Наш / Let's make this last forever

Не самая мягкая, но очень долгожданная кроватка встретила его со всей любовью отельных кроваток. На этот раз была двуспальная, правда, не то чтобы для него одного, это было бы слишком даже для такого офигенного дня, как сегодня. Этот номер Саша делил с Балуновым, что в целом окей, привычная ситуация, хоть кровати чаще всего им доставались раздельные. Ну да ничего, сейчас главным было прижаться щекой к подушке, прикрыть слипающиеся от усталости и лёгкого алкогольного угара глаза и хорошенько так поспать. Дикие рок-н-рольные тусовки Леонтьев любил, но от их количества в последнее время что-то устал. Он совсем недавно начал выступать с «шутами», и все-таки чувствовал себя еще пока как будто не до конца вписавшимся. Оно и неудивительно — он их всех младше, тише и вообще спокойнее, поэтому как-то… ему не угнаться. Да он и не старался. Концерт отыграли, пивка попили, и Саша испарялся из поля зрения — в душ, потом душить подушку в попытках побороть рой навязчивых, вязких мыслей, а потом уже спать. Он как раз уже был на втором пункте из этого короткого списка, как в малюсенькой прихожей его номера прогремела, впечатавшись в стену, входная дверь, и под пьяные хихиканья и звонкие чмоки захлопнулась обратно. Он тяжело вздохнул, понимая, что выспаться ему не светит — похоже, Балу с подружкой решили ехать не к ней, а сюда, что значило, пора освобождать пространство от своей бренной, никому не нужной, в отличие от некоторых, тушки. Саша даже уже завозился, выгребая себя из уютненького одеяла, как в панике закутался обратно — из прихожей долетели вот вообще ни разу не женские стоны. Ну, в смысле, понятно, что Балунов тоже производить все эти звуки может, но не в одиночку же? Да и сашин музыкальный слух разобрал два тембра — угадайте сколько нот я сейчас играю — и, как ему показалось, он знал, чьи это голоса. Вряд ли он когда-либо уже сможет их с кем-либо спутать. Сердце трусливо сжалось, и Саша, вместо того чтобы возмутиться, как следовало, притих, будто его паралич накрыл — неужели это правда, всё, что он об этих двух подозревал и, признаться честно, временами даже грезил, все, что выглядело очевидным, но тщательно, как они сами считали, тщательно скрывалось за закрытыми туалетными кабинками? Саша заморгал в темноте и, стряхнув с себя первое оцепенение, спешно нащупал на тумбочке свои очки. Вот этого ему только для полного счастья не хватало — лижущихся прямо при нём Горшка и Князя. - В душ пойдем? - сквозь общее копошение донеслось низкое бормотание — это же Миха, точно Миха — и следом чавкание губ и взаимные стенания. Нет, ну это было невозможно. Сашины уши вспыхнули сразу же, как воображение подкинуло ему эту парочку под бойкими струями воды, и в паху тоже припекло, как только Саша услышал князевский — ну точно князевский — сбивчивый ответ: - Нахуй… м-мм… Миш… хочу тебя, пиздец… То ли в комнате резко стало душно, то ли это Леонтьеву поплохело, но он задышал чаще, преодолевая сдавливающее чувство стыда. Может, это ему всё снится? Он ущипнул себя за ляжку, и это было по-настоящему больно, а еще у него по-настоящему уже дымилось в трусах, и вот это… это ведь не дай боже придется сейчас объяснять. Любой уважающий себя мужик скривится и оскорбится, если застанет своих корешей, лобызающихся друг с другом. Ну или если они его застанут. А Саша… Саша не мог перестать дорисовывать к звуковому сопровождению картинки, ведь это ему было не впервой — представлять их вместе… представлять их такими… Нужно было срочно что-то делать. Нужно было сползти по-тихому на пол и спрятаться, да только пока Саша это всё заторможенным на фоне чистейшего шока мозгом прикидывал, на его чудесную кроватку — да и на него самого тоже — завалилось два пышущих возбуждением тела. Он что-то пискнул, он точно что-то пискнул — и сам не разобрал, что — и возня на нём замедлилась, но, как ни странно, нихрена не прекратилась. Миша нашарил верёвочку у прикроватной лампы, раздался самый устрашающий в жизни Леонтьева щелчок, и номер наконец залил тусклый оранжевый свет. - Кто это у нас тут? - промурлыкал Князев — он и не думал с Саши слезать, почему-то совсем наоборот, поёрзал ещё вдобавок, - Леонтьев? Спишь? - С-сплю, - Саша проблеял, безуспешно сглатывая нервный комок в горле и беззащитно хлопая ресницами — перед этой наглой князевской улыбочкой ему с самого начала было крайне тяжело устоять. Он Андрея как в первый раз увидел, сходу понял, что это болото утянет его на дно, а когда заметил этого же Андрея на Горшка откровенно облизывающимся, то все, полет его несчастной, добитой постоянным одиночеством фантазии было уже не остановить. И вот этот Андрей, прямо на нем, сверкает голым торсом и губами зацелованными тоже сверкает. Футболка под спиной намокла за считанные секунды. Ему с какого-то перепуга было так стыдно, будто это он сам во всем виноват, будто это он комнаты перепутал и завалился не туда, будто это он… мечтал… о всяком… - А чё здесь? - выдохнул Андрей, подползая повыше — прямо лицом к лицу, прямо как перед поцелуями делают — и Саша четко осознавал, что его щеки уже наверняка оттенком напоминали советский флаг, и от этой внезапной, но очень желанной близости одеяло в районе его паха топорщилось весьма однозначно. Голубые, затянутые хмельной дымкой глаза щурились на фоне лукавой улыбки, и рука — вообще ни разу не робкая — упала на сашину беспокойную грудь. Хотелось помереть от нереальности происходящего или… просто дать этому всему происходить. - Так это мой… номер, - еле выдавил из себя Леонтьев, и вроде как должен был испытать облегчение, ведь после такого ответа Князь с Горшком точно отчалят к себе, но ему почему-то взгрустнулось. Сейчас Андрей опять станет таким далёким… - Но ты же не против, да? - бархатистый шепот неожиданно опалил его ухо — это Миша уже опустился рядом и шумно дышал, очерчивая кончиком носа ушную раковину — и Саша прикрыл глаза, едва справляясь с дрожью. В голове не укладывалось, что Миша, вот этот невероятный, уже давно вызывающий у Саши приступы необъяснимого идолопоклонничества Миша тоже жался так близко и… намекал? В воздухе витал алкогольный шлейф — скорее от этих двух, чем от самого Саши — и впервые, наверное, он не раздражал, а наоборот успокаивал, усыплял бдительность, давал надежду на то, что всё возможно и всё простительно. «…ты же не против, да?» - пронеслось в стремительно пустеющей сашиной черепушке, и он осторожно выдохнул, приоткрывая рот в безмолвном ответе — да. Он абсолютно позорно не против. По его губам заскользили влажные, слегка обветренные губы — Князев уже целовал его, пробуя, смакуя и растягивая удовольствие — и по его стояку как бы между прочим проехалось князевское бедро, отчего Леонтьев простонал тихонько, не в сумев удержать свой восторг. Как же он бредил этими губами, как же ему хотелось, чтобы это все не оказалось какой-нибудь отбитой шуткой… - Ну-ка иди сюда, - произнёс Миша, усаживаясь у изголовья кровати и подтягивая Сашу на себя за подмышки, и Андрей тоже отстранился, утащив за собой одеяло — последний барьер перед сашиным чистосердечным признанием. В то же мгновение стало так холодно и боязно — все его желания теперь как на ладони — но совсем ненадолго, потому что Горшенёв принялся выпутывать его из футболки, а Князев, с таким же энтузиазмом, из трусов. А Саша им все это безропотно позволил. - Да не бойся, - Миша снова коснулся губами уха, в этот раз еще и щекотно играясь кончиком языка, и уложил Сашу спиной на свою обнаженную грудь, обвивая руками, - Ты же хочешь? Прижиматься к Горшку оказалось так упоительно — особенно когда его ладони поглаживают каждый сантиметр кожи, изучая, и его пальцы специально подольше задерживаются на затвердевших сосках, очерчивая и перекатывая горошинки — что Леонтьев смог лишь промычать свое «угу» и откинуть голову назад на мишино плечо. - Ты нам очень, Саш, очень понравился, - мишин приглушенный голос опутывал похлеще, чем его бесстыжие руки, и Саша подставлялся и плавился, смущенно отмалчиваясь — если бы он сейчас стал говорить, то это было бы похоже на щенячью преданность, не меньше. Ласковые ладони прочертили вверх по его бедрам, разводя пошире его ноги, и Саша охнул, поддаваясь и сквозь опущенные ресницы наблюдая за Князем, подбирающимся поближе. Он посмеивался, переглядываясь с Мишей, будто они обговаривали какой-то план, а Саше оставалось только доверчиво принимать правила их игры. Это приводило в непривычный, но такой сладкий трепет, что Саша готов был рискнуть. Даже если это прикол, даже если все сейчас оборвется. Но все как-то начало стремительно выходить за рамки стёба. Андрей прильнул губами к сашиному животу, мелкими поцелуями разгоняя мурашки до кончиков пальцев, на что Леонтьев рефлекторно потянулся прикрыться от щекотки. Его запястье тут же поймала мишина цепкая рука, а поцелуи не только не прекратились, они пылким градом обрушились на весь пах, выбивая из сашиной груди первый томный стон — не устоял все-таки. - Ну какой же ты милый, Леонтьев, - фыркнул Князь и — Саша опять застонал как девчонка — обхватил ладонью сашин уже давно налившийся член, медленно поглаживая, - Не сдерживайся. Горячие губы коснулись головки, и приоткрытый в жадном вдохе рот очертили длинные пальцы, которые Саша поспешил облизать — так хотелось попробовать уже Мишу на вкус. Посмотреть на Андрея, со всем воодушевлением посасывающего сашин член, тоже хотелось до умопомрачения, но это было выше его сил. Саша положил свободную ладонь на князевскую макушку, мягко сгребая его волосы — и надеясь, что это ему позволено — и замер, наслаждаясь свалившимся на него блаженством. Ему было так жарко и тесно внутри этого умелого рта, его так подбрасывало от сдавливающих губ и широкого языка, проходящегося по всей длине до самого основания, что очень скоро Саша заскулил, понимая, что он и минуты больше не протянет — обкончается, как девственник, и будет потом краснеть до конца своих дней. - Т-ш-ш, - прошипел куда-то в макушку — Саша уже сполз, оказывается, расплавленный — Миша, и Андрей резко оборвал все прям на самом интересном, на прощанье коротко лизнув набухшую головку, - Не так же быстро. Затуманенным сознанием и поплывшим взглядом сквозь запотевшие очки Леонтьев заметил, как Князь наспех вылез из джинсов и вытащил из кармана баночку вазелина — Леонтьев сразу ее узнал, потому что… потому что сам пользовался вот в тех же самых целях. То, что ему нравится воображать себя с парнями, а не с девушками, он понял еще в юном возрасте, когда впервые втюрился в одноклассника, а уж запав на Горшка с Князем, он осмелился даже попробовать кое-что… по-тихому, сам с собой, конечно, он бы никогда не дошел до чего-то серьезного. Никогда не дошел бы, если бы не Андрей, прилипший мягкими губами к сашиной груди и забравшийся скользкими пальцами между сашиных ягодиц. - Хочешь, Саш? - вкрадчиво проговорил Князев и закружил нежными касаниями по чувствительному входу, из-за чего у Саши и голова закружилась — как это дразнило, как это было соблазнительно, в тысячу раз заманчивее, чем когда Саша это делал сам. Он подался навстречу пальцам, раскрываясь, чтобы Андрею было удобнее, и ткнулся щекой в поддерживающую его мишину руку. Почему-то сейчас ему было и спокойно, и волнительно одновременно — его еще никогда так не зацеловывали и не заглаживали, еще никто не принимал и не воплощал все его тайные, запретные желания. Он чувствовал, как его держат заботливые руки и целуют, согревая висок, теплые губы, он сгорал от того, как в нем плавно двигались сначала один, потом и второй, и третий, безжалостно, но так приятно растягивающие его пальцы. В какой-то момент его совсем вынесло, и он просто хныкал, нетерпеливо насаживался и кусал свои губы в предвкушении — он уже вот-вот, прямо вот сейчас, пальцы согнутся еще раз так же, и он, может быть, даже не подрочив себе, прямо вот так… - Ты такой молодец, Саш, - выпалил Андрей, почему-то в который раз его обламывая — убирая свои восхитительные пальцы — и, притиснувшись всем собой, припал поцелуями к пылающей шее, - Примешь и член, да? Хочешь? Ты ведь хочешь? Миша боднул щекой сашину макушку и притерся сзади своим стояком, напоминая, как сильно ему тоже не достает внимания, и Сашу окатило обжигающей — хотя, казалось, его температура тела и так уже зашкаливала — волной, и он снова задрожал мелко, представляя, как это будет, как он наконец-то почувствует себя на самом деле заполненным, как он наконец-то почувствует Мишу… Мишу в себе. Он кивнул, едва соображая, а видят ли они его реакцию, но этого было достаточно — Андрей потянул его на себя, а Горшенёв подтолкнул сзади, и вот он уже стоял на четвереньках и послушно прогибался в ожидании, когда они оба избавятся от остатков одежды. Большая — совсем не похожая на князевскую — и властная ладонь надавила на спину, заставляя улечься на грудь и подставиться, крепкие пальцы смяли его ягодицу, оттягивая, и крупная головка проскользнула внутрь. Он, наверное, забыл как дышать. Он, наверное, задохнулся и откинулся от кислородного голодания, потому что он даже и не догадывался, насколько ему будет охуенно. Толкаясь по миллиметру, словно специально мучая его подольше, Миша медленно вошёл до упора и остановился совсем, лишь тиская его ягодицы, и Сашу от этого уже всего перетряхивало. Он прижался взмокшей щекой к простыни и просто слушал, как отстукивает по вискам бешеный пульс его сердца, и как Миша над ним прерывисто выдыхает — тоже еле сдерживается — и как Князев, перебирая прядки волос, нашептывает ему всякое о том, какой Саша сейчас красивый и какой хороший. Очень хотелось Андрею верить, а еще очень хотелось сказать ему спасибо за то, что он все-таки стащил с сашиного носа и так съехавшие очки, но Миша начал двигаться — сразу размеренно и размашисто, размазывая Леонтьева по постели — и с сашиных губ слетало уже только бессвязное мычание. Да, он, кажется, всегда именно этого и хотел. Хотел, чтобы его сминали и направляли требовательные руки, чтобы его изнутри всего распирало и распаляло от невольных попыток сжаться, чтобы в него с рыком вбивались на предельной скорости, а потом вдруг притормаживали, разрешая прочувствовать это сладкое скольжение по той самой точке. Это был снова тот миг, когда все вокруг исчезает, и остается только жар внизу живота, вынуждающий зажмуриться поплотнее и застыть, растворяясь в ощущениях, и Саша, застонав протяжно, просунул скорее руку, желая потрогать себя и кончить уже наконец, но с этим его опять ждало разочарование — Миша тут же из него вышел, оставляя ужасную пустоту. - Нельзя, - раздалось строгое откуда-то сверху, и Леонтьев остановился без размышлений, так и не притронувшись в своему изнывающему члену, - Пока нельзя, сначала Андрюша. - Сначала я, - повторил Князев, заставляя Сашу приподняться на подгибающихся руках и взглянуть на него сквозь замыленные от проступивших слезинок глаза, - Сделаешь мне приятно? Андрей уселся прямо перед его лицом, откинувшись назад на локти и расставив ноги, и растянул свои блестящие губы в блядской улыбке — ну как ему можно было отказать? Саша скользнул взглядом вниз по его стройному торсу, сглотнул и облизался получше, смиряясь с тем, что он для них готов сделать, что угодно, даже если никогда еще подобным не занимался. Он наклонился ближе и поцеловал, совсем еще невесомо, розовую головку, и вовсю торчащий член призывно дернулся, но самым будоражащим было то, как Князев при этом вздохнул в истоме — не один Саша здесь заждался своего десерта. - Только я не умею, - пробормотал Леонтьев, устраиваясь поудобнее и — чтобы и не подумали, что он сливается — оглаживая ладонью такой привлекательный стояк. - Давай, попробуй, - заведенный, Андрей сам подкинул бедра и ткнулся в сашины губы, - Давай. Его и просить не нужно было, но от того, что Князев сам его попросил, Саше стало еще кайфовее — Андрей его хочет, Андрей за ним наблюдает безотрывно, Андрей от него тащится — и он все-таки решился, уже даже не удивляясь, что и это ему нравится. Поначалу он пытался сосредоточиться на самом важном — не задеть зубами, обхватить, сдавить, как надо, взять поглубже — но потом уже просто увлеченно ласкал член то ладонью, то губами, упиваясь тем, как Князев для него стонет. Леонтьев и сам, кажется, вторил этим стонам, потому что его принялись изучать мишины руки, проезжаясь везде — и по подрагивающим от невыносимого уже возбуждения бедрам, и по раздразненной дырочке, жаждущей продолжения — и ему так хотелось, чтобы Андрей вот так именно с ним кончил. Князев трогательно запыхтел, все настойчивее подаваясь вперед, Саша еще сильнее втянул щеки и сомкнул губы вокруг пульсирующей головки, собирая, слизывая и глотая, пока не успел об этом задуматься, рваные порции спермы. Это было какое-то сумасшествие. Сашу так развезло со всего, что вытворил он, и что еще вытворяют с ним, что он уже даже не открывал глаза. Его уложили на бок, обвивая в четыре руки, его снова увлекли в бесконечный, занеживающий поцелуй, и его снова окутывали искорки удовольствия, потому что его снова нанизывали на твёрдый и толстый член. Миша прикусывал мочку его уха и добивал жарким дыханием, Князев упорно не позволял ему себя касаться, тоже гуляя ладонями везде, где только можно было, но не трогая член, и от этой пытки, самой натуральной пытки Саша уже в открытую всхлипывал — он больше не мог терпеть. Мелкие и частые толчки заставляли его трепыхаться, жалобно биться между двух тел, стараться выбрать тот самый угол и притереться хоть как-нибудь уже, но каждый, каждый раз когда Саша всем собой сжимался в надежде, что сейчас у него получится, все останавливалось. По его полыхающим щекам потекли унизительные дорожки слез, и он заскулил в мольбе разрешить ему, помочь ему, дать ему наконец это вожделенное чувство, и Андрей сцеловал соленую влагу, нашептывая заветное: - Теперь можно, Саш. Ласковые пальцы наконец дотронулись до головки, и пары легких движений хватило, чтобы Саша вскрикнул, забрызгивая теплыми каплями князевскую ладонь. Его так оглушило этим оргазмом — до звона в ушах, до ярких мушек перед глазами и вообще неконтролируемой трясучки — что он ещё долго не мог перестать блаженно постанывать. Миша быстро выскользнул из него, кончая следом и втираясь в него всем собой, и это тоже было так офигительно, круче всех интимных признаний, ведь они сделали это вместе. Сейчас уже не было ни страха, ни стыда, ни моральных терзаний, как будто бы и самой реальности тоже не было, одна эйфория. Саша, вероятно, заколебал вздыхать и хлюпать чуть слышно носом, потому что через какое-то время Князь запустил свободную ладонь в его волосы, воркуя, что он отлично со всем справился, и Миша, перехватив его поперек груди, тоже добавил: - Да, Леонтьев, ты умница. Давно за тобой наблюдали, сразу поняли, что ты наш. - Наш же, да? - довольно посмеиваясь, Андрей сжал в ладони сашин опавший, но все еще сверхчувствительный член, игриво перебирая пальцами яички и явно дожидаясь от Саши определённой реакции, и ведь дождался — Саша захныкал, по новой заливаясь краской, но со всем согласился. Конечно, он уже их двоих, и конечно, ему от них теперь не отделаться.