* * *
Детей до четырнадцати лет в больницу не пускали. Так что Широков не счёл за труд сам выйти за проходную. Там, через двор, сидели на лавочке две девчушки помоложе его Светланки. Одна будто вчера из Африки, и не скажешь, что мать белая, а вторая деловая, с модной стрижкой. Вячеслав поймал себя на том, что отметил: у неё взгляд даже не как у Натальи, а как у той самой Ларисы. Мол, вот только натвори что – из-под земли достану! И закопаю – там, где надо мне! – Привет, Саша, Элла… Трудно с вашей мамой, правда. – С ЕЁ мамой, – поправила деловая. – С моей вам лучше вообще и не пробовать общаться, Вячеслав Александрович. – Поверю на слово. Ну так вот, Наталья не может восстановиться после стресса. Даже на таблетках. Алкоголь мы, понятно, исключили, но она жаждет крови Фишера. – Может, успокоится со временем? – осторожно спросила Саша. – Кто знает. – Ну, всяко до казни долго, и никто её не пустит присутствовать. – А ты много знаешь, Александра. – Она теперь всё время с Ларисой Валентиновной пропадает, – наябедничала Элла. – А мне бы… Скорее маму обратно и уехать в Африку. – А если мама не хочет в Африку? – мягко спросил Широков. – Ну я же не могу ехать одна! И не знаю, как искать отца! – А почему ты думаешь, что там лучше, чем здесь? – Я просто хочу знать, откуда я родом. И, может, я хоть там буду кому-то нужна! Саша слегка двинула Эллу локтем в бок – не ерунди, мол. – Дорогая Элла, – Вячеслав поправил очки, – боюсь, твои проблемы внутри тебя. И так за тобой в Африку и поедут. – Да ладно. На моей родине хотя бы все похожи на меня… А мама даже страну не называет. – Может, есть причины. А может, просто всему свое время. …Лариса, как всегда, явилась неслышно, словно леопард. Обвела всех взглядом. И Широков, хоть она и не была никогда в его вкусе, снова отметил про себя, что глаза у неё как у инопланетянки. Почти сиреневые. Действительно «космическая женщина», как её однажды определили. Может быть, даже «фосфорическая» – Широков не любил Маяковского, но всплывшая в голове ассоциация навела его на некую мысль. И не в первый раз… – Привет, закончили? – как всегда, Лариса перешла сразу к делу. – Мне можно к Наташе? – Привет, да, пошли. – Девчонки, вы ещё здесь подождёте, правда? Одни не ходите никуда. А чтоб не скучали, я вот мою Лизу привела. Тут только все заметили, что Гедеонова пришла не одна. Девочка была постарше Саши с Эллой и похожа на мать, но как бледная копия. Светловолосая и очень худенькая. – Привет, – сказала она тихонько. – Ну привет, – ответила первой Элла – как всегда недоверчиво. Хотя девчонка вроде бы не таращилась на неё как на диковинное насекомое. Зато таращилась Саша. На Лизу. – Привет, ты такая… Прикольная, прямо как Алиса Селезнева! – Что? – новая знакомая смешалась. – Ну неужели не смотрела? – А, ну да… – Элла, смотри, у неё же взгляд один в один. Как у человека не отсюда! А из лучшего мира. Лиза беспомощно посмотрела в спину матери. Та будто почувствовала – обернулась. И взглянула на Сашу так, что та аж вздрогнула. * * * – Широков, мне кажется – Наталья уже никогда не будет прежней. Я хоть и не психиатр, но какое-то время была замужем за запойным алкоголиком. Она будет пить и уже не сможет вернуться к работе в органах. – Как знать. Она не ты, конечно. – Она моя младшая однокашница. Большие надежды подавала. А познакомились мы раньше, она, в общем, и в милицию вслед за мной пошла. Но не сдюжила. Жаль. – Главное, чтобы она нашла смысл жизни, когда более или менее поправится. А остальное не так важно. Не могут же все подряд служить в карательном аппарате. – Да уж лучше могли бы. Меньше бы гадов было. – Лариса, меня никто не переубедит, что одним страхом порядка не добьёшься. А благодати – тем более. – Не согласна. – Я бы доказал… – Я бы доказала… Схлестнулись взглядами в полушаге от тайны. – Ты прямо-таки... Из «Места встречи» вылезла. – Да ладно, как будто сейчас нет таких следователей. А вот ты откуда такой… Неужто прогрессор, как у Стругацких? Просто знаешь что, Слава, – все эти мальчики из сорок второго столетия очень легко спиваются!* * *
Лариса ушла быстро, не оборачиваясь. И направилась к девчонкам. Те уже явно поладили, даже распевали какие-то дворовые шедевры. Причём сейчас солировала её, Ларисы, застенчивая дочка.Завязал глаза милой девочке И хотел ее в печку сажать. Тут увидела одна женщина И давай громко в стекла стучать. Испугался отец, бросил девочку, Не закончил кровавый кошмар. Собрала народ та же женщина. Он метался, как злобный ковар…
– Кто-кто? Ковар? – перебила Элла. – Это ещё кто такой? Комар-мутант? – Да нет, ну просто очень коварный человек, разве непонятно? – спокойно отозвалась Лиза. – Девчонки, – чуть не подскочила Саша, – вообще-то «ковар» – это сплав такой. Для лампочек и микросхем, мне папа рассказывал. Кому-то просто слово понравилось… Хотя странно, песня-то явно довоенная, судя по «исправдому», а сплав этот только в шестидесятые появился. Вот так и поверишь, что кто-то прилетал из будущего и пытался нести прогресс! – Ну не знаю, я этот шедевр от своего папы услышала. А мой папа был творческой ранимой личностью и поэтому очень много пил. Наверно, ему уж такие ковары мерещились... – Лиза! – Лариса ворчала для проформы, ведь на самом деле дочь выразилась весьма точно. – Ой, мам, ты уже тут! – Да. И хотела сказать Саше – вот даже не думай, поступай в школу милиции! С твоим-то вниманием к деталям! Нам такие нужны! …Когда много позже подполковника Кушнир будут спрашивать о причинах выбора профессии – она, Александра, ни разу не упомянет следователя Гедеонову. Хотя ведь Лариса Валентиновна повлияла и на неё, и на Наталью Добровольскую… Но вот только лучше никого не посвящать в то, к чему пыталась её приобщить Лариса. Не поверит же никто, да и сама затея сомнительная. Уж лучше всем говорить, что ответы Наталья увезла с собой в Африку.* * *
Если собрать воедино всё, что узналось постепенно, то история выглядела так. Лариса родилась в двадцать четвёртом. И в самом деле пришла в милицию сразу после войны. И вот однажды, регулируя уличное движение, вытащила буквально из-под колёс «юношу бледного со взором горящим». У него была странная длинная стрижка, хоть одежда в глаза и не бросалась. – Вам что, жить надоело? – вопросила Лариса как могла строго. – Нет. Я просто не привык к такому движению. – Понятно, с периферии приехали. – Да, только обустраиваюсь. Спасибо, товарищ милиционер. …Молодой человек носил футуристическое имя Гелий. И сам весь был будто не отсюда. Читал Ларисе стихи о светлом будущем – красивые, но такие бредовые, что она стала опасаться, не ударился ли он головой. Лариса сама не поняла, как это вдруг так быстро оказалась за ним замужем. Из всей той череды прекрасных дней в памяти осталась чуть ли не одна-единственная картинка – как Гелий на свадьбе отставляет бокал с шампанским как можно дальше от себя. – А на исходе медового месяца, – по секрету делилась потом Лариса с Сашей, – к нему приехали якобы какие-то друзья, и с той встречи он явился на бровях и в дрова. Буянил и нёс такое… Мол, не друзья они ему, а специально прилетели из будущего и насильно его напоили, чтобы больше не мог ни картины свои писать, ни работать на пославших его товарищей. – И вы, конечно, подумали – ну, белая горячка, горячка белая… – на тот момент Саша ещё совершенно не была уверена, не тот же ли диагноз у самой Ларисы. – Именно так, этот фильм как раз только вышел! Я уже побежала звонить в «скорую», но тут прямо в моей комнате, в нашей с ним, из ниоткуда материализовались двое. Все такие как с плакатов про «мы и космос ещё покорим!», не только лицами, но и одеждой и снаряжением. И объясняют мне, что моего Гелия ни за что не взяли бы в экспедицию к нам в сорок седьмой из далёкого светлого будущего, но этот молодой дурак сам как-то просочился и внедрился, тоже мне, мол. И пить ему нельзя, в будущем-то уже вообще никто не пьёт, но у некоторых железная сопротивляемость, а у кого-то, наоборот, никакой, потому что никогда не сталкивались. Так что заберут они его на лечение… Сперва Лариса им не поверила, разумеется. Даже задержать хотела. Но эти два товарища, Радон и Радий, просто переместили её вместе с мужем в будущее, в свою родную эпоху. – И как там? – неверяще спросила Саша. – Ну, это не «Туманность Андромеды», до такого ещё не поднялись совершенства, но неплохо. Всем всего хватает, и без угнетения человека человеком. – А зачем им в прошлое? – Сперва просто изучали, внедрялись. Потом узнали, что и среди их современников есть граждане, которые не хотели бы допускать существующего порядка вещей. А хотели бы всё себе. И вот эта группировка повадилась изменять прошлое. Мне рассказали, что из-за них случится в девяностые – то есть для тебя происходит сейчас. Я схватилась за голову. Попросилась к ним, к тем, кто противостоит деградации и вседозволенности. Даром что уже была беременна Лизой. Но мы скоро разошлись во взглядах. Эти ребята гуманисты, верят в духовное начало в человеке, а я-то знаю, как легко захлёстывает жадность и жажда власти. Поэтому я борюсь за жёсткую систему поддержания порядка. Чтобы было сложно и неповадно воровать и злоупотреблять чем бы то ни было. И потому, Саша, я и зову тебя в систему. Ты видишь связи, делаешь выводы, и у тебя точно есть стержень. – А тётю Наташу Добровольскую вы тоже звали? – Конечно. Она моя младшая однокашница и коллега с тех пор, как я внедрилась в эту эпоху. Но вот ей-то стержня очень не хватает, хотя во многом она молодец. Я после своего бывшего поняла: есть люди, которым просто нельзя пить. – И вы теперь ставите на другую лошадь? Вернее, собаку служебно-розыскную? А можно спросить – у вас с Лизой как отношения? – Как видишь, Лизу я беру всюду с собой. Хоть и не всегда могу проводить с ней много времени. Я сначала думала, что она вся в отца, трепетная, беречь надо, однако, чую, она нас всех ещё удивит. Но ты лучше с ней это не обсуждай, я её учу никому не проговариваться про то, кто мы и откуда. Я же одиночка, за мной не стоит целого движения, вот ищу если только отдельных людей. – Хм. Скажу прямо, вы странная. А я – да, хотела бы служить в органах, серьёзно об этом задумываюсь, и не стала бы миндальничать с преступниками. Вы знаете, куда привело моего папу убеждение, что вот прямо все люди хорошие, честные и у них есть совесть. Но я пообещала маме не ввязываться в политические игры, заговоры и прочие глобальные штуки. Может, тогда она мне хотя бы в милицию разрешит. – Ну смотри, у тебя ещё есть время подумать, и немало. Позвала бы тебя посмотреть прошлое или будущее, но раз ты пообещала… – Если надумаю – дам вам знать. Но вообще как-нибудь уж своим ходом, год за годом… – А я напоследок скажу вот что. Я кое-что вычислила и хочу, чтобы ты вычислила это сама. Если ты когда-нибудь увлечёшься человеком по фамилии Широков – не дай, чтобы она, фамилия, перешла детям. – Это ещё почему? Потому что наш доблестный Вячеслав Александрович, который категорически против смертной казни даже для маньяков… Он что, из будущего? – Я в тебе не сомневалась. – И вы считаете его таким опасным, что хотите предотвратить его рождение. И ещё и в моей будущей биографии покопались, чтобы бросить своё цыганское предсказание. Ой, как мне всё это не нравится. Ну хотя бы карты раскрыли. – Ты слишком умная, чтобы не раскрывать. И я даже не говорила – беги, мол, как от огня, от человека с фамилией Широков, или хотя бы не рожай от него. Ну что же, твоё право жить свою жизнь так, как считаешь нужным. Жаль, что нам не по пути, и сделай для меня только одно – никому не рассказывай. Вообще никому. – Не буду. Просто потому что никто не поверит. – Широков поверит. Но он меня ещё не вычислил, и не надо ему знать, что я вычислила его. Наш поединок – теперь уж точно только наше дело. Не будем как злобные ковары.* * *
Напевая под нос трагическую историю из довоенного прошлого, Лиза Волкова искала себя в списках поступивших на специальность «психология» питерского университета МВД. И вскоре удовлетворённо улыбнулась. То, что в головах у преступников, влекло её с малых лет. Заодно и маме помочь, и Широкова перещеголять. И нет, Лиза только перекрасилась в шатенку, фамилия у неё была своя, родная. По непутёвому отцу. На дворе стоял 2009 год.