Последнее искушение

Иллюзиями полнится мир и признавать это обособленно проще, чем взглянуть в глаза реальности и увидеть, что вся твоя жизнь, даже после мнимого осознания, продолжает быть не более чем зеркалом, в котором все лучи обманчиво преломляются в разноцветный спектр, подчиняясь вовсе не чуду, а базовым законам физики. Сначала был праздник. Страсть, радость, слёзы счастья, вдохновение и нехватка воздуха рядом с ним. Потом стало страшно. Марго боялась потерь, повсюду мерещились шаги и стук каблуков НКВД, она вздрагивала от каждого шороха и Мастер, чуть погодя, вместе с ней. Время лечит, как говорят философы, но заявление весьма спорное. Если излечением считается смена боли и навязчивых идей, то тогда всё верно, но тотально, по сути, Маргарита потеряла покой и шаткую свободу слишком быстро, чтобы продолжать существовать так, словно теперь им обоим ничего не угрожает. Однако вся эта лирика ещё полбеды. Уныние, страх, тревогу и сомнения можно пережить, когда рядом с тобой смысл сделки с Дьяволом, когда вместе вы плоть от плоти и кровь от крови. Когда всё поменялось? Когда Мастер денно и нощно переписывал главы романа? Когда его снова начали посещать мысли о необходимости издать его любой ценой? Или когда в писательской панике он начал замечать что угодно: знаки, звуки, новые имена и факты из литературы, но только не ту, которая ради него истерзала в праздничную ночь у Сатаны свою душу и тело. Карточный домик, тщательно возводимый ей самой с первой встречи отвратительных жёлтых цветов, будь они прокляты, рухнул. Получив заветное безвременье и покой, Мастер наслаждался в единении. Маргарита начинала сходить с ума от непонимания, что ей делать. Разговоры терялись в пространстве, слова меняли свой смысл прямо находу, и тогда стало одновременно и больно, и страшно: они не понимают, о чём говорят. Не в пылу ссоры, не на оживших эмоциях, а просто и слишком конкретно: «я тебя никогда не пойму». Она любит? Да. Но чем? Душа продана дьяволу, тело давно упало замертво, так что же осталось? Разум? И если так, то это объясняло многие её метания, за исключением одного: сопереживать и любить одним только сознанием невозможно, уж в этом не было никаких сомнений. Слабохарактерная и малодушная - лучшая характеристика, подходящая ей. Маргарита не могла понять, что её терзает. Мастер рядом, пусть и не всё идет так, как ей бы хотелось, но ведь так всяко лучше, чем в особняке с нелюбимым мужем? Жуткая мысль, страшная и убивающая задержалась в голове совсем ненадолго. Не со скуки ли всё это было? Марго покачала головой. Быть не может. Она. Любит. Мастера. Она должна быть рядом с ним. Она обязана спасти его вновь, если понадобится. Губы беспрестанно шепчут «я не имею права», в то время как руки до боли в тонких пальцах сжимают перила маленького балкончика. Как просто сделать шаг. Странное ощущение дежавю. Кажется, всё именно так и было тогда - в том самом переулке, когда она вышла найти его, вознамеревшись отравиться, если этого не случится, но судьбе было угодно повременить со смертью, вероятно в угоду именно этому зловещему моменту. Единственно необъяснимым оставался всё еще один вопрос: возможно ли умереть здесь? Кажется, конец земного пути всегда имел значение в других пространствах, местами даже в духовных, но так или иначе, конец был чётким, конкретным и бесповортным. «Мы в аду. Оба.» Не в покое или безвременье: невозможно благостно и мирно жить с такими мыслями и страданиями, как у неё, и с такими навязчивыми состояниями как у него. Глупая мысль, мелочная, греховная и отчаянная, но по-настоящему безысходная слишком яркая, чтобы её игнорировать. Маргарита, во всех смыслах, на краю бездны, и душа её, если что-то от неё еще осталось, медленно догорала как сырая бумага в подвальной печке: долго и от того чересчур больно. Всего лишь зажмуриться, вдохнуть поглубже. Один только шаг. И лёгкое безумие, подступающее шёпотом со спины: — Какой чудесный вечер, Маргарита Николавна, не находите?