***
Девять часов, двадцать три минуты. Десятый звонок за последние полтора часа. Тишина. Час назад пришла с работы мама и застала дочь сидящей около телефона, смотрела на него, будто телекинезом сдвинуть пыталась. Вопросов задавать не стала. И так всё было понятно. Маша на стенку лезть была готова от непонятного ожидания. Пугающие мысли продолжали заполонять, не давая себе отвлечься. Начался мандраж, остановить который, она была не в силах. Он должен быть дома. Она надеялась. Просто слишком устал и сразу лёг спать. Нет, бред. Он бы через сон, но предупредил бы её, что всё хорошо. Но сейчас абсолютная неизвестность. Внешне она была похожа на статую, почти не шевелясь, но внутри всё переворачивалось, вскидывалось, бушевало. «Соберись, Романова. Если продолжать просто сидеть, не успокоишься же» Слишком резко встав, особенно для долго сидящего человека, она быстрым шагом подошла к своему шкафу, спешно собираясь, совершенно не обращая внимание на головокружение. «Спокойнее станет, если у него дома буду» Шум привлёк Инну Николаевну и она с вопросом наблюдала за копошением дочери, уже одетой в уличные вещи. - Ты далеко собралась? - не останавливаясь, натягивала на себя свитер, собираясь поскорее выйти из дома. - К Вите. Завтра от него в школу пойду. - На ночь глядя? - мать встала в проходе, перекрывая выход для дочери. - Дома сиди. - Мам, мне нужно к Вите. - Маша в напряжении кулаки согнула, сдерживаясь, чтобы грубо не ответить. - Ты и так с ним почти каждый день. Не пущу. - Романова старшая губы скривила, кивком указывая дочери обратно на её комнату, - Раздевайся. - Ты не понимаешь. Я должна идти. - девушка попытку сделала пройти, но мать за плечи её легонько толкнула обратно. - Меня не волнует. Завтра с ним увидишься. Ты остаёшься дома. Маша пыталась до десяти сосчитать, заставляя себя успокоиться, на мать не огрызаться. Но сейчас, она просто теряет время. Драгоценное время. - Нет. Уйди с дороги, прошу тебя. - в ответ она получила толчок сильнее, еле удерживаясь на ногах. - Ты что творишь? - Это что ты творишь? И так у него почти каждый день ночуешь, так и сейчас ночью уходишь. Перетерпишь. - комната словно стала накаляться, ещё немного и поджигая фитиль Романовых к взрыву. - Я должна быть рядом, почему ты не можешь меня понять? - Маша не сдерживаясь стала голос повышать, смотря на озлобленную мать. - Он и сам может справиться. Какой толк помощи от малолетки? - брюнетка ошарашено посмотрела на мать, всё сильнее сжимая кулаки. - Я люблю его! Я не могу его оставить. - со всей бойкостью, Маша ближе подошла к матери, прожигая зелёными лазерами. - Люблю... - мать потухшим взглядом смотрит на дочь, каким родители глядят на ребёнка, зная, что люблю, для парня пустой звук. - Ты хоть знаешь, что такое любовь? Мария дёрнулась от слов матери, будто та, ей по голове ударила, а в ушах звон появился. Она смотрела прямо в глаза ей, а по бокам всё расплывалось. - Знаю. - говорить было тяжело, но позволить себе молчать она не могла. - Откуда? Даже я не знаю, что такое любовь. Я знаю только любовь к ребёнку. Но не к мужчине. - Инна Николаевна головой покачала, отрицая слова дочери. - Откуда ты можешь знать, если я за свои годы не поняла. - Мне жаль, мам. Но Витя показывает мне, что такое любовь. Я люблю и любима. - Тебе только шестнадцать, очнись! - она взяла дочь за плечи, встряхивая. - Какая любовь у вас может быть? - Настоящая. Извини, что Павел не дал тебе это почувствовать! А Витя, он... - Хватит, Маша! - Романова старшая громко прикрикнула, словно голосом своим могла стёкла разбить и дочери очевидную вещь пытаясь донести. - Перестань искать в нём отца! У тебя его не было и не будет! Выстрел. В сердце. Оглушило так, что не держи мать её за плечи, то точно бы упала. Она чувствовала, как кровь перестала поступать в сердце, замедляя его ход. Боль сковала всё тело. Глаза, что до этого горели от бешеного желания защитить, заступиться, стали потухать, оставляя блёклость. «Отец» Она знала куда бить. И попала. С первого раза. Маша перестала чувствовать себя, будто душа давно стоит рядом, наблюдая за всем со стороны. Её выворачивает наизнанку. Кости ломает, мышцы рвутся. Это было грязно. - Пойми, Маш, Витя не сможет дать тебе того, что ты ждёшь. Он не заменит отца. Заканчивай с этим. «Ответь же что-нибудь, заставь всё прекратить» Но хотелось прекратить только эту боль внутри. Мать стала расплываться перед глазами, а тело становилось ватным. Казалось ей отрезали язык. Если нет, то почему она его не чувствует. Оттолкнув мать от себя, словно та, могла оставить на теле ожоги, пошла к коридору, не показывая на сколько ей было тяжело передвигать ногами. Уже готовая выходить, она, не оборачиваясь на мать, проговорила мёртвым голосом, до этого ей не знакомым. - С ним, я впервые забываю про отца.***
Маша стояла в прихожей квартире Вити и не знала куда себя деть. Открыв дверь своим ключом, надеялась, что увидит свет лампы или услышит шум из комнаты. Но ничего не было. И как будто никогда не было, а всё остальное всего лишь её воображение. Топталась в прихожей и чувствовала себя чужой, будто в первый раз здесь. Романова слышала только с какой силой билось её сердце, ещё не отошедшее от разговора с матерью. Так ещё и Вити дома нет. «Когда это всё закончиться?» Она подняла голову вверх, глаза закрывая. Со стороны покажется, что словно молиться, к Нему обращается, слёзы сдерживая. Но нет. Она никогда не молилась, никогда помощи не просила. И слёз нет. То ли от страха, то ли от сковывания. Сумела только пальто своё снять и обувь, включая люстру в коридоре. В комнату не пойдёт. Тут останется. Как бы не любила квартиру Пчёлкина, но сейчас, стены давили, пытаясь Романову добить беспощадно. Тяжело было в другие комнаты смотреть, не то что заходить. Она будто в коробке, медленно с ума сходив. Без него. За последние месяцы, Маша пожалуй, не держала в руках трубку телефона столько раз, как за эти пару часов. Пальцы тонкие на автомате набрали цифры, сопровождая гудки. «Пожалуйста, подними трубку, ну же» - Алло? - Валера, - голос не её, слишком охрипший, слишком грубый. - Маш? Что с тобой? - Ты можешь прийти пожалуйста? - Конечно, - в трубке зашумело, заставляя Романову немного поморщиться от звуков, - ты дома? - Нет, я... Я у Вити. - Скоро буду, Машунь. Жди. Частые гудки сброшенного телефона, чуть отрезвили. Она посмотрела на трубку, словно не понимая, что только что произошло. Присев на стул рядом, стала губы кусать, пальцы выворачивая. Валера должен что-то знать. Конечно должен. Если ничего ей не скажет, посуду бить начнёт, на стекла босыми ногами наступать. А потом истерику устроит. Но не на Фила. На себя.***
- Маш, не волнуйся сильно, хорошо? Знаю, что тяжело, но ты же веришь в них, а они сильные, справятся. Они сидели на кухне, смотря на уже давно остывший горький чай. Как только пришёл Валера, она нашла в себе силы пойти на кухню. С ним, она увереннее стала вести себя дома, но дрожащие руки, разливающие кипяток, давали о себе знать. Фил рассказал ей. Не мог умолчать, смотря на подавленную подругу. Тем более одну он её не оставит и лучше сказать, как есть. Но по мягче. Рассказал про залётных с другого рынка, про стрелку и сказал про ребят искалеченных. Только в подробности не вдаваясь. Сказал, что поцарапали, но не на смерть. Самому же неизвестно, на сколько там всё серьёзно. Стал говорить, что не в первый раз стрелки у них проходят и единственное, что может пойти у ребят не так, это наличие синяков, да царапины. - Я волнуюсь, Валер. Чувство такое, отвратное. - Скоро вернуться. Фил подругу за руку взял, сжимая крепко, будто через прикосновение уверенность ей свою передавал. Но как бы Маша не верила ему, пока Пчёлкина не увидит, не успокоиться. И ведь даже не знает, как реагировать будет, когда он в квартиру войдёт. Кинется сразу ему на шею или сидеть на стуле останется, всё глазами травмы ища. Разговор с мамой уже не вспоминался особо. А если и всплывал мимолётно, то продолжал на сердце давить, слова всё вспоминая жестокие. « Перестань искать в нём отца! У тебя его не было и не будет!» Маша часто представляла, как бы сложилась её жизнь, будь у неё отец. Какой был изначально и хороший. В первом случае, вечные пьянки, страх, побои. Она в этом не сомневается. Во вторым случае... У неё была бы семья, на которую можно ровняться. В детстве, часто считала себя каким то не правильным ребёнком, смотря на подружек у которых есть отец. Даже себя могла винить, в отсутствии мужчины дома. Будто это именно её проблема. Она безотцовщина. Романова не знала, что это такое, обнимать отца, слышать от него поддержку, чувствовать. Не знала, что такое мужское сильное плечо рядом. С самого детства, смотря на маму, что одна поднимала дочь на ноги, Маша перенимала качества независимости. Стойкости духа. Но стоило кому то заговорить об отце, папе, сердце ныть начинало, держа всхлипы внутри. Если отец не смог полюбить свою дочь, то как можно быть уверенной, что она вообще заслуживает любви? Но Витя... Витя исцеляет. Он даёт ей любовь, опору, защиту. Но не такую о которой она мечтала в детстве. С ним, она и вправду забывает, что по сути своей сирота. Мама не права. Абсолютно. Поворот ключа в дверной скважине, заставил Романову вскинуть голову, с надеждой смотря на Валеру. Он встал совершенно спокойно, в отличие от девушки, что была готова сразу нестись в прихожую, сшибая всё вокруг. Но от чего то, ноги не позволяли. Она приросла к полу, не позволяя сделать движений. - Кос, да обопрись ты нормально, я тебя уже тащить не могу. Витя буквально нёс на себе Холмогорова, что еле ноги переставлял. Космос что то не ясное бормотал. Пьяный. Кровь засохшая из под носа, костяшки разбиты. Обычное дело. Внешне. У Пчёлы тоже кулаки в крови. Трещина на переносице, синяк на скуле, кровь на подбородке. Но в сравнении с другом, твёрдо держался на ногах. Если не морщиться, пока друга держит, значит не сломано ничего. До последнего свет на кухне не замечал и друзей стоящих, пока Валера ближе не подошёл. - Фил? А ты чего здесь. - Машу он не видел, та поодаль стояла за широкой спиной Филатова. - Помоги его до дивана донести. Щас нашатырь возьму, пусть оклемается. И домой повезём. Тачка внизу стоит. - Целы? Как всё прошло? - боксёр по другую сторону от Космоса встал, руку его к себе на плечо закидывая, в сторону гостиной направляясь. - Нормально всё. Думал хуже будет. А так, отделались по хуйне. - сбросив друга на диван, Пчёлкин на кухню ломанулся, аптечку собираясь доставать. А Маша всё продолжала стоять, заставляя себя вдох сделать от увиденного. На ладонях полумесяцы от ногтей остались, до сих пор заживающие. Она поверить не могла, что всё обошлось. Что он дома. Живой. На столько сильно, от его работы, она не боялась никогда. Почувствовала, как тело до этого напряжённое, резко расслабилось. Губа в кровь искусанная за этот вечер задрожала, от чего пришлось поджать сильно, до боли. Витя, что на кухню шёл, в проходе остановился, словно с невидимой стеной столкнулся. Маруся. Стоит, смотрит на него глазами зелёными. Он будто увидел, все те переживания которые она перенесла за этот вечер. Не двигается, моргает медленно. Взлохмаченная, бледная. Но такая она красивая. Он ближе подошёл, аккуратно ступая, будто боялся, что от резких движений в сторону шуганётся. Смотрел ей прямо в глаза, бесконечно извиняясь. Она руками своими от запястья его вверх стал подниматься, до лица поднимаясь. Невесомо по ране на переносице прошлась пальцами, по синяку. Подушечками пальцев стала всё лицо его обводить, как если бы слепая была. Пчёла глаза прикрыл, ощущениям отдаваясь. У него сердце сжимается, в грудную клетку болью приятной. «Нежная ты моя» Она по губе пальцем провела, трещинку не задевая и прижалась лбом своим в шею его, запах вдыхая. Руками в плечи вцепилась и будто услышать можно было, как ткань трескаться начала. Пчёла почувствовал капли на коже своей и лицо Маши поднял, в глаза ей вглядываясь, в самую душу. - Прости, Марусь. Я здесь, всё хорошо. Она ответить не могла, даже кивком, всё смотреть продолжала. Будто отведи взгляд, как он исчезнет. Витя губами своими по лицу её мазал, что то продолжая шептать, дорожки от слёз собирая. Маша сама в губы его впилась, не переживая, что рану может побеспокоить. Поцеловала крепко, больно, показывая, что внутри. А Витя ей по другому отвечал, чувственно, глубоко. Совершенно противоположно. Но было единственное сходство. Они чувствовали любовь. И боль друг за друга. - Сейчас всё хорошо? - Маша смотрела на него с очарованностью, близко близко стоя к Пчёлкину. - Да. - От одного слова, двух букв, она словно научилась заново дышать, полной грудью, без зажимов. - Пообещай мне, Вить. Пообещай, что вранья никогда не будет и какая бы ситуация не произошла, мы всё рассказываем друг другу сразу. - Обещаю, Марусь. Пчёлкин видел, как она себя измотала за эти часы. Видел по её нахмуренным бровям, искусанным губам, тяжестью в глазах. Видел и винил себя, что сразу ей не рассказал. Он повёл себя, как мальчишка, по сравнению с ней. - Можно? - Фил по косяку постучал, немного заглядывая на кухню. - Я поеду Коса отвезу к себе. Ключи завтра верну. Витя кивнул, аккуратно отстраняясь от Романовой, пошёл помогать дотащить друга до машины. Маша с благодарностью головой мотнула Валере, поднимая уголки губ на прощание. После хлопка двери, она словно очнулась. Стала в тумбочках аптечку искать, дабы раны Вите промыть. Разложила всё нужное на столе и про себя тихо ухмыльнулась. Ну точно медсестра. Возвращаемся в 88 год. Только сейчас, она будет ваткой к ране еле прижимать и стоит только парню скривиться, фантомом сама боль почувствует. Витя в квартиру вернувшись, захотел майку грязную снять, но передумал. Там синяки на рёбрах, а такое Маруси видеть не надо, начнёт кожу себе царапать, лишь бы не прикоснуться. Молча прошёл на кухню, на стул сев, ждал когда девушка начнёт кружить. Она со всей осторожностью к ранам перекись прижимала, стараясь не начать дуть по детски. Да такой серьёзной казалась, что Пчёла еле сдерживался, что бы руки её к губам не прижать. - Как ты, Марусь? - видимо в мыслях своих капаясь, чуть вздрогнула от голоса Вити. - Переживала. - решила честно сказать, ответив она ему, что всё нормально, все равно не поверил бы. - Прости, маленькая моя. Она на Витю посмотрела, ватку на стол откладывая. Но он не увидел у неё в глазах ни разочарования, ни обиды. Он видел, только тепло. От этого погано на душе становилось. Не заслужил он этого. Маша ладошки на щёки его положила, медленно, словно издеваясь стала наклоняться к нему. Плевав на рану, он поддался вперёд впиваясь в её пухлые губы. Руки свои на плечи положив ему, ноготками впиваясь и Витя за скулы её взял. Он слегка отстранился, и она открыла глаза, встречаясь с ним взглядом. Наблюдал за ее реакцией, а Маша боялась себя, готовая разреветься от безумного желания. Готовая отдать последнее, что у неё осталось - себя. Романова пальцами своими длинными в волосы его запустила, то сжимая, то разжимая. Витя тут же завладел её губами, раскрывая их, и крепко прижал Марусю к себе. Его пальцы прошлись по её спине, рисуя странные узоры, а она вздрагивала каждый раз от его прикосновений. Пчёлкин поднял её, держа крепко, не отрываясь от её губ, не обращая внимание на ноющие ссадины. Маша ногами обхватила его за талию, руками обнимая за шею. Не отрываясь от неё, дошёл до спальни, сел на кровать и посадил брюнетку на колени. Всё, назад дороги нет. Она растворялась в нём. Ощущала его руки везде, поцелуи по всюду. И эти прикосновения вызывали одновременно жар и холод. Она чувствовала его губы, которые касались кожи на шее, спускались всё ниже, к ключице, к груди. Её вверх валялся уже где то в другом конце комнаты. Витя аккуратно, словно вазу хрупкую, положил Романову на кровать, не переставая исследовать её тело губами, заставляя девушку выгибаться всё сильнее. Пчёлкин оторвался от неё все лишь на секунду, через голову снимая футболку и снова стал дарить девушке ласки и жар. Казалось, что уже нет места, которого бы не коснулись его губы... Но нет. Она схватилась за простыни, сжимая их в кулаке и выпуская томный стон. Витя словно очнулся, в беспокойстве глядя на девушку. Господи, какая же красивая. Розовые щеки, похожие на красные розы, расширенные зрачки, волосы спутавшиеся на подушке. Но готова ли она на самом деле? - Марусь... - Да, Пчёлкин. Только попробуй уйти от меня сейчас. Словно этого он и ждал этого. Но расслабиться не мог себе позволить. В его руках сокровище, полностью доверившись ему. Он не имеет право сделать ей больно. Она приняла его снова, схватившись руками за его плечи, чувствуя его поцелуи и дыхание на своей шее. Чувствовала, как пальцы парня медленно опускались вниз, от этого захотелось ноги сжать от наслаждения, а тело стало покрываться мурашками. Сняв с себя последнюю одежду, Пчёлкин смотрел ей в глаза, готовясь в любой момент остановиться. Но её взгляд, сносил крышу. Она руками дрожащими по торсу его прошлась, синяки обходя, а у Вити от этого кадык дёрнулся, стон из души выдавливая. Он вошёл в неё медленно, давая ей время привыкнуть, смотря на неё не отрываясь. Но Романова, полностью доверившись парню, не почувствовала никакой боли, которой так ожидала. Она притянула его ближе, умоляя не останавливаться, не сдерживать себя. Он коснулся её губ, языком проникая внутрь, оставаясь внутри и боясь пошевелиться. Она сама ответив на его поцелуй, впилась ногтями в его спину и подалась вперёд, чувствуя, как он заполнил её всю собой, и выдохнув, поняла, что счастливее момента в жизни не будет. Она отдала ему всю себя. Ни на секунду не пожалев доверилась. Она стала частью его жизни. Стала воздухом, которым он дышал.