В благодарность за

      Как-то так случайно вышло, что помогать Лололошка стал во всём, и не только в поиске Джодаха.       При работе Цесанна бормочет себе под нос каждый шаг, боязливо отряхивая пальцы от кипящей воды в котле; расклеивает везде-везде записки, где размашисто пишет свои планы на день, а отворачивается от котла лишь когда запотевают очки и нужно достать лопатку. Может быть иногда она ругается слишком громко, когда не находит под рукой ингредиента или инструмента — смотрит вокруг, ощупывает пространство, и уже корит себя за невнимательность и то, какое зелье по счёту она уже портит — прекрасно же знает, что совсем растяпа в зельеварении и всё равно что-то пытается!.. — и может быть, поворачиваясь к котлу лицом, уже готовясь снять тот с огня и смириться с лишними часами в Ордене, поднимая очки на запотевший от заполнившего комнату пар лоб, рядом с котлом уже лежат потерянные семечки и натёртые корни.       Совсем неловко и неровно, но это лучше, чем ничего, и она торопливо подрывается с места, закидывает корни и пачкает пальцы о мокроватую массу, внимательно и поджимая губы следит за изменением цвета зелья на более благоприятный. Уже под вечер, когда зелье полностью остыло, она аккуратно переливает его в стеклянные длинноватые бутыльки — но один всегда отставляет в сторону. Прежде чем уйти сортировать всё на склад и отправиться домой, аккуратно отрывает себе длинный кусочек бумаги из заметок, повязывает его на горлышко отставленного бутылька и совсем иногда оставляет там размашистое послание — краткое, совсем не умещающее в себе всю её благодарность, «спасибо». И, совсем недолго думая, оставляет несколько печеньев рядом, после подхватывая порцию баночек, убегает на склад.       Закончивает со всем-всем Цесанна уже под ночь, и энергии хватает лишь на желание вернуться домой к любимой — не сдерживает усталой улыбки, когда оставленного зелья нет, а из парочки печеньев осталось лишь одно.       Беннет же всегда собран. Он скромен и не хочет просить помощи, но всегда исключительно исполнителен и делает в лучшем виде всё, что ему скажут: и уберется, и исследует, и поможет вырастить, и передаст-отдаст, и носится Беннет по Ордену всегда тихо; слышно только шуршание халата да лёгкие шаги. Выловить его можно только в оранжерее — совсем заброшенной после того, как часть магов убежала, Беннет позволяет посвятить всё своё свободное время лишь ей. Поливает, обрезает разросшиеся не туда ветки, мажет стволы и добавляет в почву удобрений, старается занять руки и голову как может однообразными действиями, и с гордостью сияет, примечая любое озеленение и улучшение.       Оранжерея солнечна и полна запахов еле уловимых. Магические растения практически не пахнут — они светятся, лениво шевелятся, распускаются ночами и складываются в бутоны днём, — но в оранжерее всегда витает запах, полный пряности и резкости. Вперемешку с магическими растениями растут и целебные; они тоже не пахнут, а колются и обвиваются, притеснённые капризными до внимания магическими сородичами. Беннет бережно относится к каждому, а ещё Беннет знает — так могло показаться лишь невнимательному, но всё цветет и зеленеет не лишь его усилиями.       Стоит ему заглянуть в оранжерею даже на пару, хоть десяток, минут, вода всегда будет свежая и прохладная, а удобрения и компост никогда не заканчиваются совсем. И даже если неделя будет забита до невозможного и даже перекус придётся делать на бегу или в лаборатории, Беннет всегда выкраивает себе время на бережное срезание листьев и бутонов, собирание плодов и сплетения корней в целебный букет.       Сначала угадать что именно Лололошке было нужно являлось сложной задачей — но Беннет понимал, что выбрал верные растения, когда под горшком растений находил оборванные листочки с кратким описанием нового растения.       Подобраться к Крайру оказалось сложнее, чем к Эмрису. Он улыбается и шутит, кивает в коридорах и, когда надо, говорит, с чем нужна помощь, но до конца Крайр никогда не искреннен — увиливает от ответа, замалчивает, скрывается в глубинах Ордена, чтобы за ним нельзя было проследить и узнать, чего он хочет в самом деле; Крайр слышит каждый шорох вокруг себя, Крайр всегда смотрит себе за спину и трижды перепроверяет все необходимые материалы перед началом работы. Кажется, что он и не нуждается ни в чём, всегда внимательный к своим потребностям и нуждам, всегда осторожный и дружелюбный — и дабы никогда ничего не забывать, вслух он всегда говорит сам с собой.       Бормочет под нос список дел, размышляет в лаборатории в одиночку в полный голос, занятый новым исследованием, пускается в пространные размышления: с другими учтивый Крайр не может остановить поток слов, льющийся изо рта наедине. Идя по коридору и оборачиваясь, он всегда заметит кусочек торчащей шляпы или скрывающийся за углом шлейф шарфа; покусывая перьевую ручку и кидая взгляды на проход в комнату, всегда увидит мелькающую голублизну или белизну в проходе, снующую из одного уголка Ордена в другой.       Крайр не считает это помощью и совсем не думает, что за такое нужно делать нечто особенное — но, наверное, встречая Лололошку в Ордене, выдают его до последней капли блеск в глазах и покачивающиеся жабры.       — Разве ты, получается, не просто мальчик на побегушках?       Лололошка замирает на носочках, не услышав, как подошёл Джейс. Всё же достаёт до корешка нужной Люку книги и опускается на пятки, медленно разворачиваясь:       — ..Что?       — Со всей этой излишней помощью Ордену.       В руках у него тоже какие-то книги, но обложки некоторых не узнаются — они слишком яркие, слишком пёстрые для серой библиотеки Ордена. Наверное, взял из комнаты Джодаха.       Ему тоже хотелось бы изучить его библиотеку.       — Мне нравится. Что-то ещё?       Джейс замирает на секунду: кажется, хочет оспорить, или что могли бы значить его нахмуренные брови, но с выдохом расслабляет и плечи, и лицо. Секундный разрыв — и вот, он легко улыбается какой-то своей думе; Лололошка вздрагивает, когда чувствует прикосновение к голове, и его волосы нагло взъерошивают ещё сильнее.       — Ну, это похвально. Беги.       Тепло на макушке остаётся ещё на пару секунд, прежде чем Джейс отпускает его.       К своему стыду, Лололошка, кажется, убегает слишком стремительно от стеллажа, перебегая к другому, указанному в записке.       Заваливается спать Бастиан в последнее время только в Ордене. Лишь умывшись и иногда скинув с себя плащ, спит он беспокойно и ворочась, но хотя бы спит — прошлый опыт научил его о необходимости отдыха. Снятся Бастиану совсем не яркие, блёклые сны о прошлом: об изгнании, об открытии своего дара, о родной деревне. Иногда ему снится нападение. Иногда ему снятся смазанные лица бандитов, а иногда — подрагивающее тело Лоренса, и полная красного-красного дорога.       После таких снов Бастиан любил отменять экспедиции. После таких снов Бастиан успокаивал себя своими попугаями, собаками, котами, енотами. После одного такого сна в Ордене, вернувшись в подвешенном полусонном состоянии домой, как раз вспомнив о кормёжке, тяжело дышащий, в поту, с бешено бьющимся сердцем и гулко отзывающимся в сознании глупым страхом, первое, что он обнаружил, были счастливо хрустящие морковью еноты — и оторванный кусочек голубого шарфа на заборе их загона.       Бастиан всегда тянется обниматься: проведя в окружении животных много одиноких лет, он уже привык выражать похвалу и ласку через тактильность. Лололошка этому никогда не противится и никогда не находит прикосновения Бастиана чем-то особенным — позволяет и крепко себя обнимать, позволяет и легонько хлопать по спине и плечу, иногда даже касаться и волос, когда мага переполняло слишком много ощущений.       Но почему-то именно прикосновения Джейса вызывали внутри ступор. Они оставались фантомным теплом на макушке, руки его обжигали лоб и уши (и, кажется, именно из-за них уши и шею потом так пекло), и секундно Лололошка всегда замирал, сбитый с толку: Джейс мимолётом ворошил ему волосы, стоило случайно увидеться, гладил по голове, если выпадала редкая возможность чем-то угодить, а ещё реже он почему-то любил убирать со лба чёлку и зарываться руками в волосы; но так редко, так нечасто и быстро, что казалось всё каким-то помутнением сознания. Вот он свернул за угол, в глазах потемнело, очнулся уже у дверей лаборатории с постыдно жжущим кожу ощущением на шее.       Препарировать себя, раскрыв себе нутро и поелозив чем под руку попадётся, без вреда для здоровья не выйдет, но Лололошка всё равно долго старался копаться в себе — старался понять и почему так стыдится этой секундной глупости, и почему оно вгоняет в легкий ступор, и откуда это странное, натянувшееся струной напряжение и — Агний всех дери — предвкушение, стоит телепортироваться в Орден; почему Джейс начал так делать, откуда такое внезапное тепло в отношении к нему, что-где-как-зачем-за что!!       Но, что самое ужасное, истолковать этот жест никак не выходит. Благодарить Лололошку Джейсу не за что, проявлять так тепло и ласку — тоже не то, это не насмешка и не враждебность, а иные значения в голову просто не идут. Это просто случается на ровном месте в каждую их встречу: Джейс легко и просто вводит его в (секундный, но всё же!) ступор чему-то своему улыбаясь и даже особо не заботясь об окружении, и какой ответ на это придумать в голову не лезет.       Цесанна, завидев это, пробивается на тихое хихиканье, и в отличие от Бастиана, под кашель даже не пытается скрыть. Крайр даже как-то слишком претензеционно приподнимает брови, и на полу-рыбьем лице это выглядит до неожиданного многозначно. Беннет себе под нос что-то звучно хмыкает. Эмрис смотрит странно, но, как и все, ничего не говорит.       Никто никак разворачивающееся безобразие не комментирует, зато взгляды посылают самые разнообразные — никогда бы и предположить не мог, что научится понимать настроение окружающих по глазам таким образом, но, что же, век живи — век учись.       На пробу Цесанна как-то раз сама тоже касается его волос:       — У тебя волосы жёстче, чем кажутся... – вдумчиво перебирает пряди пальцами, прежде чем довольно хмыкнуть чему-то своему, – но что-то в этом есть.       Спасибо, наверное?       — А ведь знаешь, когда я только познакомилась с Ланки... Ланкоура, женой моей, в смысле, она тоже та-ак любила волосы мои! И так расстроилась, когда я их обрезала.       Тон у Цесанны сразу стал каким-то мягким и слабым, и даже не смотря ей в лицо, Лололошка знает, что сейчас она улыбается; Цесанна любит иногда соскальзывать в рассказы о своей любимой, долго и нежно, почти грустно рассказывая о ней и их встречах.       В ответ слабо что-то угукает, особо не представляя, что можно отвечать на такие мечтательные, полные грусти и ещё некой неясной ему эмоции слова.       — В...такие времена меня только мысли о ней и успокаивают. Мы так давно не виделись... – под конец Цесанна переходит на шёпот, говоря уже больше себе, и замирает. Подмывает спросить, почему и как, но рука на голове внезапно выписывает круг, взъерошивая волосы, а сама она внезапно веселеет, – ...хм, но, знаешь, впрочем, всё не так уж и плохо! Зря Эмрис воротит нос от Джейса, он же совсем не плохой. Но ему ты, – слегка поворачивает голову Лололошки, чтобы смотрел он ей в лицо, – ни слова об этом, агась? – подмигивает, улыбаясь. – Он и так весь на нервах в последние недели, ему бы успокоиться... сварить ему что ли, чего....       Она уже поворачивается спиной к нему, выискивая нечто в своих записях. Натянув шарф на нос, Лололошка хмурится, вышагивает из комнаты — он же совсем не плохой — когда это Цесанна успела такое проверить? Что такого нужно было наворотить ей, чтобы все подозрения её снялись?       Конечно, сам он не считает верным абсолютное подозрение к Джейсу, особенно после случившегося предательства от Ордена. Но и доверять ему тоже особо желанием не горит; они вместе как-то особо и не резонируют, не учитывая... ну.       В общем, это всё ощущается странно и колышит в груди нечто среднее между подозрениями и ещё чем-то: они особо и не общались никогда, не имели долгих разговоров или подобного, но, может...стоит? Лололошка не мастер начинания диалога, а, впрочем, если выпадет шанс — наверное, можно будет и не отмахнуться. Интереса ради.       Спросить там, что такого Джейс изучает в библиотеке брата. Можно ли тоже будет притронуться к этим книгам, не испепелит ли его это на месте — кто знает, чем этот Джодах мог защитить свою библиотеку, — не зашифровано ли оно, и если да, можно ли выучить этот шифр или попросить перевести. Спросить, где он вечно пропадает: в комнате архимага? у себя дома?, уточнить, точно ли не знает он каких заклинаний бодиморфиза и вообще, что этот Джейс вообще знает? Сколько всего у себя, там, в Скайзерне, кажется, он изучал? Спросить, что вкладывается в эти глупые телодвижения рукой на его голову и уточнить ужасающий в своей возможности ответа мотив — может, это вообще попытки голову ему открутить.       Фыркая от яркого запаха букета в руке, натягивает шарф на нос. Так и тянет чихнуть: пыльца забивается в нос, и чтобы там Селести не щебетала об отсутствии запахов у магических растений, прямо сейчас они кажутся бреднями. Руки полностью зарываются в листья, пальцы слегка покалывает, но взять, телепортироваться домой и быстренько скинуть их куда не выйдет — рядом с оранжереей телепортироваться негласно но, вроде как, запрещено. Все эти магические фоны, тонкая натура магико-целебных цветов...       Все нюансы, которые могли бы особо не заботить его, не влияй они на эффективность действия. Приходится отходить желательно аж на балкон, терпя зуд на ладонях; не раздражение, а странное резонирование его магии внутренней и магии букетов. Нюансы, нюансы, нюансы, которые, кроме него как, кажется никто и не соблюдает — или, по крайней мере, Лололошка такого просто не видел. Всё равно немного, но обидно.       — Лололошка, привет, – рядом проносится уже привычное, быстрое приветствие, сказанное почти бездумно, и внутри всё натягивается струной в ожидании.       Ладонь на голову опускается, ерошит волосы, и это, по идее, и должен быть тот самый выпавший шанс — встречаются они за неделю впервые. Стоит сказать хотя бы ответное «привет», обернуться и узнать, куда тот направляется, чтобы быстро вернуться и связаться хвостиком или ещё что люди делают для сближения; в голове рассказы Цесанны смешиваются.       Действует необдуманно и резко по одному громкому импульсу — не молчать! Шагает вперёд, и букет в руке шуршит громче прежнего, когда вытаскивает оттуда ладонь. На плече у Джейса остаётся парочка листочков, и рука Лололошки странно и неловко проходит или по его щеке, или по шее; на траекторию движения ему плевать. Старается придать лицу нечто схожее на выражение Цесанны и Крайра, стоит им уйти в слишком радостные дебри их рассказов и заговориться, но голос мягче, как у Бастиана, сделать не получается и контролировать не выходит — выдавливает тихо и до ужаса на себя не похоже, чуть ли не на тон выше:       — И тебе привет.       Это даже не быстрый шаг: Лололошка убегает. В груди и на ушах разгорается ощущение сделанного чего-то ужасного, и сбегает он на балкон, на ходу начиная читать заклинание телепортации. И теперь Джейс стоит в удивлении где-то позади — в конце концов, в эту странную игру дружелюбия и симпатии играют они оба.