Сказки на ночь

      Солнце в зените. Пока фотографы, их помощники, помощники их помощников и прочий сброд, словно стая гигантских черепах, суетились над установкой оборудования в следующей локации на фоне прекраснейшего горного леса, Чимин медленно посасывал шпинатно-сельдерейное месиво, почему-то называемое его менеджером обедом. Разместившись в тени фургона с кофе, чтобы его аромат хотя бы бодрил, раз уж «твоя кожа будет выглядеть хуже, если превысишь дневную норму кофеина», он даже не думал, что станет невольным слушателем сплетен о себе любимом.       — Да ладно, быть такого не может, — доносится из-за угла. Чимин сразу узнаёт голос Усона — одного из ведущих моделей их агентства. — Пак Чимин — золотая жила. Они не станут его вышвыривать.       — Усон~и, ты хоть знаешь, кто такой этот Джихун? Одно его слово и всё — считай, что и не было никакого Пак Чимина. Он ему крепко втащил. Миён из приёмной сказала, что вчера тот приходил к главному, и под глазом, пусть и тщательно заштукатуренный, красовался фингал. Стопудово тот перепихон предложил, а наш золотой птенчик крылья распушил, мол не такой он. Но мы то знаем, что таких высот добиваются только одним местом.       — Не судил бы ты по себе, — тихо говорит в ответ Усон.       — Ой, целочка ты моя, думаешь, я не знаю, что ты вытворяешь после съёмок в гримерной? — в ответ ничего. — То-то же! В общем, продлевать контракт с ним не будут. Лови момент.       Слушать дальше Чимин не решается, и так уже тошно. О том, что за ним закрепилось прозвище «золотой птенец», он знал, и о том, что характер его считали сучьим — тоже. Но то, что его ещё и в давалки-раздавалки записали — тут уж, извините, Чимин возмущается. Да так, что, выхватив стакан только налитого кофе у подошедшего стаффа, бросается в сторону леса: хрен с ней, с кожей этой, нервные клетки требуют тишины, кофеина и никотина.       Выудив из кармана брюк начатую пачку сигарет, Чимин прикуривает одну и не без удовольствия смачно затягивается — совсем другое дело. Обжигающий следом глоток чёрного кофе — и Чимин уже почти не злится. И мелькающая тревожная мысль о том, что его и правда турнут, немного размывается в потоке эндорфинов.       Выкурив до самого фильтра, остаток сигареты спешно тушит в капле кофе, сминает бумажный стаканчик и прячет в кармане вместе с сигаретами. Жвачку он достать не успевает, потому что, развернувшись к выходу из леса, застаёт вылупившегося зверюгу, что стоит на задних лапах, и жадно обнюхивает его. Эндорфинов как не бывало. В дело со стремительной скоростью вступает адреналин: Чимин делает шаг назад, медленно, очень медленно, но затем, будто шмелём ужаленный, подрывается и, что есть сил, несётся в лесную чащу, искренне веря, что цепкие лапы его не схватят, а острые зубы не сомкнутся на его упругих ягодицах.       Сколько он так гонимый страхом пробежал, сложно сказать, но, остановившись посреди светлой поляны, падает на колени и едва не блюёт выпитым кофе. Это ж надо было так испугаться енота. Справедливости ради: Чимин — дитя города, и живность видел разве что в зоопарке и однажды на съёмках. Но и тогда, держа в руках гигантскую пятнадцатисантиметровую саламандру, позировал с мертвенно-бледным лицом, так что визажисту пришлось рисовать искусственный румянец. Отдышавшись, он поднимается, вертит головой по сторонам, пытаясь понять, откуда он прибежал, и с досадой вселенского масштаба осознаёт тот факт, что ни черта не помнит. Деревья выглядят все одинаково. Определить, где север, он, конечно, мог бы, вот только, что это ему даст? Всё равно ведь не помнит, где они разместились всей съёмочной группой. В общем, топографический кретинизм в деле.       Однако, сидеть на попе ровно и ждать очередной встречи с лесными обитателями он определённо не хочет, уж лучше он попытается выбраться. Тяжело вздохнув, решительно зашагал обратно в дремучие дебри. И как он только бежал? Куда ни ткнись, повсюду торчащие ветки, колючие кустарники, тьма паутины и влажный мох под ногами — нет, здесь он точно увяз бы, поскользнулся или, как минимум, расцарапал себе лицо. Сам себе кивнув, Чимин меняет направление. Выбравшись на более-менее сухой участок, продолжает двигаться вперёд. Или назад. И чем дальше, тем непроходимее кажется лес, воздух становится прохладнее, а солнце, которого и так было практически не видно из-за густых крон деревьев, окончательно перестало освещать ему путь. Паника помаленьку начинает накрывать одного впечатлительного Пак Чимина. А когда он слышит неподалёку отчётливый треск сухого валежника, сердце напропалую несётся в пятки, забыв о том, что место его вообще-то в груди. Тело сковывает первобытный страх. Одно дело смотреть опасности в лицо, другое — отчётливо слышать её присутствие, чувствовать всеми клеточками своей души, что чудом ещё не покинула его бренное тело, но не в силах определить откуда ждать нападения. Если загрызут прямо здесь, то с вероятностью девяносто девять процентов его красивое тело, точнее останки, никогда не будут найдены. Во всяком случае ближайшие лет надцать, пока какой-нибудь счастливчик вроде него не забредёт в эту часть леса и не поскользнётся на его костях. Хотя, о чём это он? Кости явно к тому времени будут уже зарыты когтистыми лапами местных хищников.       Ну уж нет! Просто так он ни за что не сдастся! Заорав что есть мочи, срывается вперёд, совершенно не глядя по сторонам, во избежание даже случайной встречи взглядами с потенциальным потрошителем. Возможно, сей марафон действительно мог бы завершиться успешным пересечением черты леса, но кто-то свыше распорядился иначе: не пробежав и десяти метров, Чимин теряет почву под ногами и летит вниз.       Лететь приходится недолго, но приземление от этого мягче не выходит. Груда сырой земли внизу оказывает радушный приём, а куча тонких веток и ворох листьев чудом спасают его задницу от множественных переломов. Тем не менее, тонкие брюки из хлопкового сатина, как и колени под ними, разодраны, а на тыльной стороне ладони огнем горит сильный ушиб.       — Нет, нет, нет, нет, — тихо взвывает Чимин. Жутко больно, а ещё сыро, грязно и до ужаса обидно. Он осторожно поднимается, стараясь не травмироваться ещё больше, и пытается дотянуться до верха ямы. Будь здесь не так мокро и темно, наверняка можно было бы оттолкнуться от чего-нибудь, но ноги соскальзывают со склизкой, будто глиняной, поверхности, а сверху кромешная тьма, и разглядеть хоть что-то, за что можно было бы ухватиться, не представляется возможным.       — Ну почему?! Почему я?! — гневно колотит сырую землю. — Долбанный енот! Какого хрена он вообще там ошивался?! — где-то на другом конце леса икнулось одному страшному зверюге, что страсть как хотел полакомиться его аппетитными полупопиями.       — Может потому, что здесь лес? — неожиданно раздаётся из темноты.       Чимин теряет дар речи. Медленно оседает на сырое дно и поджимает колени к груди. Страшно, очень страшно. Если бы он только знал, что это такое, но он не знает, потому, едва шевеля губами, пытается вспомнить хотя бы одну молитву о спасении.       — Эй, — Чимин вздрагивает, — ты ещё жив? Помощь нужна? — прямо над его головой снова звучит тот же мужской голос.       — Нужна, — почему-то шепчет Чимин. — А ты кто? — ещё минуту назад он рыдал и молился, чтоб ну хоть кто-то пришёл на помощь, а сейчас, ишь ты, выкобенивается.       — А что, если кумихо, то руки не подашь? — хрипло хихикает где-то сверху мужчина. — Бу! — внезапно включившийся яркий свет телефонного фонаря явил Чимину вполне себе человеческое обличие полуночного обитателя леса. — Ну так что, выбираться будем? — свет резко направляется в лицо Чимина. — Или тебе пришлось по вкусу новое пристанище?       — Будем, будем, — бормочет Пак, сощурив глаза от яркого света, — только фонарь убери уже.       Путь наверх оказывается не из лёгких: то ли Чимину нужна более жёсткая диета, то ли его спасителю нужно чаще ходить в зал. И так, кряхтя, пыхтя, едва не испустив дух, им всё же удаётся вытащить подбитого птенца из ямы. Улёгшись на чужую, но, как ни странно, крепкую грудь, совершенно обессиленный Пак Чимин слушал отчётливое «ту-дум» и готов уже был прикрыть веки, раствориться в умиротворяющей тишине горного леса, когда чужой голос внезапно потревожил его:       — Ты ещё долго? Мои штаны уже насквозь промокли. Кажется, мы улеглись прямо в лужу, — тяжело дыша, сетует мужчина.       — Ох, — Чимин спохватывается, слишком резко поднимается, поскальзывается и снова падает вниз. — Простите, — чуть не пищит от неловкости: тепло чужого дыхания опаляет его оголённую и продрогшую шею, а руки, рефлекторно перехватившие тело во избежание столкновения, ощущаются слишком правильно на тонкой талии.       Чимин мешкает. Наверное, всё дело в переизбытке стресса, а ещё вся эта до жути загадочная обстановка с привкусом приключений и мечтательным послевкусием. Совсем не хочется возвращаться в реальность, где он, востребованная фотомодель, блистающая на многих обложках, популярный пользователь соцсетей с миллионами подписчиков, по факту одинокий одиночка, нуждающийся в тепле, ласке, любви и капельке волшебства. Никто не может запретить мечтать: лежа холодными вечерами на просторной постели, так приятно погружаться в мир грёз с мыслями о захватывающих приключениях, волшебных существах и прекрасном принце. Пусть он и не принцесса, но хотеть быть тем, кого спасут от злобного дракона вполне себе нормально, разве нет?       Встать всё же приходится, а после, слегка прихрамывая и шипя от саднящих коленей, осторожными шагами засеменить за спасителем. Минуты через три из тёмного сырого леса они выходят на ровную местность, открывающую вид на захватывающие дух просторы каменистых гор и зелени лесов вокруг, на чистое сумеречное небо, на котором ещё не взошли звёзды, но от этого не менее красиво переливающееся проблесками лучей закатного солнца, что пробиваются сквозь расщелины могучих гор. Впечатлённый живописным видом, Чимин не сразу замечает не менее впечатляющий дом на колесах, что огромной махиной стоит посреди равнины. С виду машина как машина, разве что габаритами побольше будет, а вот изнутри небольшая, но вместительная такая однушка с санузлом и даже небольшим кухонным островком.       — Если хочешь, можешь умыться и переодеться, — подкравшись сзади, тонко намекает на отнюдь не лучший вид самого Чимина.       Хочет ли Чимин? Да он бы и душу продал за тёплую ванну и свежий комплект белья! Однако, ванны здесь точно ему не найти, а вот душ с горячей водой и чистую одежду хозяин любезно предоставляет.       — Слушай, а тебя как зовут? — развернувшись к выходу из фургона, вдруг окликает своевременным вопросом спаситель.       — Чимин, — слегка заторможено отвечает Пак.       — Я Юнги, будем знакомы, Чимин, — ухмыляется мужчина и выходит.       Чимин с пару секунд стоит, растерянно смотрит вслед новому знакомому, а после всё же собирается с мыслями и заходит в очень компактный, но чистый и с тёплой водой санузел. Стягивая местами грязную, местами ещё и мокрую одежду, Чимин невольно задаётся вопросами: а как этот Юнги так быстро нашёл его? Или не так уж и быстро? А что, если он и вырыл эту яму? Что, если он так заманивает будущих жертв, затем спасает, позволяет расслабиться, а после творит что-то ужасное? Мысленные дебаты прервал короткий стук в дверь.       — Чимин, я забыл дать тебе чистое полотенце. Оно будет прямо за дверью, — затем следует короткая пауза. — А ещё мазь, обработай раны как следует, чтобы шрамов не осталось. И это, бельё — оно новое, так что можешь спокойно надевать.       Ну вот, ещё и бельё чистое. Разве не слишком идеально? Чимин тяжело вздыхает и включает воду: не грязным же, в конце концов, сбегать отсюда. Да и будем честны — бежать ему некуда. Закончив чистить пёрышки, Чимин протирает запотевшее зеркало и довольно всматривается в отражение: пара ссадин всё же имеется и на лице, но не критично. Он всё ещё красив, а чистая кожа пышет здоровьем. Полотенце, мазь, бельё и комплект одежды он, и правда, находит прямо за дверью. Те аккуратной стопочкой лежат на небольшой, но вполне себе просторной для одного человека кровати. Чимин оборачивает полотенце вокруг бёдер и присаживается на край. Здесь так тихо, что голова сама по себе разгружается от странных, совершенно ненужных, местами тяжёлых мыслей. Становится легко, но в то же время тело будто свинцом наливается и хочется сиюминутно завалится и уснуть беспробудным сном. Но это, как минимум, невежливо. Он натягивает боксеры на ещё слегка влажную кожу, обрабатывает ссадины, аккуратно надевает просторные хлопковые брюки, затем берёт в руки толстовку с принтом хитроумно закрученных загогулин и по привычке ищет бирку с названием бренда: Agust. Интересно. Когда-то он мог стать моделью этого бренда, но обстоятельства сложились иначе. И с тех пор он так и не осмеливается приобрести себе хоть что-то из их ассортимента. Жаль. Одежда приятно прилегает к коже, не стесняет и выглядит намного лучше, чем может показаться на первый взгляд. А ещё от неё приятно пахнет кондиционером. Но это заслуга хозяина одежды, а не бренда.       Когда он выходит на улицу, Юнги уже накрывает на стол. На нём такие же светлые брюки, белая футболка с золотистым рисунком солнца и ужасно яркий вязаный кардиган. А ещё его цвет волос: насыщенно-рыжий, что в тёплом свете уличной гирлянды из лампочек выглядит ещё сочнее, — Чимину нравится, как ни странно. На фоне его блёклых выкрашенных в блонд волос выглядит свежо.       — О, ты уже здесь, — оборачивается мужчина, — присаживайся, — говорит и взгляда не сводит, пока Чимин медленными шагами подходит к складному стулу и усаживается.       — Что-то не так? — первое, что приходит в голову, так это то, что где-то на лице осталась капля грязи.       — Нет, просто… — мужчина поджимает губы, пытается подобрать слова, — …тебе очень идёт. Красиво, ты… красивый, — договаривает и быстро отворачивается. — Я узнал тебя, — переворачивая мясо на гриле, говорит. — Ты Пак Чимин, фотомодель из «Serendipity», верно?       — Да, так и есть, — Чимину не впервые слышать то, что он красив, но почему-то именно сейчас от комплиментов приятное тепло растекается по телу. А ещё его узнали где-то в горах — это ли не признак знаменитости?       — Так и как ты умудрился попасть в яму для волков? — подвигая закуски ближе к Чимину, интересуется Юнги.       — Ну-у-у, — тянет Чимин, — если быть кратким, то я испугался енота. Он таращился на меня голодными глазами, стоя при этом на задних лапах. Я решил, что он напасть хочет, ну и драпанул в лес. А потом понял, что заблудился, и бродил в поисках выхода. Добродился, — Чимин отпивает воды из стоящего на столе стакана. — Постой, ты хочешь сказать, что здесь в округе бродят волки? — внезапно осознавший смысл сказанного мужчиной, Чимин ошарашенно смотрит на того.       — Понятия не имею, — бывало отвечает Юнги, сдерживая при этом улыбку. — Но за три года, что я сюда приезжаю, ни разу их не встречал. Скорее всего мигрировали после наплыва туристов, но ловушки вот всё ещё остались. И, кстати, еноты те ещё проныры, он наверняка думал, что ты угостишь его чем-нибудь вкусненьким, вот и решил поклянчить.       — Так много знаешь о звериных повадках, ты точно не лис? — с прищуром глядя на собеседника, спрашивает Чимин.       — Ну, то, что не белый и пушистый, — точно, — широко улыбаясь, отвечает ему Юнги, окидывая взглядом взлохмаченную после мытья светлую шевелюру Пака. — Тебе позвонить, случайно, никому не нужно? Или ты один сюда приехал?       — Нет, мы сюда на съёмки приехали. Но… честно говоря, вообще не хочется возвращаться. Уж лучше пусть меня без вести пропавшим считают, — он подтягивает колени к груди и укладывает на них подборок. — Хотя я очень сильно сомневаюсь в том, что кто-то вообще подумал о том, где я и что со мной случилось. Вероятнее всего, решили, что я просто сбежал. Не впервой ведь, — говорит поникшим голосом.       — Что-то случилось? — Юнги тем временем снимает мясо с огня и накладывает Чимину.       — Сегодня я случайно узнал, что из-за недавнего инцидента со мной решили не продлять контракт.       — И вместо того, чтобы пойти и попытаться всё прояснить, ты решил отсидеться в яме? — Чимин на него лишь бросает виноватый взгляд.       — Мне всё равно никто не поверит, — он забрасывает кусочек поданного мяса в рот и тщательно пережёвывает. — Так было и в начале, — продолжает он, — когда из-за внезапно ухудшившегося состояния моего болеющего отца, мне пришлось срочно уехать со съёмок. В тот день отец скончался, я занялся похоронами. И когда вернулся через два дня, они уже списали всё на мою взбалмошность, легкомыслие и строптивый характер.       — То есть, ты, не предупредив, уехал, сорвал съёмки, к которым все наверняка тщательно готовились, и исчез на два дня? — Чимин только открывает рот, чтобы запротестовать, но ему не дают. — Чимин, это не легкомыслие и взбалмошность, это — безответственность! Ты поступил импульсивно, и у тебя была на это веская причина, но сообщить о случившемся стоило в тот же день. Я бы за такое тут же уволил, — отчего-то разозлился мужчина. Чимин некоторое время молчит, смотрит пристально на то, как быстро сменяются эмоции на лице мужчины, как тот бросает на него осторожный взгляд и будто хочет извиниться за внезапную вспыльчивость.       — У меня очень быстро набралось огромное количество фанатов, поэтому меня оставили и создали имидж ветренной пташки с золотыми пёрышками, — поникшим голосом всё же решает ответить Чимин.       — И почему же ты не пытаешься хоть что-то изменить? Своим молчанием ты лишь раззадориваешь их. На таких как ты списывают валютные махинации, кражи в особо крупных и даже вешают убийства, — у Чимина от этих слов даже рот приоткрылся. — Продолжишь в том же духе, и строптивый птенчик превратится в ощипанную курицу.       — Кажется, уже, — Чимин опускает ноги на землю, трясущимися руками вынимает из кармана свою потрёпанную пачку сигарет, зажигалку и пытается подкурить.       — Это что ещё значит? — Юнги быстро перегибается через стол и выхватывает сигареты.       — На мероприятии в прошедшие выходные я вступился за своего менеджера. К ней приставал пьяный мужик, ну я его и оттолкнул. А позже встретил его около курилки, и… — Чимин медлит, жадно смотрит на свои же сигареты в чужих руках и тяжело вздыхает. — В общем, он хотел меня нагнуть, а я ему врезал. Мужиком оказался Чон Джихун, наследник конгломерата, и теперь он требует моего увольнения. Вероятно, это сильно задело его, не знаю, — облизывает пересохшие губы и снова смотрит на сигареты. — Верни, мне это нужно, — протягивает руку к Юнги.       — Тебе нужно успокоится, а не покурить, — сигареты летят в рядом стоящую урну. У Чимина глаза округляются на столь вопиющую наглость. — Если это основной твой способ снятия стресса, то, спешу тебе напомнить, помимо зависимости, которая у тебя уже явно сформировалась, никотин вызывает рак лёгких, инфаркт и слабоумие, — Юнги поднимается и обходит стол. — Так что тебе следует подумать о чём-то более действенном: йога, медитации, массаж. А если ты любитель чего-то активного, то можешь попробовать прыжки с парашютом, ну или секс, в конце концов. Идём, — он протягивает руку напрягшемуся Чимину.       — Куда? — насторожено спрашивает, гулко сглатывая после.       Юнги ухмыляется.       — Самый доступный и действенный способ снять стресс — прогулка. Идём, здесь недалеко есть то, что тебя впечатлит куда больше, чем закат.       Мужчина убирает еду в контейнер, относит в машину, прикрывает ту, затем прихватывает со стула клетчатый плед и начинает подниматься по узкой горной тропе. Всю дорогу он оборачивается, убеждается, что Чимин не свернул с пути и никакой енот не утащил его в дебри. Минут через десять Юнги останавливается, ждёт Чимина, а после берёт его за руку.       — Ты только не бойся, ладно? И постарайся не шуметь, — практически шёпотом говорит Юнги.       Ну вот кто в здравом уме после слов «не бойся» тут же перестанет бояться? Особенно, когда, сворачивая влево, прямо в непроходимую чащу леса, тянут тебя за руку и просят быть тише. Но как только ноги перепрыгивают пару кочек и лицо получает мохнатыми ветками пару оплеух, перед Чимином открывается вид, сравнимый разве что с картиной со страниц волшебной сказки. Только-только взошедшая луна на ночном небе освещала небольшое озеро, что нашло своё пристанище прямо среди гор, со склонов которых тонкими струйками вниз бежала вода. Её тихое журчание разбавляло едва слышное жужжание крошек светлячков, что своим жёлто-зелёным мерцанием рисовали прямо над водной гладью диковинные узоры. Чимин замер. Он на мгновение даже дышать перестал, боялся спугнуть и прервать их причудливый танец.       — Это потрясающе, — прошептал Пак. — Как ты нашёл это место?       — Так же, как и тебя: совершенно случайно, — прошептал в ответ Юнги.       — Выглядит просто волшебно.       — Говорят, если в полнолуние искупаться в здешнем озере, то горный дух обязательно исполнит твоё желание, — Юнги говорит так, будто делится великой тайной. Он стелет на землю плед, присаживается и только поворачивает голову, чтобы взглянуть на Чимина, что упал рядом, как вдруг понимает — упал рядом не Чимин, а лишь его толстовка. Юнги поднимает голову, непонимающе смотрит на уже стягивающего брюки парня и, только когда тот рывком снимает с себя и бельё, быстро отворачивается.       — Ты что творишь?       — Мне терять нечего, я должен проверить эту теорию, — говорит, а после шумно выдыхает и бежит прямиком в воду.       — Куда?! — только и успевает крикнуть вслед сверкающему не только обнажёнными ягодицами в лунном свете парню.       Будь тот олицетворением божества, наверняка ему досталась бы роль бога плодородия: красив, хорошо сложен, а ещё ребячлив и с невероятной сексуальной энергией. Юнги наблюдает, как Чимин с громким криком забегает в воду, распугав всех светляков, видит, как тот с головой окунается, но спустя три, четыре, пять секунд почему-то не всплывает.       — Чимин? — сам себе бормочет Юнги.       Кардиган быстро стягивается, следом летит майка, и вот уже рыжеволосый забегает в ледяную воду и рыщет глазами в поисках любимой пташки.       Ещё два года назад, когда сам Мин Юнги, создатель нынче популярного бренда Agust, только-только выходил на большой рынок со своей новой коллекцией одежды, для рекламы был выбран один миловидный паренёк, начинающая модель из агентства «Serendipity». Однако съёмки были сорваны, и модель пришлось заменить. Вот только лучезарная улыбка, острый подбородок, сияющие теплом глаза растревожили молодое сердце дизайнера, и он невольно начал замечать его прекрасное личико то там, то тут мелькающее на страницах модных журналов. За прошедшее время немалая стопка скопилась в ящике его стола, но пригласить его для работы снова отчего-то не мог.       Увидев его сегодня сидящим в грязной и холодной яме, сначала решил, что ему показалось — не бывает ведь таких совпадений. Однако, рассмотрев позже его чистое лицо поближе, понял, что глаза не врут. Было непривычно видеть его таким ранимым, смущённым, уязвимым… настоящим. И вскрывшаяся правда, хоть и несильно, но всё же подсластила горькую пилюлю из его воспоминаний. Птенчик упорхнул тогда, сейчас же Мин намерен его приручить: обогреть, накормить, приласкать. Чтобы тот всегда возвращался, чтобы так же привязался, полюбил и больше не улетал.       Озеро оказывается не таким уж глубоким, Юнги быстро удаётся отыскать барахтающегося под толщей воды Чимина. Подхватив его, он поднимается наверх и делает глубокий вдох, когда голова оказывается на поверхности. Чимин же, крепко уцепившись за плечи мужчины, жадно хватает воздух и пытается совладать с охватившей его тело паникой.       — Мои ноги, хён, — выдавливает он из себя.       — Это судороги, нужно выбраться на берег и растереть хорошенько мышцы. Потерпи немного, маленький. — Юнги усаживает его на берег, мчится за пледом, укрывает дрожащее тело и принимается массировать поочередно обе ноги.       — Как же больно, хён, — взвывает парень.       — Ещё немного, скоро станет легче, — Юнги, не поднимая взгляда, с нажимом разминает икроножные мышцы, а когда скулёж сверху затихает, он слышит тихие всхлипы.       — Прости меня, хён. — Юнги поднимает голову, смотрит непонимающе, слегка дёргает бровью. — Я только и делаю, что доставляю кучу проблем. Что тогда, что сейчас, — Чимин поджимает губы, сглатывает и уточняет: — Я вспомнил тебя. Вообще не понимаю, почему ты продолжаешь со мной возиться. Я ведь, как чёрная кошка, как число тринадцать, — приношу несчастья, — горькие слёзы орошают и без того влажные щёки, а нос опять шмыгает, только уже в разы сильнее. — Ты должен был оставить меня прямо там, в этой чёртовой яме, и всем сразу стало бы легче. Я никчёмный, безрассудный, я…       Слушать, как этот мальчишка, сидя голой попой на песке и завёрнутый в клетчатый плед, начинает откровенно на себя наговаривать, просто невыносимо. Видеть его слёзы — ещё сложнее. Юнги не находит ничего лучше, как остановить искрящегося бурным потоком эмоций парня поцелуем. Обхватив рукой его затылок, резко прижимается к пухлым и тёплым своими ледяными и тонкими и замирает. Ждёт пару секунд, а после медленно отстраняется и, слегка коснувшись большим пальцем нижней губы притихшего парня, осторожно целует.       — Хён, ты что делаешь? — шепчет Чимин.       — Заземляю.       Тело дрожит от холода, а в груди вновь разливается приятное тепло, отдавая лёгкими покалываниями на губах и в кончиках пальцев. Чимин не отстраняется, но и не спешит ответить. Будто наслаждается, слегка приоткрывает рот и томно выдыхает, а после кончиком языка пробегается по Юнгиевым губам. Времени на рассусоливание нет — Юнги обхватывает его губы своими, жадно втягивая, а после с силой проталкивает язык внутрь Чиминова рта и буквально насилует его.       Чимину плохо, настолько хорошо, что он вот-вот потеряет сознание. Контраст на губах и напористость мужчины вызывает стремительное возбуждение, так что его скукожившийся в ледяной воде член начинает слишком активно придавать в росте. В ногах больше нет боли, а руки спешно выбираются из-под пледа, тянутся вперёд и норовят оплести чужую шею, но как только пальцы едва касаются холодной кожи, мужчина отстраняется.       — Нужно уходить, иначе подхватим воспаление, — он подскакивает на ноги, натягивает свою майку, кардиган, а затем подаёт вещи Чимину.       Обратно они идут молча, занимая голову каждый своими мыслями.       — Я поставлю чайник, заваришь чай? — обращается Мин к Паку. — А я пока в душ, — отбрасывает в сторону влажный плед, которым укрывал свои промокшие насквозь штаны.       Делая первый глоток горячего чая, Чимин слегка обжигает язык, мычит и морщится. Отставляет чашку и слышит, как открывается дверь душевой.       — Всё в порядке? — Чимин оборачивается и слегка подвисает: на Юнги одни лишь чёрные «кляйны», а с медных волос падают редкие капли воды, оседая на молочной коже подтянутой груди. Юнги так и не дожидается ответа, хватает с полки первую попавшуюся майку и быстро натягивает. — Можешь тоже принять душ, — бурчит невнятно, глаза при этом прячет, подходит к столу, кладёт рядом с Паком чистую майку, а затем наливает себе чай. Чимин не может отвести глаз от оголённой кожи жилистых рук, хочется прикоснуться, да так сильно, что собственные руки уже чешутся, поэтому он хватает чашку, чтоб хоть чем-то занять их, и делает ещё один глоток. И снова обжигается.       — Айщ, — мысленно посылает благим матом этот чёртов чай и чашку вместе с ним и, окончательно отставив её, поднимается и сбегает в душ. Когда он заканчивает с водными процедурами и выходит обратно, свет внутри уже выключен, и рассмотреть хоть что-то удаётся лишь благодаря горящей снаружи гирлянде из лампочек.       — Долго ты ещё там стоять будешь? — Чимин от неожиданности даже пугается немного, но виду не подаёт. — Ложись давай.       Юнги уже под одеялом и явно настроен на сон, а вот у Чимина его ни в одном глазу.       — Хён, — забираясь под одеяло и укладываясь рядом на спину, тихо окликает мужчину.       — М-м?       — Заземли меня ещё раз, — Чимин нервно выдыхает, ожидая приговора. Попытка не пытка, вдруг прокатит.       — Нет, — резко отрезает Мин.       — Почему? — от неожиданного отказа голова резко поворачивается в сторону Юнги и вглядывается в темноту.       — Это была вынужденная мера.       Так значит Юнги считает его истеричкой? Чимин пытается выровнять дыхание, не дать слезам, что уж подступали к горлу, вырваться наружу. Он ведь не такой. Или такой?       — Вынужденная мера?! — и всё-таки лежать и молча проглатывать обиду он не может. Он садится, поворачиваясь корпусом к мужчине, что он внезапного крика тоже перекатывается на другой бок. — Вынужденная мера, мать твою! Ты засунул свой чёртов язык прямо мне в глотку, ты трахал мой рот и сейчас заявляешь, что это вообще ничего не значит?!       — Я этого не говорил, — спокойно отвечает Мин. А сердце у самого сильно колотится, он хотел дождаться утра, дать время всё обдумать этому невыносимому мальчишке. Кто знает, может ему это и вовсе не нужно.       — Тогда поцелуй, — чуть сдержаннее говорит Пак. Смотрит выжидающе на едва различимый силуэт перед собой и кусает губы. — Пожалуйста, хён. Я за эти два года ещё ни разу не чувствовал себя так хорошо, так спокойно и волнующе одновременно. Ты первый, кто искренне, бескорыстно проявил сочувствие и заботу.       — А если я изначально планировал затащить тебя в постель?! — кричит Мин, пытается хоть как-то остановить танком прущего на него парня, а выдержка у самого уже по швам вся трещит.       — Так вот он я, здесь, прямо в твоей постели! — кричит в ответ, а после замирает и дышит тяжело. Кажется, попытка была провальной. Он собирается с духом, чтобы хотя бы извиниться, но не успевает и рта открыть, как Юнги валит его на спину и забирается сверху.       — Невыносимый, — цедит сквозь зубы, а после целует. Голодно, грубо, кусая желанные губы до боли, от которой парень под ним тихо мычит. А когда с поцелуями он опускается ниже, засасывая нежную кожу шеи до красных отметин, слышит мелодичный стон и снова прерывается. — Чимин, — шепчет ему прямо у губы.        — М-м?       — Обещай, что на утро никуда не сбежишь.       — Обещаю, — выдыхает томно, смотря прямо в глаза.       — Обещай, что больше не станешь молча проглатывать всё то дерьмо, что в тебя бросают.       — Я буду стараться.              — Чимин! — давит на него.       — Я обещаю, — сдаётся Пак.       — Чимин…       — Ну что ещё? — вымученно стонет парень, изнывая от жажды прикосновений, поцелуев и болезненного ощущения в паху.       — Ты самый красивый, самый талантливый и невероятно сексуальный парень. И мне очень повезло встретить тебя вновь.       Чимин затихает на мгновение, затем поднимает руку и нежно проводит ладонью по щеке Юнги.       — Спасибо.

***

      Прекрасный принц спас принцессу из заточения в высокой башне. И они вместе обязательно одолеют злобного дракона, что сидит на главных воротах тёмного замка, чтобы, оседлав верного коня, отправиться в далёкий путь навстречу новым приключениям.       Может Чимин и не принцесса, да и Юнги так-то далёк от звания прекрасного принца, но финал этой истории тоже, несомненно, счастливый.