My shining star

      Оглушающий смех и громкая музыка.       Такой ослепляющий сейчас свет играл на стенах комнаты, рисуя причудливые узоры.       Гнусный вкус крови во рту. Тяжёлая, неприятная рука лежала на голове Тилла. Настолько большая, что она могла бы раздавить череп меньше, чем за секунду.       Она прошлась по его волосам. Совсем как с игрушкой — не вкладывая в свое действие и крупицы нежности. Нежность явно была чужда этим захватчикам.       Тилл из последних сил старался не отрубиться, несмотря на жгучую боль, что с пульсацией отзывалась на потёмках сознания.       Все тело — в агонии и боли, от того, что он только что пережил. Только жгучая ненависть и отвращение поглощали его целиком, пожинающая плоды где-то в голове, помогла ему держать глаза открытыми.       Существа, что также могли функционировать и разговаривать, сейчас казались нереальными, сливаясь в одну мерзкую кучу.       Тилл не мог обозначить слово, которые бы описало этих существ в точности. Они, взяв под контроль Землю, свергнули всемогущество людей и свели к нулю веру и прочие моральные ценности.       Пришельцы не оставляли людям ничего, кроме статуса домашнего скота. Но Тилл не мог смириться с такой судьбой; возможно, с его стороны было глупо проявлять сопротивление, но он не мог заставить презрение по отношению к ним заткнуться.       Когда зрение совсем смазалось, откуда-то хлынул белый, невинный свет.       Точно галлюцинация.       Его взгляд остановился на девочке с розовыми волосами, протянувшей к нему руку. Её губы шептали что-то, что было не возможно распознать из-за звенящего звука в ушах. Прежде чем силы полностью покинули его, он предпринял попытку протянуть руку на встречу, но она упала на пол, а его тело рухнуло следом. Совсем тихо — это падение не стоило и взора рядом стоящих иноземных господ — мерзких пришельцев.   __________________________________________________________         Свет заструился через щель, стоило приоткрыть дверь. Иван делал это настолько тихо, насколько позволяли эти двери. Технологичные, но такие чуждые. Его глаза сразу же остановились на Тилле. Он был без сознания. Его ворот, явно расстрепанный, прижимался к мокрой щеке.       Беззвучно делая шаги к своей звезде, он присел рядом, и его сердце, точно готовое выпрыгнуть из груди, в яростном темпе билось, стуча в ушах, как только стоило ему разглядеть Тилла. На ангельском лице не было и живого места — длинный, болезненный рубец на щеке, уже посиневший синяк на челюсти. Его волосы спутались, больше напоминая гнездо, чем прежде аккуратные пряди. С одеждой ситуация даже хуже.       Чем дольше Иван смотрел на них, тем больше его лицо каменело.       Его рука протянулась к ошейнику, открывая и скидывая его на пол, прежде чем мягко провести по израненной щеке Тилла.       Даже во сне он страдал; его дыхание было неровным, почти вслихпывающим, а брови нахмуренны, словно он стал зрителем ужасного кошмара. Иван наблюдал молча. Ладонь все еще прижималась к щеке Тилла, а большой палец слегка поглаживал рельефную поверхность кожи. Слова не могли передать, как сильно Иван хотел примкнуть к чужим губам, как сильно хотел обнять его и держать близко, прижимать к груди, к сердцу. Как сильно Иван хотел, чтобы Тилл опперся на него, как сильно Иван хотел сказать, что с ним все будет в порядке, что он не так одинок, каким может казаться. Но Тилл не принадлежал Ивану.       Тилл не нуждался ни в одном из этих жестах или словах, если исполнителем был Иван. Не Мизи. Так что он молчал. Молчал, когда его рука мягко повернула лицо Тилла к своему. Молчал, когда прижал нос к его щеке, мягко выдыхая в нее. Молчал, когда подтянул тело Тилла ближе, слегка приобнимая.       Иван хотел увидеть Тилла в последний раз перед их совместным раундом. Прежде чем они споют песню вместе, прежде чем один из них умрет.       Но видеть Тилла в таком состоянии было невыносимо, и у Ивана не было такой стальной воли, чтобы просто оставить его здесь. На полу комнаты этих существ.       Слегка потерев щеку Тилла, Иван медленно обхватил его спину рукой, вторую уложив под коленками Тилла, чтобы поднять его, осторожно удерживая на весу.       Прежде чем покинуть комнату, он пнул лежащий рядом ошейник. Пришельцы вновь и вновь пытались зацепить его вокруг шеи Тилла, но Иван не собирался позволять этому случиться.   __________________________________________________________         Когда Тилл пришел в сознание, он оказался на кровати в белоснежной комнате.       Все было слишком ярко — свет резал по глазам, а тишина — по ушам. Внезапное чувство паники било по грудной клетке.       Полностью белая комната.       Медицинские предметы были разбросанны по всей округе.       Это что-то напоминало.       Точно.       Взгляд зацепился за стул. Стул, к которому он был привязан, когда эти существа развлекались опытами, ковыряя его плоть, словно шкуру какой-то зверушки.       Тилл попытался встать, но его ноги были уж слишком слабы, чтобы удержаться. Помимо прочего, его тело все еще болело, и, как и ожидаемо, он вновь покосился на пол.       Тело отозвалось вспышкой боли.       За пределом комнаты послышались шаги, и Тилл пожалел о всех принятых решениях, желая вернутся к бессознательному лежанию на кровати. Страх парализовал его с головы до пят, а паника давила на ребра, и Тилл всхлипнул, изо всех сил старался вдохнуть такого необходимого сейчас воздуха.       Дверь медленно открылась, и он сразу же закрыл глаза и приклонил лоб к ледяному полу, молясь, что вошедшее существо не будет в плохом настроении.         — Тилл?       Глубокий, обеспокоенный голос послышался из дверного прохода, и Тилл был почти уверен, что сознание вытворяет с ним какую-то злую шутку.       Эта мысль исчезла, стоило ему услышать ещё пару спешных шагов и почувствовать сильные руки, поднявшие его. Лицо спряталось в чужой груди, прежде чем эти же руки уложили Тилла обратно в кровать.       Он столкнулся лицом к лицу с Иваном, стоило ему поднять голову. Последний одарил его безмолвным взглядом, прикладывая руку ко лбу на несколько секунд, прежде чем отступить.         Иван начал:       — И зачем ты...       — Почему я здесь? — Тилл прервал чужой вопрос, задав собственный. Во взгляде смешалось невообразимое комбо гнева и страха. Иван всегда был другим — он был почти единственным, кто имел привилегию 'хорошего отношения' со стороны существ.       Помимо этого, он был одним из немногих детей, которые всегда вели себя спокойно и роботоподобно. И, несмотря на подобное спокойствие Ивана, Тилл всегда был в ужасе от того, какими по-пустому бездонными были чужие глаза. Такие... глубокие. Безжизненные.       Иван протянул руку, и тело Тилла отдало дрожью, ощущая тепло чужой ладони на своей щеке. Прикосновение получилось таким нежным.         — Их здесь нет. Я нашел тебя одного в комнате, потому отнес сюда, — большой палец Ивана поглаживал один из синяков Тилла, но вскоре оставил щеку и был заменен чем-то ощущаемо холодным: — Тише. Не двигайся, — бормотал Иван, тщательно нанося мазь на насильственные следы, рассыпанные по чужим щекам.         Именно в этот момент Тилл заметил аптечку на кровати, которой раньше тут точно не было.       Тилл также заметил обеспокоенное выражение на лице Ивана, пока тот старался изо всех сил, чтобы не причинить ему боль, и его пальцы точно несли в себе вселенный аккурат, мягко ведя по синеватым отметинам на коже. Как будто он боялся прикоснуться к Тиллу, сломать его.       Щеки последнего вспыхнули, и он схватил Ивана за запястье, останавливая лечебный процесс.       Иван сразу же посмотрел на него, точно растерянный:         — Я сделал тебе больно?         Было ли больно?       От этого вопроса Тилла забило крупной дрожью, и осознание того, что это был первый раз, когда о нем интересовались с такой заботой и трепетом, ударило ему в голову.       Тилл внезапно почувствовал себя уязвимым — слишком уязвимым.       Ивану ничего не стоило убить Тилла прямо здесь. Он мог бы положить руки на шею, если бы захотел; он мог прижать его к кровати и душить, душить, пока Тилл не испустит своего последнего вздоха. Он мог убить его и выйти из этого раунда победителем, даже не выходя на сцену перед этими мерзкими существами.       Не рисковать своей жизнью, в конце концов.       Но... сейчас он только и делал, что заботился о Тилле. Заботился о его ранах, облегчая не только физическую боль, но и душевную.       Это заставило его сердце быстро пульсировать, громко отдаваясь в уши.       Руки затряслись.         — Почему ты ведешь себя подобным образом? — он не мог не спросить. Иван на мгновение глянул на него, как будто серьезно думая над ответом. Его взгляд прошел по комнате, прежде чем вернутся к Тиллу, а его голова слабо наклонилась в бок. Маленький клык показался на губе.       — Когда я не вел себя подобным образом рядом с тобой?       Ох.         Тилл почувствовал удар этих слов.       Иван же снова вернулся к ранам, не обращая внимания на то, что его запястье все еще держали.       Тилл потерялся в своих мыслях, вспоминая глубокое-глубокое детство.       Все его воспоминания были забиты Мизи.       Той мягкой и красивой девочкой, в которую он когда-то был влюблен.       Мизи была любовью — светом, звездой, которую он искал на небе каждую ночь, пока его страдания были такими тяжкими. В той комнате, только она была светом.       И несмотря на то, что он никогда не признался бы ей, несмотря на то, что Мизи не будет с ним и не будет его, Тилл никогда не переставал любить и искать ее в каждой комнате, в которую он входил, на каждой сцене, на которой он выступал.         Но стоило подумать глубже, и Тилл понял; Иван, вообще-то, тоже всегда был рядом.         Иван всегда был с ним.       Когда Иван был ребенком, играя с другими ребятами, когда он делал венки из местных цветов, когда он молча ел рядом с Тиллом в общей столовой.       Иван всегда был рядом, вступая в драки с Тиллом, но делая даже это достаточно осторожно, вовсе не причиняя боль. Иван всегда был рядом с ним, наблюдая, как Тилл делает венки и сам, прислоняясь к чужому плечу, наблюдая, как Тилл ест со слабой улыбкой на лице, а его щека прижата к своей же ладони.       Иван был единственным, кто снял с Тилла тот ошейник, единственным, кто даже предложил побег, пока Тилл продолжал сидеть в той комнате. Взаперти.       Вина внезапно наполнила Тилла, стоило ему понять, что Иван тоже был рядом, но Тилл просто не мог принять этого должным образом.       Тилл впервые задался вопросом, как Иван, должно быть, чувствовал себя, когда Тилл вернулся за Мизи, даже не оглядываясь назад в тот единственный раз, когда они пытались сбежать. Он задавался вопросом, почему он был так влюблен в Мизи, когда Иван был единственным, кто действительно был рядом с ним все эти годы, все еще заботясь о нем, даже если они не смогли сбежать из-за того, насколько эгоистичным был Тилл в тот день. Почему он был так влюблен в Мизи, когда именно Иван заставил его сердце трепетать в тот самый момент?       Внезапно любопытство захватило Тилла, стоило Ивану медленно наклонить голову в сторону, чтобы позаботиться об одном из синяков, которые у него были на челюсти.       Тилл не мог не льнуть к прикосновению, задаваясь вопросом, всегда ли чужая рука была так тепла и аккуратна. Последний молчал, и Тилл заметил, как он почти перестал дышать.          — Извини, — попробовал Тилл, но ладонь Ивана оборвала эту попытку. Он хотел сказать гораздо больше; он хотел извиниться за то, что оставил его в ту ночь, за то, что побежал обратно в это ужасное место, даже не оглянувшись назад, но он молчал, надеясь, что Иван поймет.       И в некотором роде Иван, казалось, понимал, но притворялся, что не понимает.       Иван заметно помрачнел, а его ладонь покинула щеку Тилла, прежде чем он встал с постели, забирая с собой аптечку.       — ...Не забывай про отдых, — это все, что он оставил, прежде чем попытаться уйти.         Но Тилл задержал Ивана за запястье, заставляя последнего посмотреть на него.       Это, безусловно, была их последняя встреча, прежде чем они расстанутся и снова встретятся, но уже как враги. До того, как начнется раунд, и один из них умрет. Он не мог заставить себя отпустить Ивана, не задав ему вопрос. Тот вопрос, который он задавал себе так много раз, когда впервые увидел Ивана после той ночи. Иван вернулся в этот ад, несмотря на то, что он должен был убежать и освободиться.       Губы Тилла дрожали, когда он пытался найти слова, его глаза смотрели на чужие, ужасно мягкие, настолько мягкие, что его сердце чуть не треснуло от их напора.         — Почему ты вернулся? В ту ночь, помнишь, — глаза Ивана на мгновение расширились. Но затем он нежно улыбнулся. И эта улыбка была всем — она наконец сняла ту черную вуаль, что годами застилала истину. Его глаза открылись. Как будто он наконец-то впервые наблюдал за настоящим Иваном.       — Как я мог оставить тебя здесь совсем одного?         Что-то в Тилле сломалось от ответа Ивана.       Иван сопровождал его, защищал, не получая ничего взамен за все свои годы.       И Тилл захотел наверстать упущенное. Он хотел защитить Ивана так, как Иван делал это до сих пор, и, как Иван делал всегда, он хотел позаботиться о его ранах и залечить душу, как это делал Иван прямо сейчас. Мысленно поклявшись, что больше он не бросит Ивана, он подтянул его ближе, заставив повалиться на кровать, чтобы сжать его в объятиях и спрятся от всего мира.       Или наоборот — спрятать самого Ивана.       Теперь он готов выполнить любую из этих вещей.         — Мне жаль, что я такой дурак, — это все, что он успел произнести, прежде чем чужие руки притянули его ещё ближе, а тело прижалось к Ивану вплотную. Он услышал, как последний слегка смеялся прямо над его ухом.       — Действительно дурак. Что же мне с тобой делать? Должен ли... отдать свою жизнь, и победу на этой сцене тебе? — влюбленно бормотал Иван, приподнимаясь, чтобы посмотреть на свою звезду, пока его рука заправила волосы Тилла за ухо, и одно это действие заставило Тилла вздрогнуть.       — Хва-а-атит, ты не смешной, — ответил Тилл, хмуря брови. На мгновение он представил эту сцену — и что-то под ребрами отдало пульсирующей болью.       — ...Это не шутка. Я бы с радостью умер за тебя, — Иван шептал почти на грани слышимости, прижимая руки к лицу Тилла. Последний не ответил, очень хорошо зная, что Иван действительно говорит правду.       Тилл почувствовал, как уже долгое время мертвые бабочки вспархнули где-то в его животе, приятно щекоча. Руки Тилла приглаживали чужие темные, как смоль волосы. Большой палец промазал по губе, затем — по кончику носа. Выражение лица Ивана выглядело игривым.       — Нам нужно сбежать. Вместе.       Иван отозвался с нечитаемым лицом:       — Только если ты пообещаешь больше не покидать меня.       На губах Тилла появилась горькая улыбка, и он слабо кивнул, обхватывая Ивана ощутимо крепче.       — Обещаю.         Иван отразил улыбку. Его большие пальцы мягко мазали по щекам Тилла, и он аккуратно прислонил свой лоб к чужому, прежде чем оттянуться назад, чтобы взглянуть.       Его глаза восхищенно взирали на Тилла, а взгляд блуждал по его губам.         — Могу ли я? — попросил Иван, и Тилл снова тихо кивнул, прежде чем почувствовать чужие мягкие губы на своих.         Их первый поцелуй вышел медленным и неуклюжим. Тилл не знал, что делать или куда деть руки, поэтому Иван взял их обе в свои, направляя одну из них к своим волосам, а другую всё ещё держа в своей руке, переплетая их пальцы. Иван целовал Тилла нежно, мягко сминая его губы, пока клык слабо нажал на нижнюю губу, едва заметно прикусив. Чужой ответный стон ощущался благословением.       Поцелуй вышел коротким; Иван отодвинулся назад, чтобы позволить Тиллу дышать, а последний, казалось, не был доволен этим, сразу же втягивая Ивана в другой, более глубокий.       Это был поцелуй, полный желания и тоски, а мокрые звуки и мягкие вздохи вскоре заполнили комнату, когда Тилл почувствовал, как его голова кружится. Его пальцы мягко тянут за волосы Ивана, если ему нужно было втянуть воздуха.       Тилл пытался восстановить самообладание, но Иван явно не собирался способствовать этому, припав губами к шее и оставляя мокрые поцелуи на тонкой коже, на кадыке, на челюсти, прежде чем снова вернуться к губам. Все, что было недосказанно, было безмолвно передано мягкими поцелуями и нежными прикосновениями в ту ночь. Их глаза сияли, а пальцы переплетались. Позже, той ночью, когда сигналы тревоги были слышны издалека, Тилл обнаружил, что бежит так быстро, как не мог никогда раньше.       Его глаза были освещены метеоритным ливнем над ними, встречая настоящую свободу, и слабый смешок вырвался из уст Ивана при этом зрелище. На этот раз, когда они бежали от пришельцев, Тилл и не думал оборачиваться. Он крепко держал руку Ивана, подставляя ее к губам, чтобы оставить на тыльной стороне смазный поцелуй. Иван внезапно перестал бежать, а мириады звёзд так удачно отражались в его глазах, когда он обернулся на Тилла, потянув того, чтобы вовлечь в аккуратные объятья.       — Наконец-то ты посмотрел.