Бог есть любовь

Ехали молча. В зеркале заднего вида отражался сердито-сосредоточенный взгляд отца, а из-за подголовника выглядывали чёрные пряди волос героически пытавщейся не плакать матери. Рыжий прижался лбом к стеклу и без особого интереса разглядывал проносящиеся за окном дома. Их даже домами сложно было назвать, если честно. Так, домики, если не домишки. Интернат находился где-то у чёрта на куличках, так что было бы глупо думать, что рядом будет хоть сколько-нибудь приличное поселение. Мама обещала, что там ему помогут. Что там он поймёт, что этот его “греховный эпизод” — просто наваждение, что так Лукавый его с пути верного сбивает. Отец просто пообещал, что прикончит, если Рыжий не одумается. Рыжему самому это всё ой как не нравилось. Он нормальный, обычный парень. Ему не могут нравиться парни. Это противоестественно. Он, наверное, просто болен, и его надо вылечить. Даже если в глубине души лечиться не особенно хотелось. Не хотелось, потому что когда Рыжий смотрел, как Стервятник обхватывает губами сигарету и затягивается, а после выдыхает клубы дыма через нос, внутри что-то предательски начинало трепетать. Потому что когда Стервятник смеялся, в груди ёкало, и какое-то эфемерное тепло расходилось по телу отвратительно приятной волной. Потому что это был Стервятник. Он вообще всем нравился, так что это не считается. Наверное. Рыжий вздохнул. От одной мысли о таком прекрасном Стервятнике на щеках проступал румянец. Какой Рыжий ужасный, и как он надеется, что в религиозной школе ему помогут. Машина замедлилась, всё ещё слегка подлетая на мелких камушках. Отец выругался себе под нос, объезжая какую-то яму, а мать спешно повязала платочек и перекрестилась. Ещё секунд через пятнадцать они остановились у высокого белого забора. Приехали. Прощались долго, в основном из-за матери, которая всё-таки расплакалась, уверяя Рыжего, что тут он обязательно вылечится. Сам Рыжий чувствовал себя неуютно в объятиях матери, ему казалось даже, что именно он сам виноват и в своих страданиях, и в её слезах. Отец стоял чуть поодаль, с плохо скрываемым отвращением поглядывая в их сторону. Через пару минут, когда причитания женщины пошли уже по второму кругу, он рявкнул ей, чтоб она заканчивала быстрее, и мать, дёрнувшись от крика мужа, поцеловала сына в лоб и засеменила в обратную сторону. Когда родители уехали, Рыжий огляделся. Глухомань, как он и подозревал. Лесочек, деревенька, церквушка. Даже кукушка где-то недалеко года кому-то отсчитывала. И пахло здесь не то хвоей, не то коровами, но точно угадывался лёгкий, первое время очень навязчивый шлейф навоза. Не из лучших местечко. Церквушка же, добротно отштукатуренная, выглядела не так плохо. На её территории также находилось три маленьких домика, курятник, коровник, огород, несколько яблонь и колодец с дырявой деревянной крышкой. Из одного домика очень вкусно пахло, наверное, это была трапезная. Тогда остальные два — кельи и, собственно, школа. Рыжий нервно втянул в себя воздух и попытался сглотнуть ком в горле. Не получилось. Рука привычным движением нашарила в кармане зажигалку и пачку “Собрания”. Сигарет оставалось всего восемь, но выкурить одну для храбрости прямо сейчас показалось Рыжему хорошей идеей. Чиркнув зажигалкой, он затянулся. И тут же подавился дымом. С самой большой и красивой яблони, выкрикивая что-то не особо культурное, свалился какой-то парень. Сверху ему на голову приземлилось несколько ещё зелёных, но уже наверняка ощутимо тяжёлых при падении с такой высоты яблок. Парень сел, потёр ушибленный бок, чертыхнулся и вдруг уставился на Рыжего. Немая сцена продлилась не более десяти секунд, чего оказалось вполне достаточно для того, чтоб понять — теперь у курящего Рыжего и этого непутёвого вора неспелых яблок есть небольшая общая тайна. Рыжий вздохнул и, затянувшись ещё раз, направился к пострадавшему. — Цел? — Бывал целее. — прокряхтел парень, поднимаясь с места. Очевидно, нога ещё болела, но он предпочёл сделать вид, что это не так. — Ты кто такой вообще? Вопрос был логичным, но Рыжий почему-то растерялся. Действительно, а что о себе сказать в такой ситуации? Так и так, попутал бес, приехал каяться? Даже в голове звучало глупо. — Хорошо, давай попробуем по-другому. — парень как-то слегка хищно ухмыльнулся. Наверное, процесс работы мысли слишком хорошо отразился у Рыжего на лице. — Меня зовут Волк. Я тут учусь при храме. Твоя очередь. — Я Рыжий. Я тоже тут буду учиться. Волк слегка печально вздохнул. — А тебя за что? — В смысле? — Ну, меня сюда родители заслали от атеизма “лечиться”, — Волк изобразил кавычки пальцами — по тебе тоже не скажешь, что ты тут по большому желанию Богу молиться. Напрашивается вопрос — от чего тебя “лечить” прислали? Сознаваться в таком Рыжему хотелось в последнюю очередь. Не успев придумать ничего лучше, он выдал первое, пришедшее в голову. — Да-а, тоже, это, от атеизма. — Ясно, — Волк кивнул и, с пару секунд задумчиво потерев подбородок, добавил, — и что, собираешься исправляться? Рыжий медленно затянулся, выигрывая себе время на раздумья. — Да. — ответил в результате, на что Волк почему-то презрительно фыркнул. — Серьёзно? — протянул, не скрывая разочарования, — Хреновый из тебя атеист. Рыжий закатил глаза и в негодовании резко выдохнул дым, случайно Волку прямо в лицо, из-за чего последний чихнул. — Чёрт возьми, как ты эту гадость куришь? — проворчал, отмахиваясь от остатков дыма и силясь не чихнуть ещё раз. Рыжий пожал плечами, не найдя, что сказать. На фоне практически чистого голубого неба и яблонь сигарета смотрелась… инородно. Или это просто он себя чувствовал не в своей тарелке? — Ладно, — Волк упёр руки в бока, — я хочу ещё успеть на трапезу. Бывай. — А? — осознание, что новый знакомый собирается оставить его тут в полном непонимании, что делать, до Рыжего дошло только тогда, когда Волк двинулся в сторону трапезной, лениво помахав рукой на прощание, — Нет, погоди, а мне-то что делать? — Не знаю, — Волк развернулся на пятках, только чтобы сказать, — дождись конца трапезы и поговори с Ральфом. Или со Сфинксом. Это священники, не ошибёшься. — и тут же продолжил свой путь, больше совершенно не заинтересованый дальнейшей судьбой новенького.