Ты можешь убить меня, не обнимая

Когда восходит солнце, заливая теплым светом скромный советский дом,Аннелис усердно готовит завтрак. Она напевает тихую мелодию, разбивая яйца и ловкими руками аккуратно отделяя желток от белка.Отложив яйца, ГДР берется за свою любимую чугунную сковороду, добавляет немного сливочного масла и ждет, пока оно растает, прежде чем положить на него идеально подрумяненные ломтики хлеба.Маша спускается на кухню и застает Аннелис у плиты. На губах русской заиграла ухмылка.Она босиком ступает по кухонному кафелю, ночная рубашка все еще прилипает к ней, подчеркивая ее стройную фигуру. — Доброе утро. Федерация прекрасно знает, что немка безответно влюблена в нее, но остается холодной. Сердце восточной замирает при виде Романовой, ее янтарные глаза устремлены на Россию, улыбка на губах становится шире. — Доброе утро!Надеюсь, ты хорошо спала. Я приготовила твой любимый завтрак. Марья с подозрением смотрит на завтрак сводной сестры, гадая, зачем та продолжает это. Ее голос, холодный и отстраненный, прорезает утреннюю тишину. — Да? Русская садится за стол, не отрывая взгляда от ГДР. Маша берет вилку и осторожно ковыряет яичницу-бутерброд.Выражение ее лица остается нейтральным.Россия берет маленькую ложечку, тщательно пробует на вкус, ощущая вкус яиц. —Неплохо. Лицо Аннелис засияло от одобрения Федерации, она счастлива порадовать ее хотя бы блюдом. — Я старалась!Ну что, есть планы на сегодня? — Иду в театр с Америкой. — холодно отвечает та. *** Россия любит делать вид, что дает шанс Аннелис. Сейчас,в кабинете СССР, в объятиях Марьи немка находит утешение. Аромат ее возлюбленной наполняет воздух, напоминая ей об их тайных моментах, проведенных вместе. ГДР тихо мурлычет, забираясь к Федерации на колени и нежно прижимаясь носом к ее шее.На лице Маши появляется смесь веселья и раздражения, когда она чувствует, как теплые, нежные руки обвиваются вокруг ее шеи. Она смотрит на восточную со смесью апатии и жалости.Безразличный взгляд русской только усиливает желание Аннелис привязаться к ней. Она трется о шею Маши и мурлычет в надежде пробиться сквозь ледяной барьер. — Ань, знаешь же, у меня действительно нет на это времени, - наконец пробормотала Марья, и в ее голосе прозвучало раздражение, но не злость. Она протянула руку, чтобы мягко отстранить лицо ГДР от своей шеи, прежде чем продолжить. — У меня есть дела, и тебе тоже стоит поработать. Германия прижимается к Федерации,когда та толкает ее. Ее янтарные глаза опускаются в разочаровании, понимая, что момент упущен. Она соскальзывает с коленей России и направляется к двери. — Да... работать. *** ГДР, с колотящимся от предвкушения и страха сердцем, осторожно выводит свою пьяную сводную сестру из тускло освещенного клуба на прохладный ночной воздух. Она поддерживает Россию, спотыкающуюся, направляя к неоновому сиянию ближайшего переулка.Смеясь, Марья опирается на немку, ее ноги дрожат, как листья на ветру. — Кажется, я немного перепила.. —невнятно произносит Федерация. Восточная Германия обнимает русскую за плечи, поддерживая ее и не давая упасть. Она осторожно ведет ее по переулку, подальше от любопытных взглядов других стран.Маша,спотыкаясь, встречается взглядом с ГДР, ее ледяные голубые глаза теряют сосредоточенность. Она тихо смеется. — Ты... ты... прям как преданная собачка. Аннелис краснеет. Она пытается скрыть это, отводя взгляд, но безуспешно. — Ну, я твоя сестра... Это мой долг - заботиться о тебе. — Интересно, куда приведет тебя эта преданность, сестренка. Всем остальным братьям и сестрам плевать на меня, а ты везде тащишься за мной. Интересно.. *** — Что ты таскаешься за мной, как дура?!По мере того, как ссора разгоралась, ГДР понимала, что больше не в силах сдерживать свои чувства. Ее глаза наполнились слезами, когда она смотрела прямо в глаза русской и призналась в том, в чем так долго отказывала себе. — Да потому что я люблю тебя, идиотка! Что непонятного?Больше всего на свете! Глаза России расширились от удивления при виде вспышки гнева сестры. Федерация никак не ожидала, что та признается в чем-то подобном. Ее лицо исказилось от неподдельного презрения. — Любовь?!Думаешь, мне сдалась твоя любовь?! — Нет... конечно, нет. Мне жаль. Это справедливо... *** Когда вечер уходит,Аннелис погружается в спокойный сон, ее тело отдается колыбельным песням всего мира. Мягкий ритм ее дыхания перекликается с мелодией звезд.Ночь темна и тиха, если не считать тихого похрапывания советской семьи. Россия выскальзывает из спальни, одетая только в шелковый халат, который шуршит по деревянному полу.Приоткрыв дверь комнаты восточной сестры, она подходит к кровати. ГДР слегка шевелится во сне, с ее губ срывается тихое бормотание, когда она беспокойно ворочается в постели. — Маша?Маша.. Ее глаза на мгновение приоткрываются, открывая завораживающие янтарные зрачки. Федерация тихо смеется, ее глаза блестят в тусклом свете луны, проникающем в окно. Она наклоняется и шепчет немке на ухо, дыхание щекочет чувствительную кожу. — Спи спокойно, сестренка. Когда Россия выпрямляется, в ее руке оказывается длинный тонкий нож. Лезвие угрожающе поблескивает в слабом свете. С быстрой точностью Марья приближается к открытому горлу сестры, прижимая холодную сталь к ее теплой коже.Глаза немецкой республики расширяются от ужаса, когда она чувствует, как холодная сталь прижимается к ее горлу. С ее губ срывается вздох, но она молчит, тело Аннелис напрягается от страха. В этот момент она понимает, что никакие слова не смогут изменить то, что происходит. Несмотря на страх, который разливается по ее венам, ГДР улыбается в ответ, испытывая странное чувство смирения, смешанного с принятием. Она закрывает глаза, ожидая, когда лезвие опустится в последний раз. Маша наклоняется ближе. — Я не хочу мучить тебя. Прежде чем это слово слетает с ее губ, Россия одним быстрым движением проводит ножом по горлу Аннелис. Германия чувствует теплое дыхание на своем ухе, а затем внезапный приступ боли, когда лезвие рассекает ей горло. Кровь хлещет фонтаном, удушая и ослепляя ее. Она пытается закричать, но не издает ни звука.Когда мир начал погружаться во тьму, ГДР почувствовала, как ее охватывает странное чувство умиротворения. Ее последние мысли о России, ее запретной любви. Когда жизнь покидает тело Аннелис, русская осторожно откладывает нож в сторону и нежно баюкает сестру на руках. Ее некогда холодная внешность тает. Романова раскачивается тело взад-вперед, прижавшись щекой к холодной щеке Кëлер.Маша прерывисто шепчет: — Прости меня... Я должна была это сделать... Ее руки дрожали,когда она нежно гладила восточную по волосам.Ледяной взгляд Маши Романовой снова становится суровым, когда она поднимается с пола, чувствуя, как вес тела сестры тяжелым камнем давит ей на грудь. Она делает глубокий вдох, готовясь к тому, что будет дальше. *** Она должна была сделать это. Аннелис не нужна и никогда не была нужна Марье.Россия не хотела продолжать мучать сводную сестру. Теперь, немка в лучшем мире.