Жатва

С Райден Сёгун всегда приходила армия. Она являлась на Ватацуми разрушением и хаосом — ужасом, что сеяла в самом воздухе. Но сегодня явилась не Сёгун. Кокоми поняла это, едва завидела фигуру, что двигалась прямо по воде. За ней не шла армия — за ней шла гроза. Словно та же, едва ли можно было углядеть различия в лице. Но это шла не Сёгун. Нет, не она. Другая походка, другая аура. Другой взгляд. Он не был разъяренным или убийственным. Но почему-то пугал до дрожи, до мурашек на спине, до слабости в коленях. — Запритесь в домах и не выходите, — приказывает Жрица, а сама прячет в рукавах свои побелевшие от страха ладони. Но мир не даёт ей волю бояться. Поэтому Жрица шагает по волнующемуся понту, и полы её одежд развиваются за спиной. Ветер воет и запертой птицей бьется о скалы. Нет сомнений, навстречу жрице идёт Богиня. — Вы пришли вновь приказать Ватацуми сдаться? — голос льётся ледяным ручьем, что вот-вот обратится мощной горной рекой. — Ответ будет тем же! — Я пришла не за этим, — другая. Она другая. Словно бы сотканная из буйства стихии. Без сомнений, до этого Кокоми не видела Архонта. Она видела копию, тень, бледный отблеск. Потому что та, кто стоит перед ней, каждым шагом вбивает в грудь медные прутья. — Я пришла к тебе, Жрица. И этот взгляд. Он словно бы врезается в кожу, словно бы сжимает горло, словно бы затягивает грудь в тугой корсет. — Я пришла, — продолжает Богиня. И подходит всё ближе, — потому что моя суть велит придти. Моё божественное ведёт на этот остров. Ведёт к Вам. Кокоми не смогла понять, когда Архонт подошла так близко, что дыхание замерло в груди. — Понт всегда был колыбелью грозы, — взгляд полыхает. — Так будьте моим пристанищем. Взгляд полыхает любовью. Такой, которую не видела Кокоми никогда в жизни. Почти что смертоносной. Любовью ядовитой и горькой, что сочится и сочится, отравляя воду под ногами. — Пристанищем? — Кокоми дрожит, и вместе с ней дрожит океан. — Именно, — Богиня не боится. Богиня не сомневается. Богиня похожа на изваяние, что недвижимо возвышается над всем миром. — Таково моё откровение. Таков ужас. Кокоми сжимает руки у груди, словно бы силясь удержать сердце внутри. Напуганное, то рвётся наружу, пытается сбежать. — Нет, — вдруг шепчут губы Жрицы. Шепчут, а Кокоми дрожит и всё пятится. — Отказываю. — Потому что идёт война? — ни один мускул не дрогнул на лице Богини. И даже взгляд не изменился — он всё ещё полыхал бурей. — Потому что океан непокорен, — зачем ты говоришь это, Жрица? Зачем обрекаешь Кокоми на ужас? — Потому что океан бушует, если его касается гроза. — Океан бушует, потому что я приказываю ему бушевать, — Жатва вдруг засияла в её руках. — А сейчас я приказываю океану пасть к моим ногам. — Здесь нет воли грозы, — Жрица всегда стоит гордо. Жрица всегда держит лицо. Жрица всегда приподнимает подбородок. — Не для меня. — Только для тебя, — а Кокоми боится. Кокоми боится и падает, когда молния пронзает завывший от боли океан. — Я приказываю исключительно для тебя. — Океан не боится грозы, — но боится Кокоми. И видит кривое отражение собственного страха в пылающих глазах. Любовь в руках Богини обращается лишь одним из мечей. — Океан никогда не покоряется. — Может. Нет, даже если океан не покоряется, — Жатва вонзается в воду, когда Богиня склоняется над павшей на колени Жрицей. — Но океан горит. Ватацуми оглашают вопль Жрицы, когда сотни молний вонзаются в воды. Потому что, если Богиня не может забрать сердце, она его выжжет.