На место, где в прошлом году Он скушал ягненка. Долго крутился юлой, все место обнюхал, Но ничего не осталось —
Разбудил Альбуса звук стрекочущей газонокосилки. Он сонно завозился под душным одеялом, перекатил голову по подушке и со стоном сел. Сквозь не зашторенное окно комнату топило жаркое летнее солнце. Альбус поморщился: дурную привычку Мариса раздвигать шторы с рассветом, игнорируя желание супруга поспать подольше, не удалось изжить ни руганью, ни уговорами. Откинув одеяло, Альбус поднялся, подхватил со спинки кровати халат и направился в душ. Ему снилось что-то неприятное, но что? — он не запомнил. Тело покрывала липкая испарина, забранные на ночь в косу волосы растрепались и густо вились у висков, влажные от пота. Ал пустил прохладную воду и с удовольствием встал под упругие струи, запрокидывая лицо. Сквозь шум воды он расслышал, как внизу, на кухне, надсадно взвыл блендер. Значит, Марис не успел уехать. Наскоро вытершись, Альбус накинул халат и коротко промокнул волосы полотенцем. Спустился по скрипучей лестнице (надо было давно уже вызвать рабочих, а не ждать, когда у супруга дойдут руки и на работе выдастся свободный денек) и пересек холл, поправив одну из косо висящих на стене рамок. Со всех фотографий смотрели их улыбчивые лица: вместе или поодиночке. Они с Марисом были вместе чуть больше двух лет, но уже успели объездить едва ли не четверть мира, побывав и в Тибете, и на Аляске, и на островах Карибов. Кто бы мог подумать, что случайное знакомство в баре перерастет в тихие семейные утра? Что Альбус, как мальчишка, влюбится в белокурого красавца, проставившего ему выпивку, и уже через полтора месяца знакомства с торжествующей улыбкой примет помолвочное кольцо. Марис обнаружился на кухне: колдовал над разделочным столом, намазывая на теплый тостовый хлеб хумус. Стоило Альбусу войти, он поднял голову и широко улыбнулся, откладывая нож. Потянулся навстречу, подхватил Ала под затылок и коротко чмокнул в губы. — Проснулся? Ах, прости, я опять со своими шторами… У меня просто вылетают из головы твои просьбы, — пробормотал он, хватая один из тостов и надкусывая. Альбус качнул головой и нарочито строго произнес: — Ты дождешься, я переселюсь от тебя в другую спальню. Марис тряхнул тщательно уложенными в небрежном хаосе волосами и протянул Алу кружку свежесваренного кофе. — Не-а, дорогуша, у нас нет в доме еще одной спальни. — Гостевая? — лениво поинтересовался Альбус, благосклонно принимая подношение и поддерживая начатую Маром игру. Он втянул крепкий кофейный аромат, блаженно прикрыв глаза, и сделал короткий глоток, обжигая язык. — Она недостойна твоей королевской особы, — хмыкнул Марис, огибая стол и обнимая мужа за талию. Альбус откинул голову ему на плечо, рассеянно наблюдая за солнечными зайчиками, рассыпавшимися по кухонному фартуку. Пахло сливочным теплом поджаренного хлеба, нутом и специями, а еще горечью кофе с легкой фруктовой кислинкой. Вдыхая этот мягкий домашний запах, Ал поймал себя на глупой восторженной улыбке: ощущение счастья разгоралось в душе, грозя спалить его дотла. — Во сколько ты вернешься? — спросил он лишь бы что-то сказать, хотя в точности помнил расписание супруга. Марис, обняв его за талию, прижался щекой к виску, задумчиво хмурясь. — Встреча с инвестором в два. Не знаю, сколько мы там просидим. Думаю, к восьми буду дома, — ответил он после паузы. Альбус кивнул, отставил чашку на край стола и обернулся, обнимая Мариса за шею и сцепляя пальцы в замок под волосами. — У меня сегодня клиенты до шести, так что я приеду раньше. Купить что-то по дороге? — М… Разве что… Что насчет карри? Мы давно никуда не выбирались, если подумать. Но можно и не выбираться, а посидеть дома. Вино у нас?.. — Да, — кивнул Альбус, касаясь губами чужой щеки. От Мара пахло лосьоном после бритья и дорогим парфюмом с нотками красного перца и табака. Ал дарил ему на прошлый новый год другой флакон, но тот так и остался стоять на прикроватном столике почти не использованный. Прости, совсем не мой аромат, — виновато пробормотал Марис, впервые попробовав духи на коже. Ал не расстроился, просто отметил на будущее, тщательней выбирать подарки. — О, еще твое гипоаллергенное молоко закончилось. Заедешь? А то завтра опять начнешь возмущаться, что нечем заливать хлопья, — фыркнул Марис, коротко чмокнув супруга в нос и отстранившись. Альбус кивнул, покрепче запахивая полы норовящего разойтись в стороны халата. Затянув пояс, он подхватил кружку с недопитым кофе и вышел за мужем в холл. Марис как раз застегивал свой любимый густо-синий пиджак, одновременно отыскивая по карманам ключи от машины. — Куда я?.. Альбус лениво указал ему на столик, где в расписной керамической тарелочке, привезенной с Кипра, лежали ключи, брелок и несколько мелких монеток из сдачи. — Точно! Что бы я без тебя делал? — фыркнул Марис, подкатывая глаза. — Как тебе удается ориентироваться в том хаосе, который я обычно устраиваю? — Мне нравится ведь это часть тебя. А я люблю тебя, — пожал плечами Ал, отхлебывая кофе. — Вот и вся тайна. Марис на мгновение замер, смерив мужа странно-пронзительным почти незнакомым взглядом. Но тут же качнул головой, широко белозубо улыбаясь. — Тоже, — привычно ответил он, коротко поцеловал Ала в губы и вышел за дверь. Сквозь затененное легкой занавесью окно Альбус наблюдал за тем, как Марис снимает свой любимый черный бмв с сигнализации, забрасывает сумку с документами на заднее сиденье, достает из бардачка солнцезащитные очки и водружает на нос, сразу становясь похожим на героя какого-нибудь шпионского романа. Ал фыркнул, крепче сжимая кружку вмиг вспотевшими пальцами. Два года прошло, а он все никак не мог взять в толк, как умудрился заполучить в свое полное владение такого мужчину. Обычный психолог средней руки, среднего достатка и очень средней внешности. Когда они с мужем выходили в свет, люди принимали их за случайных знакомцев. Высокий и широкоплечий, от природы белокурый Марис притягивал взгляды словно магнит. Он был красив, умен и успешен, а Альбус… Альбус просто был, прячась в его тени от язвительных улыбок поклонников Мара всех сортов и расцветок. Ал рассеянно покрутил ободок кольца, опуская ресницы. Он не ревновал Мариса, это было бы глупо. Таких как он нельзя ревновать, к тому же, Альбус всегда считал, что отношения, построенные на доверии, единственно возможный вариант будущего пары. Но нет-нет, да затиралась под ребра назойливая игла: а достоин ли он? Почему Мар выбрал его из сотни тысяч других, готовых положить к его ногам мир по одному щелчку ухоженных пальцев. Наверное, ему просто повезло. Он был удачливым сукиным сыном, раз отхватил себе такого мужчину: прекрасного как античный бог, успешного, харизматичного, а главное — до безумия в него, Альбуса, влюбленного. Да, определенно, ему чертовски повезло в этой жизни.***
Альбус страшно опаздывал. Сначала Минерва по ошибке записала к нему еще одного клиента на шесть тридцать, о чем стало известно лишь за час до консультации, когда отменить сеанс стало уже невозможно, а после Ал застрял в пробке у съезда на сорок пятую. Он отправил Марису четыре сообщения, а когда тот не ответил, решился набрать вопреки тому, что супруг терпеть не мог, когда его отвлекали от работы, но телефон молчал. Альбус усилием воли погасил поднявшее голову беспочвенное волнение (разве Мар раньше не задерживался на работе?) и принялся выстукивать по кожаной обивке руля беспокойный ритм, то и дело поглядывая на светофор. На заднем сиденье, источая подслащенный аромат кокосового молока, покоились коробочки с индийской едой в фирменном пакете любимой закусочной, и три пачки безлактозного молока. В половине девятого Альбус припарковал старенький фольксваген рядом с черным зверем Мариса, еще на подъезде отметив, что, если машина здесь, значит и супруг дома. Может, телефон разрядился? Или из-за своей рассеянности, опять забыл его на работе? Ал достал пакеты, щелкнул брелоком сигнализации и шагнул к входной двери, лишь теперь замечая, что она приоткрыта. Тревога полоснула наотмашь. Альбус широкими шагами взлетел на крыльцо, толкнул дверь и опасливо вгляделся в темный холл. Свет в доме не горел, внутри было тихо и, кажется, пусто. Ал прислушался, но различил лишь тихо гудение кондиционера в гостиной и редкий стук капель из подтекающего крана на кухне. Он шагнул в холл, щелкнул выключателем — свет мигнул, разгораясь. Лампочка затрещала и вдруг лопнула, погаснув, но Альбус уже успел заметить на светлом полу смазанный алый след. Бросив пакеты, он взлетел по ступенькам на второй этаж, повинуясь одним лишь инстинктам. Альбус и не подумал о том, чтобы вызвать полицию — разум застилала ледяная паника. — Марис! — крикнул он во все горло, не осознавая, что шумом лишь привлечет внимание грабителей. — Марис, где ты?! Ты меня слы… Ноги сами понесли его в спальню. Дверь скрипнула, отворяясь. Альбус влетел внутрь и замер как вкопанный, прижимая ладонь ко рту. Фонарь на соседской беседке всегда раздражающе точно бил в их окно, разгоняя сумрак и мешая сну, но теперь он был благодарен этому тусклому свету. Альбус широко распахнутыми глазами уставился на огромную — не меньше восьми футов ростом, — фигуру, склонившуюся над бесчувственным телом Мариса. Это был не человек. То, что стояло перед ним, сложно было принять за человека. Существо — именно существо, вроде из плоти и крови, но словно вывернутое наизнанку. У монстра не было кожи, а все его тело было сложено из алых жгутов гипертрофированных мышц, что змелись, пульсировали и вспучивались по собственной воле. Гладкий череп чудовища, обтянутый алой плотью, поблескивал в тусклом заоконном свете, словно глянцевая бусина громоздкого ожерелья. Длинные руки существа оканчивались загибающимися когтями, которыми оно впивалось в плечо Мариса, нависая над ним своим огромным согбенным телом. Альбус издал тихий звук: то ли всхлип, то ли стон ужаса, заклокотавший в глотке. Существо молниеносно, с абсолютно нечеловеческой грацией повернуло к нему голову. Лица у него тоже не было — лишь покрытый пульсирующим мясом череп. Щелевидные провалы на месте носа дрогнули, сужаясь; монстр вздохнул и удивительно бесшумно для такой туши развернулся, делая шаг к Альбусу. Ал ощутил, как к горлу подкатывает ком тошноты. Он покрепче прижал ладонь к губам, отступая к двери. Он сбежал бы, если бы в миг, когда каблук ботинка уже нащупал порог, Марис вдруг не открыл глаза, тихо застонав. — Господи… Боже мой, — глухо прохрипел Альбус, уставившись на мужа. — Кто он… Что он такое?! Существо замерло, кажется, передумав нападать. Оно распрямилось, слизнуло с пальцев кровь: язык черной длинной лентой обвился вокруг зазубренных когтей и скрылся в безгубой пасти. — О, второй пожаловал, — пророкотал монстр, сутуля могучие плечи. — Как раз к ужину. Голос раскатистыми переливами заполнил комнату, заставив Альбус задрожать и сжаться, столь неживым он ощущался: осколки далекого каменного обвала впились в кожу, проскальзывая прямиком в мозг, заставляя тело сходить с ума от страха. — Н-не… надо… Мы ведь… — прохрипел Марис, слабо вскидывая руку в сторону Альбуса. — Он… Он тебе… Альбус, не вполне осознавая, что делает, кинулся к мужу, падая рядом с ним на колени. Закрыл спиной, лихорадочно обшаривая бока и торс, но кроме пробитого когтями плеча, никаких других ран на теле не было. Альбус прижался щекой к его влажному лбу, обхватывая лицо Мариса дрожащими ладонями. Слезы катились из глаз, но Альбус не замечал, что плачет. — Нет, человечек. Договор, — пророкотало существо, делая короткий стелящийся шаг в их сторону. Альбус вскрикнул и попытался закрыть Мариса, выставляя руки. — Нет! Пожалуйста!.. Я прошу вас, кто бы вы… Что бы вы… Пожалуйста, только не его! — воскликнул он, задыхаясь. Монстр помедлил, а потом, склонив голову, издал странный рокочущий звук. Альбус не сразу, но понял, что так он смеется. Смех этот одновременно напоминал урчание огромной кошки и скрежет лезвий сотен пил. — Просишь? Меня? За него? — хохотало существо. — Да! — Альбус закашлялся, давясь коротким всхлипом, — Прошу вас! Только не он! — Ал… — прошептал Марис, протягивая ему ладонь. Альбус моментально обхватил ее своими, прижал к губам. Мар слабо оттолкнул его руки, и провел по лбу Ала влажными от крови пальцами, словно отметая в сторону челку. — Он убьет меня… так нужно… — Кому?! Кому нужно? — вскричал Альбус, морща лицо в задавленном рыдании. — Пусть тогда и меня убьет! Я не смогу без тебя… — Мне нужен только один, — неожиданно хмыкнул монстр, склоняясь ниже. Альбус заорал, ощутив, как когтистые по-звериному сильные пальцы ввинчиваются в спину, приподнимая над полом. Он забарахтался, испуганно молотя ногами, пытаясь дотянуться до Мариса, решив, что сейчас монстр просто отшвырнет его прочь и добьет того одним быстрым ударом. Но монстр встряхнул его как тряпичную куклу, поднимая на уровень глаз. Вгляделся в заплаканное, измазанное кровью лицо, на удивление нежно тронул когтем лоб. — Я заберу одного. Его — или тебя. Жизнь за жизнь, — хрипнул монстр. Альбус закостенел, вглядываясь туда, где за глубокими провалами глазниц без век мерцали по-человечески яркие и умные, но абсолютно белые глаза. Сглотнул и, не раздумывая, кивнул, не давая Марису даже рта раскрыть. — Я пойду! Сделаю все, что скажете! Только не трогайте его… — Я убью тебя, человечек, — хмыкнул монстр. Альбус, на захлестнувшем адреналине, почти не чувствуя боли в пробитой спине, мотнул головой. — Пусть так. Жизнь за жизнь! Я готов. Только отпустите его, прошу вас, пусть он… живет… — Договор? — монстр усмехнулся безгубым ртом, демонстрируя острейшие иглы зубов. Альбус сглотнул и едва слышно выдохнул, бросив на Мариса быстрый взгляд. — Да, да… Договор. Монстр оскалился, приблизив свою морду к лицу Альбуса почти вплотную, а потом вгрызся в его щеку зубами, выдирая кусок плоти. Ал заорал от боли и ужаса, вскинул руки, пытаясь вырваться из крепкой хватки, но своими беспорядочными мельтешением лишь сильнее разодрал рану на спине. Последнее, что он увидел, как Марис медленно, держась за стену, поднимается на ноги, а потом все поглотила тьма.***
Альбус очнулся от раздирающей боли. Открыв глаза, он не сразу осознал, где находится, не сразу вспомнил, что предшествовало пробуждению. Боль пульсировала, то нарастая, то уходя куда-то вглубь, мерцая пугливыми всполохами под кожей. Альбус медленно повернул голову, обводя затемненное пространство мутным взглядом. Он лежал на куче тряпья в большой пустынной комнате. Голые, облицованные проржавленными железными листами стены, мощные трубы коммуникаций, какие-то провода и цепи, свисающие с потолка. Где-то близко капала вода, но Альбус не видел источника. Мебели в комнате не было, за исключением одного лишь стола — металлического монстра, прикрученного к полу стальными болтами, и стула, задвинутого под крышку. На столе были в хаотичном порядке расставлены старые механизмы, окисленные платы, несколько кукол с недостающими конечностями и глазами, книги и старая керосиновая лампадка, разгоняющая полумрак. Лежать на полу было холодно: Альбус с отупелым запозданием осознал, что тело бьет крупная дрожь, и он почти не может пошевелиться. Попытавшись сконцентрироваться на ранах, он замер, опуская набрякшие от слез веки. Но вместо этого перед внутренним взором поднялись картины полутемной спальни, окровавленный Марис, жуткий монстр. Альбус распахнул глаза и дернулся, вскрикнув от боли. Ему это привиделось? Но если привиделось, то, где он и почему так болит вся левая сторона?.. В противоположной стене распахнулась неприметная дверца. В комнату протиснулся давешний монстр из кошмара, заставив Альбуса подавиться воздухом и сжаться, несмотря на спазм, прокатившийся по телу от неосторожного движения. Существо прошагало к столу, неся в руках деревянный ящик. Бахнуло о столешницу, принялось копаться в его недрах, досадливо взрыкивая. Альбус затаился, закусывая губы до крови, лишь бы не закричать от ужаса. В свете лампадки обнаженная плоть монстра поблескивала и искрилась: так вспыхивают искры в глубине неограненного пиропа — мясисто, влажно, тошнотворно и жирно. Ал едва подавил рвотный позыв, спешно отводя глаза. Монстр, словно почуяв взгляд, вскинул голову и уставился ровно на Альбуса. Ал сомкнул веки, пытаясь смирить дыхание и притвориться если не бессознательным, то хотя бы спящим. За уханьем собственной крови он расслышал тяжелые шаги. И вскрикнул, когда когти чудовища впились ему в плечо. — Очнулся, — ухмыльнулся монстр, с садистским удовольствием вворачивая острейшие лезвия в мясо. Альбус завыл, сжимая кулаки, задергался, но не смог поднять руки, чтобы его оттолкнуть. Да и как бы он справился? Монстр явно был в разы сильнее тщедушного профессора психологии. — Это хорошо, — буркнуло чудовище, выдирая когти и жадно облизывая пальцы от крови. — А то время ужина. Альбус бешено повел глазами, уставившись на чудовище. — Уж-жина? — прохрипел он. — Ага, — откликнулся монстр, с урчанием облизываясь. — Ужина. Ты — ужин. Примитивное построение предложений не обмануло Альбуса: в глазах урода светился недюжинный интеллект, но человеческая речь похоже не доставляла ему удовольствия, а от того он дробил фразы, сокращая их до главного — до сути. Ал сглотнул и попытался отползти, вжаться в угол. Монстр наблюдал за его жалкими попытками, склонив голову к плечу. Скалился — человек бы усмехался, а этот скалился, обнажив в усмешке иглы-зубы. Насмехался, явно получая удовольствие от чужой паники. — Договор, — напомнило существо. Альбус сглотнул и слабо кивнул, разом вспомнив все и прекратив трепыхаться. — Ты меня убьешь? — спросил тихо. Монстр раздраженно рыкнул, хватая его поперек пояса и подтягивая к себе. Орудуя когтями словно лезвиями скальпеля, он срезал с Альбуса порванную рубашку, брезгливо отбросил ткань в сторону, словно сам факт ее наличия невыразимо бесил. На удивление мягко промял плечо чуть выше ключицы и заднюю часть шеи, но Ала все равно передернуло от боли. — Не. Не сразу, — буркнул монстр, придвигаясь ближе. — Буду тебя жрать. — Что значит… жрать? — прошептал Альбус, уже зная ответ. Существо на миг замерло, а потом снова разразилось жутким смехом. — Сейчас покажу, человечек, — хохотнул он, нависая над Алом. Альбус, в ужасе следя за ним, не успел отвернуться, и в подробностях рассмотрел, как иглы-зубы пропарывают кожу, вгрызаясь в плоть. Он заорал так, как не кричал никогда в жизни. Да и такой боли он ни разу не испытывал. Он беспорядочно забился и завалился бы на бок, если бы монстр крепко не держал его. С урчанием вырвав кусок мяса из трапециевидной мышцы, существо заглотило его и принялось жадно жевать. На скулу Альбусу брызнула его же кровь: крохотные капли попали на приоткрытые губы, окрасив их крапчатым кармином и поселив на языке железистый привкус. Ал всхлипнул, обезумевшим от боли взглядом впиваясь в потолок, пока монстр с голодным урчанием обгладывал его плечо, счищая мясо с костей. Боль выкручивала жилы, но забвение не приходило, сколько бы Альбус не молился о нем. Перед глазами мерцали черные мушки, во рту ощущался привкус желчи и крови, но стоило начать провалиться в бессознательное, как что-то словно приводило его в себя, не давая отключиться. Новая волна боли следовала за предыдущей без перерыва. Острые зубы твари подхватывали волокна, не откусывали, но тянули на себя, отдирая от мышечной складки. Альбус весь взмок от пота и слез, беспорядочно катящихся из глаз, не пытаясь сдерживать сдавленные стоны, все чаще переходящие в откровенные поскуливания. Пошевелиться он не мог, не мог даже попытаться прекратить эту пытку. Лишь пальцы на правой бесполезно лежащей возле бедра руке слабо подергивались. Всю левую сторону тела сводило и выворачивало. В голодном порыве монстр задел зубами тонкую ключичную кость, — скрежет показался таким невыносимо громким, что Альбус закричал, уже сам не понимая, от ужаса или боли. Монстр ухмыльнулся и вновь царапнул по обнажившейся желтоватой кромке акромиона когтем, оставляя глубокую надсечку. А потом обхватил ее двумя пальцами и переломил как сухой тростник. Альбус, низведенный до примитивной агонии боли, бессильно взмолился. Впервые в жизни он молился всем, кого мог вспомнить: Иисусу Христу, Деве Марии, всем апостолам разом. Он молился бы Сатане, если бы тот мог помочь, но то ли силы его веры было недостаточно, то ли молитвы на чудовище не действовали. Насытившись, монстр отодвинулся и слизал с морды потеки крови, ловко орудуя длинным языком. Вычистил перемазанные когти и в странном порыве потрепал Альбуса по свалявшимся от пота волосам. В первый миг освобождения Ал испытал такой прилив экстатического блаженства, что зарыдал лишь сильнее. Плечо ветвилось болью, тонкими ручейками вместе с кровью соскальзывая вниз к запястью, пульсировало и дергало. Но постепенно на смену адскому жару приходил холод. Стало легче дышать. Альбус медленно повернул взмокшее лицо и без удивления обнаружил, что кровь из жуткой раны больше не течет. Монстр не тронул сухожилий; кость висела на них бесполезным обрубком, как переломанная ураганом молодая ветвь дерева. — Умница. Хороший ужин. Альбус лишь тихо всхлипнул: — Господь Всеблагой… Существо хмыкнуло, с интересом прислушиваясь, что он там шепчет. — Не поможет. Я не демон. Альбус приподнял слипшиеся ресницы и облизал губы, растирая языком кровь и стараясь не смотреть на монстра. — А… кто? Существо поджало губы — вернее, сделало похожий жест, потому что губ у него не имелось. Поскребло себя когтем по щеке, задумчиво хмурясь. — Векна? — неуверенно пробормотало оно. Альбусу это ничего не сказало, но он все равно слабо кивнул, чувствуя нарастающее головокружение. Было ли это имя? Название вида? Прозвище? Что он такое, черт подери?.. Альбус всхлипнул и уронил голову на грудь, чувствуя, как горячие слезы катятся по щекам. — Что со мной?.. — он не смог закончить фразу, но Векна понял его без слов. — Ты — еда. Я буду жрать. Ты — жить. Умереть ты не можешь, мы на Изнанке. Истечь кровью тоже — моя слюна не позволит. Что такое Изнанка Альбус тоже не знал, но спрашивать не стал. Какая теперь разница? Он сам согласился на пытку в желании спасти Мариса. Придется терпеть до конца. От одной мысли, что это обязательно повторится, Ал ощутил такой дикий первородный ужас, что прокусил себе язык, в попытке не заорать. — Пока я хочу — ты живешь. Я тебя жру. Потом умираешь и договор считается выполненным.***
Альбус то провалился в липкое забытье, наполненное железистым запахом крови, то приходил в себя в омуте страха. Первую неделю его преследовало призрачное ощущение, что все это сон, и стоит крепче зажмурится — он проснется в залитой солнцем постели, потому что Марис опять расшторил окна поутру, собираясь на работу. Но дни шли, и ничего не менялось, и надежда постепенно угасла. Векна сказал, что пока Альбус здесь, ему не требуется ни сон, ни еда, но владеющее им состояние можно было сравнить с температурной слабостью. Звуки не тревожили, их почти не было: шаги его личного мучителя, да стук капель воды, разбивающийся о железный пол. Иногда забытье Альбуса нарушалось тихим шорохом книжных страниц, еще реже — чужим воем. Вой был далеким и доносился словно сквозь ватное одеяло. Ал не решался спрашивать, что там, за железными стенами, но отметил, что в едва заслышав этот призывный плач Векна подбирается и цепко прислушивается к тому, что происходит снаружи. Мог ли там прятаться монстр еще опасней, чем тот, что обитал внутри? Рваные раны от когтей и зубов иногда принимались слабо кровоточить, но не сильнее, чем ссадины. Ты не можешь умереть здесь, пока я не позволю, — сказал Векна, и Альбус, сначала не поверив, вскоре убедился, что монстр не лгал. В реальном мире с такими травмами он не протянул бы и минуты, но здесь словно само время шло по-иному. У Ала не было подтверждения своей догадке, но обострившиеся ощущения настойчиво шептали, что он залип как муха в густой смоле. Дни были похожи один на другой и Альбус быстро сбился со счета, ориентируясь лишь по тому, что сегодня придется отдать. Ритуал был неизменен и вскоре стал рутиной: дни он проводил лежа под старым навесом из тряпья, сооруженным Векной. Когда мог держать книгу — читал, потому что более занять себя было нечем, но правая рука слушалась хуже, чем съеденная левая. Раз в три-четыре дня Векна приходил кормиться, забирал немного, тщательно зализывал раны, а потом недвижимо усаживался рядом, наблюдая, как Альбус давится сухими рыданиями, пытаясь удержать в груди рвущийся крик. Казалось, он приходит лишь ради этого: понаблюдать чужую агонию. Иногда Векна его кусал: не потому, что был голоден, а чтобы заткнуть. Это было негласным знаком того, что Альбус позволил себе слишком много слез на сегодня и если не замолчит, то расстанется либо с языком, либо с глазом. Векна даже предложил ему выбрать: правый или левый, но у Ала от ужаса сдавило горло, и он лишь беспорядочно замотал головой, давясь хрипами и судорожно икая. Векну эта пантомима рассмешила, и он на время отказался от своего плана. Но вряд ли забыл об угрозе. Альбусу казалось, что самое страшное позади, что он почти смирился, но в очередной раз на кормежку Векна выбрал его левую руку. Плечо, спина, часть левого бока и бедро уже были слизаны его голодным томлением, и пусть к Алу вернулась телесная подвижность, пользоваться конечностями он почти не мог — банально не хватало сил и удерживающих движение мышц. Когда Векна взял его тонкую бледную ладонь в свои лапищи, Альбус испытал невыносимый страх, перед тем, что должно случиться, и попытался вырвать своим пальцы из рук чудовища. Векна зарычал, сдавил его запястье. Ал вскрикнул, но забился лишь сильнее, шепча на выдохе речитативом боли «пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста». Его мольбы только раздражали, как и слезы, как и попытки уклониться от исполнения договора. Обычно Векна пресекал их укусами и низким рычанием, но тогда, глядя как Альбус беснуется в истерике, просто сломал ему запястье. Боль всколыхнулась, зазмеилась вверх по руке. Альбус вскрикнул, замирая и мелко подрагивая. Широко распахнутыми глазами он наблюдал за тем, как Векна склоняется, обвивая языком его пальцы. Первое прикосновение принесло с собой обманчивый лед. Язык точно наждачка зацепился за кожу, потянул, сдирая ее с тонкого мяса, обнажая бесполезные теперь сухожилья. Язык монстра в изысканной ласке коснулся внешней стороны ладони. Альбус сжал челюсти так крепко, что почти расслышал хруст собственных зубов. Медленно, растягивая удовольствие, Векна стесывал кожу с его дрожащей кисти, а Альбус умирал от каждого прикосновения, глотая кровь из прокушенной щеки. Колкие всполохи боли убегали узкими лентами к фалангам. Кровь обильно текла вдоль тонких пальцев, пропадая в огромной раззявленной пасти монстра. Векна с тусклым щелчком содрал сначала один ноготь, потом второй, третий… Вдосталь наигравшись, он когтем отвел альбусов мизинец и сомкнул зубы на тонких косточках, размалывая их в труху. С равнодушной неутомимостью он содрал мясо с кости, пуская по руке очередную вспышку боли. Снова и снова, укус за укусом. Альбус не мог отвести взгляда от того, как неторопливо Векна лакомится его пальцами одним за другим, словно те были лишь набором канапе на великосветском приеме. Альбус всегда считал, что у него красивые руки. Тонкие, аккуратные ладони: длинные пальцы, с чуть крупноватыми костяшками и изящно вытянутой ногтевой пластиной. Он любил свои руки, пожалуй, это было единственным, что он в себе действительно любил, а не просто терпел или принимал за давностью лет. То, как Векна наслаждался его болью, его ступором и смятением, подсказало Альбусу: он знает. С каждым разом границы безумия ширились. Когда Алу начинало казаться, что хуже уже просто не может быть, появлялось что-то, что сбивало с него нарочитую спесь. Когда он допускал мимолетную мысль, что ко всему привык, приходил Векна, и выворачивал наизнанку его храбрость, силу, достоинство. Векна отпустил его руку, и та безвольной культей упала на тряпки, не скованная более ни плотью, ни верностью хозяину. Альбус попытался было отползти в сторону, свернуться клубком как в далеком детстве, но его вдруг скрутило таким острым приступом отвращения к самому себе, что желчь пошла горлом. Задыхаясь и отплевываясь, Альбус, забывшись, попытался опереться о рабочую руку и едва не упал, не найдя опоры, в грязно-розоватую лужу. Векна поддержал его под грудью, осторожно, словно стараясь не потревожить им же нанесенные раны (что само по себе было глупостью) и помог опуститься на лежанку. Альбус уставился в импровизированный полог, что Векна собрал ему из газовых занавесей, отделяя его угол от остального пространства пустынной комнаты, часто и мелко дыша через рот. — П-почему ты просто… не охотишься? — спросил, чтобы хоть как-то разбавить сгустившуюся тишину. Монстр рядом пошевелился. Альбус не смотрел на него, боясь не удержать в себе слов мольбы. — Это… сложно объяснить, — после долгой паузы произнес он. Ал кивнул: большего ему и не требовалось. Не то чтобы он и впрямь надеялся на объяснения, но Векна, кажется, пребывал в спокойном и говорливом настроении, — такое с ним иногда случалось, тогда он приносил Альбусу книги и заставлял их читать, или, часто прерываясь на короткий отдых, читал сам. — Плоть, отданная добровольно, дает мне силы. Питает. Наполняет… — он резко замолчал, клацнул челюстью, заставив Альбус непроизвольно дрогнуть, — Обычная еда — гадость. — Тут я с тобой н-… не соглашусь, — едва ворочая языком от усиливающейся слабости, прошептал Альбус. — Я м-мечтаю о хот-доге из мал… маленького ларька на пристани. — Хот-доге? — со странной интонацией переспросил Векна. — Д-да. Это такая мясная сосиска с соусом в булке… — Я знаю, что такое хот-дог, — перебил его монстр и надолго замолчал. Альбус заткнулся тоже, даже сквозь багряную пелену боли чутко ощущая, что настроение его мучителя переменилось. Теперь от него тянуло почти ощутимым холодом. Ал не успел задуматься о том, что бы это значило. Мысли путались, дробясь на отдельные образы, что вспыхивали под веками как сверхновые и тут же угасали, не оставляя после себя и следа. Он думал одновременно обо всем и ни о чем на свете. Альбус быстро понял, что отвлечься привычными способами не выйдет, и перестал сдерживать себя. Это был лучший вариант из возможных — не думать о том, что с тобой происходит, а думать, к примеру, о ларьке на пристани, где они с Марисом когда-то провели свое второе свидание; или о сквере рядом с домом, где в пруду жили толстые желтогрудые утки; или о том, что Минерва, наверное, ужасно злится, что он так пропал, ничего не объяснив… — Я когда-то был как ты, — негромкий рокот чужого голоса вырвал его из потока сознания. Альбус моргнул и с усилием повернул голову, заглядывая монстру в глаза. Векна сидел, ссутулив бугристые плечи, сжав кулаки. Ал видел, что когти его насквозь пробили огромные ладони; темная, гораздо темнее человеческой, кровь дробно капала на пол и тихонько шипела, испаряясь, словно кислота. — Человеком? — отупело спросил Альбус. Векна резко вскинул голову, и Ал понял, что совершил непоправимую ошибку. Монстр дернулся к нему, ухватил за горло огромной лапищей — нетронутую кожу обожгло, в мгновение ока выпекло в кровавые раны; пахнуло паленым, Альбус замутило вновь, гораздо сильнее, чем раньше. Черная кровь и впрямь была чистой кислотой. — Съеденным, — оскалился Векна, все крепче сжимая горло Альбуса, пока тот не начал задыхаться, на голых инстинктах тела, пытаясь хватить ртом побольше воздуха. Казалось бы — отличный способ все закончить, но разум отказал, оставив тело сопротивляться самоубийственному порыву. В глубине отравленной души Альбус слишком хотел жить. Он вцепился в запирающую ладонь слабыми пальцами правой, попытался разжать сильную хватку. Кровь Векны обожгла кожу, полилась по горлу к ключицам, прожигая плоть до кости. Альбус захрипел, царапая тыльную сторону его лапищи короткими обломанными ногтями. Векна резко разжал пальцы и отшатнулся. Вспышка его гнева угасла так же быстро, как затеплилась. Он уставился на Альбуса не мигая своими белесыми страшными глазами: этот взгляд — Ал готов был поклясться, что не видел ничего страшнее в своей жизни. Даже окровавленные ошметки собственной плоти не так пугали его, как ненависть, пылающая на дне чужих узких как у кошки зрачков. — Я н… вн-ват в… т-том… что с тбой… — прохрипел Ал, накрывая свежие раны дрожащими от напряжения пальцами. Взгляд Векны неуловимо изменился; уголки безгубого рта опустились, заломившись книзу. У человека это выражение было бы скорбью, но что оно означало у монстра, Альбус не знал. Векна змеиным движением подхватился на руки, рыкнул и широким шагом покинул комнату. Альбус нашел в себе силы сделать полногрудый вздох лишь когда понял, что он не вернется. Пока не вернется. Он тщательно ощупал горло, сам не зная, для чего это делает. С содроганием запустил пальцы в проплавленную до трахеи дыру и одернулся, бессильно роняя руку. Боль, что странно, почти утихла. Даже искалеченная рука почти не тревожила. Альбус кое-как сполз на спину, перевалился на бок, помогая себе здоровой рукой и закрыл глаза. И пусть спать он не мог, но телу требовался перерыв — мнимое отдохновение перед новой пыткой. Горло сводило как от холода. Ал провалился в тревожное забытье, больше похожее на медитативный транс, а когда очнулся снова, Векны все еще не было в комнате. И ран на горле не было тоже. Их покрывала свежая слегка грубоватая на ощупь кожа новорожденных шрамов.***
Сегодня Векна вернулся позднее обычного. Альбус разлепил спекшиеся от соли ресницы и попытался сесть, но, забывшись, оперся на культю, что торчала на месте левой, и тихо вскрикнул. Векна тут же вскинул голову и принюхался, напряженно замирая у входа. Альбус кое-как устроился на лежанке боком, отодвигая в сторону недочитанную книгу. Векна медленно приблизился к нему: сегодня его шаг был еще тяжелее обычного. Казалось, или монстр слегка прихрамывал, прижимая к груди правую руку?.. Видимых ран на нем не было, а излишнее любопытство пресекалось на корню, это Альбус уяснил на собственной шкуре — в прямом смысле слова. Векна подошел, отогнул одну из занавесей, тяжело уселся рядом с Альбусом, почти задевая его нетронутое пока бедро своим. Кожа у существа на первый взгляд казалась липкой и холодной, но ощущение это было обманчивым. Внутри Векны словно пылало незаходящее солнце, наполняя его первородным жаром. Альбус заметил, что монстр что-то сжимает в пальцах. Он заглянул в уродливую морду, протянул дрожащую ладонь и коснулся чужой руки. Векна на удивление покорно раскрыл когти. В ладони его оказались зажаты обычные портновские ножницы в облупившимися крашеными ручками. Альбус едва-едва коснулся прохладного металла. — Знаю, о чем ты думаешь, — пророкотал Векна. Жилы на его плечах вздулись, зашевелились точно взбешенные кобры. Альбуса еще передергивало от взгляда на его перешитое наизнанку тело, но теперь он и сам выглядел не лучше. Он покачал головой. — Такой глупостью тебя не убьешь. Векна фыркнул, запрокидывая голову и упираясь алым затылком в стену. Из груди его вырвался длинный хриплый вздох. Альбус прикрыл глаза, устраиваясь подле в подобие кокона, подтягивая колени к груди настолько, насколько позволяло изъеденное тело. Он старался не тревожить левый бок, но сделать это оказалось непросто. — Зачем тебе ножницы? — спросил он тихо. — Мне казалось, что ты отлично справляешься когтями. — Ножницы не для этого. Мне нужны твои волосы, — буркнул Векна, все еще не делая попыток пошевелиться. Альбус вдруг осознал, что монстр безмерно устал и почти засыпает рядом с ним, если вообще умеет спать. — Зачем тебе мои волосы? — вздохнул он. — Красивые. А тебе ни к чему, — глухо заметил Векна. Альбусу не нашлось, что возразить на это. Его дни были сочтены. И пусть тело еще было не до конца обглодано жадным чудовищем, разум Ал начинал постепенно угасать и путаться. Он неплохо разбирался в людской психологии и даже пару раз работал с военными, переживающими острый птср. Но то, что происходило с ним самим, было не похоже ни на один знакомый ему диагноз. Он пытался убегать в воспоминания, но очень быстро понял, что чем чаще возвращается к знакомым закоулкам памяти, тем решительней они выцветают, более не способные укрыть его в безопасных объятиях. Все, что было значимо для него, медленно угасало, и Альбус панически боялся потерять последние крупицы, связывавшие его с прошлой жизнью. Он хотел умереть человеком. Не обрубком безъязыкого и безглазого чудовища, лишенного самого сущего, изуродованного чужой чудовищной волей. В глубине души Альбус верил, что достоин смерти если не героической, то хотя бы достойной. В конце концов, он всю жизнь был хорошим парнем, разве не заслужил умереть быстро и не мучиться? Но у судьбы на этот счет были свои планы. Иногда Альбус всерьез задумывался, что спятил. Что в тот день, вернувшись домой и найдя бездыханного Мариса на полу в спальне, не вынес потери. Разум не справился и создал уродливую иллюзию, в которой чувство вины возобладало над здравым смыслом, запирая сознание Альбуса в личный ад. Но, во-первых, по-настоящему сумасшедший не допустит и мысли, что все происходящее вокруг — не реально, а во-вторых, Альбус сильно сомневался, что даже его фантазии хватило бы выдумать такое наказание. Нет, кажется, Векна был настоящим, а никак не порождением тайных глубин его бессознательного. Но мысль о том, что сейчас Векна срежет его волосы, — последнюю и единственную деталь, что оставалась у него от прошлого, словно талисман на счастье, — отдавалась в груди болью гораздо более сильной, чем каждый укус вместе взятый. Но сопротивляться он не стал, оставшись лежать без движения, даже когда монстр рядом зашевелился, грубовато оттянул в сторону рыжие пряди и резко щелкнул лезвиями ножниц. Векна стриг его осторожно и тщательно, словно боялся поранить, что само по себе было почти смешно, учитывая, как он изуродовал тело Альбуса. Остриженные волосы он аккуратно разглаживал и откладывал в сторону, стараясь равнять по длине. Когда он закончил, Ал не пошевелился, крепко зажмурившись. Горячее дыхание монстра холодило беззащитный, не скрытый более густыми локонами, загривок. Кровь на старой ране собиралась в крохотные озерца, стекая вдоль лопаток. Векна склонился и принялся жадно собираться ее языком, пока Альбус вздрагивал от боли и унижения, вцепившись здоровой рукой в лежанку. В тот день Векна не стал его больше мучить. Он собрал отрезанные пряди, перевязал их бечевкой и ушел за стол, оставив Альбуса захлебываться беззвучными рыданиями, оплакивая последнюю глупую ниточку с реальностью. Когда слезы иссякли вместе с силами, Ал провалился в неглубокое тревожное забытье, а очнувшись (по внутренним ощущениям прошло часов шесть), обнаружил, что Векна все так же сидит за столом, расчистив пространство перед лампадой. Альбус ломко приподнялся на локте, щурясь, и с удивлением понял, что монстр своими огромными когтистыми лапами собирает из отрезанных прядей парики для безногих кукол. Отчего-то это ужаснуло его сильнее, чем все, что с ним делали до.***
Больше он не мог держать книги — у него не было рук. У него не было правой ноги: чуть выше колена зиял разлохматившийся мясной обрубок с желтоватым осколком бедренной кости. В тот вечер Векна вспылил и оторвал ее, хотя обычно объедал мясо осторожно и тщательно. Альбус старался не смотреть ниже пояса. Отрешиться от того, что когда-то было его телом. Даже боль начала притупляться и угасать, с каждым разом переносясь все легче и легче. В один из вечеров, что они по случайности теперь коротали вдвоем, Векна устроился рядом с ним, держа в когтистых лапах книгу. Мягкая истертая черная обложка смотрелась в его руках неуместно маленькой, словно игрушечной. Он уселся подле Альбуса, распахнул книгу на заложенной прядью его волос странице, и принялся читать. Вслух. Альбус рвано вздохнул и закрыл глаза, запрокидывая голову. Нельзя, чтобы Векна заметил слезы, его всегда это ужасно бесило. Ал слушал раскатистый монотонный голос, постепенно погружаясь в некоторое подобие транса. Даже боль утихла на время. От странной неуместной близости щемило сердце. Как мало ему теперь нужно было, чтобы ощутить себя человеком… Векна перевернул последнюю страницу, переложил ее рыжеватым завитком и захлопнул книгу. Бережно отложил в сторону, чтобы не запачкать, и Альбус понял, что настало время кормежки. Он сам потянулся навстречу, насколько мог, подставляя обглоданный бок и бедро, но Векна остановил, уложив горячую ладонь на обнаженный живот. — Ты уже не такой вкусный, — произнес он тем странным тоном, который Альбус никак не мог разгадать. — Почему? — шепотом спросил он, едва ворочая кровящим языком. Векна помедлил, поглаживая его вздрагивающий живот кончиками пальцев, почти не задевая когтями. Эта своеобразная ласка не способна была обмануть Альбуса, но слегка укачивала его, как ребенка. — Я питаюсь не только твоей плотью, но и твоей болью. О, эта самая вкусная пища. — с предвкушением протянул Векна, чиркая когтем в опасной близости к паху. Альбус опустил взгляд, следя за большой темной ладонью, так резко контрастирующей с мучнисто-белым оттенком его кожи, — Но ты привык к боли, человечек. Нужно попробовать что-то иное. — И что же? — без интереса спросил Ал, глядя, как из косого пореза проступают капли крови. Векна смазал их сначала пальцами, причмокнул и склонился, проходясь по коже горячим языком. Несмотря на внешнюю гладкость, прикосновения его ощущались раскаленными отпечатками сотен игл. Альбус зажмурился, вздрагивая от боли. — Сегодня я раскрою тебя и посмотрю, чем ты угостишь меня на этот раз, — прошептал Векна, и Ала передернуло от интимности его тона. — Из… изнутри? — спросил он безразлично. — Да, человечек, — ответил Векна, очерчивая поджавшиеся мышцы, скользя когтями вдоль острых выступов ребер и поднимаясь к горлу. Альбус отвернулся, чтобы не видеть, как мгновение назад почти ласкавшие его пальцы, взвиваются в хищном движении, как когти взрезают плоть. Он заскулил, ощутив жар за грудиной — на этот раз он был реален, туда изливалась его собственная кровь. Векна вскрыл его ровной линией, словно на аутопсии. Без всяких сантиментов выгнул ребра наружу и запустил когти в нежную мякоть. Боль и впрямь оказалась острее: не такой, как в первые дни, когда он еще не привык к ядовитым касаниям отточенных зубов, но яростней, чем когда Векна мучил его в последние недели. Альбус уставился в стену, старательно не глядя, как Векна склоняется над ним, погружая алую морду в глянцевито поблескивающие сплетения кишок. Внутри человек совсем не то же самое, что рисуют в анатомических атласах. Суматошный, перепутанный, неловкий — все равно, что снаружи. Альбус сморгнул соль с ресниц, ощущая привычную горечь на корне языка. Попросить, что ли, вырвать себе желчный? Все равно теперь не нужен, так хоть перестанет давиться этим мерзким привкусом и сухо блевать в омерзении. Неожиданно острая вспышка боли заставила Альбуса втянуть воздух со всхлипом. Векна отстранился, бережно перекатывая что-то в ладонях. Багровый, почти черный кусок мяса, глянцево переливающий под светом лампады, словно покрытый эпоксидным лаком. Альбус против воли повернул голову и понял, что Векна держит в пальцах его печень. — Н-не сказать, что я много… пил, — через силу ухмыльнулся Альбус, но ухмылка вышла жалким оскалом, посеченным отчаянием, — Лакомься. Приятного аппетита. Векна поймал его взгляд и тихо рассмеялся. Альбус безразлично наблюдал за тем, как он ест: осторожно отрывая кусочек за кусочком, заглатывая парную плоть почти не жуя. Он даже тошноты теперь не чувствовал — все стало как-то безразлично. — Много здесь было таких, как я? — спросил он, когда монстр проглотил очередной кусок. Векна помедлил, впиваясь в него взглядом своих человеческих глаз — единственное, что было у него от человека. — Стойких? — спросил он с затаенной насмешкой. Альбус отстраненно подивился тому, как легко теперь различает оттенки его голоса, раньше казавшегося громовым рокотом. — Нет. Просто людей, которых ты ел. Векна поймал длинным гибким языком каплю крови, просочившуюся сквозь пальцы, и облизнулся. Помотал головой: — Договоры редки. Я не тот, с кем легко договориться. — Это я заметил. — Альбус опустил глаза, но из такого положения удавалось рассмотреть лишь белесые зубья разъятых ребер и что-то алое, пульсирующее внутри, — Но почему ты напал на моего… — Мужа? — Векна хохотнул так, словно услышал на редкость забавную шутку и вновь вгрызся в печень, проглотил, помедлил и уточнил почти вкрадчиво: — Ты хотел бы вновь увидеть его? Альбус нахмурился, чувствуя, как сердце забилось быстрее. Кровь, плеснула из раны, пачкая его живот. Векна проследил за потеками с неодобрением и покачал головой. Придвинулся и собрал алое на пальцы, словно сладостный соус к мясу. — Да. — едва слышно прошептал Альбус, и спешно добавил, пока Векна не подумал исполнить его глупую просьбу, — Но не трогай его, прошу. Ты обещал. У нас договор! — Не у нас, — невнятно пробормотал монстр, расправляясь с остатками печени. Альбусу показалось, что он ослышался. Он перевел непонимающий взгляд на Векну, хмуря брови. — Что?.. Векна тщательно вылизал руки, причмокивая и урча. Вновь опустился рядом и уложил широкую горячую ладонь на чужое бедро, слегка впивая острые когти в плоть. Альбус ощутил короткий, почти ласковый, укол боли и рвано вздохнул. — Помоги мне приподняться. Я хочу посмотреть, — попросил он тихо. Векна усмехнулся, словно только этого и ждал, и подхватил его под лопатки, помогая сесть. Альбус раскусил язык до крови, сдерживая крик. Смотреть на свое разъятое нутро — живое, пульсирующее, — оказалось слишком. Сердце — нежный ком алого мяса, — задрожало, забилось так яростно, отзываясь на страх. Легкие разошлись огромными бледными крыльями. Альбус сморгнул слезы с ресниц; Векна же протянул руку и коснулся лихорадочно пульсирующего комка мышц костяшками пальцев, бережно погладил, причмокнув губами. — Это я оставлю на сладкое.***
Раскачав одно из торчащих ребер, Векна аккуратно выломал его и счистил от налипшего мяса. Альбус лишь морщился, глядя на желтоватый осколок в его руках, все еще тянущий за собой красноватые мазки. Венка тщательно облизал косточку длинным языком, повертел в когтях и положил перед собой. Он сидел возле лежанки Альбуса, разложив в странном своем ритуале на холодном полу тонкий моток бечевки, свечку, пучки каких-то трав и прядь альбусовых волос. Ал, от скуки, наблюдал за его приготовлениями, искренне не понимая, для чего все это нужно. Векна подхватил пучок трав, перевязал его ниткой и отщелкнул ее конец зубами. Из волос он заплел косу, обвязал ее вокруг шероховатой костяной щепы, приложил сверху скрутку, и принялся тщательно обматывать остатками бечевки по кругу. Альбус отвел глаза, закусив губу. Тишина действовала на нервы сильнее, чем тянущий жар в теле. — Откуда тут все эти книги? — спросил он тихо, заставив Векну отвлечься от своего занятия и вскинуть голову. — Из твоего мира, человечек, — пробормотал тот, не воспринимая вопроса всерьез. Альбус облизал пересохшие губы. — Ты все их прочитал? О чем они? — спросил он, лишь бы не вариться в давящей тишине, разрываемой разве что скрипом перекрученной нитки. — По-разному, — скупо ответил Векна, доставая откуда-то коробок со спичками и пытаясь поджечь простую белую свечку не приспособленными для такой тонкой работы пальцами. Спички ломались, крошились. Векна злился, но не бросал своего заделья. — Ты умеешь читать? — слабо улыбнулся Ал, наблюдая за его попытками с мстительным удовольствием. А были бы у него руки — помог бы, но Векна питал странную слабость к его пальцам. Он долго глодал остатки его правой ладони, зато потом, когда осознал, что ничего больше не осталось, разом отсек Альбусу остатки руки выше локтя, заставив того скулить и биться на полу от боли. — Не держи меня за животное! — рявкнул Векна, вскидывая лицо. По его алой морде было сложно читать эмоции, но голос выдавал. Как и шевеление уродливых мышечных связок. Альбус научился различать малейшие оттенки его голоса, приучил себя не отводить взгляд от отвратительного зрелища, что представляло из себя чужое тело. — И не думал. Но ты не похож на человека, — заметил он осторожно. Векна рыкнул и отвернулся, наконец затеплив свечку. Дождавшись, когда воск начнет плавиться, он густо покрыл им осколок ребра и принялся разминать в пальцах, предавая какую-то форму. Альбус какое-то время наблюдал за его манипуляциями, смирившись с тем, что едва начавшийся разговор закончен, но Векна вдруг вздыбился точно взбешенный кот и уставился на него не мигая. — Когда-то был. — Правда? — искренне удивился Ал, подаваясь ближе, насколько позволяло окровавленное тело. — А что же-… — Заткнись! А то язык вырву! — резко обрубил Векна. Жгуты мышц на его плечах ощерились, заиграли, запульсировали в бешеном ритме. Альбус медленно провел языком по губам, сглатывая кровавую слюну. — Ты можешь просто не отвечать, если не хочешь, — шепнул он, но Векна расслышал. — Не могу, человечек. Каждый твой прямой вопрос — угроза. Я не могу не ответить. Никто из жителей Изнанки не может. Мы можем увернуться, попытаться уйти от ответа или сказать не все, но промолчать… — Векна поморщился, ударом ладони гася свечу. — Нельзя молчать. Разрывает изнутри. — Это как боль? — полюбопытствовал Альбус, забавляясь ироничностью сравнения. — Нет. Хуже, — буркнул Векна и вдруг бросил ему на колени то, над чем возился. Альбус опустил взгляд и уставился на… куклу. Крохотная антропоморфная восковая фигурка с вытянутыми ручками, ножками, маленькой головкой. Захотелось взять ее в руки. Альбус фантомно потянулся — коснуться, не сразу вспомнив, что теперь ему нечем. Часто заморгав, Ал длинно выдохнул, пытаясь сдержать скребущий горло всхлип. — Что это? — Ты. И не ты. Что тебе больше нравится? — зубасто оскалился Векна, явно наслаждаясь его реакцией, — Когда я тебя дожру — она останется. Я назову ее твоим именем и буду говорить с ней, читать вслух. Похоже получилось?.. Альбус не ответил. Больше всего на свете ему хотелось вскочить, схватить восковую куколку и раздавить в кулаке, до крови обрезавшись об острые грани заточенной в ее сердцевину кости. Вырвать из нутра свои волосы, чертовы травы, растоптать их ногами, сжечь, уничтожить! Он сморгнул злые слезы, отвернулся к стене и замер недвижимый, ощущая настойчивый взгляд Векны, ползущий по его телу. Так они и сидели в тишине и безмолвии, пока Векна не схватил вдруг куколку за тоненькую ручку и с сухим треском не раздавил в пальцах. Альбус вздрогнул, резко обернулся, сжимая челюсти до хруста. Векна смотрел на него, не отрываясь, и довольно скалился.***
— Черт побери, Векна, почему он все еще жив?! Альбус вздрогнул, поднимая голову и испуганно замирая. Возле противоположной стены стоял Марис, указывая в сторону лежанки ладонью. На Ала он не смотрел, а потому еще не заметил, что тот пришел в себя. Альбус, ощущая как испуганно и предвкушающе дернулось в груди глупое сердце, открыл было рот, чтобы позвать супруга по имени, но отчего-то помедлил. Кровь из незаживающего языка показалась вдруг горькой на вкус. Альбус сглотнул вязкую слюну и осторожно опустился обратно, стараясь не застонать от боли. Векна, замерший рядом с Марисом, взирал на того сверху вниз, скрестив мощные руки. Мышцы на его плечах и груди вздыбились, то вспухая, то опадая. Векна не на шутку злился. Со своего места Альбус видел лишь профиль Мариса — искаженный злобой, с яростно поджатыми губами, со складкой разочарования, запавшей у переносицы. В дорогом костюме, пошитом на заказ, при галстуке, в кожаных итальянских туфлях (которые они с Альбусом и выбирали) с тщательно уложенными светлыми волосами, он смотрелся вычурно и инородно на фоне ржавых железных панелей и общей разрухи помещения. Как он вообще здесь оказался?.. — Успокойся, человечек. Я еще не наелся, — пророкотал Векна, но на Мариса его грозный тон не произвел ровным счетом никакого впечатления. — Ты обещал мне! Черт тебя дери, ты обещал! — прошипел Мар, кривя губы. — У меня ни одного контракта, тварь! — Всему свое время, — равнодушно ответил Векна, принимаясь разглядывать свои когти. — Векна! Ты нарушаешь… — Марис всплеснул руками и сделал один крохотный шаг, наступая, но Векна отреагировал молниеносно, разворачиваясь и нависая над его высокой широкоплечей фигурой огромной скалистой глыбой. — Что. Я. Нарушаю? — едва ли не по слогам спросил он. Марис стушевался, нервно прикусил губу. Вскинул руки и зарылся тонкими пальцами в волосы. Альбус не к месту вспомнил, как обожал его руки, как целовал их, прижимаясь к ладоням, зарываясь лицом во время их жаркой бессильной близости. Он обожал Мариса полностью и всецело и всегда считал, что супруг столь же честен по отношению к нему. — Я на грани банкротства, слышишь? Мне нужны эти контракты, эта должность, понимаешь ты, или нет? — лихорадочно зашептал Марис, сглатывая окончания, отчего его почти незаметный уху акцент проступил ярко и остро. Когда-то Альбус с ума сходил, стоило только мужу заговорить с ним на родном языке. Немецкий Мара казался ему чарующий и мягким, совсем не похожим на то, что он слышал из уст других. — Успокойся, человечек, — хмыкнул Векна. — И лучше посмотри на дело рук своих. Марис замер словно налетев на невидимую стену. Резко обернулся — Альбус едва успел прикрыть слезящиеся веки, наблюдая за супругом из-под ресниц. Мар скривился в брезгливой гримасе. — На… это? Блядь, ты же не серьезно? Я терпеть не могу вида крови! Это было правдой. При всей своей наносной уверенности и браваде, Марис мог потерять сознание при виде кровоточащего пореза. Подобная чувствительность всегда поражала Альбуса, и до определенного момента казалась умилительной: такая нежность души, сокрытая за стальным панцирем, не могла его не трогать. Как оказалось, то была не нежность, а всего-навсего простая человеческая черствость. — Иди и смотри, — велел Векна, чуть повышая голос. Рокот приказа отразился эхом от железных стен, взвиваясь под потолок. Марис дрогнул плечами, тушуясь, но быстро взял себя в руки. Развернулся на каблуках и, печатая шаг, направился к углу, где лежал Альбус. И лишь ломкость обычно размашистой походки выдавала его нервное напряжение с головой. Он остановился в шаге от лежанки, не рискуя приблизиться. Вытянул шею и с нескрываемым раздражением отвел в сторону одну из занавесей, вытягивая шею. — Фу… Блядь, Векна, — скривился Марис, — Господи Боже, что ты с ним?.. Гадость… Меня сейчас стошнит, мать твою… Он отшатнулся, метнулся прочь, зажимая себе рот ладонью. Векна наблюдал за его попытками удержать внутри завтрак с зубастой ухмылкой. — А, по-моему, аппетитно. Что, больше не хочешь его выебать? Теперь-то он точно не сможет сопротивляться. Марис не выдержал, согнулся пополам и исторг все, что съел с утра прямо на пол. Выпрямился, дрожащими пальцами вынул из кармана платок и прижал к лицу. Даже с такого расстояния до Альбуса долетал аромат его парфюма: красный перец и табак. А еще кислый запах рвоты. И собственной крови — привычный, знакомый аромат, ставший его извечным спутником. — А ты его, что — ебал? У тебя вообще есть чем? — сдавленно прохрипел Марис, вытирая губы, — Нет, даже знать не хочу, чем вы тут занимаетесь. И добавил то, от чего Альбус едва не вскрикнул: — Когда ты его убьешь? — Скоро, человечек, скоро ты получишь все, что загадал. Потерпи. Они продолжали о чем-то говорить, спорить, но Альбус их уже не слышал. Он зажмурился так крепко, что под веками заплелись белые искры. Грудь сдавило невыносимой тяжестью. Казалось, что вот сейчас и настал его конец — он уже чувствовал ледяные объятия смерти. Альбус не сразу осознал, что плачет, но на этот раз не от боли исключения ради, а от обиды и невыносимой душевной муки осознания, что единственный близкий ему человек оказался не тем, кем всегда казался. Как мог он, Альбус, так глупо ему довериться? Отдать жизнь за того, кто просто выменял его… на что? Так вот в чему были слова Векна про договор. Он действительно заключил его не с Альбусом. Терзаемый ненавистью и стыдом, Ал провалился в забытье, а очнулся от того, что чьи-то ладони бережно поглаживают его по остриженным волосам. Он приоткрыл глаза, встретился взглядом с Векной и тихо вздохнул, кривя губы. — Я идиот. — Точно подмечено, — Векна покачал головой, зеркаля его болезненную усмешку на свой лад. Пальцы осторожно обвели заострившуюся кость скулы, коснулся уголка губ. — Ты бы хотел, чтобы он умер? Альбус зажмурился и помотал головой. — Нет. Н-нет… Он… Поступил как посчитал нужным. — Подставил тебя, — жестко припечатал Векна, заставив Ала поморщиться, — Обрек на мучения и медленную смерть в моих лапах. — Да. Но это… — упрямо начал Альбус, но монстр перебил его: — Ты любил его. — И сейчас л—… — он не договорил, задохнулся, чувствуя, как по вискам катятся горячие крупные слезы. — Прости. Прости меня, я сейчас перестану… — зашептал он лихорадочно, дернув обрубками рук, совсем забыв, что утереться теперь нечем. Векна молчал. Альбус чувствовал его взгляд на своей коже, но не решался поднять веки. Плакал бессильно и надрывно как ребенок, пока когтистая ладонь монстра гладила его по волосам. — Люди глупые, — рассеяно проронил Векна. Альбус слабо кивнул, на последнем усилии подтягивая свое нелепое тело выше и утыкаясь лицом в чужую грудь. Он ощутил пульсацию ужасающих мышц, их жар, который не отвращал теперь, а на удивление успокаивал. Лишь теперь он заметил, что от Векна пахнет — едва ощутимо кровью и чем-то глубоким, теплым и мускусным, как от нагретой земли в жаркий летний полдень. От осознания этого стало лишь горше, и Альбус всхлипнул, утыкаясь лбом в мощное плечо, пытаясь сжаться и исчезнуть, словно никогда не бывало его на свете. — За-забери мои… глаза, — прошептал он между всхлипами. Крепкое горячее тело Векны закаменело. Ладонь в волосах остановилась, сжимая короткие пряди. Альбус втянул носом воздух и поднял влажные стрелки ресниц, заглядывая в чужое лицо — алое и безобразное, как свежая отбивная. — Что ты сказал? — впервые в голосе Векны звенела нерешительность. — Забери мои глаза. Я больше не хочу видеть. Я… Прошу тебя… Умоляю! Векна помедлил, а потом вдруг поймал когтем соленую каплю, слизнул, кривя морду. Он очертил кончиками пальцев тонкий абрис чужого лица, оттянул верхнее веко. Альбус покорно расслабился, глядя прямо на него, и даже острый черный коготь, замерший на расстоянии волоса от его зрачка, не заставил его дрогнуть. — Забери. Они твои… Векна оскалился и медленно, до смерти медленно погрузил когти в чужую глазницу. Альбус подавился вскриком, выгибаясь и запрокидывая голову, но сильная рука удержала его за загривок, пригвоздив к месту. Векна осторожно, стараясь не разодрать, достал глазное яблоко, отсекая нерв. Зажал в пальцах, поднес к губам. Ал дрожал, хватая ртом воздух. По щеке текло алое, размываясь слезами. Непривычная всепоглощающая темнота расцветала остатками цвета: лилового, голубого, розового, как бензиновая дымка на лужах. За переносицей жгло и дергало, но он уже принял эту боль, смирился с ней и продолжал смотреть, как Векна обводит языком его окровавленное око, распахивает зубастую пасть и закидывает туда глазное яблоко словно леденец. Глаз лопнул под острыми зубами точно шарик с соком. Векна запрокинул голову, тщательно прожевал лакомство. Альбус улыбнулся дрожащими окровавленными губами. — Второй… тоже. Прошу, — зашептал он, потираясь виском о чужое плечо как дурной кот. Ему было почти не больно, лишь хорошо, так хорошо, как никогда не было. Когда острые когти Векна оттянули второе веко, когда вгрызлись в нежную плоть, Альбус закричал так, как когда-то кричал от экстаза в объятиях возлюбленного. Короткий судорожный рывок словно хлопок петарды разорвался в опустевшей черепушке. Свет погас. Альбус, впервые за дни, недели, годы мучений потерял сознание.***
Альбус с усилием распахнул веки и не увидел ни че го, ровным счетом. Клубящаяся тьма расцвела призрачными образами, но это были лишь фантомные отблески того, что он когда-то видел или чувствовал. Кровь слепила ресницы, засохла щекочущей коркой, но вытереть ее было нечем. Иногда Ал всерьез размышлял, что будет делать, если ослепнет. Этот страх преследовал его с детства. Тогда казалось, что ощущения тела должны обостриться по щелчку пальцев, но повзрослев, изучив в тщательности человеческую психику, человеческое тело, Альбус осознал, как глупы были его невежественные домыслы. Теперь он мог проверить это на собственной шкуре. Забавно, но он не жалел о потере зрения ни секунды. Зачем ему глаза, если конец близок? Мяса в нем осталось не так уж много — на пару вечеров неспешных трапез за очередной книгой еще хватит, а потом Векна примется за внутренности и тогда до грани забвения останется рукой подать. А на себя смотреть ему давно было гадостно, но уродство упрямо приковывало взгляд. Хорошо, что он лишился глаз. Прислушавшись, Альбус попытался ощутить присутствие Векны, но ничего не почуял. Странно, но это почти разочаровывало. Алу отчего-то хотелось ощутить его рядом, возможно, наконец спросить, кто там так чудовищно и горько воет за порогом. Теперь он ответит, Альбус не сомневался. Что-то стронулось не только внутри него самого: словно, чем меньше человеческого оставалось в Альбусе, тем более живым и человечным становился его мучитель. Альбус облизал пересохшие губы, коротко моргнул, ощутив, как по вискам катится горячее. Не слезы, а кровь. Что ж, теперь он должно быть похож на картины великомучеников — истерзанных, разъятых, на веки вечные обреченных истекать багряными слезами. Встрепенулся Альбус лишь заслышав хлопок двери. Но шаги… шагов не узнал. Быстрые, но слишком мягкие. Векна передвигался по-другому. Кто-то подобрался к его лежанке; тихо зашуршали отодвигаемые занавеси и наступила тишина. Ал напряженно замер, прислушиваясь. Темнота сгустилась, пульсируя где-то за глазницами, изливаясь из его приоткрытого рта жарким дыханием. — Альбус, — позвал иной голос. Ал дернулся как от удара, против воли слепо повернулся навстречу. Теплая ладонь коснулась его щеки, обводя края незаживающей раны, смазала кровяной подтек и зарылась в волосы. Марис склонился над ним, Альбус ощущал его прерывистое дыхание на своей щеке. — Ал, я нашел способ, — прошептал Мар, трепетно оглаживая самыми кончиками пальцев искаженное в ужасе лицо супруга. — Но действовать нужно быстро. Ты мне веришь? Голос его, в противовес словам, звучал отстранённо и бесстрастно, словно Марис говорил о погоде за окном без должного удовольствия. Альбус нахмурился, не обращая внимания на вспышку боли за переносицей. Попытался отодвинуться, но Мар вдруг поймал его за все еще покрытое кожей плечо, не позволяя отшатнуться. — Ал, я поступил ужасно, — зашептал он, склоняясь ниже, — Но ты должен мне поверить. И позволить тебя увести. Ты согласен? — Что… Как ты тут?.. — выдохнул Альбус сдавленно, чувствуя мягкое касание ко лбу. — Это неважно. Главное, что я знаю, как все исправить, — перебил его Марис и вдруг прижался губами к виску, толкнулся носом в волосы, сбиваясь на шепот, — Есть способ. Жестокий, ужасный, но ты ведь выдержишь? Ради меня? Альбусу хотелось ответить, что ради него он не готов даже дышать, но что-то заставило его промолчать. Если есть способ, то почему бы его не узнать? Это ведь такая малость. А если Марис действительно раскаялся?.. Об этом себе думать Альбус запретил. — Что нужно делать? — Мы должны поторопиться, пока Векна не вернулся, — разом успокоившись, произнес Марис. Альбус ощутил руки, проскользнувшие под загривок и поясницу, и тихо вскрикнул от боли, когда Мар поднял его изуродованное тело, прижимая к груди. Отстраненно подивившись, как это обычно такой брезгливый Марис коснулся того, что от него осталось, Ал устало смежил веки, ощущая исходящий от супруга знакомый аромат парфюма. — Нужно добраться до границы. Верь мне, все получится, — требовательно попросил Мар, поднимаясь на ноги. Веса в Альбусе теперь было совсем ничего, а Марис и при жизни легко таскал его на руках. Ал вдруг как-то разом успокоился. Если это очередная уловка или выверт его измученного сознания — пусть так, что угодно, лишь бы страх и тревога не вернулись. Пара минут передышки — разве это высокая цена за перенесенные страдания? — Какой границы? — шепнул Альбус спекшимися губами, полной грудь вдыхая мягкий древесный аромат, исходящий от кожи Мариса. Ткань его рубашки ощущалась непривычно мягкой. Альбус прижался к ней виском, стараясь не перепачкать в крови. — Изнанки, — коротко ответил Мар. Альбус чувствовал легкую нетвердость его шага, убаюкивающее покачивание. Марис держал его крепко, но бережно, словно и правда… Мысль плеснулась юркой рыбкой на поверхности усталого сознания и ушла на глубину. Альбус не успел за нее зацепиться. Даже если ничего не получится, он хотя бы умрет не как скот, сохранив в себе остатки того, что когда-то делало его человеком. Альбус не знал, сколько прошло времени, прежде чем Марис остановился. Он тяжело, напряженно дышал. Ал чувствовал, как вздымается чужая грудь. Остро пахнуло кровью, — не его, чужой, — по полу застрекотал водопад капель. Альбус вздрогнул, беспокойно завозился в чужих объятиях, но Мар прихватил его под скулу. — Обещай мне, что вытерпишь? — Что происходит, Мар? Что ты делаешь? — Просто обещай мне, — прошептал Марис и вдруг прижался к его губам в коротком поцелуе. Альбус вскрикнул и отшатнулся, насколько мог. Он бы ударил, если бы был в состоянии управлять своим телом. Такого прощания он не желал. — Марис! Что происходит?! — воскликнул Альбус. На губы легла горячая влажная ладонь. Ал почувствовал эту влагу губами, облизнулся и с ужасом ощутил на языке кровь. — Я люблю тебя, Альбус, слышишь? Что бы ни случилось… Вспышка алого разорвала кромешный мрак. Ледяным ужасом продрало вдоль позвоночника. Альбус растянул губы в злой, кривящей рот усмешке. — Любишь, значит? — прошептал он, не узнавая собственный голос, и добавил, вкладывая в слова все оставшиеся силы. — Кто ты такой, отвечай?! Тот, кто притворялся Марисом, замер. Руки его напряглись, плечи закаменели. Он медленно отнял ладонь от чужого лица. Длинный выдох обжег скулу. Альбус пожалел, что не видит выражения его лица, — того лица, что не принадлежало его супругу. Существо, которое было им, или просто прикидывалось, втянуло воздух сквозь зубы, спешно пытаясь отыскать лазейку в чужом приказе. — Геллерт, — вдруг выдохнуло оно. Альбус, ожидавший другого ответа (и, признаться честно, не ожидавший ничего), удивленно вздохнул. Геллерт. Геллерт? — Что ты такое, Геллерт? — не дав тому опомниться, спросил он. То, что назвалось Геллертом, в очередной раз помедлило. Тонкие пальцы коснулись слепой глазницы Альбуса, обвели набрякшее веко. Ребро ногтя чиркнуло по уголку глаза, тронув ресницы. — Посланник, — последовал короткий ответ. Векна рассказывал ему, что обитатели Изнанки всегда пытаются вывернуться, не способные уйти от прямого вопроса. Они ищут обходные пути, чтобы не попасться в расставленные людьми ловушки. Если есть возможность запутать следы, они с удовольствием ею воспользуются. Альбус был слишком вымотан, чтобы думать, исключая возможные лазейки. А потому предпочел, не мудрствуя лукаво, бить простотой наотмашь. — Где Векна? — требовательно спросил он. На этот раз существо думало дольше, молчало, должно быть полную минуту, явно борясь с собой. Запах крови усиливался. Поддерживающие Альбуса руки слегка подрагивали. — Мертв, — шепот был едва ли громче дуновения ветра. Мертв. Отчего-то это отдалось волной боли в груди, а должно бы — облегчения. Альбус запрокинул голову и хрипло надсадно рассмеялся. — Мертв, значит… — давясь глотками сухого смеха, пробормотал Ал, чувствуя, как из-под век потекло горячее, — А ты… Что тебе нужно от меня? — Спасти, — не медля ни мгновения, ответил Геллерт, и добавил, — Попытаться. — Это вообще возможно? — хмыкнул Альбус. — Да, есть способ. Альбус за мгновение взвесил все «за» и «против» и не нашел в себе сил раздавить крохотную, затеплившуюся в душе надежду. — Я согласен. В тот же миг Геллерт пошатнулся и опустился на пол. Альбус ощутил короткий толчок, различил тихий стон, а следом наступила тишина. Его мнимый спаситель не двигался, лишь грудь под щекой Ала понималась и опускалась в едва заметном дыхании. Ал пошевелился, пытаясь выбраться из ослабевшей хватки. Поддерживающие его руки разжались, и Альбус завалился набок, вскрикнув от резкой боли в переломанном теле. Под щекой было влажно и горячо. В нос забился медный запах крови. Сколько же ее тут? Сколько успело натечь? И почему тот, кто назвался Геллертом, позволил этому случится? Его незваный спаситель умирал, а Альбус лежал в луже его крови и ничего не мог сделать. — Геллерт? — позвал он тихо, пытаясь погасить подступающую к горлу панику, — Геллерт! Черт тебя дери, очнись! Пожалуйста… Ну пожалуйста, Геллерт… Я согласен на все, что ты… Я согласен! Он закричал надсадно и страшно, скованный беспомощностью как стальным доспехом. Вот что было настоящей пыткой — дать надежду и тут же ее отобрать. И во всем случившемся была вина лишь самого Альбуса. Ал всхлипнул, попытался подтянуться на обрубках рук, закричал от прошившей тело острой боли, чувствуя, как что-то лопается внутри с пылающим жаром. Вывернутые наружу ребра хрустнули под весом его усилия, проломились внутри. Осколки впились в легкие. Скользкая лента кишок вывалилась, змеей свернувшись на полу. Альбус забился в агональной дрожи. В висках пульсом билось единственно спасительное «нет-нет-нет-нет». На грани смертного ужаса, Альбус вдруг ощутил, как лицо его обхватывают чужие руки. Как кто-то с силой поворачивает его голову и жмется к губам в подобии любовного поцелуя. Ал распахнул рот в крике и ощутил, как чужой нечеловечески длинный язык проскальзывает за кромку зубов, обвивается вокруг его собственного, дергая наружу. Острые зубы сомкнулись у основания, раздирая плоть. В горло хлынула ядовитая горечь, проскальзывая в пищевод, в легкие, набиваясь болотным илом под кожу, струясь в венах. Альбус задохнулся осознанием: такой будет смерть? И, наконец, перестал дышать.***
Разбудил Альбуса звук стрекочущей газонокосилки. Он завозился под душным одеялом и резко сел, задыхаясь от липкого ужаса, сжимающего грудь, вглядываясь в полумрак спальни. Перегнувшись через край кровати, Альбус содрогнулся в болезненном спазме. Вкус желчи защекотал корень языка, сухая дрожь прокатилась по телу. Альбус бешено повел глазами, зацепился взглядом за собственные пальцы — белые, напряжённо искривленные на гладком деревянном бортике кровати. Медленно выпрямился, поднося ладонь к лицу. Покрутил перед глазами, коснулся, обводя костяшки, не до конца веря, что ему все это не снится. Альбус откинул одеяло, лихорадочно зашарил ладонями по телу, ощупываясь и убеждаясь, что все это реально. Что привидевшееся ему в кошмаре действительно оказалось лишь до одури реалистичным, но все-таки сном. Что этого никогда не происходило в реальности. Что он жив, не ослеп, что никто никогда не оставлял на его теле засечек своей жестокости, не убивал каждое мгновение вновь и вновь. Пальцы заметно подрагивали, пока Альбус стоял под струями душа, окончательно смывая с себя липкую испарину ночных страхов. Закрутив вентиль, Ал набросил на плечи халат и промокнул волосы полотенцем. Протер запотевшее зеркало и вгляделся в отражение, поворачивая голову то одной стороной, то другой. Ничего необычного, лицо как лицо. Альбус придвинулся ближе, почти утыкаясь кончиком носа в стекло, и оттянул поочередно сначала левое, потом правое веко. Белки глаз купались в сетке полопавшихся капилляров. Альбус отыскал на полке капли, расчесался и заплел волосы в косу, нашарил под кроватью пушистые меховые тапки, подаренные Марисом на какую-то идиотскую дату, и медленно спустился вниз, сам не понимая, отчего скрадывает шаг в собственном доме. На кухне тихо бормотал телевизор и ворчала раскаленная сковорода. Альбус остановился на пороге, испытывая смутное чувство вины за то, что привиделось ему в кошмаре. Как будто подсознание нарочно возвело на Мариса напраслину, спустив всех собак. Одновременно с тем Альбус испытывал еще и острое облегчение: все оказалось сном, глупым ночным видением и ничем более. Марис тут, готовит ему завтрак. — Доброе утро, — пробормотал Мар, не отвлекаясь от жарки омлета. Альбус, заслышав в его голосе улыбку, не удержал ответной. Он обогнул стол, достал кружку и щелкнул кнопкой кофеварки. Завизжали, перетираясь кофейные зерна. Ал коротко содрогнулся, хмурясь — звук этот живо напомнил ему смех того ужасного существа из сна, Векны. Марис, словно ощутив его беспокойство, повел лопатками и сдул со лба вьющуюся прядь. — Что такое? — Кошмар приснился, не бери в голову, — Альбус скользнул к нему, обнимая за талию, и уложил голову на плечо. Звонко чмокнул в ухо и замер так, с тихим удовольствием наблюдая, как Марис ловко орудует силиконовой лопаточкой. Сам Альбус готовить не умел и все никак не мог научиться. После кошмара он думал, что еще долго не захочет есть, но почуяв соблазнительный аромат омлета с травами, ощутил, как живот подвело судорогой голода. — Кстати, у нас прогресс, душа моя, — улыбнулся Альбус, ероша мягкие и слегка пушащиеся без геля волосы супруга, почесывая его загривок и за ушами словно кота. — Ты сегодня дал мне доспать в тишине и темноте. Хотя, может и не стоило… — Может и не стоило. Тебе кошмар приснился, — спокойно ответил Марис, — Подай тарелки. Альбус неохотно отстранился, достал тарелки и осекся, зацепившись взглядом за пачку молока, стоящую на краю стола. — Мар, а молоко?.. — Да, там осталось, вон, на столе, — не спуская глаз с омлета, пробормотал Марис. Альбус поставил тарелки на стол, взял пачку и покрутил в руках. Фермерское, коровье. Жирность полтора процента. Ал, ощущая, как сердце пропустило удар и забилось быстрее, готовое вырваться из запертой реберной клети, обогнул стол и распахнул дверцу холодильника. Три зеленые пачки безлактозного молока нашлись на нижней полке. — Садись есть, — позвал Марис, успев разложить омлет по тарелкам. Альбус захлопнул холодильник, вернулся за стол и опустился напротив. Потянулся за вилкой, заметив, как сильно дрожат пальцы, собрал руку в кулак, мучительно кривя губы. Марис рассеянно жевал омлет, уперев взгляд в экран телевизора. Альбус же уставился на него: резкий, до боли знакомый профиль. Ямочка на левой щеке, полноватый, четко очерченный рот. Кожа, зазолоченная южным загаром; Мариса всегда любило солнце. — Марис, — позвал Альбус негромко, вцепляясь в вилку так, что вокруг ногтей залегла циановая белизна, — Знаешь, я так тебя люблю… Мар замер, медленно опустил вилку на край тарелки. Зубцы скрипнули по фарфору, оставляя едва заметную засечку. Марис промокнул салфеткой губы и обернулся. Альбус закостенел всем собой, вглядываясь в его глаза: один знакомо грязно-синий, а другой — правый, — белоснежный с широким провалом разошедшегося, как грязное чернильное пятно, зрачка. — Я тоже люблю тебя, Альбус. Поверь мне, я и правда люблю тебя.