Фейерверк

Тревожность искрится, когда она счастлива. Есть у неё такая особенность — маленькая и глупая, но отчего-то очень красивая. И Хандра это обожает. Она любит Тревожность так искренне, как не любила ничто и никого, и касаться пробегающих по волосам огоньков, приятной щекоткой отдающихся в кончиках пальцев — бесценно. Да и просто смотреть на это хорошо. Завораживающе красиво — Тревожность в такие моменты похожа на фейерверк. Сверкающий такой, переливающийся — только фейерверки затухают через миг после своего расцвета, а искорки на рыжих волосах могут блестеть долго-долго. Тревожность и сама не знает, почему её причёска так делает. Наверное, это что-то вроде свечения Радости или огненной головы Гнева — просто есть. Но в то время как их особенности связаны с их сутью, оранжевая эмоция почему-то начинает искриться, когда проявляет что-то совершенно для себя несвойственное. И это тоже чудесно. Но кто ж знает, что может произойти, если оранжевая эмоция вдруг почувствует что-то столь яркое и глубокое, что её маленькая причуда выйдет из-под контроля? Навредит ли это — или, наоборот, поможет? Они сидели на кровати в комнате Хандры, когда это произошло. В этой милой тёмно-синей комнатушке, заставленной различным хламом, который никак не находилось времени убрать, всегда было удивительно тепло и зачастую царил мягкий полумрак — помимо одной лампочки на потолке имелся лишь тусклый ночник, а окно вечно было занавешено. И, сидя здесь, обе эмоции были счастливы, бесспорно — наконец никто не мешал им любить друг друга так, как они этого хотели. Но все желания осуществить было боязно, особенно, конечно, для вечно нервной Тревожности, сидящей сейчас на краю кровати в своей белой ночной рубашке. Тем не менее, разговор она всё-таки начала. — Слушай, эм, а ты… Не хотела бы когда-нибудь поцеловаться? Типа, по-настоящему, как в фильмах? Я, э-э, пойму, если тебе неинтересно, просто я так люблю тебя, что очень хотела бы попробовать, но если ты не хочешь, всё в порядке, это не страшно, я просто… Она замолчала, когда Хандра приложила ей палец к губам, улыбаясь так ласково и нежно, как умела только она. Это заставило Тревожность чуть покраснеть — всё-таки это было прикосновение, причём такое тёплое, что, наверное, даже камень бы растаял. — Ну, тише… Если хочешь, мы можем сделать это прямо сейчас, не возражаю. Только вот я совсем не умею целоваться… — Ой, да н-не беда! — Рыжая просияла. — Я тоже не умею! — В таком случае… Попробовать можно. Тревожность задержала дыхание перед тем, как их губы соприкоснулись. А после она почувствовала характерное статическое электричество по волосам и жар такой силы, что, казалось, она могла бы свариться изнутри — но этого не происходило, становилось только лучше и лучше с каждой секундой. Миг — и её волосы засияли, как бенгальские огни, а лампочка и ночник почему-то включились одновременно. Хандра зажмурилась, но не отстранилась, наоборот — приникла ближе, обхватив хрупкое тело Тревожности обеими руками. Это, казалось, могло продлиться вечно. Они наслаждались друг другом так искренне и трепетно, как могли только эмоции. Ярко-оранжевый свет вместе со всем, что было в комнате, казалось, выливался из окон наружу, и, конечно, это не прошло бесследно. Скрип отворившейся двери был таким тихим, что девушки даже не заметили сперва, как в комнату буквально засыпались остальные. Тем не менее, через пару секунд это стало слишком явным фактором, чтобы продолжать игнорировать. Взвизгнув тихонько и резко отстранившись, Тревожность чуть не свалилась на пол, но Хандра быстро подхватила её. Конечно, лампочки тут же погасли, но вошедший последним Стыд таки догадался щёлкнуть выключателем. — …Бог ты мой, что здесь произошло? — Радость сонно потёрла глаза, а после уставилась на неловко сидящих девчонок. — У нас у всех свет включился! — Ну, я, э-э-э… — Тревожность попыталась объясниться, но через секунду её голос словно бы поломался, и она расплакалась. — Мы п-просто… А-а, простите, мы не хотели вам мешать, это случайно так вышло, никто не должен был об этом узнать! — Наверное, искры с волос Тревожности как-то повлияли на электрические кабели внутри стен — вдруг с удивительным спокойствием вмешалась Печаль. — Но это очень… Сильный эффект. — И-и что теперь делать? — Тревожность посмотрела на коллег исподлобья, вцепившись в собственные волосы. — Я ведь даже не знала! — В следующий раз, когда захотите поцеловаться, надень шапку. — Печаль пожала плечами, поправляя очки. — Может, удержит. — Только не вязаную. — Вдруг добавила Брезгливость. — А то потом волосы будут торчать во все стороны. Хотя, они и так… — Ладно, ребята, думаю, нам всем пора спать. — Радость чуть неловко улыбнулась. — Девочек лучше оставим в покое, главное, что с ними всё в порядке. Как только дверь закрылась за расползшимися по своим комнатам товарищами, Тревожность посмотрела на Хандру. Та взглянула в ответ и вдруг совершенно неожиданно улыбнулась. — Ты… Не злишься? — Да нет, с чего бы мне. Всё ведь хорошо. — Тёмно-синяя эмоция потрепала любимую по голове. — Давай спать, и правда, поздновато уже. — И правда… — Тревожность вытерла слёзы и улыбнулась в ответ. — Будем… Здесь? — Да, если хочешь. Они легли на кровать, смотря друг другу в глаза. Пожалуй, это был единственный случай, когда оранжевая эмоция могла выдержать долгий зрительный контакт — ей просто нравился взгляд любимой, такой вечно усталый и ласковый. Тревожность не ожидала ещё одного поцелуя, на этот раз в то место, где у людей располагается нос, но это заставило её сонно улыбнуться и прикрыть глаза, прижимаясь щекой к груди Хандры. — Bonne nuit, mon cher. И ничего не бойся.