Подчиняющий взгляд

Смешанные, в полном раздрае чувства при одном взгляде в безразличные, но всё чаще такие живые, почти безумные глаза. Таких чувств быть не должно. Они чужды в их положении. Желание узнать, какого это, быть причиной новых чувств у него, раздражает столь же сильно, как и отвлекает от игры. С этим нужно что-то делать. Утолить внезапные желания, тягу, жар во всём теле, словно после игры. Бороться с собой, своими чувствами и страхами тяжело, и как бы Исаги не старался, в этот раз успехов добиться получается с трудом. Он хочет винить себя за реакцию, когда Наги, желая что-то узнать, оказывается излишне близко к его лицу, но не может. С этим невозможно бороться, когда чувство незаметно так сильно въелось в его тело, душу. Он отвечает невпопад, но затем исправляет положение, и Наги, если и заметил, не придал значения. Разочарование и облегчение равнозначны в груди, лишь беспокойство правит балом. Некоторое время спустя Исаги понимает, что за ним внимательно следят. Дышать становиться труднее, ощущение, будто он действительно может задохнуться вот так, чертово желание, сжигающее легкие и грудную клетку. В этом мало приятного, но он не может не почувствовать облегчение и радость, когда его ловят в безлюдном месте, и впиваются в глаза прожигающим взглядом, заинтересованным, горячим, интригующим. Слова оказываются не нужны, потому что напряжение стало очевидным, и Исаги с трудом понимает, что оно было взаимным. Оно читается в глазах напротив, а затем и в губах, впивающихся в его собственные, вначале слабо, словно проверяя, но с каждым мгновением усиливая напор, до тех пор, пока колени не становятся ватными, а рот покорно не открывается навстречу жаркому пленительному поцелую. Нет ни одной мысли в голове, пусть и хочется начать целый полуторачасовой монолог на тему, как до этого дошло. Отстранить и спросить, что это значит, почему, как. Но когда он отстраняет Наги за плечи, с губ слетает лишь тяжелый выдох-полустон, и глаза напротив его читают, а потому губы вновь оказываются в плену, а тело крепко прижимается к теплу чужого, и больше не хочется размышлять, он вцепляется в сильные плечи, отвечая с неожиданным напором, страстью, коих не ожидал сам от себя. Но всё идёт так правильно, будто так и нужно было с самого начала. В груди грохот, в ушах набат, а в штанах болезненная теснота, он неосознанно прижимается к чужому бедру пахом, и сам ловит нетерпеливый стон, и от этого глаза закатываются, слишком жарко, хорошо, а ведь он даже и не мечтал о таком. Слишком всё странно, но это приходит позже, ведь трудно думать о чем-то, когда тело бьется в агонии, желая скорейшей разрядки. Чужая рука под футболкой оказывается пугающе нужной, и он тихо стонет в поцелуй, чувствуя, как пальцы царапают пресс, а вскоре пробираются под пояс, сжимая горячий ствол в руке, и новый стон, вызывающий, хриплый, остается на губах, а собственное тело кажется слабым перед этим удовольствием. Он тянется в ответ, проникая руками под одежду, оглаживая крепкое тело, желая почувствовать куда больше, он хочет всё, что Наги может ему предложить. Он неосознанно дрожит от желания. Чувства слишком обостренные, он чувствует себя воспламененным. Руки на горячей коже, сжимают, ласкают, и это так пленительно прекрасно, что стоны рвутся без препятствий. Им нужно время, чтобы поймать общий ритм, дразняще лаская друг друга так, словно с самого начала весь смысл был в этом. Они в один ритм двигают руками, и Наги так неожиданно мило стонет, прикрывая глаза, кусая губы, что внутри начинает что-то скулить. Прекрасная картина. —Больше, — выдыхает тяжело Наги, и горячая плоть в руке Исаги пульсирует, и он усиливает хватку, делает несколько грубых движений, тут же ощущая влагу на руке, и Наги хрипло стонет, уткнувшись ему в плечо, дрожит всем телом и выглядит почти беззащитным. Он оглушен, впервые в жизни вот так оглушен оргазмом, но быстро приходит в себя, и Исаги поздно спохватывается, потому что парень уже на коленях, соскользнув с него змеёй, а штаны стянуты до бедер, обнажая его так интимно. Он кусает губу до крови, и Наги смотрит на него, и от этого взгляда хочется почему-то спрятаться. Слишком затягивающие глаза, в них можно утонуть. Все мысли становятся бессмысленными, когда член обхватывают теплые губы, и он прижимается к стене, впиваясь в нее пальцами, боясь упасть и всё испортить. Ноги не слушаются, тело тоже, он может лишь ловить себя на мысли, что никогда ему не было так жарко, так хорошо. Наги выглядит самоуверенно, будто бросает вызов. Он насаживается сильнее, член проезжается по острому на выражения языку, и Исаги откидывает голову, не имея сил сопротивляться желанию. Он протягивает руку и путает пальцы в светлых волосах, желая усилить контакт, и всё отходит на задний план перед желанием кончить в этот рот. Наги стонет, не ожидая такого вмешательства в его действия, и этот стон посылает волну удовольствия, и Исаги жмурится, распахивая губы в хриплом стоне, наглея сильнее, заставляя ускорить темп. Он дрожит всем телом, когда Наги не отстраняется, плотнее обхватывая его губами, и почти срывается на вскрик, изливаясь в пленительный рот. Наги бьет его по бедру, а затем отстраняется, когда хватка на волосах пропадает. Он вытирает рот рукой, легко поднимаясь на ноги, и упирается рукой в стену над плечом, смотря в глаза напротив с такими невыносимо смешанными эмоциями, что Исаги не знает, как поступить лучше. Говорить всё так же не хотелось, хотелось чувствовать, и он позволяет себе, обхватывая шею Наги, прижимая к себе, находя его губы вновь. Всё это странно, но он никогда не чувствовал себя лучше, разве что когда побеждал. Наги кусает его за губу, но потом чувственно зализывает, и в этот раз он не закрывает глаз, смотря прямо на Исаги, от чего тому хочется сделать что-то ещё, что не сформировалось в этот момент в его голове. —Будь тише в следующий раз, — охрипшим голосом шепчет Наги, и у Исаги перед глазами темнеет. —Следующий? Наги смотрит в глаза, и этого оказывается достаточно, а затем уголки его губ слегка дергаются в улыбке. Исаги знает, что не сможет унять себя и своё тело, знает, что это будет разрывать его на части, и он хочет этого. Не важно, как это получилось, он может узнать это позже. Важнее всего в эту минуту другое. Наги кивает и уходит, и Исаги идёт за ним, словно загипнотизированный.