Бесконечно далеко

Се Лянь похож на солнце. Такой теплый-теплый, светлый, мягкий, вечно рядом. Такой же обжигающий. Рядом — так же больно, так же тяжело, так же невыносимо долго смотреть. Се Лянь улыбается ярко, а Му Цину будто всю душу наизнанку выворачивают, что все кости скрипят. Се Лянь смеется, а Му Цину будто кинжалы в грудь втыкают. Му Цин продолжает идти за Се Лянем по дороге, усыпанной осколками, оставляя позади пятна крови от ран. Му Цин расчесывает его волосы, путаясь в прядях, такие кудрявые после сна, что Се Лянь кажется маленьким ребенком, взъерошенный, смешной, не проснувшийся до конца, и в душе кипит боль вперемешку с нежностью. Хочется обнять, зарыться в волосы носом, хочется развернуться, уйти и никогда больше его не видеть. На фоне чем-то шуршит Фэн Синь, и злость срывается на него. А Се Лянь разворачивается, смотрит своими огромными глазами грустно и мягко, поджимает ноги под себя, и еще больше начинает напоминать маленького ребенка, и не скажешь, что наследный принц, воин и дальше по списку бесконечных регалий. Му Цина хватают за руку и тащат смотреть на звезды. «Они такие красивые, ты бы видел!» У Се Ляня нежная кожа, от него так и отдает теплом, он широко улыбается и смотрит на небо. А Му Цин смотрит на Се Ляня и думает, что тот никогда не знал проблем, и никогда, наверное, не узнает. «Ты совсем не смотрел! А вот Фэн Синю понравилось», — замечает Се Лянь и весело щурится, и Му Цин фыркает, сжимая руки в кулаки. Му Цин убирается в комнатах, с особым возмущением стирая пыль и двигая мебель. Волосы лезут в глаза, а одежда снова вся в пыли и грязи, и он чувствует себя таким-таким неправильным, и от этого злится только сильнее, жмурится до звездочек в глазах, а потом в комнату влетает Се Лянь. «Ты скоро закончишь?» — он снова сияет-сияет-сияет, и это сияние ничем не перекрыть, не затушить, в нем столько жизни, мягкости, наивности, что у Му Цина дыхание перехватывает. Он ставит ведро с водой за пол так, что половина расплескивается, и раздраженно выдыхает. Му Цин поскальзывается и чуть не летит в реку под смех Фэн Синя. Се Лянь залезает на камень и сидит там, до ужаса напоминая птичку, солнце окружает его волосы и руки, и они почти светятся, у Се Ляня кожа бледная, как фарфор, и волосы легко подхватывает ветер, Се Лянь так похож на прекрасную статую, что выковал самый искусный мастер на свете. А потом он улыбается, и на лице появляется ямочки, а потом начинает смеяться. «А тебя такое озадаченное лицо». Му Цин обиженно скрещивает руки на груди. Потом понимает, что это очень по-детски, обижается еще сильнее и в итоге все же падает в воду, вызывая волну брызг и новый смех Фэ Синя. «Ты не ушибся?» — взволнованно спрашивает Се Лянь. Глупый. Вечно лезет туда, куда не просят. Му Цин вытирает с щеки грязь и смотрит в спины уходящим мальчишкам. «Ты можешь попросить о помощи», — говорит Се Лянь и на секунду тянется рукой, чтобы грязь стереть, но потом, наверное, понимает, что не может, и поэтому неловко переступает с ноги на ногу. Му Цин щурится, надеясь, что в темноте не видно выражения лица. Конечно. Ему легко говорить. Даже ночью Се Лянь похож на солнце, освещающее весь мир вокруг. Му Цину просто повезло, что тоже оказался рядом. После падения Сяньлэ Се Лянь уже не так похож на солнце. Му Цин всегда видит это лучше остальных: синяки под глазами, усталость в каждом жесте, потухший свет. Для Му Цина Се Лянь всегда остается солнцем, только сам он, похоже, уже не готов им быть. И Му Цин больше не готов терпеть эту бесконечную боль, это бесконечное жжение в душе. Больше не готов — и небеса однажды обязательно их всех покарают. И, наверное, станет еще больнее, только. Только ничего. Му Цин уходит. И дело тут совсем не в солнце. А потом Се Лянь возносится. Спустя 800 лет. С бесконечной усталостью в глазах, с прошедшими веками на них дне, со все такими же смешно кудрявящимися волосами, с мозолями на руках и в старой, миллионы раз постиранной одежде. Все еще улыбающийся. Все еще сияющий ярче всех солнц на свете. Теплый, мягкий, и Му Цин снова чувствует себя мальчишкой с метлой в руках. И он снова пойдет за ним, снова будет ступать по дороге, усыпанной стеклом, оставляя кровавые следы. Прошло 800 лет, а Му Цин так и не смог стать к солнцу ближе. Он упадет в лаву, сгорая во всех бесчисленных огнях, и его поймают за руку. Может быть, солнце никогда не было недостижимо далеко.