Доброе утро.

      У Авантюрина проблемы со сном.       Рацио понял это ещё тогда, когда картёжник пришёл к нему на запланированную тремя месяцами ранее деловую встречу, которую сам кровью и потом старался выбить из него, а в итоге заснул прямо во время собеседования. Только когда Доктор отвлёкся на документы, зачитывая положение вслух, он понял, что стало подозрительно тихо. Переведя взгляд с бумаг на человека напротив, Рацио увидел вопиющую картину. Поза Авантюрина практически не изменилась во время разговора: прямая спина, скрещенные между собой руки и ноги, наклонённая вбок голова. Но по невербальным движениям тела — опущенным плечам, глубокому дыханию, чуть приоткрытым глазам — стало ясно как день, что кое-кто решил поиздеваться и проявить неуважение к его персоне. — Ни один студент не смеет засыпать во время моих лекций, а Вы, выходец из КММ, тем более, — несильно, но ощутимо Рацио стукнул по белобрысой макушке справочником, так вовремя оказавшимся под рукой.       Авантюрин вздрогнул и медленно проморгался, просыпаясь. По его глупому выражению лица можно было предположить, что он уже забыл, где, с кем и с какой целью находится. Но Авантюрин не был бы Авантюрином, если бы не пришёл в себя через пару секунд. Удивление в его глазах сменилось на игривые огоньки. — С чего Вы решили, коллега? Вас просто так приятно слушать, что невольно приходится прикрыть глаза для полного погружения в этот завораживающий голос, — его фальшивая улыбка вернулась на своё место. Рацио лишь недовольно фыркнул и уселся обратно на своё место, продолжая зачитывать правила соглашения.       Он знал, что это была ложь. Человек, привыкший анализировать всё вокруг себя, не мог не заметить, что сегодня улыбка парня была более вымученной и усталой, чем обычно.       У Авантюрина проблемы со сном.       Никто из гильдии эрудитов не даст соврать, что один из каменных сердец зачастил с приватными разговорами с их учёным-гением. Рацио, конечно, заметил странное и резко повышенное внимание к своей персоне, но не старался как-либо это комментировать и уделять ситуации особое внимание.       Авантюрин приходил к нему не с пустыми руками. Обычно он приносил разнообразные научные книги или работы, напечатанные в единственном на всю галактику экземпляре, дорогие сладости, которые сам же и съедал, даже как-то раз принёс ему эксклюзивную версию уточек для ванны. И в такие встречи Авантюрин без умолку болтал. Рацио был бессилен в объяснении того, что, если человек что-то дарит, это не значит, что он вправе делать то, что ему вздумается. Чужой голос с акцентом на пару согласных не прекращал затихать и почти каждый день преследовал Доктора. По делу или на отвлечённые темы, по поводу или без — Авантюрину всё равно. Он трещал, пока в горле не начинало першить от сухости.       И каково же было удивление Рацио, что он, спустив на тормоза происходящее, пожалеет об этом и запустит механизм, который будет невозможно остановить.       Когда Рацио уже стал капать на мозги нескончаемый поток третьестепенных слов, он прямо выразил своё недовольство и попросил не мешать ему на работе. Авантюрин активно кивал, искренне соглашался и говорил, что понимает, как Доктору тяжело сосредоточиться с ним, что очень важно выполнить всё в срок, чтобы начальство лишний раз не возмущалось. Вот только сколько бы он ни соглашался с Рацио, ничего не менялось. "Приходил, издевался и уходил", — так бы прокомментировал чужое поведение Веритас.       От безобидных предупреждений Доктор приступил к более радикальным мерам. Так он считал. Но и тут павлиний хвост находил выход из ситуации.       Сначала Рацио закрывал двери на замок — Авантюрин его взламывал.       Потом поставил собственную, продуманную до мелочей схему открытия дверей — Авантюрин входил через окно.       Прятался в других кабинетах — его находили.       Звонил верхушке КММ — ни один звонок не доходил до получателя.       Вся гильдия эрудитов стояла на ушах, со стороны наблюдая за небольшим сражением между ними. Рацио выгонял картёжника из кабинета, кидаясь мелом направо и налево и оставляя на стенах белые отпечатки с вмятинами, а один раз не вытерпел и разозлился до такой степени, что перехватил парня за шкирку, словно нашкодившего кота, и выкинул за дверь. После этого на пару дней всё утихло. Но не успела гильдия вздохнуть с облегчением, как Авантюрин снова вернулся всё с той же треклятой улыбкой на лице.       Но дальше – хуже. Рацио так устал изолироваться от Авантюрина, что просто перестал его гнать. Он признал своё поражение. Авантюрин чувствовал на языке вкус победы.       Рацио свыкся и уже не обращал внимания на фоновый бубнёж. Но со временем от красочной болтовни с разными тональностями в голосе не осталось и следа. Рассказы теперь были спокойными и безэмоциональными. Голос становился тише, монологи короче, пока однажды Рацио, проверяя за своим столом курсовые работы студентов, не услышал сопение с дивана. Авантюрин, склонив голову к подлокотнику и опершись на руку, заснул.       У Авантюрина проблемы со сном. И в этом Веритас убедился окончательно.       Если бы такое произошло один раз, можно было бы и не заострять на этом внимание. Но, как правило, вторые случаи не бывают случайны. А если таких вторых случаев становится множество, то даже идиот поймет, что это закономерность.       Авантюрин приходил к Рацио, дарил подарки, обменивался двумя-тремя словами и нагло засыпал на его диване. Не у себя дома, не на своём рабочем месте, а в чужом кабинете. А когда время приближалось к концу рабочего дня, картёжник как ни в чём не бывало просыпался, сладко потягивался и, всё также улыбаясь, прощался с Доктором.       Это стало обычаем, традицией, неким ритуалом. Но в этом было много плюсов. Казалось бы, наконец-то его не отвлекали, в кабинете царила звенящая тишина – сиди и работай с радостью. Но, проходя мимо дивана, который, скорее всего, теперь ему и не принадлежал вовсе, Рацио краем глаза наблюдал за сонным царством. Признаться честно, его больше удовлетворял безучастный вид своего бесцеремонного знакомого, чем его пубертатное показное поведение. Отдых шёл на пользу Авантюрину. Доктор думал, что бледность кожи не является чем-то болезненным, но сейчас был готов сознаться в своей некомпетентности. У Авантюрина не только улучшился цвет кожи на более здоровый, но и при каждой новой встрече глаза не выглядели такими измученными, как раньше. Картёжник стал больше есть, чему свидетельствовали небольшие округления в области щек. (И это радовало).       Рацио отвлекался от работы. В спокойствии сосредотачиваться стало тяжелее, чем когда Авантюрин осознанно мешал ему. Веритас повёлся. Иррациональность в своих действиях сбивала его с намеченного курса. Это прослеживалось даже в недавнем поступке: изначально пойдя в магазин за продуктами, он вернулся домой с новыми купленными мягким пледом и подушкой, которые уже на следующей день ждали Авантюрина на диване, а тот без вопросов и какой-либо благодарности бессовестно воспользовался ими. Умиротворённый и не омрачённый ничем вид своего знакомого приносил правильность происходящего. Так и должно быть.       Рацио позволял себе больше, чем просто пройти мимо дивана. Он трогал вьющиеся волосы, заправляя их за раскрасневшееся от солнечных лучей ушко, пока ждал, когда ему ответят на телефонный звонок. Поправлял одеяло, аккуратно снимал галстук и расстёгивал пару пуговиц, чтобы Авантюрин не задохнулся, ворочаясь на диване. Зашторивал окна в солнечные дни, а сам включал лампу на рабочем столе.       У Авантюрина проблемы со сном. Один из учёных гильдии как-то незаметно подсунул журнал, на обложке которого был изображен картёжник. Сначала Рацио хотел просто выкинуть выпуск, так как ему не столь интересна рабочая жизнь Авантюрина. Но минутное любопытство заставило открыть журнал и взглянуть на первые странички. Там было интервью. Бытовые вопросы, на которые мужчина давал классические ответы. Ничего того, что могло бы привлечь внимание. «Кроме того, когда я не могу нормально спать, я сознательно стараюсь по максимуму утомить своё тело. С определённым количеством накопленной за день усталости будет гораздо сложнее избежать хорошего крепкого сна...»       Рацио с рождения не был глупым, и даже задачки со звёздочкой на полях никогда не вызывали проблем. Он анализировал, размышлял, понимал и выносил вердикт. Проблема существенна и мешает Авантюрину жить, но откуда растут корни? Картёжник сам дал подсказку. Всё встало на свои места.       Авантюрин устал настолько, что его тело перестало выдерживать такую большую нагрузку. Рацио и в первую встречу заметил, что парень выглядел несколько скованным, как бы он ни старался это состояние прятать. В последующие встречи ничего не изменилось. Веритас всегда замечал напряжённые плечи, руки, ноги, острый взгляд, улыбку, что уже приросла к лицу. Он довёл себя до того, что постоянный стресс сказывался на психике. В такие переломные моменты организм давал сбой и бесконтрольно старался расслабиться, что наносило ещё больший стресс на мозг. Авантюрин своим паническим недоверием не только к другим, но и к себе делал ситуацию только хуже.       Но у каждого человека есть то единственное место, где он мог бы отдохнуть, например...       О...       Вот значит как.       Рацио встал из-за своего стола, уже забыв про журнал, который минутой ранее читал, присел около дивана и провел рукой по чужому уху, поглаживая его большим и указательным пальцами. Авантюрин слабо заворочался, но не проснулся.       «Настолько доверяет, что даже не реагирует на прикосновения и не собирается хотя бы один глаз открыть.» — Пора вставать. Просыпайся, — Рацио массажными движениями зачесывает чужую чёлку назад, открывая вид на лоб. Авантюрин лениво переворачивается на бок, немного хмурясь во сне. Веритас продолжает свои мягкие поглаживания рукой, и от приятных ощущений Авантюрин что-то тихо мычит. Он медленно просыпается, недовольно бурча что-то в духе «отстань», «дай ещё поспать». Даже умудряется поднять одну руку и толкать Рацио от себя.       Лицо Веритаса не выражало никаких ярких чувств. Ни любви, ни ненависти, словно все эти чувства ему чужды. Могло показаться, что ему даже всё равно на произошедшее. Но глаза выдавали его лёгкую заинтересованность и щепотку нежности, такие несвойственные холодному и непробиваемому гению-учёному. Рацио мазнул поцелуем в лоб Авантюрина. — Доброе утро.       У Авантюрина были проблемы со сном.