Очередной тяжелый день, очередная ссора с отцом, очередная отвергнутая преподавателем статья и очередной раз, когда Бомгю убедился в том, насколько этот мир несправедлив по отношению к нему.
Всё смешалось в одно, стало единым комком в попытках задушить парня ночью под очередной приступ сонного паралича. Тело ватное, в ушах звон, а по рукам расползаются алеющие следы коротких ногтей, в немой попытке доказать ему что он ещё живой и плохой сон закончился. Бомгю страшно, Бомгю холодно и одиноко, Бомгю дрожит, оставляя очередной длинный порез на нежной коже запястья, тянущийся полосой выше, до изгиба. Боли не хочется так сильно, что он выть готов, но всё равно оставляет ещё один. А за ним следуют остальные: длинные, короткие, с кровавыми бусинами и просто содранной краснеющей кожей.
Бомгю ненавидит себя вместо того, чтобы ненавидеть весь этот грязный мир и людей в нём. Потому что так
проще, потому что так ему есть куда вымещать свою
ненависть.
На следующий день он прячет всё ещё слегка пульсирующие порезы длинными рукавами светлого худи и уходит из дома под недовольные высказывания отца. Тот, как и всегда до этого, считает что Бомгю ужасен во всём, что делает, а при попытке бездействовать получает новые тычки, потому что “даже не пытается”. Мать давно на работе, так бы она вступилась за сына, хоть и сама была бы напугана последующими действиями мужа, которые не всегда удавалось предсказать. Бомгю знает, что происходит за закрытыми дверьми их дома, но сделать не может ничего. В этот раз он только рад что она ушла так рано, молча накидывая пальто и
уходя сбегая из-под ядовитого взгляда отца.
— Надеюсь ты не вернешься сюда больше.
Бомгю бы и рад собрать вещи, свои и матери, взять её аккуратно за худую ладонь и увести в лучшую жизнь, где нет подобных отцу людей, а есть только они и тёплые, уютные совместные вечера, радость и смех. Где ей не нужно работать сутками для того, чтобы прокормить семью, потому что у отца обнаружились проблемы со спиной и тот уволился со своей работы, свесив все обязанности на жену. Бомгю знал всё об этой “проблеме”: и как она незначительна, и какой процент людей каждый день живет и работает с ней, и даже как её лечить, просто посещая массажи. Но что он, что мать понимали: отцу просто хотелось сидеть дома и ничего не делать, иногда выползая выпить с друзьями. Конечно же на деньги жены, которая бережно откладывала те на желанный отпуск с сыном.
Но отпуска всё было не видать. Из-за бесполезного отца и невезучего Бомгю, которому до бюджетного места не хватило всего лишь двух баллов. Мать тогда взяла его за руки и заглянула точно в душу, а не наполненные отчаянием глаза, и сказала, что они обязательно справятся со всем, а в конце вместе уедут туда, где обитает их счастье. Бомгю никогда не смог бы выразить ни словами, ни действиями всю ту любовь и благодарность этой женщине, которая всё ещё держит его на плаву. Благодаря ей он поступил, благодаря ей он учится на той специальности, на которой хотел учиться, благодаря ей он просыпается каждое утро и терпит отвращение к мужчине в доме, именуемого отцом.
Иногда Бомгю подрабатывает. Пишет статьи на заказ, редактирует тексты и даже продает свои черновики с идеями для возможных будущих книг, уверенный в том, что самому стать писателем ему не светит никогда. Бомгю знал многое, точно, как и умел, но когда дело доходило до написания собственного текста - сдавался. Голова пустела, в ушах противно пищало, а где-то на подкорке сознания отцовским голосом звучало: “Ты никогда не сможешь сделать что-то, достойное внимания”. Так черновики и оставались черновиками, по итогу проданными, а на вырученные с них деньги Бомгю жил, уверяя мать что она и так делает для него достаточно, и что уж какую одежду он сможет купить и за свои собственные.
Даже если их не хватало, даже если порой приходилось отсиживать пары с пустым желудком, после - так же на голодную гуляя где-то допоздна, пока мать не вернётся с работы и они не поужинают вместе. Бомгю не особо умел готовить, но с мамой, которая хвалила его даже за мелочи, он чувствовал себя настоящим шеф-поваром. С ней он улыбался, по-настоящему и очень искренне.
Рука всё ещё неприятно побаливала, стоило ткани худи коснуться свежих ран, но Бомгю не подавал виду. Даже когда Тэхён, друг со времён поступления, сильно тянул того за собой в столовую, ругая за впалые щёки. Бомгю пришлось прикусить губу, чтобы не выдать себя. Болело сильно: резало, кололо и ужасно щемило. Но он всё равно слегка натягивал улыбку и отнекивался, когда Тэхён предлагал ему разные вкусности. Ещё бы тот слушался его, то Бомгю бы и горя не знал. За каждый подобный раз ему приходилось потом невзначай возвращать долги, которые ими и не были вовсе, потому что Тэ всегда говорил что тот ему ничего не должен, они ведь друзья. Смириться с этим так и не удалось.
Болела она и под конец дня, когда мать позвонила и сообщила, что сегодня останется в ночную смену. Парень тогда почти дошел до дома, окрыленный надеждой застать там женщину пораньше, но по итогу пришлось развернуться и идти обратно. Гулять уже выученными вдоль и поперек улицами, перекрестками и уголками, куда почти не попадал свет уличных фонарей. Стемнело на улице уже давно, а возвращаться всё ещё не хотелось. Правда холодно было и зыбко, а из ближайших рабочих мест, где можно было отогреть ладони, был только клуб.
Он светился ярко, но не кричаще, как у многих могло сложиться впечатление, да и музыки почти не было слышно. Бомгю всё ещё боялся, заходя внутрь, ведь ему точно было что терять, но изнутри помещение тоже не особо его отталкивало. Почти спокойное, почти мирное. Может, из-за времени, ведь большинство приходили уже после полуночи, а может потому, что он в принципе был таким.
Бомгю всё ещё не уверен, что ему это нужно, но всё равно занимает место в углу барной стойки, оставляя пальто аккуратно лежать на коленях. Сидит молча, осматривая всё помещение из-под упавшей на глаза чёлки. Вон там, на одном из диванчиков, сидят две девушки, что-то жарко обсуждая и заглядывая в телефон одной из них; а через столик от них - парни, кажется, ещё совсем юные, бросают печальные взгляды в их сторону, прикрывая рот ладонью каждый раз, когда девушки смеются. Бомгю правда любопытно хватит ли у них смелости подойти к ним и заговорить, но думает, что уйдет раньше, чем всё это случится. Отворачивается, ловя взглядом чужой, - бармена - и напрягается, когда тот подходит к нему с улыбкой.
— Вам что-нибудь предложить?
Он думает всё время, пока парень напротив перечисляет ему коктейли. Вот тебе крепкие, чистые напитки; вот смесь из всего и сразу, и не факт, что живым уйдешь; вот - что-то менее убийственное, а вот - слабые и сладкие напитки. Бомгю думает, что раз уж великодушный Тэхён выручил его сегодня в столовой, то он может позволить себе стаканчик чего-то такого. Мать на работе, а возвращаться в дом, где сейчас развлекается отец, ему страшно не хочется. Он выбирает что-то не крепкое и очень сладкое, и думает: “Будь что будет”. Рука ноет, сердце - тоже, обливаясь кровью за все
не его грехи. Винит себя и делает первый глоток. Сладко,
обжигающе сладко.
Людей становится всё больше, шума прибавляется. Но не сильно, Бомгю не верит, что в клубе может быть так мирно. Хотя, чего уж там, глаза давно цепляются за тех, кто с кем-то знакомится. Они уходят спустя пару танцев и пропущенных в себя бокалов, а кто-то и вовсе не церемонится, утягивая в уборную. Парню, честно, всё равно кто с кем спит и как, это не его дело. Он складывает руки на стойке и опускает на них уставшую голову, то проводя пальцем по собравшемуся конденсату на его стакане, третьем по счету, то всматривается в толпу. В ней все красивые, радостные и счастливые именно в этот момент. На губах проступает легкая, пьяная улыбка. Бармен его больше не трогает.
Бомгю пробегается по сменяющейся толпе взглядом снова, а потом ловит чужой. Заинтересованный и такой же радостный, как и все вокруг. Ему улыбаются лишь на мгновение, а потом снова возвращаются к другим людям, окружившим его. Бомгю отворачивается тоже, зарываясь носом в изгиб локтя. Смотрит прямо перед собой, где шустро, словно бабочка, порхает парень-бармен, смешивая в стаканах и бокалах разноцветные напитки. Люди веселятся даже когда вливают в себя достаточно, чтобы на ногах не стоять, а он всё не может. Веселее не стало, стало всё равно. Забылся и отец, и суммы за обучение. Обострилось чувство вины, напоминая о себе болью на порезанном запястье. И Бомгю прикрыл глаза на секунду, чтобы в следующую быть выдернутым из нескончаемого потока мыслей.
— Ты совсем не подходишь этому месту.
Звучит где-то рядом, по правую от него сторону. Голос приятный, даже слегка нежный, и любопытство вновь берет над ним верх. Бомгю поднимает голову, встречаясь глазами с тем самым парнем, который улыбнулся ему недавно. Тот на мгновение замирает, сам не понимая почему. Может от того, как жалко сейчас выглядит уставший чуть пьяный студент, а может от того, как завораживающе блестят его глаза, тая в каждом из бликов свою эмоцию.
До чего же красиво.
Бомгю почти не улавливает тот момент, когда облокотившийся на стойку парень бережно ведет рукой по его волосам, заправляя пряди за ухо.
Щекотно.
— Поехали ко мне пить чай? — и улыбается так же красиво, как и в тот раз, невзначай
украденной подаренной улыбкой.
Он не знает почему согласился, но знает, чем это заканчивается. Сидя в чужой машине и вглядываясь в другие, проезжающие мимо, так же не знает готов ли к тому, что случится за дверью такой же чужой квартиры. Он всё думает, даже тогда, когда парень, назвавшийся Ёнджуном, аккуратно взяв его руку в свою, ведёт за собой. Не отпускает и в лифте, стоя плечом к плечу. В сознание закрадывается странная мысль, что он даже не против если эти
тёплые руки будут свободно разгуливать по его телу и касаться там, где никто и никогда до этого.
Потому что свои холодные уже так надоели.
Парень всё ещё не знает готов ли морально, когда дверь за ним закрывается, а Ёнджун включает свет в просторном коридоре квартиры, которую Бомгю осматривает с любопытством. Когда с его плеч тянут пальто, он вспоминает зачем вообще здесь. Вздыхает, и дает Ёнджуну стянуть с него уличную одежду, следом снимая и ботинки. Тот всё время улыбается, заправляя смоляные пряди за украшенные пирсингом уши, а потом снова аккуратно берет Бомгю за руку и ведет за собой. На кухню, что очень удивляет последнего. Ёнджун тихо посмеивается, пока усаживает того за стол, и бегает из одного уголка в другой, попутно набирая воду в чайник и включая его. Ставит на стол две прозрачные чашки и достает из полочки такой же заварочный чайник, и снова смеется, от чего Бомгю наконец поднимает на него глаза, в который раз встречаясь взглядами.
— Ты хотел другого?
— Я просто не ожидал что под “пить чай” ты действительно имел ввиду... пить чай.
Ёнджун тепло улыбается. Ерошит волосы Бомгю и уходит к щелкнувшему чайнику, оставляя парня всё в таком же недоумении.
— В этом ты прав. Не всегда это значит именно то, что происходит сейчас у нас. Но и не всегда это то, что ты там себе надумал, — говорит он, заливая чайные листья кипятком. Пахнет интересно. А Ёнджун продолжает болтать и открывает холодильник. — Я видел, как ты всё боролся с собой и морально готовился.
Бомгю теперь очень неловко. Кончики ушей начинают краснеть, а ладони потеют только сильнее, принося дискомфорт владельцу.
— Зачем бы ты ещё подходил ко мне и предлагал поехать к тебе пить чай... — неожиданно дуется он, будто его оклеветали, и потирает влажные ладони друг о друга. — Прости, где можно руки помыть?
— Да хоть и здесь. — Ёнджун кивает на мойку и достает из холодильника большой кусок торта, относя к столу. Ему кажется, что он видит как Бомгю начинает сиять, глядя на сладость, и от этого на лице снова проступает улыбка, а взгляд смягчается. Он опирается на столешницу у мойки, пока Бомгю старательно намыливает липкие руки.
Улыбается он и потом, пусть и через силу, подавая тому небольшое полотенце, а перед глазами всё ещё остается исполосованное красными линиями запястье. Свежие раны тянулись, наверное, даже до изгиба локтя, уже опухшие и с корочкой засохших капель крови. Бомгю, видимо, забыл об этом напрочь, раз даже натягивая рукава худи он смотрел то на Ёнджуна, то на торт.
— На работе снова забыли, что я не ем сладкое, и всучили самый большой кусок, — он смаргивает вставшую перед глазами картинку израненного запястья и подходит к столу, усаживаясь напротив Бомгю. — Так что он весь твой.
Бомгю снова сияет, пока Ёнджун разливает чай по чашкам и думает, что им и свет-то не особо нужен, пока здесь есть этот парень.
— Расскажешь мне почему ты сидел там с таким отрешенным видом?
И Бомгю рассказывает. Обо всём: об отце, который ненавидит его просто за существование; о матери, которая работает на износ чтобы прокормить бесполезного отца и оплатить учебу сына; о ненависти к себе и хорошем друге Тэхёне, а ещё проданных
любимых черновиках. Умалчивает только о исполосованном запястье, а ещё плечах и немного бедрах.
Ёнджун слушает всё, иногда вставляя какие-то комментарии. Понимает: Бомгю не нуждается в подсказках и плохих словах в сторону ненавистного отца. Бомгю нуждается в теплых руках, чае и торте, и желает быть услышанным. Он плачет, когда говорит о том, как тяжело его матери, плачет, когда осознает, как, на самом деле, было больно прощаться со своими идеями. Плачет, жалея весь мир, а себе оставляя лишь ненависть. Ёнджуну больно за него почти физически. Он пересаживается на сторону Бомгю и прижимает того к себе, укладывая его голову себе на плечо. Тот не сопротивляется, обнимая парня за талию. Кажется, он нуждался в этом
так долго.
Позже Ёнджун говорит, что Бомгю может занять его кровать, а сам он поспит в гостиной, на диване. Почти уходит, когда младший просит остаться с ним, потому что ему
страшно. Тот вздыхает и просит прощения заранее за свою тактильность, и не обещает, что на утро Бомгю не проснется в его объятиях. Но парень смеется и говорит, что против ничего не имеет, потому что сам такой же.
Сидя на кровати уже в одолженной старшим футболке, он пишет матери сообщение, что сегодня остается у друга, и просит позвонить, когда та будет собираться домой, чтобы пойти вместе. Женщина отвечает согласием с множеством восклицательных знаков и сердечками, а Бомгю не может сдержать ни слез, ни улыбки. Как же она его любит, и как же он любит её.
Когда они лежат вместе, думая каждый о своем, Ёнджун не выдерживает. Поворачивается в сторону Бомгю и снова ищет ответного взгляда, а как находит, спрашивает:
— Твое запястье. Зачем? — он не торопит его, только губы поджимает, ожидая ответа. Бомгю молчит с минуту, после пожимая плечами.
— Я не знаю. Сделал это на эмоциях, после очередного сонного паралича, — говорит он и так же поворачивается к Ёнджуну лицом, попутно вытаскивая руку из-под одеяла. Ночника в комнате вполне хватает чтобы рассмотреть полосы, ползущие по тонкой руке почти до изгиба локтя.
Как Ёнджун и думал. — Я не хотел этого. Мне правда, правда очень больно, но я... я ещё не придумал другого способа.
Ёнджуну сейчас не нужны слова, как не нужны они и Бомгю. Старший аккуратно оплетает его раненную руку пальцами и заводит себе за спину, а своей притягивает того за лопатки, прижимая к себе. Гладит по волосам до тех пор, пока дыхание парня не становится ровным, утягивая его в сон. Спокойный и приятный, впервые за долгие годы.
***
Ближе к десяти часам, мама, как и обещала, звонит ему. Бомгю после звонка потягивается и трет глаза, вспоминая события вчерашних вечера и ночи. Ёнджун к этому моменту уже не спит, листая что-то в телефоне, а после потягивается вслед за младшим. Который не понимает себя в этот момент. Алкоголь, может, ещё не выветрился или же всё-таки это вина Ёнджуна в том, что выглядит так комфортно и по-домашнему. Бомгю честно не знает, но тянется к тому, закидывая на него руку и ногу разом, укладываясь почти полностью на него и оставляя голову на груди. Обнимает крепко, пока старший сонно улыбается, и так же обнимает его в ответ. Бомгю и не думал, что подавляя свою истинную шумную и прилипчивую натуру, так сильно изголодается по простым человеческим объятиям.
Собираются они вместе, хотя Бомгю очень долго отвергал предложение старшего подвезти его до работы матери. Но тот всё-таки смог выпросить такую честь, параллельно перематывая запястье младшего бинтом, чтобы дома не возникало лишних вопросов.
Едут почти молча, потому что Бомгю не хочет отвлекать Ёнджуна от дороги, но тот отвлекается сам, ругаясь на недотеп на пути, чем вызывает смешки сидящего рядом человека. Добираются они быстрее, чем если бы Бомгю ехал общественным транспортом, и очень удивляют его мать, когда та видит, что её сын выходит из машины, да ещё и не сам.
— Милый, — начинает она слегка удивленным тоном. — Это твой парень?
Бомгю давится воздухом, пока Ёнджун пытается отсмеяться и объяснить ей сложившуюся ситуацию.
—
Ёнджун-хен, значит... Он слишком красивый, давай его себе заберем? — Бомгю почти на писк переходит, когда возмущенно выкрикивает “Мама!”, и бросает на женщину смущенный взгляд. Смешно всем, кроме самого Бомгю, который чувствует себя сейчас абсолютно беззащитным.
Ёнджун предлагает женщине подвезти их до дома, на что та сразу же соглашается, а Бомгю прижимает ладони к лицу, пытаясь унять смущение.
Ёнджун-хен бережно отнимает одну руку, ту самую, которая страдала больше всего, и тянет младшего за собой, не отпуская его ладонь из своей до машины, пока женщина подгоняет его, напоминая о том, что устала и хочет поскорее прилечь отдохнуть.
Доезжают они так же быстро, под истории из детства и юности Бомгю, которые Ёнджун поддерживает, рассказывая свои. Младший не понимает что он вообще забыл в этой машине, пока им и без него весело, и поникает, оставив попытки прервать разговоры матери. Ёнджун быстро замечает смену его настроения и снова тянется к нему, ероша его волосы под любопытный взгляд женщины, который тот так же замечает через зеркало заднего вида и понимает, насколько Бомгю похож на свою мать.
А по приезду оба сникают. Женщина, выходя из машины, благодарит старшего и ожидает сына, который тяжело переводит дыхание глядя на родной дом. Когда он всё-таки решается, Ёнджун снова притягивает того к себе за руку. Смотрит в глаза до последнего и просит звонить в случае чего, а писать - всегда, если у младшего будет на то желание. Бомгю кивает и обещает держать его в курсе событий.
***
В один из дней Бомгю звонит ему и сообщает: отец ушел от них к другой женщине.
— Это же повод для радости?
— Ты даже не представляешь какой, — звучит из трубки чуть уставший голос. Ёнджун усмехается, когда тишина затягивается, а после слышит несмелое: — Приедешь сегодня?.. Мама хочет видеть тебя, ты для неё уже как второй сын.
— А что на счет тебя? — спрашивает тот, рассматривая только заваренный чай. Листья понемногу разворачиваются, окрашивая воду, а кухня полнится приятным запахом. Тишина в трубке снова затягивается, и Ёнджун хмыкает в
горькой улыбке. — Ладно, скажи мне время-
— Я тоже хочу видеть тебя, хен... — на том конце звучит судорожный вдох, и только Бомгю знает, чего ему стоят все последующие слова. — Прости меня. Прости что я веду себя так, будто ничего не происходит, хотя сам же и являюсь инициатором. Я... — он снова тяжело вздыхает. — Мне просто... Тяжело, понимаешь? И страшно, — Ёнджун слышит первый нервный всхлип и за ним шепот: — Хен, я очень тебя люблю...
— И я тебя, Бомгю. — он прерывает поток слов, чувствуя, что те идут через силу, и знает: сейчас этого более, чем достаточно. Бомгю на том конце шмыгает носом.
— Будь к шести, — он снова шмыгает, но на этот раз говорит с явной улыбкой. — Мама целый праздник хочет устроить по такому поводу.
Ёнджун тут же разражается смехом, который Бомгю с радостью подхватывает. Прощаются они дольше, чем обычно.
— Тогда ждите в пять.
— Начну прямо сейчас.
— Я люблю тебя.
— Угу... — которое Ёнджун тут же переспрашивает насмешливым “Угу?”. — Взаимно... — и снова тот же тон и вопрос, от чего Бомгю тяжело вздыхает. — Я тебя тоже люблю, хен.
Ёнджун смеется, отключая звонок, а Бомгю кажется, что он сейчас умрет прямо здесь, в зале, куда мать незаметно зашла уже давно, потому что сын всё не откликался.
Теперь понятно почему, и её лицо озаряется улыбкой.
