Брат не будет против

— Дагэ за вечер так устал от назойливых гостей? — Не груби старшим, ты и сам порой не сильно вежливей лисицы, — Минцзюэ растирает пальцами переносицу, оглядываясь в поисках кувшина с водой. — Я всего лишь хотел позаботиться о дагэ. Заварить чай? — Лучше признавайся сразу, чего хочешь? Я и правда сегодня устал от церемоний, — его ладонь смахивает с лица Хуайсана прядку волос, заставляя испуганно отшатнуться. Не удар, почти ласка. — Дагэ думает, что я пришел к нему из корысти, — упрекает Хуайсан. Протягивая руку для объятия, прижимает к спине брата крошечный клочок бумаги с заклятием. Несколько секунд наблюдает за тем, как сменяется выражение чужого лица. — К сожалению, дагэ не ошибается. Чтобы заполучить заветную формулу пришлось несколько дней убеждать Вэй Усяня, что она не послужит во зло. Собственно, нет, не послужит. То, что задумал Хуайсан, не выйдет за пределы этого дома и никому не нанесет вреда. — Дагэ, ты слышишь меня? Я спросил, хочешь ли ты чая? Минцзюэ вяло моргает несколько раз, не отвечая на вопрос. Вместо торжества в груди зарождается противное чувство страха: что, если магическая формула не сработает? Или даст сбой? Или этот вечер останется в памяти брата? Безусловно, Хуайсан проверил ее не раз, подчиняя себе прислугу, но теперь кажется, что стоило бы проверить снова. Ещё пару десятков раз. — Мне кажется, что у меня в голове не будет ни одной больше мысли, пока я не сделаю это, — извиняющимся тоном произносит Хуайсан. — Я вижу это даже во сне. Не осознающий себя Минцзюэ легко подчиняется рукам, делает шаг, садится на постель, сохраняя равнодушное выражение на лице. — Ты опять недоволен мной, но хотя бы не злишься, — слабо радуется Хуайсан. — Но ничего. Ничего страшного, я все равно привык... Верхние одежды легко соскальзывают на пол. Минцзюэ даже не провожает их взглядом, глядя в одну точку. — Я не успел узнать, как тебе нравится. Нужно было расспросить кого-то из... наложниц. Но, думаю, это все равно бы не помогло. Я не так уж хорош, как они... Дагэ... Дагэ, был ли ты с мужчинами? Минцзюэ продолжает молчать. На пол падает ещё одно тонкое одеяние, создавая вокруг ступней Хуайсана словно бы охапку смятой осенней листвы. — Тебе не нравится? — Хуайсан опускает взгляд, рассматривая собственные обнаженные бедра. Кожа его тела идеально белая, сквозь нее едва просвечивают синеватые жилки. — Посмотри, — он насильно опускает голову замершего Минцзюэ, — это все время происходит из-за тебя. Несколько раз я смотрел, как ты тренируешься и... С брата нельзя снимать одежду целиком, чтобы не прервать действие заклинания, плотно вцепившегося в ткань. Приходится распахнуть полы, отталкивая их в стороны, словно непослушные бамбуковые занавеси. — Мин-гэгэ, он такой же большой, как ты сам... Позволишь мне? Дожидаться ответа от подчинённого заклятием тела нет смысла, поэтому Хуайсан опускается на колени. Член, окружённый мягкими волосками, расслаблен. Приходится погладить его кончиками пальцев, обнажая головку. Помять в ладони, дожидаясь, когда окрепнет. — Пахнет как травы и мускус, — Хуайсан склоняется, зажимая между бедер собственный возбужденный член. — Я всегда хотел сделать вот так, не злись на меня, дагэ... Он укладывает безжизненную равнодушную ладонь себе на макушку. Она не гладит по волосам, не сжимает их в горсть, просто давит собственной тяжестью, но можно вообразить, что брат молчаливо требует наклониться ниже. Полностью вставший орган чуть больше, чем Хуайсан предполагал. — Они более искусны, не правда ли? Те женщины, с которыми ты... Хуайсан обхватывает губами самую вершину, уже понимая, что не сможет вобрать весь член. Трогает языком тонкую кожу. Взвешивает в ладони. — Дагэ простит меня, что будет у меня не первым, не правда ли? Будь он первым, я бы просто не справился... Нужно быть женщиной, чтобы получить удовольствие от такого... Быть женщиной или очень любить дагэ... Жестяная баночка появляется из складок одежды. Мазь покрывает напряжённый орган. Хуайсан поднимается с пола, чтобы неловко забраться на постель, сжимая коленями бедра брата. — Ты не хочешь мне даже помочь? Хорошо же... Я все равно собираюсь продолжить. Он заводит руку за спину, пытаясь нащупать покачивающийся под собственной тяжестью член. Вторая рука ложится на грудь Минцзюэ. Каменно твердые мышцы, гладкая кожа. Широкие плечи, о каких самому Хуайсану только мечтать. Прохладные пряди волос, водопадом спускающиеся ниже лопаток. — Не торопись, позволь мне привыкнуть, — упрекает он так, словно Минцзюэ совершил хоть какое-то ответное движение. Привыкать действительно приходится. Скользкий наощупь, натёртый специальной мазью, орган с усилием проникает внутрь едва ли на треть. — Дагэ, дагэ, дагэ, — зовёт Хуайсан, прижавшись щекой к плечу и покачиваясь с закрытыми глазами, чтобы на каждом движении пропустить в себя чуть больше. Ладони смыкаются на его талии мгновенно и совершенно внезапно, заставляя испуганно вскрикнуть. Но взгляд Минцзюэ остаётся пустым и безразличным. — Ах... Вот как... Дагэ вовсе не против... Он даже обнимает меня. Из стальных «объятий» придется позже каким-то образом высвобождаться, но пока они согревают тело, прикрывая широким рукавом обнаженные ягодицы. Словно не позволяя случайному зрителю увидеть самое потаённое. — Больше того — дагэ ревнует меня? — усмехается Хуайсан. — Не нужно... Этого не нужно, я не люблю никого другого. Его собственный член упирается в мышцы чужого живота, истекает прозрачной вязкой жидкостью, пачкая кожу. — Я не узнал, как тебе нравится. И не знаю, как понравилось бы мне, — все ещё ощущая руки вокруг своей талии, Хуайсан откидывается назад, ерзая и позволяя члену глубже войти в свое тело. Слишком крупный орган — как будто бы острый на головке, но более широкий вдоль ствола. — Мы хотим сделать это грубо, дагэ? Я не против, если тебе захотелось. Мелкие движения вверх и вниз всё-таки сложно назвать «грубыми», но и никакого облегчения они не приносят — введённый внутрь целиком орган остаётся слишком массивным, чтобы спокойно это терпеть, отчасти выходящий из тела — он не становится более тонким, только натирает растянутые мышцы, двигаясь туда-сюда. — Кто будет виноват в том, что все завтрашнее утро я проведу, лёжа в постели? ... — Я доволен, что дагэ не выбрал для себя одной женщины. Ей пришлось бы сожалеть о своем положении... О нет, вовсе не потому, что мой господин изрядно одарен природой... ... — Каждый вечер, в темноте, опускаясь на постель, я представляю, как лежали бы твои пальцы на моих бедрах... ... — Больно! — всхлипывает он, когда руки на талии сжимаются сильнее, грозя переломать ребра. И только потом ощущает, как растекается внутри ещё теплое семя. — Это всё, дагэ? Вот так вот легко... Они замирают оба на пару минут, пока Хуайсан не ощущает, как опавшая плоть выскальзывает из него, открывая дорогу щекотно катящейся по бёдрам влаге. — Я был сегодня хорошим братом? — он вновь заводит руку за спину, стараясь наощупь понять, насколько больно будет, если скатиться с колен Минцзюэ. Хотя бы крови на пальцах нет. — Я доставил тебе удовольствие, не правда ли? Не нужно благодарить. Он касается поцелуем волос Минцзюэ. Избавиться от объятий удается неожиданно легко. Только колени подгибаются и одежда, брошенная на пол, путается в ногах, словно капкан. — Я принесу воды и омою тебя, дай мне только отдышаться, — обещает Хуайсан. — И перестелю постель. И лягу в ногах, чтобы согреть тебя. И все, чего ты захочешь... Он всё-таки падёт на пол, не удержавшись, и с удивлением размазывает ладонью по щеке влажную дорожку слез. — Не обращай внимания, дагэ... Это такая ерунда. Это даже не стоит твоего внимания... Лучше протяни мне руку и помоги подняться. Ты ведь не против, если я использую это заклятье ещё раз? Ещё один раз, ведь ничего страшного не произошло? Просто ты слишком красивый, дагэ. А за это нужно расплачиваться. И не лучше ли — со мной, чем с кем-то другим. Всего ещё один раз... Или два. Ведь ничего страшного все равно не произошло.