Выбор

      На пару секунд, которые им обоим показались целой вечностью, повисло молчание. Суна чувствовала, как к горлу подходит тот самый нервный ком, который она вместе с горькими слезами пыталась сглотнуть. Кайя сидел напротив, отведя свой взгляд куда-то в сторону. В голове было так много вопросов, но так мало ответов. И у него, и у неё.       — Чего ты от меня хочешь, Суна? — вдруг тихим голосом заговорил Кайя, переводя взгляд своих карих глаз на сидящую рядом жену. Взгляд Суны, казалось, выражал самое что ни есть раскаяние, но он не знал, стоит ли ему сейчас в это верить. Сердце предательски скулило в груди, но нож, который сама она туда воткнула, после чего будто несколько раз прокрутила, всё ещё напоминал о себе.       — В смысле? — так же тихо спросила в ответ девушка, чувствуя, что сдерживать подступающие слёзы становится всё тяжелее. В какой-то один момент в этот вечер внезапно пришло осознание. К этому осознанию и так называемому «просветлению» она медленно шла последние недели. Возвращение Сейран в особняк, слова Ферита, ситуация с Аби и Айше и слова Сейран о том, где проводит время Кайя вне дома заставили какой-то рубильник в голове щёлкнуть. Причем это оказалось намного болезненнее отцовских пощёчин. В один момент пришло осознание собственной глупости и беспомощности. И окончательно в тот день её добил подслушанный разговор Ифакат с той самой шарлатанкой.        «Глупая, глупая Суна».       Оказалось, что никто в этом особняке с самого начала не желал ей ничего хорошего. И ещё тогда в чём-то младшая сестра оказалась права. Оказалось, что она действительно всего лишь кукла в руках недобросовестных людей, которые посеяли в ней то самое зёрнышко желания мнимой власти, зависти и злости.       «Глупая, глупая Суна».       Оказалось, что единственный, кто желал ей добра — самого искреннего и светлого — тот, кто сейчас сидит напротив неё. Тот, кого она своими же действиями оттолкнула. Тот, кого своими же словами ранила. Тот, кто своими действиями доказывал ей, что не откажется, что будет рядом, что поможет, поддержит, что этот чёртов фиктивный брак имеет все шансы на то, чтобы стать не фиктивным, а настоящим. И нужно было приложить всего лишь только чуточку усилий.       Но слабая, глупая и наивная Суна позволила себя использовать совершенно и наивно поверила недобросовестным людям. И теперь приложить нужно не чуточку, а огромное количество усилий. Хотя сейчас в грудине очень чётко тяжестью ощущалось то, что никому она не нужна. И осталось только узнать окончательно, отказался ли от неё он, тогда в усилиях потребности уже не будет. Или у неё всё же ещё есть шанс на исправление своих ошибок?        — Я ревновал тебя — тебя это не устроило, Суна… — произнёс Кайя, наконец заглядывая в глаза жены. — Я любил тебя — тебя это тоже не устроило. Не знаю, было ли тебе этого мало или тебе это вообще не нужно было. Я отказался от тебя — снова не то… — слегка нахмурился он, всматриваясь в лицо Суны и стараясь рассмотреть там все эмоции, которые только можно. Прочувствовать, прожечь ими своё сердце, но понять, что и в какой момент что-то пошло не так. — Ты растоптала мои чувства к тебе, наплевала на них, — спокойный тоном продолжал он, не отводя своего взгляда, желая увидеть всю подноготную девичьей души. — Я стал для тебя чем-то важным только сейчас? После того, как отказался от своих растоптанных чувств? — в его голосе Суна не слышала обиды, но слышала что-то дрожащее. Она чётко слышала, как дрожит голос мужа, но не понимала, означали ли его слова в действительности отказ от неё или надежда всё ещё есть. Хотя отказ является весьма логичным после всего произошедшего между ними за последнее время, а вот что-то противоположное отказу выглядело сейчас в голове Суны скорее чем-то на грани фантастики.       — Я… Так ошиблась, Кайя… — дрогнул её голос, после чего по девичьим щекам пробежали две одинокие слезинки. Две маленькие, но такие обжигающие, горячие слезинки. Слёзы горечи и сожаления. Слёзы собственной никчёмности, глупости и слабости.       «Глупая, глупая Суна».       — Если есть ещё хотя бы капля того, что я не уничтожила в тебе… Не отказывайся, Кайя… Прошу… Не отказывайся, — сейчас Суна поняла, что теряет остатки того человека, которому она впервые в своей жизни была по-настоящему нужна.       Оказалось, что до этого в её жизни в действительности всё было просто никчёмным и жалким. И что слова Нюкхет были правдой — жалкой была и она. И вся её жизнь была поломана переломана к этому самому моменту уже по несколько раз.       Отцу она не была нужна. Ему нужно было выдать своих дочерей замуж, а за кого — та у кого денег побольше. Так она оказалась в доме Ихсанлы, где каждую ночь задыхалась от панических атак рядом с психически больным Саффетом, который постоянно находился у неё где-то в ногах.       У Сейран была отдельная история. Младшая сестра была так же морально подавлена и сломлена, как и старшая. И она тоже была такой же жертвой отца-тирана. То, что они с Суной совершенно разные, сама Суна поняла тоже относительно недавно. И что какие-то сказки про зависть, про украденное счастье и про Ферита — бред, бред и ещё раз бред. С младшей сестрой пора уже давно было оставить все эти недопонимания и ссоры.       Абиддин, может, и чувствовал что-то к ней, но отказался после первого же падения. Отказался, как только её всё-таки насильственным путём буквально «вышвырнули» замуж. И он был слаб сам по себе. Молча смотрел на то, как её отец поднимает на неё руку. Молча смотрел на то, как её семью выгоняют как дворняжек. Молча. Молча. Молча, чёрт возьми.       Кайя был единственным, кого эта жизнь послала ей в подарок. Единственным пристанищем, где её душа нашла бы спокойствие, и где ей залечили бы все раны. И ведь вначале она готова была залечить и его. Они были прекрасной парой, у которой были все шансы стать счастливыми, но из-за собственной слабости и глупости Суна от этого почти отказалась.       Сейчас она хотела верить, что ещё есть шанс всё исправить. Что у неё есть шанс на исправление ошибок.       — Прости, прости меня… Я… Так запуталась… — зажмурилась девушка, утыкаясь в свои ладони, стараясь дышать ровно, но дыхание сбивалось. Казалось, что воздуха стало меньше. Кайя же молча смотрел на неё, чувствуя, что сердце в груди снова ноет. Предательски, сука, ноет.       Отказаться от Суны до конца всё равно не получалось. Как бы он ни старался, но не получалось. В ту ночь, когда он остался у Пелин, в тот самый момент, когда между их губами оставались миллиметры, он резко поднялся со своего места и ушёл.        ‭« — Я… Не могу, Пелин. Мне надо идти»       Суна. Суна. Суна.       Вошла в мысли, вошла в сердце, вошла в душу. Наплевала туда, растоптала, разорвала на мелкие частички, но…       — Мы ещё можем стать счастливыми, Кайя… — их взгляды столкнулись. Эту же фразу говорил ей он, когда был в таком же состоянии за несколько недель до этого разговора. Они поменялись местами, но с небольшим отличием — у Кайи не было никакого помутнения разума или «тупиков». Он понимал изначально, что особняк Корханов не даст им оправиться от травм прошлого, а только расковыряет эти раны ещё больше. Раны, которые у кого-то зажили, а у кого-то даже корочкой не покрывались, не заживали. Он подозревал, что на Суну кто-то влияет, и после подслушанного их разговора с Ифакат многое в его голове встало на свои места, но он продолжал надеяться, что показалось. Но не показалось.       Это место, этот чёртов особняк несчастий и все в нём живущие пытаются залезть к тебе под кожу и вытащить наверх всё то, от чего в здравом разуме человек хочет в себе отказаться. То, что хочет в себе подавить и уничтожить.       Из Кайи этот особняк и его «обитатели» вытащил его агрессию. Он всегда пытался давить свои приступы, которых больше всего было во времена обучения в Лондоне. На последнем курсе университета он остепенился, взял себя в руки, начал посещать психотерапевта. И прошло. Он научился контролировать себя и свои эмоции, сдерживать свою вспыльчивость и агрессию. И вроде бы всё было хорошо.       …И только Стамбул вновь заставил его сорваться. Случай на рынке, драки с Феритом, срывы на Суну, которая является такой же жертвой этого чёртвого особняка.       Это место прогнило до самого основания, как и люди в нём. И ещё пару недель назад Кайя уже окончательно увидел, как это место влияет что на Суну, что на него. Он верил, что настоящая Суна — это та хрупкая девочка, которая приняла его кольцо из листиков. Та хрупкая девочка, которой он купил в кафе те самые украшения у бабушки. То хрупкое и нежное создание, которое он спасал от пощечин Казыма. И совсем не та, кому запудрили мозг какими-то бреднями про «госпожу», особняк и прочее.       Точно так же как и настоящий он — это тот мужчина, который сдержан и серьёзен, надёжен и уверен в себе, а совсем не тот, который разнёс в приступе гнева всю комнату, замахнулся на дверь, а Суна подумала, что на неё, и не тот, кто бросается на людей и избивает их.       Особняк Корханов вскрывал старые раны и сыпал в них соль, а потом смотрел, как люди, корчась от боли собственных ран, наносят друг другу увечья. Наносят друг другу ещё больше кровоподтёков и ссадин. И так же, как и несколько недель назад, Кайя видел для их брака только два выхода — либо развод, либо…       — Если ты правда сейчас искренна со мной, то… — Кайя на секунду запнулся, видя, как в глазах Суны что-то загорелось после его слов. — Это будет моё второе и последнее такое предложение, Суна. Выбор за тобой. Последний выбор.       — Говори, — тихонько кивнула она, уже давно готовая услышать хотя бы один вариант, который помог бы ей исправить свои ошибки, чтобы больше не чувствовать эту прожигающую боль в сердце и эту давящую вину перед мужем. Чтобы использовать тот самый шанс и попробовать стать счастливой. Чтобы больше не отталкивать того, к кому её сердце так встрепенулось и для кого так бешено стучало сейчас.       — Давай улетим в Лондон, Суна.

Продолжение следует…