Второе ноября

      До полудня всё было как в тумане: я хандрил. Так, по-собачьи хандрил — когда даже повыть охота, а не на что, ночь-то ещё далеко.       Джек стирал круг — если бы в нем ещё жила Тварь в Круге, сейчас она бы превратилась в самую обычную Тварь. Вчера он разломал на доски шкаф. Я тогда проводил обломки тоскливым взглядом: там когда-то жила Тварь в Шкафу. Через десять лет мне снова её ловить... Нет, не мне. От этой мысли ещё сильнее захотелось завыть.       Совсем захандрив, я уже битую минуту рассматривал свою лапу и гадал, где врата решат открыться в следующий раз. Хорошо, если в горах: там много воздуха, и побегать я... другой пёс там сможет всласть. Плохо, если в каком-нибудь большом городе. Там столько запахов, что я тому псу не завидую, сам в таких местах начинаю жалеть, что пёс: Джек вот хотя бы может подхватить насморк.       — Эй, Нюх, — донеслось вдруг из-за двери. — Я пришла за своим угощением.       Я выскочил на улицу. Серая Метёлка, подметая пыльную землю растрёпанным хвостом, уставилась на меня немигающими яркими глазами.       — Пока не раздобыл, — дёрнул ухом я.       — Потом поздно будет, — моргнула она.       — Это почему это? Взгляни на Джека и Джил, кажется, они пока не спешат расставаться. Значит, и мы не расстанемся.       — Нюх, — укоризненно прошипела Серая Метёлка. — Ты ведь помнишь, какой сегодня день?       Я помнил. Второе ноября. Две ночи назад закончилась Игра. Вчера утром отзвучали хвалебные песни людей своим святым, которые палец о палец не ударили, чтобы не пропустить в мир нечисть — это я приложил к этому лапу. А ещё Серая Метёлка. И Игла — крыло. И Бубон — тоненький ус. И наши хозяева. Сегодня второе ноября, а значит, после заката магия октября развеется, и я снова стану совершенно обычным псом Нюхом, а Серая Метёлка — обычной кошкой, и мы даже друг с другом уже не сможем вспомнить Игру, потому что обычные псы с обычными кошками не разговаривают.       — Я загоню тебя на дерево, — пообещал я.       — Я выцарапаю тебе глаза. — Сейчас Серая Метёлка, тощая, с встопорщенной шерстью, была похожа на щётку. — Но сначала, — уже ласковее продолжила она, — ты достанешь мне выпить, как обещал. Отпразднуем.       Обещал я тогда зря, но — обещал, моё слово крепче кости.       Стащить у Джека бутылку чего покрепче было бы проще простого: я ведь даже умел совсем не по-собачьи вскрывать замки, делов-то тогда открыть дверцу буфета. А потом я вспомнил, как здорово было общаться с Джеком. Так что я дёрнул его за штанину и мотнул головой: открой, мол, дверцу. Джек моргнул раз, другой и потрепал меня за ухом, будто говорил: «Сейчас открою». Вскоре передо мной уже поставили бутылку шотландского виски, и я, схватив её зубами, гордо вышел на улицу.       — Не переусердствуй, Нюх, — окликнул меня Джек. Ну вот, а говорят ещё, что в любой день, кроме дня Игры, с людьми совсем не поболтать!       — Ну, угощай теперь. — Серая Метёлка облизнулась, и я, как сделал бы на моём месте настоящий джентльмен и как вчера наверняка сделал Джек, зубами вытащил пробку.       — Невкусно, — постановила Серая Метёлка. — Мне нравится. А завтра меня бы хорошенько вывернуло от твоего угощения.       — Может, ещё вывернет, — понадеялся я. — Пойдём на холм? Там закаты красивые, яркие.       Когда мы добежали до вершины холма, солнце было уже совсем низко, небо окрасилось красным и сиреневым, или как там Джек назвал этот цвет позавчера? Скоро это будет неважно.       Мы сидели на холме, бок о бок: серая, как туманная дымка, облезлая кошка и лохматый пёс. Холодный осенний ветер против шерсти... против листьев гладил деревья.       — Через десять лет — станем врагами? — Серая Метёлка дёрнула хвостом.       — Станем врагами. — Я кивнул. — Может быть. Если один из нас сменит сторону.       — Если не сменит, всё равно станем, до дня Игры и не узнаем же, кто на какой стороне, — возразила Серая Метёлка и прищурилась. — Никакого не будет тебе доверия, пёс.       — Взаимно, кошка.       Под лапами шуршала жухлая свалявшаяся трава. Нос щипало — к дождю. Серая Метёлка отвернулась от меня и принялась вылизываться. И вряд ли во всей Англии нашлось бы тогда существо печальнее. Ну, разве что я.       Я смотрел на деревья и думал, что как же хорошо, что мне уже шесть. До следующей Игры я просто не доживу. Псы в Игру не могут сыграть дважды, а ещё не могут дважды разругаться с кошкой.       — Метёлка? — позвал я.       — Мя-я-я? — откликнулась она.       Тогда я понял, что магия октября наконец развеялась. Небо вдруг посерело — никакого тебе больше сиреневого, Нюх. Но мы всё сидели на том холме — не способные поговорить друг с другом драная кошка и лохматый пёс. И я думаю, что всё-таки и правда не было тогда существа печальнее Серой Метёлки. Даже я был счастливее.       У кошек ведь девять жизней.