румянцем, даже уши алели от признания их полутрупа. — Почему? Уголки губ его приподнялись. Он сымитировал улыбку, которую искренне транслировал окружающим чуть больше 2000 лет назад. — Ты мне скажи, Зев. Мгновение она смотрела только на него. Голубые глаза сверкали без освещения, её носик дернулся, когда хозяйка что-то спланировала у себя в голове. — Потому что ни одна из твоих недотрог не позволила себе сделать так. С этими словами Зев обхватила лицо Кая холодными пальцами и притянула ближе. Девушка сомкнула веки, от предвкушения пушистые ресницы едва вздрогнули, и опустила тёплые, мягкие, сладкие, как мёд, губы на его — холодные и бескровные. Вспомнив просьбу Стэна, мужчина приоткрыл рот, впустив проворный язычок внутрь. Девушка целовалась с неистовством, словно голодающая, которая набросилась на кусок хлеба. Кай провёл большим пальцем по шёлковой щеке Зев, вызвав у той бессвязное мычание. В памяти мелькало другое лицо из прошлого и залитый солнцем луг. Язык повторял те движения чисто автоматически, а в груди разрасталась ностальгическая грусть. Его сердце должно трепыхать, пульс подскакивать, зрачки расширяться, и тело гореть. Он предавался далёким страстным ощущениям из памяти в надежде, что его тело смогло бы испытать что-то схожее с Зев — прекрасным человеком: непокорным, гордым, независимым, умным и сногсшибательно красивым. Такая не похожая на тех, с кем у него были отношения, но как будто та, которую он всегда подсознательно искал среди людей. Перед мнимым забвением в криокамере он смотрел исключительно на Зев, которая в коем-то веке выглядела удовлетворённой и улыбалась не назло, словно скалилась, а от детского непосредственного счастья. — Я обязательно тебя оживлю, Кай, ты от меня не отделаешься. Он словно спал и видел долгий сон, и всё никак не мог проснуться. И только голубые глаза как-то развеивали густой туман в голове и привносили краски. Если у него существовал какой-либо намёк на желание, то он повторял желание Зев — жизнь. Или окончательная смерть, чтобы не расстраивать людей, которые любят его и ждут того же в ответ.