— Представь что я медленно снимаю с тебя халат, Тора-кун, — приятный низкий голос ощущается как будто бы кожи касаются чем-то бархатным, пробирает до мурашек. Торахиме нравится, пусть в простом избавлении от халата эротичного мало. В его мыслях сегодняшний вечер уже кажется просто идеальным. Не нужно ни шампанского, ни роз, ни свечей, чтобы почувствовать себя счастливым. Достаточно просто слышать его голос, слышать все что он говорит и забывать о расстоянии в тысячи километров.
Он снимает халат, стараясь действовать так, чтобы создавалось ощущение, что делает это сенсей, а не он сам: проводит нежно ладонями по своему телу, выгибается от ещё неиспытанного удовольствия, закрывает ненадолго глаза: так проще погрузить себя в воображаемую ситуацию.
— А я снимаю ваш халат, Сенсей, — отвечает он, голос чуть дрожит от волнения, все-таки первый раз он разделяет такую близость с человеком, которого безумно любит, — Снимаю с вас халат, целую вашу шею, — он целует собственную руку, стараясь максимально правдиво это изобразить
— А я обнимаю тебя, дорогой мой Химе-кун. Крепко прижимаю к груди, а потом совсем неожиданно целую, — он тихо вздыхает, — Скорей бы уже сделать это в реальности.
Торахиме на другом конце мира заливается краской, мысленно радуясь что сенсей его сейчас не видит.
— Скорей бы, — шепчет едва-едва слышно в ответ.
— Я раздеваю тебя полностью, — продолжает Накагами, — Рассматриваю твоё тело. Знаешь как сильно оно мне нравится?
Торахиме подавляет желание прижать телефон к груди, как он обычно делает, получая от сенсея какие-то особенные сообщения, будь то фотография, какая-то фраза о любви или… Да в общем почти что угодно, уж слишком Соэмон ему нравится. Он слово через трубку чувствует, как горячий шёпот согревает его где-то в районе шеи. Так странно, позади ведь нет никого. Он просто сидит в полупустой комнате с телефоном, глупо улыбаясь и краснея.
— Сенсе… Соэмон… Можно мне? — дрожащим голосом просит он, едва формулируя свою мысль. Накагами кивает, позабыв о том, что они сейчас не рядом и бывший ассистент его просто не видит. Диалог переходит на паузу и неловкое молчание длится до тех пор пока старший наконец не осознает что надо бы словами выражаться, а не жестами.
— Конечно можно, Шу-кун, — снова переходит он на этот соблазниьельнвй шёпот, — Что ты хотел сделать?
— Я расстегиваю пуговицы вашей рубашки, сенсей, — Шу перенимает его манеру речи, — А затем совсем её с вас снимаю. Вы такой красивый…
Красивый… Соэмон пытается припомнить когда слышал это слово в последний раз. Торахиме такой странный… Как только он нашёл что-то красивое в человеке такой посредственной внешности, каким Накагами себя всегда считал?
— Очень красивый, — словно прочитав его мысли добавляет Торахиме, — Настолько красивый, что мне тоже раздеться хочется — совсем неслышным шёпотом, от чего Накагами окутывает непонятный жар.
Люди такие несовершенные существа. Им удалось обрести разум, построить тысячи цивилизаций, привести мир к тому состоянию что мы сейчас созерцаем, но так и не удалось отсечь первобытные желания, позывы к размножению, акт предшествующий которому становится в современном обществе попыткой снять стресс, забыться.
И, признаться честно, Накагами рад быть человеком, рад исследовать других людей. Харизматики всегда стояли на одну-две ступени выше чем он, но оставались людьми, по прежнему неидеальными. И Тора-кун тоже по прежнему человек. Человек, который мало того что превзошёл своего сенсея, так сейчас ещё и бесстыдно вгоняет его в краску.
— Тогда разденься, Тора-кун, — говорит ему Соэмон. Так просто, словно не пришлось для этого собираться с мыслями и отвлекать себя раздумьями о судьбе человечества.
— Я уже, сенсей, — слышит тут же в ответ и не знает куда себя деть. А уж когда Торахиме снова произносит его имя, исправляясь, ведь обещал же так обращаться, когда звучит это нежное «Соэмон-сан», учёный теряется вовсе.
— Это… Очень хорошо, Тора-кун, — кое как выдаёт он, сгорая со стыда. То ли от того что так неопытен, то ли от того что сам предложил такой странный вид любви и теперь не справляется.
— А?
Виснет неловкое молчание, которое, к счастью, длится недолго, потому что Торахиме вдруг совершенно обыденным тоном произносит:
— Позвольте мне позаботиться о вас, Сенсей…
И рука тянется вниз, пока голос на той стороне рассказывает о том, как его обладатель расстегивает ширинку чужих брюк, прежде чем подарить своему партнёру удовольствие.
***
— Я двигаюсь очень осторожно, сенсей, — Торахиме ни на секунду не прекращает говорить, ведь если и не говорит, то занимает время стонами, которые звучат совсем не наигранно, — Почувствуйте мою ладонь.
Накагами очень хорошо представляет, будто бы он не сам себе доставляет сейчас удовольствие, гладя собственной же рукой свой затвердевший член, а будто все это делает его милый Химе-кун, стоя перед ним на коленях. Так хорошо и даже глаза закрывать необязательно, все нужные картины сами бесконтрольно рисуются воображением, лишь приближая время кульминации, такой желанной и такой долгожданной.
— Я ведь хорошо справляюсь? — спрашивает Торахиме, не ожидая что сейчас услышит в свой адрес множество слов, о которых обычно мог бы только мечтать. Накагами и сам не совсем понимает, что говорит, но прямо сейчас его столько чувств переполняет. Пусть его милый Химе-кун тоже насладится этим моментом, Соэмон ведь знает о том как юноша жаждет этой похвалы. Этого более чем достаточно, правда. И стон, который он вскоре слышит, лишь подтверждает гипотезу.
Самому ему хватает ещё пары быстрых резких движений по всей длине, чтобы тоже закончить. Затем он тратит минуту или две чтобы прийти в себя и завершает звонок на столь неопределённое ноте.
Нет, этой пары минут ему точно не хватило.
***
— В общем… Сенсей… Вам понравилось? — выпалил он при следующем же созвоне. Хорошенький. Так и хочется погладить его сейчас по голове.
— Ты молодец, Химе-кун, — совершенно серьёзно и честно говорит в ответ Соэмон, — Разве что одно только «но».
— А?! — и вот он превращается в обычного себя, такого треврожного, но при этом такого милого, — Что же такое?!
Накагами не в силах сдержать лёгкий смех после которого выдает:
— Ты говорил о том, что расстегиваешь мою ширинку и…
Конец предложения кажется настоящим абсурдом
— Я в это время был в спортивках. Стало быть, логическая ошибка и незачёт. Придёте на отработки.
Соэмон не видит лица бывшего ассистента, но более чем уверен что его такие разговоры очень даже возбуждают.