***
летом в Иркутск ездить приятнее долгой дорогой сна, страницами книги, что попадается под руку перед самым отъездом. с перерывами знакомых природных картин, — Остап, останови, — и лошади ревут внезапным недовольством. кучеру не привыкать, но он все равно каждым разом удивляется ее дурной барской натуре. дурной — ай ладно, — по-доброму: отеческой заботой, что ну не успеют же. — Бог с тобой, неугомонная девчонка, — получасом убежать прямо в поле, упасть в траву, нежность каждой колосящейся вверх по щекам, забираясь под одежду. лен ткани, пышные юбки. все - прочь - смотреть в голубое небо. смотреть долго. ни о чем не думая, уносясь в такие дали, о которых в книжках не пишут. не в ее, по крайней мере. город встретит неприветливостью. и Бажене нужно будет начать разговор самой: — Мария Николаевна, вы сегодня до сумасшествия хороши, — до - потому что сойти с ума в этой скуке будней не так уж и сложно. сёла один на одно - схоже настолько, что если закрыть глаза и назвать первого прохожего именем из случайных мыслей - угадаешь наверняка. вдали от воды Бажене тяжелее, чем можно представить на первый взгляд. соглашаться на долгую дорогу произвольно-провинциальными салонами, что способна устроить жена каторжника, вспоминающая о своей столичной жизни не с сожалением, но с благодарностью. благородная мессия - благо крестьянских детей. посмуглевшая от жарящего солнца кожа, тихая, но такая усердная речь. красивая женщина, да. Бажена пробудет у них, может, несколько дней, если решится остаться. если выдержит. Волконская обращается к ней на ты, потому что дева всего на шесть лест старше Николаши. потому что Бажена может н р а в и т ь с я. склонять голову внимательным слушанием, перебивая исключительно увлеченной любознательностью, впитывая в себя совершенно иной вкус жизни. задавая себе потом вопрос наедине: зачем? чувствуя, что все древнее в ней способно жить и процветать, если иногда вдыхать глоток за глотком чужую. другую. жизнь. заслушиваясь французской речью Волконской и не пробуя учить больше, чем следует. ощущая каждой произнесенной гофристой р как ее отрывает от корней, ссылаясь на неусидчивость и отсутствие хоть какого-то дара к языкам. им есть, чем заняться итак. Аршинскую встречают накрытым столом и новостями о планирующемся вечере, что врывается пятилетней Леночкой - не слезает с ее колен. дети вьются вокруг Бажены как бабочки, порхая светлыми крыльями, сливаясь с ее спокойствием, не боясь умереть теми же сутками, чтобы возродиться. Волконская сквозь уговоры вымаливает ее спуститься из детской к гостям: свет Урика, Иркутские гости, и новое лицо прямиком из Петербурга, ну почти. вечер врывается нескончаемыми разговорами про Россию и столицу. какого там? перещелкивая рычаги увлеченности, катая на языке названия незнакомых улиц, имен, чувствуя кончиками пальцем императорское благословение - такое далекое для этих мест - несущественное. оказываясь в одном из кресел просторной гостинной; стол ломится водкой, графинами с настойками. у Аршинской в руках тонкий английский фарфор [откуда тут?] с чаем. прерываясь на случайный разговор с кем-то знакомым раньше. переводя взгляд по комнате лишь единожды, когда им можно встретиться с чужим. у Бажены одна из привычек - смотреть людям в глаза, не отрываясь первой - прямо, выжидая, пока не выдержит другой. здесь получается даже дольше привычного, с ним - получается. Волконская уже к концу вечера подойдет спросить, как ее вечер? — не думала, что православные священники благосклонны бывать на вечерах подобного рода, — — а кому еще, Женечка, не будет никакого дела до статуса жены государственного преступника? — они ловят друг друга в смешке перед тем, как разойтись вовсе. ночью Бажена крутится на простынях в полубредовом. в темноте сна - зеркало и едва-заметный огонь где-то поодаль, только с какой стороны замечать? огонь от свечи как когда-то очень давно. отсчитывая, как услышит шаги. все знакомое, все словно уже давно происходит. уже было. пробуждаясь перед тем, как огонь ворвется под веки и озарит лицо. приподнимаясь на постели в лунном свете, что просачивается в окно - пустое-черное небо и серебристый диск. не заснуть уже до утра.***
— мама, вы не опоздаете встречать гостей, обещаю, — пока та недовольно фыркает, кутаясь в свои шали, хотя в доме натоплено так рьяно, что нечем дышать. повседневностью разговоров о том, кто и как планирует провести день. неделю. как приятно жить в празднестве, в чем повинна молодежь желанием веселиться. отец с утра пораньше уже по делам, оставляя поручение. четверг, неплохо бы поездить по гостям в ожидании угощения или принять кого у себя. у папеньки теперь большая любовь проводить вечера в разговорах о вечном, у него теперь из имен есть одно любимое - буквой Е. матери это имя не нравится, но так глубоко сидит правило соответствия, что приходится умалчивать истинное. Бажена наблюдая за тем, как она озвучивает просьбу отца дойти до церкви, не прерывает. хотя может ведь. нет - пусть договорит. до конца. сама. свежее дерево, ладан и темнота. дорога до новоотстроенной церквушки от их дома - двадцать минут ее медленного шага, застывая рассматривать ледяную корку Байкала далеко внизу. и как солнце играется с белоснежностью снега. как мимо проносятся дети. подружки голосят от крылец, зовут к себе; Бажена проворачивается вокруг себя, смахивая с ресниц иней. все потом. ей сейчас - надо - оказаться у пустого двора. — Прошка, брось, я тебя вижу, — не успевающая закрыться дверь, стоит ей появиться. молоденькая голова выглядывает из-за. ему бы накинуть на себя что-то теплое, но он смелый. юный. весь румяный - на морозе кожа краснеет так быстро и пряно. он готов ее слушать, в попытке не показать этого - забавный. — позови отца Евгения, я за ним, — приближаясь к церквушке в максимальную близость. она здесь итак каждое воскресенье - службой. слушая пение, выучивая для себя как его голос ложится в растягивающиеся ноты молитвы. подмечая каждый случайный срыв. разрисовывая его спину взглядом - буква за буквой - оставляя послание. прочитает, не прочитает. она у деревянного крыльца входа смотрится миниатюрно даже громадным темном тулупом. вокруг убранного снега. где-то вдалеке громкостью людских голосов. здесь, словно, иной мир - не пускающий в себя ни за что. ей и не хочется в него забираться. только увлечь из него - за собой. когда они оба показываются из дверей, ее бирюзовый платок чуть соскальзывает по золотистым волосам. но не спадает. при повороте головы, когда можно выследить каждое движение к приближению - посмотреть на него приветственно, удержать момент. дождаться, когда расстояние позволит говорить вполголоса. не таинством, а просто, чтобы звучало ниже. важнее. точнее, — отцу нравится быть роскошным в проявлении своего гостеприимства, поэтому личной провожатой посылает родную дочь, — проводить дорогого гостя в дом на горячий обед. блины с разнообразием начинок, которыми все недели до закупаются в городе без устали. дом купца Аршинского - рог изобилия, не иначе. уже бы уйти. увести за собой в путь. в последнее мгновение поворачиваясь к церкви, — Прошка, пойдешь на катушку вечером? обещают аж три смены факелов,— ее голос - звон - подстрекающий. и глаза блестят - видно аршинов на несколько вдаль. а от чуть потрескавшихся губ пар - окутывать пространство. мальчишка-иконописец спрячется ее вопросом за дверью в церкви во второй - последний - раз. она рассмеется по-доброму. почти нежностью. перед тем как сделать шаг со двора на улицу. — вы его застращали, отец Евгений. может тогда сами пойдете? — лететь ледяным спуском вниз в озеро. в свете вечерних факелов, когда народу - гурьба. у Бога есть запрет на свободный полет?