Ничего не изменится

Деревья шуршат над головой сочной летней листвой. Карпы кои плещутся в прудике, поблёскивая чешуёй на солнце, подплывают ближе к поверхности, раскрывают рты в безмолвном попрошайничестве. Хочется наклониться ближе к воде, окунуть руку в приятную прохладу и огладить склизкие бока одомашненных рыб. Но он не рискует, знает, что за это он неизбежно получит выговор. Продолжает просто смотреть. Сильный порыв ветра поднимает волны, откидывает его волосы, заставляя прикрыть лицо и зажмурить глаза. Когда он вновь может видеть — прудик уже пуст, только кувшинки взволнованно колышутся на поверхности. Все вокруг такое знакомое и одновременно чужое — как место, где раньше часто бывал и вот вновь приехал, спустя долгие годы. Он оборачивается, смотрит на традиционный японский дом. Тёмная черепица как будто сияет в лучах, закрывая тенью веранду с открытыми сёдзи. Делает шаг и гравий приятно скрипит под ногами. Чувствует каждый камушек, впивающийся через тонкую подошву. Вдруг из глубины дома доносится звук, похожий на столкновение резины с деревянным полом. «Тук-тук-тук» Из распахнутого проёма появляется жёлтый мячик. Стучит, падая по ступенькам, подкатывается к ногам и ударяется о мыски его кроссовок. Он наклоняется и берет мяч в руки, ощущая приятную упругость под пальцами. Прижимает его к груди и продолжает путь. Знакомые коридоры, стены из бамбука и раздвижные двери из рисовой бумаги. Если пройдёт дальше - выйдет к тренировочным залам, а если свернёт налево - за дальним поворотом будут комнаты брата и сестры. Он идет прямо, сминает резину в руках. Почему-то сердце начинает беспокойно стучать в груди в тревожном предчувствии. Доска протяжно скрипит под ним и сбоку раздается лязгающий грохот. Всё тело вздрагивает и он резко поворачивает голову, едва не свернув шею. Мячик выпадает из разжавшихся рук, делает несколько скачков и, ударившись о стену, падает, оставаясь лежать у плинтуса, забытый. Он оказался не в тренировочном зале, а рядом с кухней. Это странно, он точно не мог ошибиться. Но послушно смотрит в освещённое помещение, с раздвинутыми сёдзи Мама стоит к нему спиной и моет посуду. От этого, наверное, и был шум — уронила какую-нибудь кастрюлю. Она тихонько напевает какую-то песенку, слегка покачивая головой. Бантик завязанного фартука колышется от каждого её движения. Белоснежные волосы завязаны в высокий пучок, с несколькими выбивающимися прядями. Она редко делает такую прическу, чаще предпочитая ходить с распущенными. Кажется, он что-то хотел ей сказать. Мысль вертится на языке, неприятно жжёт глаза. Он шумно втягивает воздух сквозь зубы. — Тойя, это ты? — мама чуть поворачивает голову, становится видно её полупрофиль, но на него не смотрит. — Как хорошо, что ты пришёл пораньше. Поможешь мне накрыть на стол? Он не отвечает и подходит ближе. На столе уже стоят стопки тарелок и мисок, подготовленных к сервировке, а от открытой рисоварки идёт горячий белый пар. Понятно пахнет специями, пряный запах забыто щекочет рецепторы. Нигде нет такого же карри, как готовит его мама — лишь слегка острый и чуть сладковатый соус с мягчайшими кусочками мяса, распадающимися на волокна. — Почему молчишь? Что-то случилось? — снова обращается она к нему. Кажется, он хотел ей что-то сказать. В мыслительном процессе хмурит брови, зажевывает губу. Что же… Точно, он хотел извиниться. За то, что наговорил ей гадостей, за то, что унизил, за то, что пропал так надолго. — Мама… — начинает, но осекается от странной осиплости собственного голоса. В недоумении прижимает руки к горлу, мнёт кожу, трогает под гландами. Простыл? Размыкает губы и хочет попробовать ещё раз. Вдруг всё вокруг содрогается, стены кренятся, по дереву проходит крупная трещина. Дверцы шкафчиков распахиваются, хлопают, стопка мисок на столе рассыпается и одна за другой они падают на пол, разлетаясь осколками. — Да? — спрашивает она, ничуть не побеспокоенная. Он в растерянно оглядывается, смотрит на творящийся хаос с растущей внутри тревогой. Лампочки под потолком начинают мигать, слышится треск электричества. Почему посреди дня в комнате горит свет? — Что это за ожоги?! — за спиной раздаётся свирепый крик. Оборачивается, в тёмном дверном проёме получается различить человеческий силуэт. Тень кажется большой, почти огромной. Или это он слишком маленький? — Ты опять тренировался без разрешения?! Сколько раз тебе повторять?! — гремит басом. И если сперва он испугался, опешил, то теперь разум мгновенно затопила всепоглощающая ярость — застилающая глаза и контролирующая тело. Он готов рвать на голове волосы, кричать до хрипоты и топать ногами. «Почему? Почему ты не понимаешь?! Я делаю все, что в моих силах! Я хочу, чтобы ты меня увидел, заметил! Мне не нужна замена! Я могу оправдать все твои ожидания, ты только посмотри, посмотри, что я могу! Я выйду за свои пределы, стану тем, кем ты будешь гордиться! Не бросай меня!» Но горло сдавливает, не получается выдавить ни то что слова — даже звука. Его не услышат. Освещение моргает в последний раз и гаснет. Под ногами сотрясается пол, отчего он все же теряет равновесие, падая на колени, и, чтобы не удариться головой, упирается руками в пол, как будто склонившись в земном поклоне. Ладони прошивает давно забытым чувством острой боли, когда в них впиваются осколки разбитой посуды. Источник света появляется вновь. Синий и колышущийся, отбрасывающий неровные тени. Вскинув голову, он понимает, что на месте высоченного силуэта возникла другая тень. Она стала почти в два раза меньше: ниже, с узкой спиной, но при этом — гораздо страшнее. Костлявое нечто в поломанной позе. Кожи у него нет, лишь обугленная плоть продолжает дымиться. Яркие светящиеся точки там, где должны быть глаза вперились прямо в него. Спину обдаёт холодным потом, а рот наполняется желчью. Приступ паники накатывает внезапно, заставляя волосы на затылке встать дыбом. Он вытягивает руку вперёд, думает о том, как сейчас на его пальцах вспыхнет огонь и поглотит тварь целиком, уничтожит то, что осталось от и так обглоданного пламенем тела. Ничего не происходит. Вновь раздаётся треск ломающегося дерева и ноздри заполняет запах пожара и сожжённого мяса, когда понимает, что горит он сам. Даби резко открывает слипшиеся глаза. Глаза бешено вращаются, но мозг работает медленно и не получается сразу понять, где он находится. В комнате по-вечернему светло. В закатных солнечных лучах, пробивающихся сквозь грязное стекло маленького окошка, видно, как в затхлом воздухе медленно плывут пылинки. Ни трясущихся стен, ни ломающегося пола. Мебель стоит неподвижно на своих местах и даже сгрудившиеся на столе пустые банки и бутылки не ударяются боками друг о друга, создавая какофонию звуков, как это всегда бывает во время землетрясений. Слышно только, как шумит старый холодильник в углу комнаты, а за тонкой стеной соседи опять орут друг на друга. Где-то в отдалении играет музыка. Над ухом очень близко раздается жужжание, потом отдаляется и момент глухого столкновения мухи с оконным стеклом доставляет удовольствие. Насекомое начинает неистово биться о преграду, издавая еще больше звуков, которые сливаются в привычный фоновый шум. Просто очередной кошмар. Сумбурный, странный, один из многих, что ему уже до этого подкидывало больное сознание. Он у себя дома. В тесной засранной квартирке на краю света. В безопасности. Расслабившись, Даби несколько долгих минут втыкает в потолок и выравнивает дыхание, медленно моргает. Собравшись с силами, с трудом принимает сидячее положение. Тяжело заставить двигаться затекшее тело: задубели от неудобной позы мышцы, спазм в шее неприятно отдает в голову, отчего пульсация в висках становится невыносимой. Тошнота подкатила к горлу, живот вжался под ребра. Противное влажное ощущение на спине даёт понять, что там, скорее всего, снова оторвалось несколько скоб. Неприятно поморщившись, Даби болезненно застонал, разлепил сухие губы. Во рту было кисло до невозможности, как будто прошлой ночью из общественного сортира глотнул. Провел верхними зубами по языку, соскребая налет и, вместе с вязкой слюной, сплюнул это в стоящую рядом со старым футоном чашку с грязными разводами, в которой когда-то был кофе. Во внутреннем кармане пальто, в котором он так и уснул, завибрировал телефон, по непонятным причинам поставленный на беззвучный режим. На экране значилось «Лидер». Проведя рукой по лицу и протерев глаза от сонной пыли и, возможно, засохшей крови, злодей ответил на звонок. — Даби, чтоб тебя черти ебали, где тебя носит?! — не успел поджигатель даже рта раскрыть, как из динамика раздался визгливый крик его «начальника». Сморщившись, Даби отодвинул телефон подальше от уха, пока Шигараки продолжал поливать его говном. Вау, похоже, тот был в бешенстве. Он мог бы даже испытать некоторое удовольствие, потому что выводить Томуру из себя всегда было весело и приятно, но сейчас от этих воплей у него еще сильнее загудела голова, а думать и анализировать, что босс там от него хотел, не было ни сил, ни желания. — Нахуй пошёл, — хриплым голосом отозвался Даби, сбросил вызов и, зажав кнопку на боку корпуса, совсем выключил устройство, отбросив его куда-то в сторону. Истерику Шигараки он выслушает потом. Сейчас хотелось двух вещей: отлить и сдохнуть. Тяжело поднявшись с футона, злодей засунул руку в карман плаща. Там нашелся заветный блистер с тремя оставшимися маленькими таблетками. Отлично, значит, сегодня еще можно пожить. Наконец, сняв верхнюю одежду, Даби побрёл в сторону ванной, отталкивая с дороги скопившиеся кучи пивных банок. К ногам неприятно лип всякий мелкий мусор: крошки, волосы, обрывки каких-то оберток, рассыпавшийся табак из раскрошенный окурков. Он уже давно перестал обращать на это внимание, но сейчас, когда каждое движение требовало неимоверных усилий, даже просто поднять ногу и отряхнуть стопу о штанину, как он делал обычно, было слишком напряжно. Повернув голову, он увидел свои ботинки, брошенные в прихожей небрежной кучей. Немного подумав, Даби все же двинулся в их сторону, подхватил за шнурки и снова вернулся к ванной комнате. Маленькое помещение встретило темнотой, но он не спешил зажигать свет — хватало и того, что проникал из общей комнаты, позволяя различать очертания предметов. Ботинки остались у низкого порожка, а сам злодей прошел к раковине, первым делом стремясь утолить жажду. Старые трубы натужно загудели, и, со слабыми толчками, из крана полилась ржавая вода. Немного подождав, пока напор пробежит и очистится, Даби с тихим щелчком вынул из упаковки одну таблетку и, закинув ее в рот, склонился над раковиной. Он глотал много и жадно. Вода была мерзкой, с привкусом различных примесей и как будто отдавала тиной. Нормальные люди такое пить не стали бы, но когда это Даби причислял себя к таковым? Тратиться на бутилированную воду или фильтры у него всё равно не было возможности. Справив нужду, Даби полностью разделся — всю одежду необходимо было стирать, от неё воняло так, как будто он вылез из мусорного бака — и залез в маленькую ванну, в которой помещался, только согнув ноги и прижав их к груди. Горячей воды почти никогда здесь не бывало, но это и не беспокоило его. Мучимый вечным чувством перегрева, Даби всегда искал способ охладиться. Ледяная вода бежала не очень активно, с редкими сильными толчками из-за нестабильного давления. Слушая, как она закручивается и утекает в слив, он отстраненно подумал, что прошло достаточно времени с тех пор, как он в последний раз подкрашивал волосы. Наверняка корни уже заметно отросли. Кажется, с прошлого раза осталось немного краски, но куда он закинул этот дрянной тюбик — хрен его знает. Надо было сперва заняться волосами, а потом уже лезть в ванну, но сейчас разогнуть ноги и подняться — невыполнимая задача. Взяв лейку душа в руку, он провел над собой, стараясь не намочить волосы, поливая только шею и спину — высушить башку перед покраской у него нечем. На краю ванны нашелся обмылок, который использовался и для головы, и для тела и для стирки. Оно не слишком приятно пахло какими-то травами, но зато обещало ощущение относительной чистоты. Положив лейку на дно и оставив её вхолостую накручивать счетчик на воду, он мыльными руками прошелся по телу, аккуратно прикасаясь к омертвевшей коже и стыкам, стараясь не бередить скобы, но особенно интенсивно прошёлся в подмышках, откуда воняло засохшим потом сильнее всего. Под воздействие холода общее чувство недомогания отступило. Блевотный комок в горле прокатился по пищеводу вместе с выпитой водой и пока не стремился вернуться. Спазм в шее отпустил и теперь голова не доставляла слишком сильных мучений. Старое, с торчащими нитками и местами дырявое полотенце висело на крючке у стены, а стиранное нижнее белье весьма предусмотрительно лежало в пластиковой корзине. Грязную одежду он туда не складывал — зачем, если он всегда все бросал на пол? Вытирая тело, он прошлепал до двери. Натянув трусы, он сунул ноги в оставленную там ранее обувь, сминая задники. Не хотелось, только что смыв с себя всю грязь, вновь нацеплять с пола, а тапочек у него сроду не водилось. Полотенце отправилось в полет и влажной кучей приземлилось где-то рядом с футоном. Окинув взглядом комнатушку, на его счастье, тюбик с краской нашелся быстро — в спешке прошлого раза он оставил его на тумбочке рядом с допотопным ноутбуком, который, как и все в этом доме, давно пережил свои лучшие времена. Когда-то серебристое покрытие толстого корпуса протерлось до черноты и клавиатура не могла похвастаться наличием полного набора клавиш. Там же лежала гора из пустых и почти пустых пачек от сигарет. Перетряхивая не смятые коробочки, Даби надеялся, что в одной из них осталось что-нибудь. С шестого раза ему повезло — о картонные стенки раздался тихий перестук. Вынув две последние сигареты, Даби сжал упаковку и бросил обратно, ко многим ее побитым копиям. Прикуривая первую от голубого огонька на большом пальце, вторую он оставил на клавиатуре раскрытого компьютера, в стыке между имеющихся ещё кнопок. Так шанс того, что он ее потеряет среди хлама или случайно сломает, становился минимален. Прокручивая упаковку с краской между длинных узловатых пальцев, он возвращается в ванную комнату — к единственному зеркалу в этой квартирке. Тихо щелкает выключатель и с тихим треском над головой загорается желтоватым светом лампочка, подвешенная на тонком проводке. Из зеркала на него покрасневшими белками глаз смотрит чудовище, которым следует пугать детей. Да и многие взрослые бы обосрались. — Паршиво выглядишь, приятель. На щеке одна скоба отцепилась и держалась теперь на честном слове — удивительно, что не кровит. Кончик носа и небольшой участок под ним покраснел и покрылся легкой шелушащейся корочкой. Засаленные волосы плетьми свисают на лоб. Сигарета, зажатая между губами, испускает тонкую струйку дыма, вьющуюся к потолку. Повернувшись спиной к зеркалу, заглядывая из-за плеча, разглядеть он смог только как фиолетовый участок кожи, больше не сдерживаемый скобами отслаивался. Не больно, но если начнёт идти кровь — точно пропитает любую футболку насквозь, да ещё и на подклад пальто просочится. Сам он скобы там прикрепить не сможет, придётся искать кого-нибудь. Честно, он вообще не помнил, как вернулся домой. Кажется, после последнего собрания с Лигой он двинул прямиком к Джонни — его драгдилеру. Тот активно втюхивал ему какой-то новый товар. «Высшее качество, родной, я когда тебе врал вообще? Тебе по старой дружбе чуть лишка отсыплю.» Ну, если Даби вообще проснулся, значит, не такая уж поганая была дурь. С новыми веществами всегда нужно быть осторожным, никогда не знаешь, как сильно накроет. Похоже, обычная доза, которую он принимает, оказалась слишком убойной. Ну да и хрен с ним. Поглубже затянувшись, Даби выдохнул серое облако в свое отражение, пепел осыпался на пол. Корни отросли даже сильнее, чем он предположил. Оставалось только надеяться, чтобы этой краски хватило. Он натянул одноразовые перчатки, полупустая коробка с которыми всегда стояла у него рядом с раковиной. Выдавливая черную субстанцию на линию роста волос у лба и в пробор, Даби принялся активно втирать краску, перекрывая белый цвет. Кое-где наверняка останутся легкие проплешины, но это не слишком критично. Когда он закончил, сигарета уже давно дотлела, и где-то в процессе бычок был затушен о мокрый слив раковины. Закончив с волосами, грязными перчатками Даби подхватил окурок — не хотелось, чтобы раковина забилась, потом ещё ебаться с этим. Свёрток отправился в кучу другого шуршащего мусора, когда он вернулся в основную комнату. Минут через двадцать он смоет краску, а пока надо разобраться с более насущными проблемами. Подхватив вторую сигарету, Даби нащупал телефон в складках смятого тонкого одеяла. Разбитый экран мигнул логотипом компании и потребовал ввести пароль. Проверяя время, Даби с удивлением обнаружил, что сегодня уже вечер среды, тогда как собрание Лиги точно было в воскресенье. Походу, Джонни весьма щедро с ним поделился наркотой, если Даби ушел в марафон и выпал из жизни почти на четыре дня, теперь ни черта не помня. Несколько пропущенных звонков от Шигараки, с десяток от Тоги и Твайса. Больше ста непрочитанных сообщений от них же, и два дня назад Джонни интересовался, как Даби новая дурь и когда ждать его визита вновь. И ещё такой-то спам и прочий мусор. Все это можно было отложить. А вот что было действительно интересно, так это одно короткое сообщение от Гирана: «Если очухаешься, дай знать, что ты не сдох». В последнее время брокер редко связывался с ним и только по делу, так что пару минут времени уделить стоило. Подхватив оставленную ранее на клавиатуре сигарету, Даби сунул ее между губ, закурил, уже пролистывая список контактов и, найдя необходимый, нажал на вызов. Вместе с первым гудком, в животе раздался жалобный гул, напоминающий, что в последний раз он ел чёрт знает когда. Может, был у кого-нибудь и там добродушные люди подкормили, а может он, сидя в своей конуре, закидывался до тех пор, пока вся наркота не кончилась, забыв про такую базовую необходимость, как питание. — Вау, я могу открывать шампанское, — раздался скрежещущий голос. — Некоторые мои ребята поставили на то, что ты наконец-то заширился и загнулся в каком-нибудь притоне. И всё-таки приятно было слышать этот знакомый самодовольный и прокуренный тон. — Эти ублюдки не дождуться. Когда я сдохну, об этом точно будут голосить во всех СМИ. Пусть не хоронят раньше времени, — насмешливо заявляет Даби. Злодей пробрался к натужно гудящему холодильнику, отбросив ногой в сторону грязные шмотки, сваленные на полу. Внутри пожелтевшего старичка давно перегорела лампочка и не хватало полки. Да и складывать туда было особо нечего, так что обычно холодильник служил пристанищем для какой-то дешевой жратвы из супермаркета и алкоголя. И чуда не случилось, Даби в состоянии наркотического прихода не обнёс продуктовый, так что из съедобного на дверце, ударившись друг об друга, нашлись лишь три банки с пивом и одиноко лежащий пакет открытого и уже почти закончившегося тостового хлеба, заботливо нарезанного производителем. Ещё было давно сгнившее яблоко, внешним своим видом теперь скорее напоминающее консервированную сливу. Его он жрать точно не будет — это теперь неотъемлемый элемент декора, который он никогда не соберётся выкинуть. — Так зачем написал, неужели соскучился? — зажав телефон между плечом, Даби затянулся, придержал сигарету, а другой рукой взял пиво и пальцами подцепил упаковку с хлебом, вытаскивая свой немногочисленный ужин (завтрак?). Уже развернувшись, дверцу он не глядя захлопнул ногой в ботинке, оставляя на и без того грязной поверхности еще и черный след от подошвы. — Месяца два назад ты просил сообщить, когда придёт товар. Поставка задержалась, нарисовалось несколько проблем сперва на одной границе, потом на другой. Люди нехорошие попались, все как обычно, но с некоторыми небольшими оговорочками. Ну, ты знаешь. Но вот всё на месте и уже почти разошлось по рукам. Но для тебя я, конечно, оставил, — было слышно, как чиркнула зажигалка, и Гиран сделал глубокий вдох. Подстегнутый звуком, того, как брокер затянулся, Даби сделал тоже самое. — Знаешь, я ещё не выворачивал карманы, но, скорее всего, после этого загула я на мели. Отбросив хлеб на подушку, злодей и сам приземлился на своё прохудившиеся лежбище. Банка была открыта с тихим пшиком и слегка горчащая жидкость полилась в пустой желудок, приятно охлаждая. — Даби, ты же знаешь, если нет денег — ты всегда можешь заплатить услугой, — с самодовольным удовольствием протянул Гиран. — Если ты, старый ублюдок, решил вспомнить про моё предложение столетней давности отсосать тебе за дозу, то можешь смело идти нахуй. Я таким больше занимаюсь, — хмыкнул Даби, поставив банку рядом с собой на пол и разворачивая хлеб, к его удивлению, не заплесневевший. Наверное, если посмотреть в состав, там можно найти всю химическую таблицу, включая золото. — Ну да, конечно, как я мог забыть, — фыркнул брокер. — Ты ведь теперь у нас супер-пупер злодей, а не какой-то оборванец с улицы, готовый подраться насмерть с дворовой псиной за черствый тайяки. Даби досадливо морщится, откусывая и пережевывая безвкусную и чуть влажную, от длительного пребывания в холодильнике, субстанцию. — Это было так давно, что я мог бы уже раз двести об этом забыть, если бы ты не напоминал каждый ебаный раз при любом удобном случае. — Ха-ха-ха, ты просто не представляешь, насколько уморительно это выглядело со стороны. Казалось, что ты был готов убить шавку. — Я всегда готов кого-нибудь убить, поверь, но я не живодер, грехов у меня за душой и так навалом, но не надо приписывать мне лишние, — первый ломтик закончился за три укуса, поэтому Даби принимается за следующий. — Тогда, может быть, ты зоофил? — откровенно издевается Гиран и слышно, как скрипит его кресло, когда он откидывается на спинку. Поперхнувшись, Даби спешно делает глоток, чтобы протолкнуть кусок застрявшего мякиша. — Фу, блять, с чего ты вообще это решил? — глухо и почти возмущенно сипит он. — Глядя на тебя, можно прийти к самым разным выводам, — как самый очевидный факт констатирует Гиран и Даби может представить, как брокер невозмутимо разводит руки в стороны. Злодей хмыкает, делает последнюю затяжку и тушит о бок жестяной банки, отбрасывая куда-то в сторону фильтр. — В таком случае я больше похож на некрофила, который сперва трахает трупы, а потом пришивает к себе их части. И когда ты сдохнешь, не сомневайся, я обязательно выебу твою старую, дряблую, окоченевшую задницу, а потом сдеру с тебя кожу — мне как раз нужна обновка. На мгновение повисает тишина, а потом Гиран разражается раскатистым и громким смехом. Даби лишь довольно скалится. Так откровенно шутить над его внешностью без вреда для собственного здоровья мог только брокер, потому что имел достаточную сферу влияния в жизни Даби и потому что сам Даби уже устал угрожать ему расправой — Гирану было откровенно насрать. Даби вселял страх в людей еще до того, как ориентировки на Лигу начали крутить на главных телеканалах, а его редкие фотографии с камер наружного наблюдения были факсом разосланы в каждое геройское агентство с какой-нибудь красноречивой пометкой «особо опасен» или «убить на месте». В современном мире причуд странная и нестандартная внешность не была чем-то особенным, но люди все равно будут шарахаться от тебя, если ты в буквальном смысле похож на ходячий труп. Иронично, конечно, что в некотором смысле это не слишком далеко от истины. Но не то чтобы Даби это сильно беспокоило. Скорее льстило. Забавно было видеть первобытный ужас на лице какой-то случайной девушки, которой не повезло пересечься с ним в темном переулке. Но упоминать о чужих недостатках вслух ведь считается неприличным, верно? Вот и Даби не терпел к себе любимому такого отношения от незнакомых или слишком назойливых людей. Скомкав опустевшую упаковку, злодей запрокидывает голову, допивая банку до конца несколькими большими глотками. — Если не отсос, то что ты хочешь, чтобы я сделал? — Ты так говоришь, как будто мне от тебя только это и надо. Ты же один из моих лучших людей, стал им, когда всем твоим сверстникам ещё сопли жевать полагалось. — Если ты считаешь, что в восемнадцать лет жевать сопли — это нормально, то у меня есть вопросики к скорости твоего собственного развития, — с привычной язвительностью ухмыляется Даби. — Смотрю, отходняка у тебя почти нет, ты в удивительно хорошем настроении. И верно, он даже не обратил внимание на то, в какой момент подействовала таблетка и гул в голове прекратился, не оставив после себя ни следа. Было приемлемо, даже, можно сказать, хорошо. — Что могу сказать, я прожженый. — Ха-ха-ха, остряк, — сиплый гогот через динамик режет слух. — Да так, нужно наведаться к одному неблагонадежному гражданину и вежливо напомнить ему, что брать чужое нехорошо. — Хочешь, чтобы я просто выбил дерьмо из какого-то обмудка? Почему никто другой не может заняться этой хернёй? — Эй, я вообще-то иду тебе на встречу, предлагаю непыльную работенку, за которую ты получишь щедрую награду… Да и подвернулся ты случайно. Через пару дней мы бы уже сами все сделали — затягивается, выдыхает. — Этот парень тиснул большую партию товара у одного из моих постоянных клиентов — Оосима, ты должен его помнить — наверняка собирался рассовать по разным бандам, а потом смыться на какие-нибудь Карибы, грудастых девок лапать. Не фортануло — засветился на камерах и его быстро накрыли герои. Но сам сбежал и шкерится теперь по разным углам. Я задействовал некоторые связи и этого типа уже вычислили, дело осталось за малым. Так что сделай все по красоте, как ты умеешь, хорошо? Даби поднимается и снова проходит в ванную. — Думаю, ты понимаешь, что отдавать ему уже нечего. Почему сразу на органы не продать? — Вряд-ли кому-то понадобятся на живую проспиртованная печень, — похоже, Гиран уже докурил, слышиться вновь звук зажигалки. — Если в течение недели не вернёт всё до последней йены, уберем его и дело с концом. Отпусти и забудь, как говорится. Конечно, Оосима может наведаться к его ближайшим родственничкам, но это уже не к нам. Твоя задача заключается в том, чтобы прийти куда надо, доходчиво втолковать, как мы ведём дела и потом зайти ко мне в офис, забрать свою долю. — Чего и сколько подгонишь? — Сколько? — задумчиво протягивает Гиран. Скрипят колесики офисного кресла, отодвигается деревянный ящик стола и шуршит целлофан, — М-м-м, ну это мука и грамм пять точно где-то есть. Даби удивленно раскрывает глаза, пока разглядывает собственное отражение. Краска на волосах подсохла, отдельные прядки слиплись и торчат в разные стороны. И только сейчас в глаза бросается, что брови тоже значительно посветлели. Чёрт возьми. — Надо же, какая щедрость. Джонни может забыть про мои визиты месяца на два, — хмыкает Даби, склоняясь над кучей брошенной ранее одежды. В кармане брюк находится складной нож, который он всегда носит с собой на случай непредвиденных обстоятельств. — Если все-таки возьмешь на клык — дам больше. Даби насмешливо фыркает: — Да иди ты. Пластик тюбика легко раскрывается под острым лезвием. Отложив нож на край раковины, рядом с оставленным блистером — надо не забыть забрать — Даби пальцем собирает с тонких стенок остаток черного пигмента и как можно аккуратнее наносит на брови. — Дабс, — начинает Гиран почти вкрадчиво-мягко и Даби напрягается, замирает, недокрасив. Он ненавидит этот тон, — Я, конечно, делаю такой, как ты сказал, подгон… Но завязывал бы ты, — ну конечно. — Гиран… — предупреждающе, почти тихая угроза. — Ты сам видел и знаешь, что психоактивные вещества делают с людьми. — И тебя это никак не должно касаться. Абсолютно глупо и по-детски, Даби почти мгновенно вскипает. — Я всего лишь хочу сказать, что ты же не какой-то бесхребетный обдолбыш — у тебя есть амбиции. В нашем грязном деле ты мог бы многого достичь. С Лигой… — Не начинай, блять, этот разговор, Гиран! , — оборвал на полуслове Даби. — Каждый раз одно и то же. Давай я сам буду решать, как мне жить и как умирать, хорошо? — цедит он, теряя всю прежнюю насмешливость. Ему не нужны чьё-то беспокойство, чья-то жалость, чья-то помощь. Даби знает, что может только разрушать, в том числе и себя самого, а потому даже на словах не пытается и не хочет кого-то спасать, так пусть окружающий мир отвечает ему тем же. Гиран замолкает на время, слышно только, как скрипит кожа на его кресле, когда он меняет положение. И, видимо приняв какое-то решение, переводит тему: — Я тебе в чате скину все на этого парня: что из себя представляет и где обитает. И кстати о Джонни, напиши ему, скажи, что ты жив-здоров, и я претензий к нему не имею. Снова взглянув на себя, Даби одним движение размазывает краску по нетронутому участку брови и, резко выкрутив вентиль, суёт руки под холодную воду, стараясь успокоить причуду, защекотавшую пальцы, вместе с тем отмывая руки. К сожалению, темный пигмент уже слегка впечатался в кожу. — Ты что, наведывался к нему? — Не лично, но типа того, да. Знаешь, сейчас на рынке появилось какое-то дерьмо, от которого наркоманы как мухи дохнут. Пока не получается отследить, кто именно распространяет, просто подсовывают барыгам, а те и рады. Ну мы и намекнули Джонни, что если ты все-таки помер, то первым будет отвечать он. Чуть не обосрался, бедолага. Зато теперь точно будет тщательно проверять, что людям отдает. Так что не бери конфетки у незнакомцев. — Ты поэтому такой щедрый? Не хочешь, чтобы я где-то эту херь цепанул случайно? — Просто забочусь о своем мальчике, — сально осклабился брокер, — Для любимчиков ведь ничего не жалко. Даби раздраженно возводит глаза к грязному потолку. — Когда мне этим заняться? — Сегодня, если сможешь. Хотелось бы разобраться с ним поскорее. Злодей задумывается. Стоило позвонить Лидеру, узнать, как обстоят дела в Лиге. В последний раз все было весьма плачевно. Их отряд определенно переживал не самые лучшие времена. Но Шигараки ждал его пробуждения несколько дней и сможет подождать ещё немного. К тому же Гиран прав — плёвая работа, которую он делал уже десятки раз в обмен на качественную дурь. Когда еще подвернется такая возможность? — Смогу. Как закончу — напишу. Но приду завтра ближе к вечеру, все равно за пару часов не управлюсь, а ты уже скоро дрыхнуть отправишься, старпёр. Пойду к Киёми, у нее всегда что-нибудь есть. И спину мне надо подлатать. — Киёми… Давно ничего про нее не слышал. Как поживает? — задумчиво мычит мужчина. — И хватит говорить, что я старый — это наглая ложь, я в самом расцвете сил. Даби молчит. С Киёми он виделся не так давно, но чего-то конкретного сказать не мог. Да и вряд ли Гирана действительно интересует, как идут дела у бывшей шлюхи, сумевшей выкупить себя из блядушника. Он пересекался-то с ней раз пять за жизнь. Так, интересуется праздного интереса ради, лишь бы языком почесать. — Как и все мы — крутится, как может, — решая уклониться от прямого ответа, кривит губы Даби. — Понимаю, — флегматично хмыкнул брокер. — Если тебе больше нечего сказать, я отключаюсь. В отличие от некоторых, мне ещё работу работать. — Ты несколько дней валялся без задних ног, в то время как я трудился в поте лица на благо нашему загнивающему обществу! — Да-да, как скажешь… Старик, — Даби успевает услышать, как брокер раздраженно втягивает воздух, с намерением выдать очередной упрёк, но он не предоставляет ему такой возможности, обрывая звонок. Через пятнадцать минут, уже перегнувшись через край ванной и поливая голову холодом, он слышит, как брякает уведомлением телефон. В последнюю очередь умывает лицо, трёт брови. Выпрямившись, позволяет темной воде с волос стекать по телу. Как Гиран и обещал — сообщение от него: розыскная ориентировка, характеристики причуды и адрес клиента.

***

Даби выходит, когда над городом уже сгущаются сумерки и он без проблем может затеряться среди теней. Район в котором он сейчас обосновался — не самый благополучный. Недалеко от этого места когда-то был судостроительный комплекс, а здесь, в свою очередь, проживали его работники. Но во времена всеобщего хаоса, когда с появлением причуд весь мир переворачивался с ног на голову, пострадали многие промышленные отрасли, много людей лишилось работы. И эти тоже не стали исключением — предприятие разорилось. Кто смог — уехал за поиском лучшей жизни, кто нет — остался доживать свои деньки в ловушке из медленно прогнивающих стен. За последние пятьдесят лет таких вот районов по всей стране стало слишком много, и селятся в них чаще всего вот такие отбросы общества. Им не нужны ни минимаркеты под боком, ни милый парк, засаженный сакурой, где по весне можно медленно прогуливаться с собачкой, ни быстрый доступ к станции метрополитена. Таким, как Даби, в принципе насрать на окружающую инфраструктуру. Крыша над головой есть — отлично, а если барыга живет в соседнем здании — вообще шикарно. Освещения здесь на улицах не много и почти всё — из окон прижавшихся друг к другу одно- и двухэтажных домов. Редко встречается одиноко стоящий фонарь, ещё реже — лампа в нем будет работать, если её не спиздили, конечно. Под ногами хлюпает грязь, налипая на подошвы ботинок. Воздух наполнен сыростью от накрапывающего дождя и вонью от сточной канавы. Привычное пальто от его «злодейской униформы» осталось в квартире. Вместо него он одет в черную толстовку, натянув капюшон почти до глаз. Медицинская маска прикрывает нижнюю часть лица, темные очки — верхнюю. На спину закинут до отказа забитый рюкзак, в который он запихнул столько грязной одежды, сколько смог. Работа работой, а думать нужно наперед. В его тесном жилище нет места для стиральной машины, а единственная общественная прачечная поблизости — это рассадник плесени и мелких карманников, ходить туда себе дороже. При первой попавшейся возможности не постесняются даже трусы свистнуть. А Киёми с год назад перебралась в приличный район в столице, обзавелась личной стиралкой и даже сушилкой. И кто Даби такой, чтобы отказывать себе в таком удовольствии, особенно, если она ещё и разрешает добавить тот кондиционер для белья, после которого от футболок приятно пахнет цветочной свежестью. Ему нужно добраться до Кавасаки — соседний город на северо-востоке префектуры. От портового района Иокогамы, рядом с которым сейчас находится Даби, дорога заняла бы максимум полчаса и ещё столько же, чтобы добраться до железнодорожной станции. Можно не торопиться. Эти поезда все равно ходят каждые десять минут. Первым делом, когда выбредает на более-менее приличную улицу, он сворачивает в сторону круглосуточного комбини, с уже светящейся яркой вывеской. При осмотре карманов перед выходом, в брюках нашлись две мятые купюры и несколько монет. Этого хватило бы на пару пачек сигарет и, может, жвачку. Щуплый парень сидит за стойкой, ссутулившись и уткнувшись носом в прямоугольный экран смартфона. Едва слышно бормочет: «Добро пожаловать», - и окидывает его усталым взглядом. Видно, как почти сочти сразу напряглись его узкие плечи, медленно расправляясь. Даже не пытается натянуть вежливо-нейтральную улыбку, лишь слегка хмурит брови и не отводит глаз. Даби довольно усмехнулся про себя. Ещё бы. Парень, одетый с ног до головы в черное, с закрытым лицом, наверняка вызывает подозрение. Что ж, Даби не может его винить, учитывая все последние события в стране. Преступность все эти годы укоренялась в тени, скрытая геройскими плащами от глаз блаженных обывателей, а теперь, почувствовав общественную слабость, застремилась наружу. Но даже если бы Даби здесь что-то украл, этот сопляк заметил бы пропажу только спустя несколько дней, в момент инвентаризации. И получил бы нагоняй от руководства, за глаза на жопе. Даже не посмотрев в сторону стеллажей, пестрящих разноцветными упаковками, он двинулся к кассе, оставляя следы грязи на белой плитке. — Две пачки Mevius. Кассир кивнул, боком повернулся к полкам с разнообразием сигаретных марок, стал шарить глазами, при этом периодически поглядывая на Даби. — Косоглазие себе так заработаешь, — язвительно и глухо сквозь маску. — Смотри нормально и давай быстрее. От неожиданности мальчишка вздрогнул, униженно отвел взгляд и тихо пробормотал извинения. Заняло это чуть больше времени, чем ему хотелось бы — пацан, сбитый с толку чужой грубостью, запаниковал, лихорадочно бегая глазами. Сам Даби почти сразу увидел, где находится нужная синяя пачка — третья слева, во втором верхнем ряду — но подсказывать он точно не собирался. Когда сигареты уже были перед ним, окинув взглядом закуски, стоящие рядом с кассой, он взял какой-то шоколадный батончик и молча сунул продавцу, чтобы его тоже посчитали. Распрощавшись с купюрой и забрав покупки вместе со скромной сдачей, он сунул всё в свои безразмерные карманы. По дороге он выкурил две сигареты, делая остановки и лишь слегка приспуская маску перед каждой затяжкой. На станции людей было достаточно много — это напрягало. Если раньше он всегда мог легко затеряться толпе, то после их капитального проёба в Камино и самосуда над Чисаки приходилось всегда быть начеку и сканировать окружение взглядом. Никогда не угадаешь, узнает ли тебя случайный прохожий или среди людей затесался какой-нибудь герой или полицейский, одетый в гражданское. Оказавшись внутри вагона, он успевает занять место. Садится, ставит рюкзак на колени и сгибается, утыкаясь в него лицом и обхватив руками, одетыми в кожаные перчатки без пальцев. Так его сложнее узнать, а странный атрибут в виде солнцезащитных очков в темноте приближающейся ночи не привлекает лишнее внимание. Он пытается следить за людьми вокруг, но спустя несколько минут равномерной тряски невольно расслабляется. И это ужасно. В такие моменты, когда не нужно ничего делать, куда-то бежать, что-то говорить, единственное, что ему остается — это провалиться в глубину собственных мыслей. Впервые за многие годы у него были хоть какие-то возможности и какая-то цель, которую он мог бы достичь в обозримом будущем. Но теперь он почему-то здесь — в поезде с сообщением Иокогама-Кавасаки, направляется выполнять очередную грязную работу. И ради чего? Запаса наркоты, который он сможет растянуть, если, конечно, не провалится в очередной марафон. И Лига, к которой он присоединился ради собственных целей, а не каких-то возвышенных идеалов, про которые Спиннер мог трещать без умолку, теперь разбросана по всей стране и каждый занимается непонятно чем. Что им делать дальше? Прогремели на всю Японию как самые опасные террористы нового времени и почти мгновенно откатились до бездомных преступников мелкого пошиба. Когда за спиной Шигараки стоял Все За Одного — всё это имело какой-то смысл. Большой и злой дядька со связями мог обеспечить их и убежищем, и снаряжением. Они могли представлять реальную угрозу для героев. У этого мужика определенно был план, в который он почему-то не удосужился посвятить их несмышлёного лидера. И теперь, вся задача, которая стоит пред Даби — искать рекрутов. Но рекрутов для чего? Для этого жалкого подобия банды? Просто смешно. Лига сама едва сводит концы с концами, так что они смогли бы предложить этим гипотетическим новым участникам, кроме воздушных замков о разрушении системы? Даби всё чаще посещает мысль, что он может бросить всю эту затею и подождать другого удобного случая. Так ли полезна Лига для него сейчас?.. Он хрипло выдохнул и горько усмехнулся. Поезд тормозит на очередной станции, выпуская людей и загружая ещё больше. В вагоне становится тесно. Кажется, сигареты опять быстро закончатся.