ОмегаверсАУ

Когда Рокэ велел пригласить господина оруженосца в свои личные комнаты, тот явился, естественно — миг отчаянного, заслужившего уважение альфы сопротивления, миновал, а до нового бунта теперь было еще далеко. Покоренный омега с утра был растерян и сумрачен, его как-то хватало еще только чтобы, как прежде, надменно нести замороченную свою голову — надо же, Квентин даже сперва не поверил, что мальчик вполне подчинился, и пришлось демонстрировать: метку, послушание и доверие в тот момент, когда юноша неосознанно отступил от Его Преосвященства под защиту своего эра. Квентин, как и все Дораки, был только человеком, бетой, хотя мало кто знал об этом — и однако, на то чтоб заставить слегка оробеть неопытного омегу, вполне хватит простой человеческой власти. Вздор, что Звери ее игнорируют… Ричард Окделл явился в спальню, где недавно с ним сотворили ритуальное, но от этого только более мучительное насилие, с искусанными до размытого контура сладкими губами и пятнами румянца на бледных щеках, с прямой, словно древко алебарды, спиной, и в халате. Умница, — раздраженно умилился про себя Рокэ, — не пытается отрицать очевидное, в спальню к эру не ходят в колете и сапогах. Раздражение вызывала больше вся ситуация, чем сам юноша. Рокэ совсем не знал, как утешить мальчишку — да и должен ли утешать. Варзов этой частью обучения оруженосца пренебрег в свое время, ограничившись меткой, да и если б не пренебрегал, с Ричардом все иначе. Юный герцог пред высшим дворянством Талига согласился не только служить, а отдаться убийце своего отца, врагу всех Людей Чести, и прочая, и так далее. Варзов просто был альфой, пожалевшим дурного щенка. Рокэ тоже хотел… пожалеть. Сделал ставку и вдруг остался с выигрышем, которого не искал. Что ж, из этого можно попробовать извлечь что-то приличное. Сильвестр поверил в то, что Рокэ располагал неким планом — ну, теперь-то располагал. — Юноша, — бросил он, — вы явились быстрей, чем мне смелось надеяться, я еще не успел дочитать. Ричард чуть отступил: — Я… меня… вызвали. Мне сказали, вы ждете. — Да, но я ожидал вас и утром, куда дольше, признаться. Да не стойте, ложитесь. Спать вам часто придется со мной, вы же все-таки оруженосец. Не советую, впрочем, пытаться устроиться где-то в ногах, как описывали это в сентиментальных романах алисинские романисты. Для вас тут вторая подушка. На юношу он уже не смотрел, но растерянное сопение отчего-то согрело душу. Наконец тот пробормотал: «слушаю монсеньора» и стянул свой халат, оставаясь в ночной сорочке, очевидно, привезенной из дома еще. Плотный, мягкий от стирок лен убаюкивал и врачевал, вероятно, растерзанную стыдливость. — Так что вам помешало проявить исполнительность утром? — спросил Алва, когда рядом с ним перестали опасливо копошиться. Подавил искушение скосить взгляд и проверить, торчит ли из-под одеяла хотя бы красивый нос. Все это было мерзко и стыдно, Алва чувствовал себя скотиной, вдвойне из-за того, что близость напряжённого, только недавно доставшегося ему омеги, начала волновать. Может быть, стоило пойти на поводу у инстинкта. Хуже думать о нем юный Окделл не станет, он и так Изначальная тварь в глазах Эгмонтова сынка, а заставить омегу привыкнуть и сжиться со своим положением можно было бы и поскорее. Подмять под себя вновь угловатое тело — во второй раз мальчишка не станет уже вырываться, примет все, что дадут… Рокэ зло зашуршал бумагами. Нет, не так. — Не хотели показываться друзьям с меткой? — предположил Алва. — Потому медлили? Воротник-стойка на придворном костюме метку почти скрывал, Рокэ распорядился, чтобы сшили такой. Очень скоро ту не столь легко будет заметить. Но свежий след расползался розовым и багряным куда выше воротника. — Нет! — прозвучало запальчиво и возмущенно. Ах вот как? Юноша не выносит одной только мысли о трусости. Потому и явился сейчас без каких-либо проволочек. — Я… очень много застёжек… Рука… — Я приставил Мигеля, чтобы он вам помог. Оценивайте свои возможности и используйте слуг и пажей, если нужно. Вы герцог, а не солдат. Впрочем, вам даже в армии полагался бы хоть какой-то денщик. Отложив письма, Рокэ решительно сел, поворачиваясь к мальчишке. Тот лежал, укрывшись до подмышек, оставив свободными руки — верно, предпочитает сражаться, а не прятаться, хорошо — и напрягся всем телом, хотя и не вздрогнул. — Руку. — Чт-то? — Вашу правую руку, юноша, бинт снимите. Хочу посмотреть, как она заживает. Что лекарь сказал? Окделл как-то замялся, приподнявшись и разматывая повязку: — Сказал, мне очень… повезло. Я… не выразил вам… Это было мучительно и от этого почти приятно, словно трогаешь больной зуб, так что Рокэ прервал его: — Не трудитесь себя вынуждать к выражению благодарностей, юноша. Мы уже говорили об этом, ваши чувства к моей персоне мне известны, и я не испытываю удовольствия от бездарных спектаклей — от талантливых тоже, правда, — он поморщился, вспоминая утреннюю сцену у Катарины. — При мне можете не лукавить, подневольную вежливость берегите для кардинала, проявляйте положенное почтение к королю, остальное мне неинтересно. Ну так что там у вас, воспаление? — Света же не хватает, — уязвлено промямлил юноша. От свечей проку не было, правда. — Он не нужен, — Рокэ взял изящную кисть, чуть приподнял льняной рукав, осторожно коснулся пальцами — кожа вокруг ранки была теплее, чем надо. Наклонился, втянул носом воздух — нет, гноем еще не пахло. — Пусть подышит сегодня, утром забинтуете снова, — почти про себя пробормотал Рокэ, с отстраненностью отмечая, как понизился собственный голос. Ему нравился этот запах. — Монсеньор?! — шепнул Ричард, когда Рокэ на пробу легонько провел языком по ранке. — Больно? — Н-нет? — Разве вы не вылизываете царапины? Звери делают это. Даже люди иногда пытаются, но слюна ординаров чаще усугубляет проблему. У потомков абвениев, зверодемонов, зверобогов, у эориев многое до сих пор остается совсем иначе. Нюх и слух. Боевые инстинкты, доминирование, циклы спаривания. И возможность зачать, сохраняющаяся у юношей до их первой победы над альфой. Больше силы и крепче здоровье, быстрей заживают раны — слишком много звериных даров у эориев, зверолюдей. И целительная слюна. День прошел, пришла ночь, время зверя. — Ляг, — потребовал Рокэ лениво, только с долей угрозы в голосе. Не сводя с эра взгляда, его оруженосец откинулся на постели — и в глазах его не было страха, только лишь напряженное ожидание — что ты сделаешь, кем покажешь себя, как ты далеко зайдешь в общем зверстве, будешь мучить, как растерзанную добычу или все же утешишь, как напуганного щенка? Рокэ лег вслед за ним, потянулся, ведомый желанием прикоснуться, сгреб под бок, навалился уютно — и снова поднес к рту раненую эту руку. — Спите, Ричард, — велел он лениво, увлеченный вкусом и запахом, и забытым, казалось бы, с детства чувством — наполненного гнезда. И как быстро заснет он, его юная дичь и измученный его щенок? Оказалось, почти моментально. Рокэ слушал дыхание и вылизывал ранку, пока не сгорела свеча.