* * *
Невзирая на противоречивые чувства Йеджи и ее хрупкую девичью надежду на то, что тайный поклонник все же так или иначе объявится и перестанет ее смущать, анонимные сюрпризы с его стороны и не думали прекращаться. Уже в пятницу утром в кабинете корейского на парте Йеджи ожидала ее прихода в нарядном белом конвертике восхитительная подвеска из японского бисера в форме красного сердца с белой буковкой «Y» посередине. Ее филигранная тонкость и изящество завораживали, а аккуратность вкупе с общей техникой исполнения выдавали истинное мастерство и творческую личность автора, и Йеджи не нужно было быть специалистом, чтобы понять, что подвеска была изготовлена специально для нее вручную. Очарованная чужой фантазией и все более явным романтическим подтекстом преподносимых презентов Йеджи весь день то и дело крутила самодельное украшение в руках, не прекращая восхищенно разглядывать его даже в столовой во время ланча и тщетно пытаясь найти хоть одну зацепку за личность ее создателя. – Ну что, подруга, вижу, твой тайный сердечный поклонник не оставляет попыток тебя окончательно покорить? – Черён присаживается рядом и с аппетитом принимается уплетать свой сэндвич. Рыжеволосая жмет плечами и, вздохнув, со стоном роняет голову на руки. – Не знаю, Черён, но я в полнейшем недоумении! Я так устала гадать, кто это! Почему он не может просто подойти и сказать? Оставить записку, там, я не знаю... Хоть как-то выдать себя, в конце концов? Ли хмыкает и, распечатав коробку с куксу, принимается энергично размешивать острое корейское блюдо палочками. – Ну, в таком случае он разрушит всю интригу и убьет в тебе интерес, а ему это явно не надо, – рассудительно отмечает она. – Похоже, он и впрямь сильно тобой заинтересовался. А что, мне кажется, это романтично. Йеджи не в силах была с этим не согласиться, но и закрыть на происходящее глаза и тупо оставить все как есть тоже не могла. Она должна выяснить, кто шлет ей эти подарки, иначе просто не выдержит и сойдет от всей этой неизвестности с ума! – Ты же рано приходишь в класс, Черён-и. Может, все-таки видела кого-то около моей парты? – в очередной раз с надеждой спрашивает Хван. Куксу Черён пахнет и выглядит очень вкусно, и девушка чувствует, что тоже сильно проголодалась. Ли прожевывает кусочек курицы в соусе и с сожалением пожимает плечами. – Увы, но нет. Когда мы с Лией сегодня пришли, конверт с подвеской уже там был. Я хотела залезть внутрь и глянуть, но решила, что это будет неправильно. Если это кто-то из наших, он мог заметить меня и перестать оставлять подарки на твоем столе. Тогда ты лишилась бы не только их, но и возможности разгадать отправителя. Хван одаривает подругу благодарной улыбкой, в глубине души понимая, что остаться без приятных знаков внимания, пусть даже и анонимных, вправду бы не хотела. Пусть пока она не знает, кто оказывает их ей, – не ровен час, даже самый осторожный поклонник где-нибудь просчитается и уж тогда она точно его вычислит и поймает. А потом... – Расслабься, Йеддон, и не переживай так сильно по этому поводу, – Черён не оставляет попыток приободрить мучимую неизвестностью подругу и рассуждает толково, здраво. – Ну подарил и подарил, мы же не можем заставить его выйти из тени. Значит, ему так надо. У тебя полно обожателей в нашей школе, так что это может быть кто угодно. – Да я понимаю, просто... Хван бессильно вздыхает и поднимается, чтобы взять наконец чего-нибудь перекусить. Ввиду большой популярности девушки ее в самом деле было кому одаривать, вот только Йеджи отчего-то не покидало чувство, что отправитель этих подарков – не названный Черён «кто угодно», а весьма себе серьезный и осмотрительный во всех своих действиях человек, что оставляет для нее оригинальные, сделанные собственными руками сюрпризы не для того, чтобы выделиться и заявить о себе, а для того, чтобы порадовать ее, Йеджи. Чтобы сделать акцент прежде всего на ней, а не на себе. Не прекращая прокручивать в голове сложившуюся противоречивую ситуацию, Йеджи забирает поднос с раменом и сырными шариками и, на секунду отвлекшись, нечаянно сталкивается на обратном пути с идущей ей навстречу Рюджин. – Аккуратнее, Хван, – бурчит брюнетка в очках и, не поднимая головы, хмуро проходит со своим подносом в противоположный конец столовой, где по обыкновению всегда сидела одна. – До чего же она чудна́я, – вздыхает Черён и округляет глаза. – Она хоть когда-нибудь научится нормально общаться? – Может, ей просто не хватает капельки понимания? – спрашивает Йеджи скорее у самой себя, чем у подруги. – Ой, да брось, – Черён почти смеется, делая глоток малинового айс-ти. – Понимания чего, поведения фрика? Шин-старшая как с луны свалилась, вечно ходит словно в прострации, не разговаривает ни с кем. Никто не любит таких людей. «В том-то и беда», – хочет заметить Хван, но оставляет сомнительную реплику при себе. Она не считала, что Рюджин фрик, – скорее, девушка со своеобразным взглядом на мир и понятными лишь ей одной интересами, загадочная, серьезная, вдумчивая и, пожалуй, взрослая не по годам. Вряд ли такие люди, как она, могут проникнуться и стать хоть к кому-нибудь ближе, сталкиваясь кругом с отторжением и непринятием, а уж о полноценной дружбе с перспективой чего-то большего и говорить не стоит. Девушка садится за стол и, отправляя в рот сырный шарик, рассеянно смотрит вслед подозрительной однокласснице. В самом деле, почему Рюджин так себя ведет? Она словно явилась сюда из другого мира, неведомого другим, но вместо того, чтобы адаптироваться на бренной очеловеченной земле, делает все, чтобы еще больше от нее отличаться. Ее младшая сестра Юна учится в восьмом классе, и Йеджи неоднократно задумывалась о том, как два родных человека, девочки, могут быть настолько разными. Юна – добродушная, открытая и отзывчивая – так и источала радость и позитив, каждодневно сияя будто майское солнышко и заряжая всех вокруг своим светом, в то время как Рюджин в противовес ей отличалась крайне замкнутым и угрюмым нравом. У нее почти не было друзей, а единственным развлечением являлся факультатив по музыке да скетчбук, в котором девушка без конца что-то рисовала или записывала. Возможно, она вела дневник, что единственный в этом мире был в курсе ее забот и переживаний, а может, он просто помогал ей отвлечься от постороннего шума и провести среди скучных сверстников очередной день. Несмотря на нескладывающуюся дружбу и непростой характер Шин-старшей, Йеджи не раз ловила себя на мысли, что ей интересно, почему Рюджин такая. Почему не подпускает к себе никого, почему предпочитает ходить одна, прижимая к груди старый потертый кожаный портфель и прячась за ним, словно за щитом, почему кажется такой независимой, волевой, сильной, но в то же время потерянной, маленькой, одинокой и, возможно, действительно непонятой большинством людей? Есть ли в ее жизни хоть один по-настоящему близкий ей человек и что вообще происходит в душе этой апатичной, холодной, выглядящей абсолютно безучастной ко всему вокруг девушки?.. Ее спонтанные риторические размышления прерывает громкий хохот сидящих за соседним столом парней. Громко улюлюкая, они смеются над каким-то глупым видео в телефоне, и она тотчас различает среди них блистательного, дерзкого, улыбающегося шире Чеширского кота Минджуна. – Эй, Йеджи-нуна, как насчет совместного похода на концерт «TWICE»? – польщенно заметив на себе взгляд старосты, кричит Хан. – С тебя – всего один поцелуй! Его друзья воодушевленно гогочут, и Йеджи не знает, от чего ее тошнит больше: от беспардонных и самонадеянных подкатов этого циничного типа или от того, что Минджун в самом деле вообразил, что ее можно купить за какой-то билет на концерт пусть даже такой популярной группы. – Спасибо, но я думаю, тебе лучше посетить это зрелищное мероприятие с твоим собственным эго, – сухо парирует девушка, ощущая вяло шевелящееся в глубине груди раздражение. Похоже, несмотря на установленный на самый минимум лимит, Минджуна становится в ее жизни слишком много. – Оу, а я-то думал, что после моих стараний ты наконец затмишь его. После каких стараний? Хван перехватывает взаимный недоумевающий взгляд Черён и не может поверить своим ушам. Они обе явно подумали об одном и том же. Неужели тайный поклонник Хван наконец-то проговорился? – Йеджи, осторожнее, – волнуется Ли, когда Хван порывисто вскакивает из-за стола и с упорством взбешенного быка движется прямиком к главной компании крутых парней школы. Ребята мгновенно перестают смеяться и затихают, в то время как Йеджи, полная сердитой решимости, подходит к Хану и резко разворачивает его за спинку стула к себе. – Так значит, это ты подарил мне его, да? Отвечай, Минджун! Блондин в недоумении хлопает большими кофейными глазами, но, заметив уткнувшееся почти ему в нос плетеное украшение, в один момент просекает фишку и включается в выгодную его персоне игру: – Что?.. Ох, да, конечно! Тебе понравилось? Правда, классное? Симпатичный светловолосый юноша светится своей фирменной обольстительной «влюбись-в-меня-Хван» улыбкой и шире разводит колени в стороны в надежде, что красивая рыжеволосая староста на них сядет, и Йеджи с горечью сознает, что он лжет. Этот вмиг загоревшийся в раскосых темных глазах огонек, гордо взметнувшийся вверх подбородок и общий резко приосаненный вид ясно говорили о том, что Хан Минджун узнал о подарке только сейчас, чем не преминул тут же воспользоваться и присвоить благородное анонимное деяние себе. Зная открытый и эксцентричный тип личности Минджуна, Йеджи нисколько не сомневалась, что он ни за что не стал бы скрываться, если бы вправду решился что-то ей подарить, и уж точно бы не додумался до чего-то столь же оригинального, трогательного и милого, как сделанная вручную подвеска из бисера. Впрочем, куда больше этот гордый себялюбивый тип предпочитал, чтобы всевозможными подарками и вниманием одаривали его. – Эй, ну так что, ты сходишь со мной на свидание или нет? После такого я уж точно его заслужил, – тянет Минджун и жеманно надувает губы, до последнего цепляясь за удачно свалившуюся на него возможность блеснуть перед завидной одноклассницей новыми гранями, однако сникшая и вконец расстроенная Йеджи прячет маленькое плетеное сердечко в карман и коротко-сухо прощается: – Нет, Минджун, извини. Мне пора.* * *
Следующая неделя проходит без особых эксцессов, если не брать в расчет почти полностью проваленный Йеджи в расстройстве чувств диктант по английскому, ссору на пустом месте с Черён и еще пару неудачных попыток Минджуна добиться ее расположения. Апатия, тоска и патологично сформировавшаяся буквально за пару недель зависимость росли в хрупком девичьем сердце параллельно бессильному отчаянию, и ощущающая непонятную пустоту внутри Йеджи то и дело с замиранием оглядывала собственную парту при каждом заходе в класс, бессознательно ища от своего незримого влюбленного спутника новый знак. Очередной оригинальный презент появился лишь спустя целых пятнадцать дней, словно даритель, заметив ее подозрения с активными попытками его засечь, решил залечь на некоторое время на дно. Йеджи расстраивалась от того, что, несмотря на свою глубокую симпатию, преданность и посвященность ей, этот человек по-прежнему предпочитал оставаться в тени, не давая ей ни намека на свою личность и с каждым днем превращая естественное желание узнать, кто же он, в самую настоящую пытку. Неизвестный действовал чисто и аккуратно, как самый настоящий шпион, проскальзывая в пустой класс задолго до того, как туда входили первые ученики, и сразу исчезая обратно, а за неимением камер видеонаблюдения в кабинетах установить его личность было так же попросту невозможно. В одном девушка была уверена на сто процентов: это определенно кто-то из своих, с кем она хорошо общается и кого знает. Иначе объяснить его точное угадывание ее интересов и предпочтений было нельзя. Кто он и зачем так шифруется? Чего боится и почему так тщательно ее избегает? Можно подумать, Йеджи его за это съест или сделает с ним что-то очень-очень плохое. А ведь ей всего лишь хотелось просто взглянуть на него, пообщаться и... поблагодарить. Перед уроком химии Йеджи по обыкновению усаживается за свою парту, доставая тетрадь и учебники и не сразу обнаруживая краешек крохотной картонной открытки, заткнутой в подъемную створку парты так, чтобы никто, кроме Йеджи, ее не видел. Выхватив кусочек сложенного пополам цветного картона с нарисованной на нем пушистой рыжей лисичкой, девушка в нетерпении раскрывает открытку и, обомлев, читает внутри простой, строгий, аккуратно выведенный от руки гелевой ручкой текст: Мы не можем летать и парить над землей, И остаться в живых, спрыгнув с крыши крутой. Вечны силы природы, что нельзя изменить – Только чья-то улыбка может нас окрылить. Вновь и вновь перечитывая написанное, Йеджи чувствует, как начинает жечь и пощипывать от подступающих слез уголки глаз. Прежде ей еще ни разу не доводилось получать в свой адрес стихи, и девушка не знает, может ли в данный момент для нее быть что-либо дороже и прекраснее этого. Получается, что она не только радует, но и окрыляет кого-то, не давая ему упасть даже в самые тяжелые времена? Очаровывает, воодушевляет, поощряет и вдохновляет на создание подобных лаконичных и бесконечно трогающих струны души творений? Но кого, если почти все ее знакомые и друзья уже давно и счастливо обзавелись вторыми половинками, и она оставалась единственной, кто пока так и не встретил свою любовь?.. Полная замешательства, признательности, волнения, счастья и прочих противоречивых эмоций девушка оглядывается вокруг себя, но по-прежнему замечает все тех же до боли знакомых людей, как ни в чем не бывало занятых своими делами. Черён активно переписывается с кем-то в мессенджере, Джису увлеченно спорит с Миён о новой моде на женские короткие стрижки, и даже вездесущий прилипчивый Минджун уже не обращает на нее внимания, устроив прямо за партой мини-соревнование по армрестлингу со своим лучшим другом Ёнгуком. Другие ребята активно поддерживают их, и Йеджи слышит, как они делают ставки на то, что рослый и накачанный Хан разгромит более щуплого Канга в считанные секунды. Последней в класс заходит Рюджин и, окинув привычным безучастным взором оживленно переговаривающихся учеников, невозмутимо двигается в самый конец на свое место. Вот уж кому наверняка неведомы глубинные чувства с какой бы то ни было сердечной тоской, не говоря уже о тайных поклонниках и их подарках, и Йеджи ловит себя на мысли, что завидует этой странной нелюдимой девушке. Чем меньше человек подвержен привязанностям и связанным с ними переживаниям, тем целее и крепче его нервные клетки, а Хван за последний месяц сожгла их столько, что впору начинать пить успокоительное перед сном. И все из-за загадочного, неуловимого, не дающего ей покоя незнакомца, который упорно не желал показываться ей на глаза и вел себя так, будто был соткан, как Каспер, из воздуха. Хмурый сосредоточенный карий взгляд на миг задерживается на рыжеволосой, и Шин, достав из портфеля учебные принадлежности, погружается в требуемый на сегодня материал. Учеба давалась ей легко, в отличие от коммуникативных связей, и Йеджи не сомневалась, что эта девушка окончит старшую школу с отличием. На сегодня у нее был подготовлен доклад по базовой молекулярной химии, и Рюджин старательно повторяет записи, параллельно делая вспомогательные заметки на полях. Ее трудолюбие и усидчивость не знают никаких границ, в то время как Хван в последнее время их как раз сильно недостает, и Йеджи, вздыхая, неимоверным усилием воли заставляет себя сосредоточиться на грядущем уроке. Рюджин выходит к доске уже ближе к его концу, и пожилой учитель расслабляется, зная, что умная, начитанная, знающая его предмет как свои пять пальцев Шин благополучно займет собой оставшуюся часть лекции. Последний урок всегда давался с большим трудом, и уставшие ученики с нетерпением косились на часы в ожидании его завершения, чтобы скорее отработать дополнительные факультативы и рвануть наконец домой. – Давай там пошустрее, зубрила, – демонстративно громко зевает Минджун и откидывается на спинку стула, всем своим видом давая понять, что записывать за унылой и скучной Шин он ничего не будет. Конечно, зачем ему, если папа при необходимости купит ему аттестат и бесконкурсный доступ в любой ВУЗ страны, включая зарубежные. Чертя на доске замысловатую формулу расчета относительной молекулярной массы воды, Рюджин параллельно рассказывает одноклассникам о принципах взаимодействия молекул различных веществ между собой, и те лениво записывают за ней пояснения, в лучшем случае вникая в материал лишь наполовину. – Относительные молекулярные массы, как и относительные атомные, являются безразмерными величинами, – Рюджин откладывает доклад, и приводит на учебной плоскости наглядный практический пример. – Значение «Мr» показывает, во сколько раз масса молекулы данного вещества больше атомной единицы массы. Например, если Mr воды равна восемнадцати, это значит, что масса молекулы воды в восемнадцать раз больше одной двенадцатой части массы атома углерода. То есть в восемнадцать раз больше атомной единицы массы... Краем уха улавливая кажущиеся абсолютно ненужными и бессмысленными понятия, Йеджи машинально записывает примеры в собственную тетрадь, пока ее мысли витают где-то в совершенно иной реальности. Снова и снова она прокручивает в голове все произошедшие с ней за последние полтора месяца события, связанные с подарками, тщательно обдумывая каждое и размышляя, какие зацепки по части дарителя она могла упустить. Все тайное и сокровенное зачастую лежит на самой поверхности, где никто не догадается его искать, и Хван полагает, что, быть может, она с самого начала смотрела на всю эту ситуацию с презентами совсем не с той стороны. Что, если ее поклонник на самом деле неоднократно намекал ей на свою личность? Что, если так или иначе уже проявлял себя рядом с ней? И что, если это вообще был не «он»?.. От перенапряжения в висках начинает неприятно покалывать и щемить, и девушка, откладывая ручку, принимается аккуратно их массировать. Что-то не дает ей покоя, стуча по подкоркам мозга крохотными отбойными молоточками и отдаваясь назойливым скрипом мела по классной доске, и Йеджи не замечает, как вновь и вновь переводит задумчивый карий взгляд с тетради на лежащую перед ней бесценным трофеем открытку. Только сейчас она замечает, что рисунок лисички тоже был нарисован от руки простыми и цветными карандашами для скетчинга, а цвет шерстки маленького животного почти точь-в-точь повторял ее собственный цвет волос. Художник даже сделал контур глаз в тон ее перманентным стрелкам, очертив их чуть с наклоном вниз под тем же углом, под которым располагались разрезы ее век, а полуулыбку изобразил с едва заметными ямочками, преобладающими у самой Хван. Просто невероятно. На доске тем временем появляется следующий пример с формулой вычисления относительной молекулярной массы серной кислоты, и Йеджи, почти полностью утратив суть вопроса, торопливо переписывает его к себе. Такими темпами она вообще не запомнит лекцию и будет вынуждена, как последняя двоечница, просить Черён после занятий дать ей ее списать. Хван собирается с мыслями и снова смотрит на доску, а затем в тетрадь. Снова на доску, мельком в открытку и опять в тетрадь. На доску и на открытку. На доску... На мгновение ее взгляд проясняется, и девушка хмурится, смутно улавливая нечто общее между тем, что было написано на доске и в открытке. Нечто тонкое, неуловимое, незаметное, но вместе с тем неведомым образом присутствующее и там, и там. Как такое вообще возможно? Понимая, что уже окончательно сходит с ума и путает черное с белым, Йеджи трясет головой и заставляет себя сосредоточиться на материале, что в ее рабочей тетради больше напоминает хаотичный набор каких-то глупых нечитаемых иероглифов. Она точно конспектирует на хангыле? Кружащаяся назойливой мухой мысль упорно отвлекает девушку от занятия, и Хван, ругая себя за несобранность, в очередной раз ловит себя за перечитыванием тронувших ее до глубины души строк. Несмотря на то, что в них не было ни намека на ее имя, Йеджи отчетливо улавливает себя между ними, думая о том, что по факту там могло быть заложено гораздо больше смысла, чем она может предположить. Девушка никогда не писала стихов, но в этот самый момент инстинктивно выводит на полях тетради слова, которые ей так хочется посвятить тому, кого она слепо и отчаянно жаждет прямо сейчас перед собой видеть: Миллионы людей чужды и неприметны. Лишь один – самый нужный, яркий, заветный. Словно солнечный лучик светит из темноты... Почему до сих пор я не знаю, кто ты? Урок заканчивается внезапно, возвращая ее из мутных трансцендентных раздумий в холодную, полную неотвеченных вопросов реальность и класс, на доске которого теперь, как и в самом начале лекции, было абсолютно пусто.* * *
Дурацкие книги никак не желают вытаскиваться из неудобного рюкзака, и Рюджин, бесшумно чертыхаясь, сгибает колено, чтобы удобнее разместить его и переложить ненужные более учебники в шкафчик. Время давно перевалило за восемь вечера, шум голосов и топот ног давят на гудящую черепную коробку, стягиваясь свинцовым обручем вокруг висков, и девушка только сейчас сознает, насколько сильно устала. Неудобные очки сползают на кончик носа, и она, пытаясь поправить их, неловко роняет книги. Полупустой коридор заполняется гулким эхом, и Шин, морщась, присаживается, чтобы все поднять. Ее пальцы едва лишь успевают коснуться практикума по математике, как чья-то вынырнувшая сбоку рука шустро подхватывает учебники первой. Рюджин в изумлении поднимает голову и едва не сталкивается нос к носу со смотрящей на нее в упор высокой рыжеволосой старостой, от пронзительного взгляда которой сама едва не валится навзничь. Сердце колко екает и с силой ударяется о ребра, едва не проламывая их, и девушка очень надеется, что не словила от этого необъяснимого и без малого пугающего возникновения микроинфаркт. Йеджи поднимается и протягивает ей собранные в аккуратную стопку книги. Невысокая худощавая брюнетка кивает и собирается поблагодарить Хван, когда та вдруг неожиданным образом зачем-то делает это первой. – Рюджин-а... спасибо. Самая странная, отрешенная и забитая девочка в классе неопределенно ведет плечами и, по привычке прижимая книги к груди и бессознательно стремясь таким образом защититься, в непонимании осведомляется: – За что? – За все. За сделанную тобой подвеску из бисера и за карточки с ребятами, которых никогда бы не было в моей коллекции, если бы не ты. За пушистый брелок с зайчиком и за мои любимые вкусняшки. И за твое чудесное стихотворение про крылья. Оно тронуло меня. Очень. – Не понимаю, о чем ты, – сухо кидает Шин, и губы Йеджи трогает легкая добродушная улыбка. Отрицает и включает милого маленького болванчика. Кто бы сомневался. – А мне кажется, ты все понимаешь, – мягко отмечает рыжеволосая, сознавая повышенную необходимость поддерживать в эту минуту максимально учтивый и осторожный тон, дабы не спугнуть настороженную одноклассницу и не вынудить ее с концами от нее сбежать, лишив долгожданной возможности раскрыть повязавшую их двоих невидимой нитью тайну. – Ты, похоже, совсем заучилась, Хван. Уже мерещится всякое, – темноволосая, как всегда холодная и колючая, предпринимает попытку пройти, но Йеджи не пускает ее, упираясь ладонями в стену по обе стороны от Рюджин и загоняя ее в своеобразный угол. Это она. Это Рюджин. Мрачная недотрога в очках, со стильным иссиня-черным каре и в джинсовой куртке, что часто забывает здороваться и всегда ведет себя так, словно явилась к нам из другой вселенной. Девушка – умная, сознательная и развитая не по годам, с уникальным видением мира и невероятным талантом, пишущая изумительные метафоричные стихи, рисующая необыкновенные живые картины и плетущая из японского бисера бесподобные именные украшения. Которая выглядит так, словно до других ей нет никакого дела, а в действительности хранит внутри своего маленького отзывчивого сердечка целую сокровищницу глубоких, нерастраченных, кажущихся абсолютно безнадежными и безответными чувств, каждый из оттенков которого Хван Йеджи так хочется увидеть, познать и в полной мере испытать на себе... Которая столько времени была рядом, молча наблюдая за ней и считывая каждый ее нюанс, а слишком занятая своими делами, заботами и другими людьми Йеджи в упор ее не замечала. До сегодняшнего дня и сегодняшнего урока химии, по завершении которого ей хватило всего минуты, чтобы привести разрозненные мысли в порядок и сделать так, чтобы последний кусочек запутанной подарочной головоломки встал наконец на свое место и явил ей полную и ясную картину того, что же все-таки происходит. Взволнованная Шин пытается подлезть под ее руку и выскользнуть, но Хван придерживает ее за плечи и аккуратно прижимает обратно к стене. – Эй, пожалуйста, не убегай. Я всего лишь хочу поговорить, – она склоняется ниже, тотчас улавливая шумный вздох девушки напротив, и как можно убедительнее, вкрадчивее добавляет: – Ты можешь сколько угодно от меня бегать, прятаться, отпираться и все отрицать, но я знаю... знаю, что это ты, Рюджин. Обычно тяжелый прямолинейный взор брюнетки застревает где-то между плечом и шеей Йеджи, и девушка невесомо касается кончиками пальцев ее подбородка, чтобы приподнять ей голову и заставить посмотреть ей в глаза. Впервые на ее памяти стойкая непробиваемая Шин Рюджин теряется и всеми силами прячет от нее взгляд, окончательно выдавая свою причастность к произошедшему и развеивая в Йеджи последние крупинки сомнений в том, что все это время ее тайным неуловимым поклонником была именно она. Словно в подтверждение бессмысленности дальнейших протестов и попыток сбежать Йеджи забирает учебники у Рюджин, после чего мягко берет девушку за руку, чувствуя, как она мелко и часто дрожит. От нечаянного прикосновения Шин-старшая дергается, будто пронзенная ударом тока, и машинально пытается отстраниться, на что Хван лишь сильнее стискивает бледные тонкие пальцы в своей ладони и притягивает заробевшую брюнетку вплотную к себе. Не привыкшая к столь близким контактам Рюджин пребывает почти что в панике, тщетно пытаясь понять, где она просчиталась и как Хван, слишком популярная и востребованная ровным счетом у всех, умудрилась обо всем узнать, но все, к чему приводят ее попытки, – это жуткое белое полотно неведения и расцветающий на нем дикий, неконтролируемый, быстро и фатально завладевающий каждой ее клеточкой страх. Страх за то, чтó теперь будет дальше. – Как... ты поняла? – стыдливо спрашивает она, так и не поднимая головы и с тревогой ковыряя носком ботинка плитку на полу. Необъяснимая близость и участие Йеджи усиливают дрожь во всем теле, и девушка не в состоянии справиться с нахлынувшей на нее побочной слабостью, потоотделением и головокружением, из-за которых она страшится вот-вот потерять сознание. Ведь она, стратег, тактик и материалист до мозга костей, до последнего свято верила, что этот миг никогда не наступит. Просто не сможет, ведь Йеджи никогда, никогда не... – По почерку. У тебя некоторые слова «пляшут», и сегодня, когда ты выходила к доске, я заметила схожесть с текстом в открытке. А еще у тебя черточки немного наклонены вбок и неодинаковое расстояние между словами. Твой почерк чуть-чуть хаотичный, небрежный, как и у большинства творческих людей, хотя в открытке ты тщательно пыталась это скрыть. Так просто?.. И все?! – Вот... блин, – Шин смущенно почесывает затылок, не сразу замечая, что пальцы ее левой руки по-прежнему переплетены с пальцами Йеджи. Говорила же себе текст на компьютере печатать! Пусть в нем бы не было никаких эмоций и жизни, зато так она не выдала бы себя... Наивная дурочка! – Я бы все равно все узнала, Рюджин, – прерывает ее мысли Хван, и брюнетка пуще прежнего тушуется и заливается краской, поскольку староста продолжает пристально разглядывать ее так, словно видит перед собой впервые. Впервые видит ее такой. – Все равно бы узнала. И я рада, что это наконец случилось. Это так... волнительно, необычно. Почему ты ничего мне не говорила и столько времени держала свои чувства в себе? Шин ожидаемо молчит, не зная, что на это сказать, да и нужно ли, и Йеджи разделяет ее смятение, понимая, что ни за что на свете не станет на нее давить и торопить с ответом. К тому же все, что нужно, она знала уже и так: по старательно избегающему ее взгляду, нервно покусываемым губам и горящим кончикам изящных маленьких ушек. Ее смущение и растерянность кажутся Йеджи бесконечно милыми, и она знает, что Рюджин понадобится немало времени, чтобы привыкнуть к ее касаниям и общему присутствию рядом. Рядом уже не только в качестве одноклассницы и знакомой. – Потому что не знала, как ты к этому отнесешься, – звучит еле слышный, похожий на шелест летнего бриза ответ. – Я – девушка, почти ни с кем в школе не лажу, всегда одна и вообще... Тебя же все вокруг любят и уважают, а я лишь... Она не успевает закончить нелестную фразу насчет себя, потому что Йеджи мягко прикрывает пальцами ее рот, чем вызывает у младшей новый приступ лихорадочной дрожи и бешеного аритмичного сердцебиения. Вокруг них собираются одноклассники и другие ученики, изумленные общением знаменитой рыжеволосой старосты и чудной нелюдимой Шин и не понимающие, что между ними двумя творится и по какому поводу они вообще тут застряли. Находящаяся в шоке Черён что-то яростно шепчет на ухо Лие, Минджун со своей компанией псевдокрутых парней застывают немыми бледными статуями и больше не смеются, кто-то из ребят упрекающе качает головой и покашливает. Все пребывают в полнейшем недоумении, но Йеджи абсолютно на них плевать. Все, о чем она может и хочет думать, – это находящаяся с ней рядом девушка, рука которой символично зажата в ее руке; девушка, в которой она видит огромный, неизведанный, яркий, полный чудес и волшебства мир; девушка, которой она мысленно обещает себе с этой самой минуты уделять так много своего времени, внимания и самой себя, как только это возможно. Вопреки всем и всему. – Не бойся, Рюджин, все хорошо. Я обещаю, что теперь все будет по-другому. Ты позволишь мне тебя отблагодарить? – шепчет ненавязчиво, тихо, радушно и ласково убирает со скулы младшей выбившуюся прядь волос. И, прежде чем Шин-старшая успевает сориентироваться и что-то ответить, Йеджи наклоняется и оставляет нежный трепетный поцелуй на ее мягкой бархатистой щеке. Теплое щекочущее дыхание опаляет чужую кожу, мгновенно посылая толпы взбешенных мурашек по всему вытянутому перенапряженному корпусу, и Рюджин пропадает, забывается, тает, ощущая такое красивое, благородное и желанное лицо почти вплотную к себе... ощущает впервые так близко и так многообещающе. Хван отстраняется всего лишь на пару миллиметров, и Рюджин шумно сглатывает, когда уникальный раскосый взгляд рыжеволосой старосты медленно перемещается к ее пухлым, манящим, покрытым бесцветным блеском губам и задерживается на них чуть дольше положенного. В головах обеих проносится единодушная, кажущаяся сейчас слишком смелой и дерзкой мысль, и Йеджи, очнувшись от секундного наваждения посреди замершего во времени и пространстве школьного коридора, нехотя выпрямляется. – Уже поздно, ты не против, если я тебя провожу? Рюджин отстраненно кивает, в смятении оглядывая глазеющих на них сверстников и невольно пытаясь спрятаться от всех них за спину Йеджи. Не привыкшей ни к чьему вниманию и любопытным взглядам, ей отчаянно хочется поскорее исчезнуть из поля чужого зрения, и Йеджи понимающе тянет девушку за собой на выход, но вынужденно останавливается, когда слышит громкий и раздраженный возглас вышедшего из немого ступора Минджуна: – Эй, детка, я что-то не понял. А как же я? А как же наш баскетбольный матч? Ты обещала подумать! Хван разворачивается и без тени сожаления и сомнений, разбивая в пух и прах последние надежды Хана на совместное времяпрепровождение с непременными обещаниями чего-то большего, ультимативно сообщает: – Да, Минджун, я подумала. И решила, что обязательно пойду на матч «Сеул Найтс» с «Тегу». И на концерт «TWICE» тоже. И еще много-много куда. Но только не с тобой, извини. И под ошеломленный взгляд оставшегося ни с чем парня и самой Рюджин, пока не понимающей, к чему она клонит, Йеджи сильнее сжимает хрупкие женственные пальцы девушки в своей руке и, подхватывая ее рюкзак и больше не обращая внимания на тупо глазеющую на них толпу, демонстративно направляется вместе с ней к выходу из школы. Счастливая белозубая улыбка рыжеволосой старосты с каждым шагом становится шире, ведь теперь она точно знает, кому настала ее очередь дарить самые лучшие и приятные в мире подарки.