Сложности налаживания контакта с соседями

Темнеет в рамке помутневших стекол Садишься рядом, теплою рукой Проводишь по затылку, крутишь локон… И в каждом миге чую я покой Но если сможет морок все исправить Поломки, что меня сведут с ума […]Мол, этих стылый комнат гулкий ящик Не место для тебя, меня, любви[…] WaveWind — «Ненастоящий» В первый раз нового соседа Шэн Линъюань видит случайно — тот сидит у входа в подъезд и общается с местной кошкой — драной, вредной и без половины правого уха. Гладит, что-то говорит ей и улыбается — широко и тепло, Шэн Линъюань и не знал, что люди действительно умеют улыбаться так. Сам он быстро проходит мимо, даже не пытаясь запомнить этот эпизод. Второй раз получается гораздо эксцентричнее — Шэн Линъюнь заходит в лифт, нажимает кнопку своего этажа, и в момент, когда двери уже начинают закрываться, в лифт влетает сосед, ударяясь плечом в сворку, запинясь за пакет Шэн Линъюаня со стопкой работ учеников, а потом ярко и немного извиняющеся улыбаясь. Снова улыбаясь — тепло и по-настоящему, будто он правда хочет улыбнуться кому-то, а не достичь каких-то внутренних коварных целей. — Простите, — говорит сосед, поправляя покосившиеся стопки в пакете. — Ничего, — сухо отвечает Шэн Линъюань, забирает пакет, поднимая за ручки — те сразу начинают тянуть еще не отдохнувшие руки. Вскоре выясняется, что они живут на одном этаже и в соседних квартирах. Шэн Линъюань хмыкает. Наконец-то он увидел неуловимого соседа, игнорирующего звонки в дверь. — Можно, пожалуйста, потише слушать музыку, у меня картины со стен падают и фарфор звенит. — Ох, мне жаль, простите, — снова тараторит юноша, явно собираясь дальше выдать целую тираду о том, почему это происходит, как он раскаивается и как хочет загладить свою вину приглашением в кафе — Шэн Линъюнь периодически встречает таких, туповатых, выпендривающихся, желающих либо погоготать над его внешностью, либо позвать на свидание хотя бы ради очередного глупого подката, который, они уверены, абсолютно уникальный и остроумный, но он-то уже слышал их все по десятому кругу, вот, даже типичный пирсинг в крыле носа и на губе — а потом вдруг замолкает, поняв, что, наверное, если бы от его музыки правда картины падали со стен, то по вечерам в его дверь звонил не только доблестный защитник общественных порядков в лице Шэн Линъюаня, но и весь дом. — Молодец, — одобряет его умственные способности Шэн Линъюань и, прежде чем сосед успевает переключиться на другую дорожку тирад, заходит в квартиру. От соседа это избавиться не помогает. Уже в этот вечер он нарисовывается на пороге квартиры Шэн Линъюаня с тортом в руках. И Шэн Линъюань мог бы не открывать, но решил наглядным примером показать, что нужно делать, когда тебе звонят в дверь с какой-то просьбой. Поэтому теперь он созерцает довольное лицо соседа непосредственно перед собой. И торт. — Это что? — Шэн Линъюнь смотрит на торт, будто тот сейчас его укусит или взорвется. — Вы сегодня выглядели таким расстроенным, поэтому я решил, что нужно как-то исправить ситуацию. — А торт зачем? Сосед обезоруживающе улыбается — снова. — Вы такой худой. — Сомневаюсь, что он сможет единомоментно исправить ситуацию, — ехидно замечает Шэн Линъюань. Сосед задумчиво закусывает губу. — Если я скажу, что могу готовить вам каждый день, вы выпните меня на лестницу, чтобы я прокатился по ней до первого этажа? — Именно. Как итог — они сидят на кухне Шэн Линъюаня, пьют чай с барбарисом из фарфоровых чашечек с росписью, и сосед болтает за двоих, кажется, задавшись целью пересказать всю свою жизнь от рождения. — Так вот, а потом я и говорю ей — да в этой квартире даже мыши жить брезгуют, может быть, вы снизите цену? — Сюань Цзи — оказывается, так зовут болтливого соседа — драматично взмахивает руками и отрезает Шэн Линъюаню еще кусок торта. Шэн Линъюань откидывается на спинку дивана и скрещивает руки. — У тебя тут, кстати, красиво, — говорит Сюань Цзи. — Очаровательная логическая цепочка от квартиры, где не стали бы жить крысы, до моей, — комментирует Шэн Линъюань. Сюань Цзи ойкает. — Я не это имел ввиду… Просто ты так красиво сидел, и я подумал, что ты как… ну, знаешь, «Багровый пик», например, — Сюань Цзи качает руками, пытаясь подобрать слова, — как будто это правда твоя квартира, вы так друг другу подходите… Я несу чушь, да? — Он неловко улыбается и крутит кольцо на пальце — Шэн Линъюань уже понял, что это признак волнения. — Эти занавески кружевные, и диван черный, и чашки фарфоровые, и картины правда есть… — Ладно, ладно, я понял, — кивает Шэн Линъюань, решая все же спасти того из неловкой ситуации. Сюань Цзи успокаивается и возвращается к своему бесконечному тараторенью — на этот раз про фильмы ужасов. Шэн Линъюнь даже прислушивается, пока пьет чай. За Сюань Цзи интереснее всего наблюдать — он такой живой и яркий, и эмоции у него — как на римских бюстах — очень объемные, настоящие, выразительные, и жесты — размашистые, бодрые, и голос — звонкий, хорошо поставленный, с красивыми, плавными интонациями, будто он сказку рассказывает. Теплый свет лампы над их головами касается его макушки, и подкрашенные уже почти вымывшейся красной краской волосы словно загораются лампочкой, а в глазах темно-коричневого цвета начинают бегать чертинки, как смола, проступающая на коре дерева. И пирсинг этот уже не кажется грубым, скорее насмешливо-хулинганским, что, в целом, смотрится и не так кошмарно, как сначала подумал Шэн Линъюнь. Еще бы не был таким шумным и надоедливым, и цены бы не было. Цены — для чего? Шэн Линъюань трет пальцами переносицу. Притащился, болтает вот, отвлекает от дел. Надо выгонять, пока Сюань Цзи тут гнездо не свил, а тот может, учитывая, что, нажаловавшись на то, что у Шэн Линъюаня слишком холодно, Сюань Цзи уже выпросил себе плед, и сейчас сидит в нем, подогнув ноги. Правда ведь как птичка. Через пару часов Сюань Цзи все же выдворяют, предварительно пообещав и дальше пускать в гости. Шэн Линъюань кивает, скрещивая за спиной пальцы, а потом отправляет проверять бесконечные стопки работ. Через полчаса начинает играть музыка, но, надо отметить, уже не такая громкая. Человек обучаем, что хорошо. Или необучаем. Сюань Цзи, кажется, решает у Шэн Линъюаня прописаться, а иначе как еще можно объяснить, что ошивается он тут чаще, чем в своей квартире. Готовит, иногда крутится у книжных полок, проверяет углы, возможно, на наличие гроба, в котором спит Шэн Линъюань, один раз даже порывается примерить красивую кофту, но получкает за это по рукам. Когда Шэн Линъюань работает, сидит тихонечко на диване, помогает складывать работы в стопочки. Когда Шэн Линъюань спрашивает, что, собственно, Сюань Цзи у него забыл, получает удивительно честный ответ. — У меня тоже больше никого нет. — А эти твои… подписчики? — Шэн Линъюаню долго и мучительно объясняли, что такое блогерство, чем занимаются блогеры, и откуда у них берутся деньги, но он откровенно ничего не понял, кроме того, что, вероятно, фото Сюань Цзи стоит на обоях примерно полутора миллиона его фанаток и фанатов, поэтому эта фишка в будущем не прокатит — смысл ставить фото Сюань Цзи на свои обои, если они и так чуть ли не на каждом втором экране будут, уникальность теряется. Потом Шэн Линъюань понимает всю глубину абсурдности этой мысли и решает, что птичьи мозги Сюань Цзи передаются воздушным путем. Изолироваться, правда, не выйдет, этот с его упорством просочится под дверь, да и не факт, что у Шэн Линъюаня хватит силы воли. Так, снова куда-то не туда думается. Однажды Сюань Цзи притаскивает ту драную бездомную кошку и сообщает, что теперь они ее родители. — У меня примерно под сто студентов, у пяти я научный руководитель, еще пять классов в школе и группа в тридцать детей на дополнительных занятиях, мне хватит, — сообщает ему Шэн Линъюань. — Да, но она наша общая, это другое, — возражает Сюань Цзи, называет кошку Куклой, и в итоге та тоже остается. Правда, в квартире Сюань Цзи, потому что Шэн Линъюань, увидев, как та подозрительно внимательно осматривает обивку его диванов под винтаж, выставил и ее, и Сюань Цзи, пока тот не помоется три раза, чтобы перестать пахнуть кошачьим кормом и чтобы не принеси случайно ее волос на дорогую одежду Шэн Линъюаня, за дверь. — Да ладно тебе, все равно рано или поздно все в шерсти будет. — Где угодно, но не в моей квартире, — злобно, не хуже кошки, шипит Шэн Линъюань в щелку, зная, что, если он откроет шире, Сюань Цзи и сам впихнется, и свою кошмарную кошку протащит. С кошкой Шэн Линъюань находит общий язык чуть позже, когда выясняет, что она очень мягкая и теплая, а еще — что ее можно мстительно обнимать, когда он приходит к Сюань Цзи, а потом тот заталкивает его на кухню, а сам уходит вести прямые эфиры. Шэн Линъюань лежит на сдвинутых табуретках, смотря, как длинные распущенные волосы подметают пол, гладит Куклу, свернувшуюся клубочком у него на груди, и думает, что в приватизированной у Сюань Цзи, чтобы не жертвовать шерсти свою, футболки, у него руки кажутся особенно тонкими и болезненно-белыми. — Я вернулся, — лохматая макушка Сюань Цзи показывается в дверях. Интересно, а если его в эту макушку поцеловать — как это будет ощущаться? На самом деле, Шэн Линъюаню в целом интересно — как это будет ощущаться? Поцеловать Сюань Цзи? А нужно ли Сюань Цзи, чтобы его целовали? Шэн Линъюань объективно не страдал низкой самооценкой — он был уверен в том, что таких людей, как он, на весь мир пара штук. Да и не факт, что он не один такой. Ну вот правда же — где еще искать преподавателя истории литературы в средневековье, который ведет мастер-классы по литературному мастерству для подростков, заплетает волосы почти до конца спины в косы и носит рубашки с кружевными воротниками и корсеты (конечно, не на занятия, но носит, и смущает этим половину города)? Но Сюань Цзи особенный. Шэн Линъюань целовал других людей — девушек и юношей, девушек понравилось чуть меньше, разрешал целовать себя и иногда даже позволял флиртовать, хотя редко, но после нескольких розыгрышей, насмешек и трех избиений в подворотне желание бросать своим существованием вызов всему миру поутихло. А Сюань Цзи все же был другой. Насмешливый, язвительный, похожий на бенгальские огни — сверкает, так, что в животе что-то трепетно колет, но не обжигает. Сюань Цзи был смешливым, докопчивым, болтливым и готовым вынести на плечах весь мир, если будет нужно, и одновременно отчаянно хрупким, как первая корочка льда при заморозках — тронь неправильно и пойдет трещинами. Сюань Цзи хотелось целовать — мягко и нежно, хотелось обнимать, позволяя прижимать себя сильно-сильно, до хруста в ребрах, хотелось, чтобы он положил голову на колени, а потом перебирать его волосы. Хотелось ощутить при поцелуе пирсинг на языке — который Шэн Линъюань при первой встрече не увидел. Только вот Сюань Цзи болтал, улыбался, таскался в любое удобное и не удобное время в гости, шутил про их общую кошкодочь, давал Шэн Линъюаню свою одежду, чтобы тот не испачкал в шерсти собственную, а больше ничего. Не лишних касаний, ни дыхания у щеки, когда вроде и не нужно, а хочется подойти ближе. Шэн Линъаюня это приводило к тупое скребущее на душе отчаяние. — Почему ты не хочешь меня поцеловать? — спрашивает однажды Шэн Линъюань в лоб. Он стоит у окна и критически осматривает остатки цветка, решая, есть ли среди них что-то, что еще можно спасти. Рядом крутится их непутевая кошка. Сюань Цзи сидит на столе, болтая ногами. После этих слов Сюань Цзи чуть не падает. — Поцеловать? — Да, — решительно подтверждает Шэн Линъюань, — если я тебе не нравлюсь, зачем вообще были все эти попытки познакомиться, а если нравлюсь, то почему ты не хочешь предложить встречаться? Внутренне у него вся душа уже скрутилась в нервный напуганный узел, вот только лучше он услышит прямой ответ, чем будет изводить себя еще недели. Мысли о том, чтобы поцеловать Сюань Цзи слишком часто крутились в его голове, чтобы их было можно просто выкинуть, и надо было что-то с этим сделать. — А ты хочешь этого? — кажется, голос Сюань Цзи звучит немного удивленно. Ох, неожиданный поворот. — Да? — голос Шэн Линъюаня вдруг начинает дрожать. Да? — Потому что ты выглядишь сейчас, как будто метнешься на улицу через окно, если я тебя поцелую, потому что окно ближе двери, — радует, конечно — Сюань Цзи понял фишку с прямыми признаниями. Шэн Линъюань нервно закусывает губу. — Я не сбегу. — Хорошо, сейчас не сбежишь, а потом начнешь все отрицать, — кивает Сюань ЦЗи, а потом, увидев на лице Шэн Линъюаня что-то нервное и ломкое, вздыхает и поясняет, — ты мне нравишься, очень, с той самой встречи у подъезда, только еще тогда я понял, что, если просто попробую за тобой ухаживать, ты сломаешь мне нос дверью, захлопнув ее передо мной. Шэн Линъюань обхватывает себя руками. Да, Сюань Цзи абсолютно прав. — И я решил пытаться подружиться с тобой потихоньку. Не сразу, конечно, а после того, как ты натоксичил на меня в лифте. Я тогда понял, что… ну… — Сюань Цзи разводит руками, — ты невероятный и что я очень хочу обнять тебя, приподнять над землей и покружить. — Именно покружить? — уточняет Шэн Линъюань. Сюань Цзи с готовностью кивает. — Очень сильно этого хотел. Таким ты был… нежным и колючим. — Но ты меня все еще не… кружил, — Шэн Линъюань отворачивается к окну. — И не целовал, — выходит как-то обиженно. Сюань Цзи слезает со стола, подходит ближе и медленно, будто пытается приручить бездомного котенка, обнимает: одной рукой — за плечи, другой, чуть помедлив, за талию, а подбородок устраивает на плече. — Если ты пообещаешь мне, что потом не прогонишь меня, — Сюань Цзи замолкает на пару минут, а потом утыкается носом куда-то в сгиб шеи Шэн Линъюаня, делает судорожный вздох и договаривает, — я не уверен, что смогу это пережить. Ох. Что ж, это все меняет. Сначала Шэн Линъюань думает — Сюань Цзи поразительно хорошо его понял, это даже немного пугает. Он правда очень боялся сильной близости, так, будто слишком сильное приближение к стене с шипами могло привести к тому, что эти шипы тебя проткнут. Он мог быть рядом, мог хотеть поцелуев… Но как Сюань Цзи вообще увидел этот надлом? Как вообще понял, что Шэн Линъюань, если получит поцелуи и взаимность, постарается сбежать так далеко, как сможет, чтобы его больше никогда не нашли? Шэн Линъюань думал, что надежно спрятал его за свои колкостями, вихрями кружева, длинными волосами и стопками книг, а Сюань Цзи умудрился просочиться как-то между. Это было проблемой. Шэн Линъюань все еще безумно хотел быть рядом, ближе, так, чтобы его продолжали обнимать, как сейчас, чтобы его поцеловали, чтобы с ним заснули на одной кровати, прижав к себе, но понимание Сюань Цзи о том, что это не навечно, меняло ситуацию. Первое — Сюань Цзи знал, что так будет, и, понятное дело, согласиться не мог. Второе — Шэн Линъюань сам бы почувствовал себя полнейшим гадом, если бы так поступил с ним. Но и он не может, просто не может позволить себе остаться рядом. Это было подобно тому, как тебя закапывают живым под землю — ты лежишь под тоннами грязи, которые буквально давят на тебя, и пока тебе тепло и спокойно, но ты знаешь, что через пару часов закончится воздух. Или если бы он сам провел ножом по горлу — добровольная смерть и ее ощущение на кончике острия. Шэн Линъюань чувствовал странный, древний ужас от мысли, что он может просто быть с человеком, быть с ним счастливым, и это будет на неделю, на месяц, на годы. А если… Было слишком много «а если», которые мгновенно в этот моменте сталкивались с гроким «бах» в его голове. Шэн Линъюань закрывает глаза и чувствует, как щеку холодит слеза. Выходит, он так и не получит своих поцелуев и объятий. — Но ты же ведь уже пустил меня в свою жизнь, — прерывает вихри его мыслей голос Сюань Цзи. — И я сразу решил — нужно, чтобы ты постепенно разрешил мне остаться, — он обнимает Шэн Линъюаня крепче, — я знаю, что сейчас ты не готов, но, может быть, однажды потом все получится. По щеке скатываются еще две слезы, которые Шэн Линъюань даже не пытается сдерживать. Следующая неделя проходит как в тумане. Шэн Линъюань бегает от вуза до школы, от школы до дома, возится с Куклой, пробует новые кулинарные эксперименты Сюань Цзи, спит у того на диване. Точнее, не так. Он засыпает, сидя у него на диване, склонив голову к его плечу, а Сюань Цзи решает каждый раз не будить. Один раз даже засыпает на кровати, пока они смотрят фильм, а просыпается от того, что Сюань Цзи во сне его обнял, и теперь его короткие волосы щекочут Шэн Линъюаню щеку. Удивительно, но в квартире Сюань Цзи Шэн Линъюань всегда высыпается. Они обсуждают Вирджинию Вулф, фильмы Ксавье Долана и Марвел, они дерутся подушками, а еще Сюань Цзи вплетает ему в косу нити из искусственного жемчуга. Однажды, сидя с Куклой под дверью, выкинутые из-за очередного прямого эфира, Шэн Линъюань вспоминает, что забыл в комнате свою кофту, а уйти ему придется, скорее всего, раньше, чем эфир закончится. Шэн Линъюань тихонько открывает дверь, проскальзывает внутрь и несколько секунд оценивает происходящее — кофта лежит на стуле в другой части комнаты, и он в любом случае попадет в камеру, если попытается пройти. Но отвлекать Сюань Цзи тоже не хочется, и Шэн Линъюань решает, что, если он тихонечко пройдет мимо, ничего не случится. Случается — едва он приближается обртно к двери, Сюань Цзи охает и оборачивается в его сторону, выглядя как-то растерянно и по-мягкому удивленно. Улыбается, округляет глаза, возможно, намекая Шэн Линъюаню быстрее выметаться. А потом, уже прикрывая дверь, Шэн Линъюань слышит следующее: — Очень красивый? Да, очень… Мне тоже нравится, какие у него волосы. — Что? — ахает Шэн Линъюань, едва не наступив Кукле на хвост от удивления. Сюань Цзи, сообразив, что сказал, мгновенно краснеет. Сюань Цзи вообще краснеет очень быстро и сильно, и Шэн Линъюнь обожает его по этой причине смущать — говорить всякие вещи, которые можно расценить как намеки на что-то большее, садиться так близко, чтобы можно было касаться плечами и коленями, улыбаться, заправляя пряди волос за уши. — Ты невозможный, — сообщает ему Сюань Цзи, когда Шэн Линъюань, потянувшись за печеньем, задевает его руку. — Ты знал, на что шел, — Шэн Линъюань довольно улыбается и внезапно осознает, что ему действительно нравится дразнить Сюань Цзи. Хотя бы ради этого мягкого удивления, которое искрами плещется сейчас в его глазах. Как будто Сюань Цзи никогда раньше ни с кем не встречался, и никто никогда не пытался наговорить ему всяких глупостей, чтобы тот смутился и очаровательно покраснел. Ох, это тоже мысль. — У меня? Был ли кто-то? — Сюань Цзи сидит на кровати Шэн Линъюаня и рассматривает его коллекцию виниловых пластинок. Шэн Линюань кивает. Он устроился на полу у кровати — стратегически выгодная позиция: можно любоваться Сюань Цзи, чуть закинув назад голову, как человек смотрит на солнце, можно позволить любоваться собой — рукой, лежащей близко к бедру Сюань Цзи, волосами, спадающими на спину, сережкой, которая блестит в свете лампы на прикроватном столике, можно щекотать Сюань Цзи за босые пятки и слышать его смех. — Ты… — Шэн Линъюнь замолкает, решая, стоит ли поднимать эту тему, — говорил, что у тебя никого нет. Вообще никого? Сюань Цзи подгибает одну ногу под себя и закусывает губу. — Ну, кто-то был, да? Я же не мог вырасти на необитаемом острове, — он неловко усмехается. — Но сейчас уже нет никого. И я ни с кем не встречался. — Вот как, — Шэн Линъюань задумчиво опускает голову. Что ж, это многое объясняет. Эту влюбленность Сюань Цзи, когда он готов ждать, пока Шэн Линъюань созреет для отношений, до одури, эта его терпеливость и мягкость — любой другой бы послал Шэн Линъюаня давно и надолго, а этот пытается… как там говорят? работать над отношениями, потому что боится потерять первую любовь. И эту трепетность Сюань Цзи, его мягкую, ненавязчивую заботу, робкие сжатия рук, объятия, позволения засыпать у себя на плече без требования чего-либо взамен. И это его смущение — как будто акварель цвета утренней зари касается холста. Сюань Цзи никогда ни в кого не влюблялся. Или влюблялся, но никогда ни с кем не был сильно близок. Это… волнует, как будто Сюань Цзи только что вручил ему свое хрустальное сердце и разрешил делать с ним что угодно, а сам Шэн Линъюнь держит его, боясь сильно сжать, чтобы оно не пошло трещинами и не разбилось. — Это проблема? — у голосе Сюань Цзи слышится что-то нервное. Шэн Линъюань поднимает голову и улыбается. — Нет, конечно нет, — а потом все же кладет ему руку на бедро и мягко гладит, надеясь, что может выразить этим свое обещание не делать больно. Интересно, а Шэн Линъюань так умеет — не делать больно? Вот и проверят. — Слезай ко мне. — Зачем? — Я не кусаюсь, не переживай, ты столько околачиваешься у меня, что, если бы захотел, давно съел, — Шэн Линъюань тянет его за рукав. Когда Сюань Цзи сползает вниз, Шэн Линъюань обнимает его, мягко гладя по спине. — Ты меня жалеешь? — в голосе Сюань Цзи звучит что-то напряженное. — Извиняюсь, что раньше говорил столько гадостей. — Линъюань, — Сюань Цзи садится прямее и прищуривается. — Что? — Если бы ты перестал говорить мне гадости, я бы сдал тебя в общество защиты людей от нечисти, потому тогда тебя бы явно подменили. — Нечистью? — Обычным человеком, — фыркает Сюань Цзи, но обратно обнять себя позволяет и кладет голову Шэн Линъюаню на плечо, — потому что сейчас ты самая настоящая нечисть, если я еще не нашел подвал с кучей юношей, которых ты съел, чтобы поддерживать свою красоту, это не значит, что его нет совсем. Следующим испытанием в лучших традициях пути героя становится знакомство с родителями. Сюань Цзи малодушно надеется, что непосредственно знакомству будет предшествовать подмена героя, так, чтобы на знакомство отправился кто-то другой, но реальность оказывается суровой и жестокой. Шэн Линъюань сидит на диване, обняв себя за колени и смотрит, как Сюань Цзи примеряет рубашки и пиджаки в поисках того, что понравится его мамам. — Знаешь, если ты переживешь встречу с ними, можно будет сыграть свадьбу, — спокойно сообщает Шэн Линъюань. — Мы же еще не встречаемся? — Сюань Цзи путается в рукавах. — Да, но после этого можно уже будет сразу свадьбу. Ох, зря он, конечно, это сказал. Сюань Цзи садится на диван к Шэн Линъюаню. Тот кладет голову на колени, чтобы было удобнее было за ним наблюдать. Получается какая-то очень мягкая и уязвимая поза, непривычная, обычно Шэн Линъюань предпочитал давить на людей своей аурой, а тут — вот так. — Что мы им скажем? — что ж, этого вопроса следовало ожидать. Радует, что он уже не приводит в такой ужас, как в первый раз. — О нас? Шэн Линъюань закусывает губу. — Я не говорил им о тебе, просто позвал на ужин. Это наш… договор. Раз в год мы ужинаем вместе. — Не говорил? — голос Сюань Цзи звучит очень глухо и горько. Черт. Шэн Линъюань, ты идиот. Он возится, меняя позу, а потом ловит Сюань Цзи за руку, которой он нервно мнет одежду. — Не потому, что не хотел. Просто они… очень своеобразные женщины, и тебе же будет лучше, если они не подготовят список из ста каверзных вопросов от того, сколько хомячков у тебя умерло в детстве, до того, как ты планируешь провести следующие двадцать лет желательно с уточнением по неделям. Сюань Цзи щурится, а его ладонь в руке Шэн Линъюаня едва заметно дрожит. Сам Шэн Линъюань разворачивается к нему и мягко улыбается. Вот, этот момент. Тот, к которому Шэн Линъюань морально готовился неделю и даже сам инициировал ужин, надеясь, что сможет так себя подтолкнуть. Нужно просто предложить. Сказать несколько слов, а потом — хоть конец света, потоп и падение луны на землю. Он знал — сам Сюань Цзи, скорее всего, не станет делать следующий шаг, не зная, когда Шэн Линъюань окажется готов и не сбежит, поменяв имя и страну жительства, боясь, что Шэн Линъюань откажет и разобьет ему сердце. Значит, он должен спросить сам — и обнажить все свои чувства, сделать себя уязвимым и позволить кому-то другому, ответив на его вопрос, решить, какой дальше будет вся его жизнь. — Ты хочешь стать моим парнем? — внутри все напрягается, но он надеется, что улыбка выглядит не такой, с какой идут есть людей по ночам. Сюань Цзи начинает хлопать глазами, похожий на сонного совенка, и Шэн Линъюань легкомысленно задумывается о том, что хочет поцеловать его в нос. И в уголок губ. И в губы. А потом он кивает, и Шэн Линъюань улыбается еще шире. — Значит, так и скажем им. Сюань Цзи несколько минут молчит, а потом тоже улыбается. — Ты… правда решил, что хочешь? — Сюань Цзи, я решил познакомить тебя с моими матерями, поверь, это очень мощный шаг, напоминаю, после этого пережившему можно будет стать моим мужем. Сюань Цзи смеется, и Шэн Линъюань с удивлением и какой-то щемящей нежностью замечает слезы в уголках его глаз. А потом его обнимают — крепко, утыкаясь носом в плечо. Через полчаса, когда Сюань Цзи целует его, улыбается в поцелуй, и Шэн Линъюань, отстранившись на несколько секунд, смотрит в его глаза, в которых сверкает что-то теплое и счастливое, целует его сам, они внезапно вспоминают, что все еще лежат в комнате, заваленной одеждой, а через пару часов им ехать проходить испытание от самых сложных людей в мире. В итоге все проходит неплохо. Матери («Одна родная, а отец… Ну, я его никогда не видел», — объясняет Шэн Линъюань для Сюань Цзи) Шэн Линъаюня оказывается поразительно эксцентричными, чего и стоило ожидать, учитывая то, какой у них вырос сын, как сказал потом сам Сюань Цзи. В целом, он прав — Шэн Линъюань знает, что многое взял из их характеров. Вот и сейчас они стоят напротив, и Шэн Линъюань вспоминает, как рос с ними. Одна — тонкая, высокая, худая, с длинными черными волосами, каплей нефти льющимися по спине, на высоких каблуках, из-за которых она буквально давит своим ростом всех мужчин в радиусе пары метров, в деловом костюме, с ярко-красными губами и осанкой, какие бывают у императриц. Вторая — невысокая, похожая на яркую птичку, со звонким громким голосом, массивной заколкой в волосах, в платье, вычурном и явно очень дорогом, насмешливо смотрящая на весь мир, язвительная, с каким-то демоническим яростным блеском во взгляде. Что ж, как однажды сказал один мужчина, который пытался подкатить сначала к одной из них, а потом к другой, что это впечатляюще сложные женщины. Они, конечно, устраивают допрос с пристрастием, причем роль «плохого полицейского» играет госпожа Чэнь, положив подбородок на скрещенные руки и иногда отвлекаясь на то, чтобы отпить из бокала вино, окончательно завершая образ вампирши. Потом Сюань Цзи скажет, что она похожа на Мортишу Аддамс. А Ваньфэй внимательно наблюдает, прищурив свои темные глаза, в которых опасными бликами тает свет ламп. Шэн Линъюань ищет в своих чувствах те, которые бы сказали ему — он скучал. Не находит. Впрочем, наверное, они тоже не скучали. Радовались, что их сын вырос, и им не приходится тратить на него время. Хотя, технически, они и не тратили особо, свалив заботы о его воспитании на приглашенного учителя, но обижаться из-за этого было в любом случае поздно. Сюань Цзи с достоинством выходит из этого испытания, хотя, наверное, глаза Ваньфэй оставили на его душе пару кармических ран. Потом разговор течет спокойнее — госпожа Чэнь рассказывает о том, как они полгода жили во Франции и гуляли по Версалю («Тебе прислать фотографии?» — «Нет, не нужно»), Шэн Линъюань делится отсутствием серьезных новостей на образовательском поприще, Ваньфэй говорит, что почти закончила собирать часть своей библиотеки, посвященной женской прозе XX века. Сюань Цзи нервно пьет свое вино, потому его уже окрестили как несостоятельного юношу, занимающегося не богопротивным, («Ну, милый, какой бог, ты меня видел?» — смеется госпожа Чэнь, откидывая назад пряди волос, пропуская их между пальцев), но недостойным делом, а потому, конечно, кажется, проклятие на него накладывать никто не будет, но задуматься над тем, на что он тратит свою жизнь («Нет, про Шэн Линъюаня лишний раз не думать, могут начать сниться кошмары», — ехидно сообщает Ваньфэй) стоит. Шэн Линъюаню его искренне жалко, но сжать его руку он не может, потому что этот жест будет мгновенно запомнен и перемыт в десяти обсуждениях, когда матери уедут, а класть руку ему на колено не стоит по двум причинам: первая — у госпожи Чэнь объективно рентгеновский взгляд, и она душой почувствует, запомнит, а потом тоже перемоет в разговорах, вторая — Сюань Цзи еще не привык к касаниям после обретения нового статуса, поэтому может дернуться, упасть со стула, уронить на себя свой салат, над которым он несчастно чахнет с начала разговора, вылить вино на единственную белую рубашку, откопанную в недрах его шкафа, а Шэн Линъюаню потом отстирывай (когда Шэн Линъюань рассказал, что очень хорошо умеет отстирывать кровь, Сюань Цзи очень подозрительно на него посмотрел и попросил пообещать, что не случится такого, чтобы они лежали на кровати, а потом с потолка на них закапала кровь невинно убиенных Шэн Линъюанем). В общем, идея со всех сторон провальная, поэтому приходится просто грустно существовать и мысленно обнимать Сюань Цзи. — И как тебе? — спрашивает Шэн Линъюань, когда они уже возвращаются домой, после полутора часов мучений, прощаний, объятий, поцелуев от обеих матерей в щеку, так, что Шэн Линъюаню потом пришлось еще несколько минут потратить на то, чтобы стереть со щек следы помады. Сюань Цзи округляет глаза и патетично вздыхает. Потом спотыкается о какую-то выступающую плитку, чуть не летит носом в асфальт, и Шэн Линъюаню приходится подхватить его под локоть (он не против, а всеми руками, конечно, за). Сюань Цзи закусывает губу. — Ты не расскажешь, почему вы встречаетесь раз в год за ужином? Ох, пошли неприятные вопросы. — Расскажу, — соглашается Шэн Линъюань, — но потом, завтра, давай завтра? — Ты думаешь, они тебя любят? Любят ли? Сложно сказать. — Наверное, они хотели бы меня любить, но я забрал у них слишком много времени, которое они хотели бы посвятить только себе, — довольно обидно быть ребенком, родители которого мало обращают на него внимания, обиднее только — однажды понять, что они никогда и не хотели ребенка, а то, что он родился — череда нелепых случайностей, пары ссор, нескольких пьяных звонков, мужчины, чьего имени он даже не знает, попытки сделать друг другу больно, примирения и осознания, что теперь у них есть мальчик, которого придется растить следующие как минимум лет восемнадцать и надеется, что потом он поймет намек и свалит куда-нибудь подальше, так, чтобы они виделись раз в год на полтора часа. Сюань Цзи останавливается и внимательно смотрит в глаза Шэн Линъюаня. — Не плачь, — шепотом просит он. — Я не… — выходит почему-то хрипло. Шэн Линъюань проводит ладонью по лицу и чувствует мокрое. Забавно, а он ведь никогда не плакал из-за этих встреч. Это Сюань Цзи на него плохо влияет. Сюань Цзи обнимает его, и Шэн Линъюнь глупо задумывается, что в том, что он немного ниже, есть определенные плюсы — так удобнее утыкаться лицом в чужое плечо (нет, не думать о том, что, наверное, матери обнимаются так же, если, конечно, эти демонические женщины обнимают друг друга). От Сюань Цзи пахнет пылью (а Шэн Линъюань говорил постирать рубашку перед тем, как в ней куда-то идти), вином и карамелью. Он обнимает крепко и с каким-то надрывом, словно хочет впитать в себя всю печаль, что висит в сыром ночном воздухе между ними. — Я тебя люблю и хочу посвятить свое время тебе, — шепчет Сюань Цзи. Шэн Линъюань осторожно обнимает его в ответ, чувствуя руками его лопатки, уязвимо и отчаянно выступающие, похожие на обрубки крыльев. — Ты пьян и завтра почувствуешь себя глупо, вспомнив эти слова. — Завтра я их повторю, — уверенно сообщает Сюань Цзи. Шэн Линъюань смеется его в плечо, и Сюань Цзи вздрагивает от щекотки. В целом, наверное, он прав, потому Шэн Линъюань никогда не видел более отчаянного человека, который буквально является воплощением слов «не убивай кринж, убей ту часть, которая кринжует» (правда, конечно, сначала пришлось погуглить, что такое «кринж», чтобы понять смысл этой шутки). Засыпают они на одной кровати — Шэн Линъюаню просто лень идти к себе, а Кукла слишком нагло залезает на них, сообщая, что сегодня он никуда не уйдет. Он лежит сначала рядом, рассматривая лицо Сюань Цзи — тот тоже смотрит на него, сонный и улыбающийся — потом возится, пытаясь понять, как лечь поудобнее, потом путается в одеяле и чуть не сваливается с кровати, потом несколько минут недовольно думает, что невозможно спать, пока на тебе старая пижама Сюань Цзи с покемонами, а потом все же подползает ближе к Сюань Цзи, который наблюдает за его мучениями, обнимает его, упирается носом в изгиб шеи, лежит так несколько минут, пытаясь понять, все ли теперь так. Переплетает свою руку, которой обнимает Сюань Цзи, с рукой самого Сюань Цзи и только тогда успокоенно выдыхает — вот так точно хорошо. — Шэн Линъюань, — шепчет через минут через десять Сюань Цзи, когда сам Шэн Линъюань уже теряется в своих мыслях, плавно перетекающих в сны. — М? — Ты обещал свадьбу после того, как я переживу эту встречу, — наверное, можно сказать ему спасибо за то, что Сюань Цзи не говорит слово «матери», а иначе бы Шэн Линъаюнь сам скинул его с кровати. Или, как минимум, коснулся бы его теплых ног своими ледяными, чтобы неповадно было. — Ага, — сонно соглашается Шэн Линъюань, еще не зная, что Сюань Цзи все запомнит и будет всю следующую неделю шутить, уточняя, кого они на свадьбу позовут, где будет отмечать и какие Шэн Линъюань хочет кольца. — Так вот, обычные или с узорами? Гравировкой? Хочешь, напишем дату нашей встречи? — Сюань Цзи залезает к Шэн Линъюаню на колени и целует его в уголок губ. Шэн Линъюань позволяет себе несколько минут полюбоваться бликами в темно-карих глазах, пообнимать Сюань Цзи за талию, а потом включает всю свою сучность. — Тот день, когда ты впервые разбудил меня в час ночи своей музыкой? Сюань Цзи закусывает губу. — Эту дату я не помню. — Не переживай, — мягко успокаивает его Шэн Линъюань, — я-то прекрасно помню. — Прости? — неловко спрашивает Сюань Цзи и выглядит правда виноватым. — Ничего, — Шэн Линъюань внезапно становится серьезнее, — на самом деле, я очень мало спал раньше, мне снились кошмары или мучила бессонница, так что ты, скорее, составлял мне компанию. — А сейчас? — Сюань Цзи гладит его по щеке, а потом заправляет прядь волос за ухо. — Сейчас получше, — пожимает плечами Шэн Линъюань, а потом решает, что на сегодня достаточно драматичных разговоров, — так что там с гравировками? Сюань Цзи удивленно и потерянно хлопает глазами. Шэн Линъюань смеется и целует его в нос. — Ты невыносимый, — сообщает ему Сюань Цзи. — Ага, — соглашается Шэн Линъюань, а потом, с каким-то внутренним замиранием, договоривает, — но ты меня любишь. — Люблю, — соглашается Сюань Цзи. — А я тебя коварно использую тебя, чтобы греться холодными вечерами, — заканчивает Шэн Линъюань, внутри ликуя от того, что Сюань Цзи сказал, что любит его. Он уже говорил, и не раз, но абсолютно каждый был особенным, и абсолютно каждый заставлял сердце биться чуть быстрее где-то у горла. — Так я тебе просто грелку заменяю? — ехидно уточняет Сюань Цзи. — И кормишь меня своим вкусным всем, да. — Я бы тебя сейчас поцеловал, но Кукла осуждающе на нас смотрит последние пять минут, — Сюань Цзи наклоняет к нему и трется своим носом о него. — А я говорил, что кошки в доме зло, — патетично сообщает Шэн Линъюань. — Не переживай, ты вполне ничего и зла не приносишь, — успокаивает его Сюань Цзи, а потом бегством спасается от щекотки. Шэн Линъюань впервые говорит Сюань Цзи что любит его, когда они чуть не опаздывают на автобус до пригорода. Шэн Линъюань мучительно, с пугающими темными кругами под глазами заканчивает учебный год, Сюань Цзи сообщает, что скоро тот цветом своего лица будет сливаться со стенами, а потом предлагает снять дом на пару недель и поехать отдохнуть, стоически проходит через сто «Нет, этот мне не нравится, нет, этот одноэтажный, а я хочу ходить по лестнице, а иначе зачем мы туда едем, нет, этот в какой-то жопе находится, нет, тут нет деревьев, что мне фотографировать» и все же вывозит Магомета к горе. Точнее, сначала они опаздывают и бегут за автобусом, держась за руки, потому что Шэн Линъюань дважды чуть не теряется, пока они просто ищут автобус (потому и опаздывают), а потом все же едут навстречу отдыху. Сидят и ждут отправки навстречу отдыху, если точнее. Сюань Цзи все еще держит Шэн Линъюаня за руку, улыбается и поправляет второй рукой растрепавшиеся волосы (хотя ему все равно не поможет, Шэн Линъюань-то знает). За ними ругается какая-то парочка, и Шэн Линъюань с каким-то щемящим грудь чувством думает о том, что они никогда не ругались так — зло, с желанием нагрубить и причинить боль, они вообще ругались и ссорились очень редко, а потом всегда мирились и долго лежали на кровати, обнимаясь и словно пытаясь компенсировать этим момент размолвки. И эта мысль почему-то завладевает всем его сердцем — у него есть Сюань Цзи, прямо сейчас они едут к красивым деревьям, к дому с лестницей, они не ссорятся, они никогда не поссорятся так, и все еще будут друг у друга. У него есть и будет Сюань Цзи — шумный и болтливый, похожий на ту пеструю птичку из «Хранителей снов», с кольцами и пирсингом, с каким-то кошмаром в шкафу и на полках, в котором он идеально ориентируется и выуживает вещи за пару секунд из самых неочевидных мест. Сюань Цзи — хрупко и отчаянно одинокий, рассказавший, что у него никогда не получалось завести близких друзей, но знакомящий Шэн Линъюаня с небольшой группкой людей, таким разных и необычных, что можно удивиться, как они до сих пор друг с другом общаются. Сюань Цзи — с розовой джинсовкой и тапочками нескольких цветов и разной степени пушистости. Сюань Цзи, бегущем его обнимать по вечерам и болтающий с Куклой так, будто та правда все понимает. Его Сюань Цзи. Его. — Сюань Цзи, — тихо зовет его Шэн Линъюань. Сюань Цзи мгновенно оборачивается и мягко улыбается. — Я люблю тебя, — он катает эти слова по языку, а потом, распробовав, повторяет, — люблю тебя, — выдыхает, — очень. Улыбка Сюань Цзи становится шире и нежнее. Шэн Линъюань бодает лбом его плечо, а потом, подумав, так и оставляет голову там, укладывая ее поудобнее. — Прости, что так долго не говорил тебе этого. — Я был готов ждать столько, сколько нужно, — Сюань Цзи целует его в макушку и гладит ладонь, которую все еще сжимает своей. — Ты дождался, — нет, все же нужно смотреть прямо на Сюань Цзи, отслеживая его реакцию, поэтому голову приходится поднять. — Я в тебя верил, — и в этой фразе столько всего: я верил, что ты сможешь позволить мне быть рядом, я верил, что у тебя получится признать, что я тебе дорог, я верил, что у нас получится сохранить наше общение и начать встречаться, я верил, что мы сможем пройти через знакомство с твоими матерями, я верил, что ты разрешишь себе быть счастливым, я верил, что ты сможешь признать свои чувства и рассказать о них мне. — Я тоже тебя люблю, — говорит Сюань Цзи, а потом одновременно происходят три вещи — девушка на заднем сидении, кажется, залепливает парню пощечину, автобус трогается, а Шэн Линъюань целует Сюань Цзи.