***
[Twenty One Pilots — Chlorine]
Рики бежит, слегка прикрыв глаза и наслаждаясь холодным влажным воздухом густого леса. Его босые ноги едва касаются не согретой ещё земли, поломанных веток и не растаявшего местами снега. Он обожает Запретный Лес на рассвете. Когда ещё даже волшебные существа не проснулись, а ученики в Хогвартсе и подавно видят последние ночные сны. Когда только тихий цокот кентавров где-то вдалеке, глухое фырчанье единорогов и сверкающие бабочки, всполошённо взметающиеся в воздух из-за его наглого вторжения. Они едва родившиеся ещё, только вылупившиеся, почуявшие первое апрельское тепло, но уже всей стайкой срываются, как какие-то колибри, мерцая изумрудными крыльями. Рики закрывает глаза, вскидывая голову к макушкам деревьев и вдыхает глубже. Воздух, такая бесполезная для него вещь, но как же прекрасно ощущать именно запахи. Хвои и лиственницы наполняют его лёгкие густо, утренний туман разгоняет тёмные мысли в голове свежестью, а шелестящее где-то в глубине Озеро, к которому никому нельзя ходить, сладко манит закрывающимися до следующей ночи кувшинками. Рики не нужно дышать, чтобы жить. Но Рики необходимо ощущать запахи, чтобы не чувствовать себя окончательно мёртвым. Вопреки всем мифам и домыслам, то, что он полукровка, не позволяет ему есть человеческую еду, полноценно дышать воздухом и крепко спать по ночам, зарываясь в изумрудные покрывала. Он всего лишь не может кусать людей из-за отсутствия клыков, но по-прежнему зависим от крови; его всего лишь проще убить и у него нет десятка столетий на эту жизнь, максимум два, а потом неизбежная старось и смерть; у него всего лишь чёрные глаза с лёгким отблеском алого, если он голоден, и никакого чтения мыслей или внушения. Но у него сверхскорость, бледная кожа, вибрирующий низкий голос и в венах вместо крови — живая смерть. Потому, что яд. И тем, кто его рискнёт укусить — агония обеспечена. Он выдыхает с тяжестью весь этот сладкий и свежий воздух, опуская голову и позволяя пшеничным прядкам упасть на закрытые глаза. Потому, что где-то вдалеке, тишину и покой рассветного Леса нарушает неистовый, перепуганный крик. — Рики! Рики-я! Поджимая бледные губы, Рики встряхивает головой и зачёсывает светлые прядки назад, нехотя разворачиваясь на зов. Его глупого маленького хёна. Он срывается на бег вновь, проносясь меж расцветающих зеленью и колющих иголками деревьев, чтобы перехватить живое, тёплое тело по пути, пока этого вместо него не сделал кто-то ещё, кого этот крик может потревожить. — Ри…! Большая ладонь накрывает распахнутые губы, а поднятые руки, с зажатой в одной волшебной палочкой, пришпиливаются к телу, потому что Рики хватает сзади и сцепляет в кольцо, не позволяя двинуться. — Будешь так орать, — рычит он в смое покрасневшее ухо, — тебя схватят кентавры и сделают из тебя подсвечник. Или ужин. Хочешь? Каштановые кудри слегка колышатся, когда голова кое-как мотается в отрицании. — Я сейчас уберу ладонь и отпущу тебя, а ты будешь тише мыши, понял? — предупреждает Рики. И, только дожидаясь ещё одного согласного кивка, осторожно раскрывает руки, освобождая приоткрытый рот, тут же хватающий жадно воздух. — Почему ты опять сбежал?! — шёпотом кричат на него, разворачиваясь и пытаясь ударить в голую грудную клетку под распахнутой школьной рубашкой. — А какого чёрта ты побежал за мной, Сону? — Рики легко перехватывает хрупкие запястья и намеренно прижимается большими пальцами к гулко бьющемуся пульсу. — Потому что… — весь пыл Сону сходит на «нет». Потому, что и причины нет. Он, как обычно, проснулся от кошмара, увидел, что Рики на соседней кровати нет и поплёлся его искать. Рики даже не знает, хорошо это или плохо, что Сону теперь знает, где его искать. Но, наверное, в большем хорошу, потому что раньше подобные побеги Сону из постели по утрам оканчивались минусованием баллов, шипением Вендетты, кошки нового смотрителя, и испорченным настроением на целый день. Хорошо, если без происшествий и переломов, а однажды и такое случилось. — Тебе восемнадцать, — припечатывает Рики, нехотя отпуская чужие руки и косясь на палочку, зажатую в побелевших пальцах. — Не можешь спать один? — Я волнуюсь за тебя, дурак, — закатывает карие глаза Сону, одёргивая рукава мантии, скрывающей зелёную пижаму. — Ты не бессмертный, если забыл. — И что со мной может случиться? — А что с тобой случилось в прошлом году? Неприятность. Так Рики охарактеризовал это в своей голове и озвучил родителям. К сожалению то, что он полукровка, не уберегает его также, как и мать, от хитроумных русалок. Не то, чтобы Рики вообще интересовался девушками, но, как существами, очень даже. Его прошлогодний интерес окончился тем, что он пробыл на дне Чёрного Озера около двух часов, пока пытался отбиться от косомордых созданий, пытавшихся разорвать его и поделить меж собой. И только отсутствие необходимости в воздухе и недюжая сила спасли его от гибели. И то не сразу. — Неприятность, — повторяет он это же хёну, что сужает на него свои глаза неоверчиво. — Ну, как же, — фырчит он. — До подъёма ещё три часа. Иди в замок, Сону. — После вас, молодой человек, — язвит старший, склоняясь в приглашающем жесте. — Нечего бродить по Лесу одному. Кем бы ты там ни был. Рики буравит его тяжёлым взглядом, молча, поджав недовольно губы крепче. Сону снова испортил его спокойное утро. За Сону им снова придётся терпеть снятие баллов, если смотритель, его кошка или, чего хуже, кто-то из старост увидит их возвращающимися из Запретного Леса. Но у Сону в шоколадной радужке начинает слишком волшебно переливаться восходящее всё выше солнце, пробивающееся сквощь корявые ветви тонкими лучами. На бледных скулах Сону так ярко и жизненно проглядывает нежно-розовый, подгоняемый бешено колотящимся сердцем, несущим огненную кровь по тонкому телу. Сону привязался к Рики год назад, начав преследовать его по пятам, и никуда деваться не собирался до самого своего выпуска, вероятно. И, напускно тяжело вздыхая, Рики сдаётся, убирая руки в карманы школьных брюк и ступая босыми ногами по сломанным веткам и рыхлой влажной земле первым. — Не вздыхай так, — ворчит Сону в спину, идя следом. — Тебе не нужно дышать, я в курсе. Чего Сону не в курсе точно, так это того, что Рики зачем-то, какой-то частью полуживой души к этому глупому человеку привязался тоже. Только зачем? Непонятно, если им всё равно никогда не по пути.***
[Twenty One Pilots — Morph]
Рики крутит в пальцах перьевую ручку и оглядывает цепким взглядом макушки всех софакультетников, сидя на самом верхнем ряду сферичного кабинета Заклинаний. Седьмой курс с этого года был объеденён с восьмым, и Рики представала целая орава рослых идиотов, напыщенных девчонок и ядовитых змеюк. Во главе с совсем безобидным и неясно как туда забредшим и удержавшимся Сону, отсвечивающим каштановой шевелюрой с первого ряда. Он вообще был каким-то исключением во всём в его жизни. Первый чистокровный из династии Рэйвов, попавший на Слизерин и сразу занявший первую строчку в общем балловом зачёте по дисциплинам. Единственный на своём курсе недотрога и доходяга, которого никогда и никто не шпынял, просто игнорируя, будто его рядом не существует. Человек до мозга костей буквально и фигурально, которого Рики подпустил ближе, чем на метр к себе. Честно сказать, у него попросту не было выбора, Сону сам привязал себя к нему одной беспокойной ночью, когда разбудел Рики и их третьего соседа ночным криком. И, будь в комнате кто другой, может быть с того дня над Сону и начали бы издеваться. Но третий Слизеринец лишь смерил часто дышащего Сону злобным сонным взглядом, после зыркнул настороженно на Рики, что сверкнул на него алыми радужками, и накрылся одеялом с головой, пытаясь продолжить спать. Рики было бы плевать, он бы сделал также, как сосед. Если бы только мерцающие влагой шоколадные глаза не впились в него с немой мольбой о помощи, а полные розовые губы не дрожали так жалобно. Рики полукровка с куском едва-едва бьющегося куска камня в грудной клетке, но не до конца ещё бесчувственный и омертвевший кровопийца. А может просто человеческие гены отца-волшебника тогда взяли верх, но он, отложив книгу и приказав палочке потушить свет, нехотя сполз с кровати и сел рядом с Сону, тут же оказываясь в крепких, слишком для человека, объятиях. Рики не обнимал в ответ. Просто сидел и ждал, пока Сону успокоится, высморкается в его пижаму и отстанет. И, если бы он знал, что той ночью дал Сону зелёный свет на бесчинства, он бы никогда к нему не подошёл, а попросту махнул в него «Ступефай» и продолжил чтение. Но Рики не знал. А следующей ночью всё повторилось. Крики, бессонные часы до рассвета в горячий объятиях человека, что мягкой и тёплой щекой притирался к плечу, пока не засыпал. В последние полгода, начиная с конца шестого курса, к этому добавились ещё и утренние побеги, потому, что, как только Сону засыпал, Рики не терпелось сбросить с себя сладковатый запах персиковой пенки для душа и вытряхнуть из головы звук мерно бьющегося сердца. Отплеваться или вовсе отмыть озёрной водой металлический привкус крови, что становился с каждой ночью всё ярче. А Рики рядом с Сону всё голоднее до конкретной крови. Рики усмехается, решая хоть как-то разбавить слишком серьёзную атмосферу урока, да и до конца оставалось каких-то пять минут, и орудует палочкой над пергаментным листком. Тот взметает под нашёптанный заклинанием, сминается в комок сам по себе и летит прямиком в каштановый затылок. — В яблочко, — одними губами бормочет Рики, тут же стирая с лица ухмылку и опуская глаза. Делая вид, что усердно учится, когда Сону с негодующим видом оборачивается, чтобы найти хулигана. Не находит. Рики слышит, как тонкие пальчики разворачивают бумагу. А после внезапный визг и шорох огня. Поднимает исподлобья глаза, наблюдая со всё же расцветающей довольной ухмылкой. Как только Сону начал разворачивать комок бумаги, магия активизировалась, а пергамент сам сложился в воздухе в вампирскую челюсть и напал на Сону, прямо перед самым кончиком длинного носа превращаясь в огненный шар и испепеляя себя на чужие брюки. Рики давит смешок и, что ж, шалость удалась. Но вот раздражённый взгляд суженных шоколадных глаз ловит его хитрый прищур, полные губы сжимаются в недовольную линию в противовес его однобокой ухмылке. Сону злится, Сону ненавидит, когда Рики так делает. Но Рики попросту не представляет, что ещё он может делать с человеком, который каждую ночь использует его, как подушку-антистресс, марая его слезами и соплями, а потом таскается по всему Хогвартсу хвостиком, не давая даже спокойно покормиться из дурацких донорских пакетов. Ему кажется, это лучшая расплата за его терпение. Ему кажется, Сону красивый, когда злится. Особенно его глаза, становящиеся почти чёрными под гнётом негодования.***
[Twenty One Pilots — Morph]
— Так и знал, что найду тебя здесь, — устало выдыхает Сону, залетая в ванную для старост и защёлкивая за собой дверь. Рики, сидящий на самой верхушке скраю фонтана, находящегося в цетре ванны, вздёргивает бровь, отрываясь от пакета с кровью. — Сразу два вопроса, — облизывается он. — М? — Ты сам позволил мне пользоваться ванной для старост, чтобы я мог поесть вдали от любопытных глаз, что не так? Это первое. Какого чёрта ты тут делаешь? Это второе. Ах да. Ещё одно исключение в Сону — он единственный за последние годы, кто уже на протяжении четырёх лет выбирается директором, как на пост старосты факультета, так и школы. И это при его-то робости и хрупости. Удивительно, не иначе. — Тебя искал не я, — переводит дух Сону. — У директора к тебе срочное дело. — Ко мне? — хмыкает Рики, медленно слизывая языком подтёкшую с уголка гемакона каплю. Ловит зависший на этом взгляд Сону и то, как гулко он сглатывает, пытаясь сконцентрироваться и отводя глаза. — Пропала девочка с первого курса. Гриффиндорка. — Сразу нет. — Но, Рики! — крик Сону эхом отдаётся от высоких каменных стен, уносясь в куполообразный потолок. — Она ребёнок… — Она Гриффиндорка. Пусть просят своих её найти. Да и вообще, при чём тут я? — Она пропала возле Запретного Леса. А только ты хорошо его знаешь и не бошьися туда ходить. И…можешь найти её по запаху. — Ты меня с оборотнем перепутал, Сону, — пренебрежительно фырчит Рики, комкая в руках пакет крови. — А ещё, ты говорил, что в Запретном Лесу опасно. А я именно сегодня вдруг так захотел послушаться своего хёна… — Рики, пожалуйста? Сону смотрит на него снизу вверх. Снова также, как первой ночью, с затянутыми влагой тёмными глазами. С надеждой, замершей на выдохе меж распахнутых розовых губ. Жалобно, жалостливо, просяще. Безнадёжно. Умоляюще. Рики вновь тяжко вздыхает, легко спрыгивая с верхатуры и мягко приземляясь напротив Сону, склоняя голову и разглядывая искажённое страхом и печалью лицо. — Ты в долгу у меня на пять жизней вперёд, в курсе же? — хмыкает Рики, подходя ещё ближе. — Мы оба столько не проживём, — бормочет Сону, не отводя глаз от вспыхнувшей коротко алым радужки. — Я найду зелье продления жизни ради такого. — Удачи в поисках. Сону вздрагивает, когда холодные костяшки пальцев Рики касаются его румяной щеки, но всё ещё смотрит прямо и почти уверенно. Не выдерживает и опускает взгляд, как только указательный палец Рики игриво поддевает его подбородок. — Сегодня ночью ты не дёргаешь меня, если тебе приснится кошмар, а завтра утром не тащишься на поиски меня, если увидишь пустую постель, — негромко и урчаще произносит Рики. — Вот плата за помощь в поисках Гриффиндорки. Согласись, не много за чью-то якобы бесенную жизнь? — Согласен, — шепчет Сону, тут же прибивая к груди Рики клочок ткани. Радужка полукровки тут же наполняется алым от резкого запаха приторно-сладкой крови. — Мы нашли это на опушке, ведущей к тропе кентавров. Но не решились туда пойти. — А мне думаешь они ни по чём? — усмехается Рики, забирая ткань. — Одного такого хватит, чтобы оторвать мне голову. И конец моим молодым дням. — Просто убедись, что она у них. Или нет. Найди её по запаху крови и брось нам из палочки маяковый свет. Мы придумаем, что делать и будем ждать у кромки Леса. — У вас уже даже готов план. Ты погляди. Так был уверен, что я соглашусь? — Очень надеялся.[IAMX — come with knives]
Рики фырчит, резко отстраняясь и мигом уносясь из ванной, едва не снося тяжеленную дверь с петель. Мчится мимо учеников к короткому пути из замка в Запретный Лес, что находился как раз рядом и их подземельем. Ему не сдалась эта малявка, ему за её поиски и спасение жизни никто не заплатит и галлеона, а если он найдёт её мёртвой и вовсе нагрядят лишь кислыми минами и литрами слёз. Но он бежит по вечерней прохладной траве к Лесу. Огибает ожидающего там лесничего, не замечающего его даже, размазанным пятном вспыхивающим в нескольких сантиметрах. Устремляется прямиком к опушке, всё громче слыша цокот копыт кентавров и гул их басовитых голосов. Ткань чужих брюк, оторванная неаккуратно и пропитанная кровью оказывается у лица. Рики глубоко втягивает чужой запах, а после ведёт носом по воздуху, резко сворачивая вправо. От тропы кентавров к бывшему логову погибшего монстра-тарантула. Рики и имя его уже забыл, покрытое вековой пылью истории. Но не забыл о том, что на первых курсах видел совсем крохотных детишек пауков, совсем не похожих на обычных. А значит логово вполне может не пустовать снова, позволяя мелким гадам размножаться. А значит девочке должно помочь только чудо, если она забрела к паукам-акромантулам. Чем сильнее сгущается Лес, тем ближе логово, и Рики слегка замедляет бег, прислушиваясь к каждому шороху, недоступному человеческому слуху. Он не слышит детский крик, но не слышит и жадных причмокиваний и щёлканья монстрических паучих челюстей. Это напрягает, и он совсем переходит на тихую поступь, всматриваясь во тьму. Он слышит глухой топот паучих ног, резко склоняя голову к плечу. И ему кажется, что он сходит с ума, потому что в фоновом шуме восьмилапых шагов, он отчётливо слышит и мягкий голос, поющий какую-то песенку. Или мелодично считающий детскую считалку. Ослабляя на шее изумрудно-серебристый галстук до конца, Рики снимает его, наматывая на всякий случай на руку, и спускается в смертоносное для живых существ логово. — А мы сегодня популярны? — звучи словно в его голове хриплый, дрожащий голос. Рики морщится, он никогда не любил пауков. Ни безобидных малюток по углам замка, ни тем более акромантулов, рвущих всё живое, ступившее на их территорию, в клочья. — Вечер добрый, — тем не менее кланяется он в реверансе, беглым взглядом осматривая логово с кишащими монстрами. Находя мгновенно королеву, сидящую по центру и окружённую детьми. И Гриффиндорку, что умостилась на небольшом камне, обернувшись теперь к нему и сияя заплаканными глазами. И внезапно широкой улыбкой. — Прошу прощения за беспокойство, королева, — Рики старается не кривиться, когда говорит это. — Но эту, — кивает он на девочку, — нарушительницу школьного порядка просят вернуть обратно. И несмотря на всю скуку, отрешённость и лень. Рики прекрасно учил все лекции по Защите от тёмных искусств, Уходу за необычными созданиями. И знает, что акромантулы никогда никого не отпускают добровольно. Палочка его — под рубашкой за поясом, а в венах — отравленная кровь, и он для акромантулов, как голый яд на вкус будет. А вот глупая Гриффиндорка слишком близко к пасти одного из пауков. И слишком сладка для каждого. — Мы бы правда с радостью, — рокочет королева, — да только девочку обижают за пределами Леса. — Мы решим этот вопрос, — Рики напряжённо всматривается в множество тёмных глаз. — И есть нюанс. Ну, конечно. — Мы не можем её убить. — Что? — впервые в жизни его идеальный, нечеловеческий слух его подводит. — Видишь ли… — паучиха дёргает одной из лап, а Рики невольно делает шаг вперёд. — Она спасла одного из моих детей. Покажи ему, милая? Рики впервые испытывает страх, потому, что стоит только Гриффиндорке отклониться и приподнять руки, в её раскрытых ладонях он видит детёныша акромантула. Он убьёт Сону, если им удастся выбраться. Выпьет досуха за такую нервотрёпку. А потом сожрёт и девчонку, и плевать, что зубов у него нет и кусаться он не умеет. Он «Сектумсемпрой» вспорет их глотки по очереди. Азкабан ему сё равно не страшен. — Они издевались над ним, — дует губы девочка. — Пытались оторвать ему лапы разными заклинаниями. Я умею не так много, но мне удалось вырвать его у них, — её влажные глаза отвратительно любовно смотрят на паука. — И я побежала сюда, чтобы отдать его маме. — Она чудесная, правда? — театрально и сипловато вздыхает паучиха. — Да, здорово. Ты принесла его маме, а теперь идём, — сквозь зубы цедит Рики. — Такой бесстрашный, потому что знаешь, что мы тебя не тронем? — чернота в глазах королевы расступается в такой же красный, каким вспыхивает сейчас радужка Рики. — Если вы и её жрать не собирались, чего бы не отпустить? — Ей и здесь неплохо. — Не заставляй меня звать к тебе директора, королева. Ты знаешь, что это будет крайней мерой, если он узнает, что девчонка была у вас. Чуешь, как пахнет сожжённым до тла потомством? Он в мгновение ока достаёт из-за спины палочку и прокручивает её меж пальцев. — Но зачем нам директор, если заклинание огня знаю и я? — хмыкает он, перехватывая палочку удобнее и направляя её в сторону ближайшего к нему акромантула. — Пи… — Убирайтесь! — воет королева, а дети её жмутся ближе к ней, шипя неистово. — Убирайтесь оба. И забудьте дорогу в наш дом. В следующий раз, такой снисходительной я уже не буду. — В следующий раз, я сразу загляну на огонёк со своим огоньком, — ухмыляется Рики, размываясь пятном, подхватывая поперёк живота опешившую девчонку, выронившую паучьего детёныша из рук, и уносится из логова, слыша вслед проклятия. Он сбрасывает её на тропинку сразу же, как только они оказываются в безопасной зоне Леса, не заботясь вовсе о том, что нежные ладони стираются в кровь о выступающие корни деревьев. Рики зол бесконечно, в первую очередь на Сону, и отголоски свежей крови из крохотных ран его не заботят, пока он за шкирку поднимает Гриффиндорку. — Топай. Я сдам тебя с потрохами. — Но я ведь сделала доброе дело, — всхлипывает девочка, вытирая ладони о мантию. — Разве нет? — Добрыми намерениями выстлана дорога в Ад, соплячка, — рычит Рики, так и волоча её, намертво вцепившись в красно-золотистый воротник. — Запомни на всю жизнь. В какой-то миг, лишь на секунду, задумывается о том, что стоило оставить её там в самом деле. Всё равно легиллименция на него, как на вампира-полукровку, не работает, никто бы не узнал. Но чёртов Сону ныл бы потом, сокрушался, пошёл наверняка перекапывать носом сам злосчастный Запретный Лес в поисках Гриффиндорки, с него бы сталось. Совершенно не слизеринская черта, но таков уж он. И такому ему, с распахнутыми в ужасе и благодарности глазами, он является из Леса, почти швыряя девчонку в руки Гриффиндорского старосты. — Рики! — окликает его и декан факультета, подоспевшая к ним. — Спасибо… — Накинете сто баллов за помощь, — огрызается он, направляясь прямиком к Сону и хватая уже его за лацкан мантии. — А с тобой мы поговорим отдельно. Никто и глазом моргнуть не успевает, как Рики, забрасывая рывком Сону себе на плечо, срывается с места на вампирской скорости и утаскивает его, как самый настоящий паук в неизвестные сети. Сону пискнуть не успевает тоже, впиваясь лишь от страха пальчиками в рубашку на спине, чтобы не упасть. Но Рики держит крепко, наверняка даже синяки на белой коже оставит, но не отпускает до тех пор, пока не оказывается в самом дальнем углу замка, где находится класс Маггловедения, заталкивая дизориентированного Сону туда и запирая за собой дверь.[Evanescence — Lose Control]
— Здесь нельзя колдовать, так что сразу можешь выбросить свою палочку, — шипит Рики, бросая свою на стол и разворачивая Сону к себе за плечи. У того взгляд потерян, лицо бледнее смерти, а палочка выпадает из дрожащих пальцев сама. — Голова кружится, со всеми в первый раз бывает. У тебя будет и в последний, — рассуждает Рики, толкая Сону к первой парте и дёргая с плеча мантию. — Ты же сказал, — чуть слышно шепчет Сону, пока ловкие пальцы разбираются с его галстуком, — не подходить к тебе сегодня. И утром. — Передумал, — хмыкает Рики, сбрасывая галстук с шеи Сону и принимаясь за пуговицы рубашки. — Знаешь, гостеприимство акромантулов отрезвляет. — Акро…что?! — Сону взвизгивает испуганно. Но совершенно не потому, что рубашка его тоже до хруста швов рвётся вниз, обнажая ключицы и длинную шею. Рики замирает, вдыхая глубоко сгустившийся запах крови, прилипая глазами к пульсирующей под бледной кожей жилке. К паре родинок, расположившихся под остро выделяющимися косточками, словно ведущие ниже. Его пальцы на рубашке ослабляют хват, самыми лишь кончиками оттягивая ткань дальше, до части грудной клетки, где бьётся заполошно живое сердце. А над ним в виде крохотной звёздочки красуется ещё одна родинка. Рики сглатывает ядовитую слюну, дёргая головой и слыша тихий хруст собственных суставов. — Вырываться не планируешь? — сипло рычит он, всматриваясь в тонкие голубые вены, словно паутина расползшиеся под пергаментной кожей. — А нужно? — шелестит Сону, сжимая пальцами край парты под собой. Рики вскидывает на него шалый взгляд, ловя точно такой же, слегка затуманенный в ответ. Хмурится, пытаясь высмотреть в шоколадной радужке хоть намёк на страх. Но его там нет. Только тьма, затянувшая собой мягкий цвет и слившаяся с расширившимся зрачком. Рики отшатывается назад, отпуская Сону и оставляя его в таком положении. Со спущенной с одного плеча мантией и распахнутой рубашкой, обнажающей ключицы и часть грудной клетки, всклокоченными каштановыми кудрями и приоткрытыми губами, влажными от частых нервных облизываний. Со стремительно несущейся по венам манящей кровью, заставляющей сердце ухать до боли в висках. — Девчонка была у акромантулов. Но об этом никто не должен узнать, пока она сама не расскажет, — с трудом проговаривает Рики, жмурясь крепко и встряхивая головой. Он отворачивается, сжимая переносицу пальцами. Голод скребётся в горле, но разорвать Сону больше не хотелось. Не для кормления уж точно. И дышать его кровью в этом маленьком пространстве становилось всё труднее. — Это ужасно, — бормочет Сону. — Да. Она почти поставила под угрозу целое семейство… — Ужасно видеть, как ты мучаешься. — обрывает он Рики. И, шелестя мантией по полу, сползает с края парты, подходя к напряжённой спине и касаясь её огненной ладонью, заставляя выгнуть острые лопатки и отпрянуть от прикосновения. — Сону, — предупреждающе рокочет Рики. — Я не против… — Ты представления не имеешь, что несёшь. — Но тебе же нужны силы. А я помешал тебе ужинать там, в… С громким рыком, Рики резко разворачивается и, хватая Сону за шею, припечатывает его спиной к холодным каменным стенам, выбивая напрочь последний дух. Только в глазах глупого маленького хёна всё ещё какая-то мольба, наивная доверчивость и этот сводящий с ума и делающий слабым блеск, скользящий по краю потемневшей радужки. — Я готов был прикончить тебя от злости ещё там, возле Леса. На куски порвать, как это акромантулы делают, и не оставить даже ничего целого. Потому, что тебе понадобилось выслужиться, помочь дурной Гриффиндорке, которая сама пошла в логово монстров. И чёрт бы с ней! Но нет, ты, Сону, безголовое благородство. И как только тебя на Слизерин приняли, ума не приложу! А теперь… — он окидывает взглядом податливое и частично обнажённое перед ним тело, и отпускает лебединую шейку, отходя на шаг назад и хватая свою палочку со стола. — Неделю. Неделю не подходи ко мне. И даже не смотри в мою сторону. Рики почти испаряется из кабинета, тратя остатки сил на то, чтобы добраться до подземелья и, забрав из сундука ещё один гемакон, потеряться в самых тёмных уголках замка. Сону, возможно, его приказ выполнит, пусть Рики и не обладает даром внушения, просто Сону сам по себе такой. Но вот как теперь не смотреть на него самому Рики? Было сложным вопросом, который требовал долгих, ночных размышлений у Озера в глубине Запретного Леса. И, может, быть убитым русалками — не такая уж и плохая участь? Думает он теперь.***
[MISSIO — Animal]
На рассвете четвёртого дня после происшествия, Рики сидит на опушке Запретного Леса и всматривается в серую даль. Холодный ветер пробирается под форменную рубашку, снова распахнутую на груди, треплет пшеничные волосы и цепляется за искусанные бледные губы, постепено заживающие и подвергающиеся пыткам вновь. Сону, как и потребовал того Рики, не подходил к нему с того вечера, опускал глаза каждый раз, когда проходил мимо или заходил в комнату, и даже не дышал в его присутствии. Сону всё ещё снились кошмары, за которыми вампир наблюдал со своей кровати, но он больше не тянулся и не просил утешить, вскакивая на постели и уходя в общую гостиную, где беспокойно засыпал вновь у негреющего камина до утра. Рики питался всё меньше, уходя в свои мысли глубже. Утренние пробежки по лесу не помогали, лишь путая сознание и заставляя возвращаться то и дело к образу податливого тела и желанно бьющейся вене на открытой шее. Призывно распахнутых розовых губ и заволочённых дымкой тёмно-карих глаз. Он никогда не думал о Сону, как о каком-то объекте. Съедобном, сексуальном, романтическом. Это всегда был прилипший маленький хён, мучающийся кошмарами и завышенным чувством справедливости. Таскающийся за Рики хвостом, будто это он тот, кто младше. Но тот вечер изменил Рики в иную сторону. Опасную, тёмную, будоражащую. Он в последний раз вдыхает холодный утренний воздух, так слабо ещё пахнущий почти уже расцветшей весной, и мчится в сторону замка. Его ждёт очередной тихий завтрак в обнимку с гемаконом, которые он прячет в сундуке у кровати, охлаждающемся магией, как какой-нибудь холодильник, очередной тихий день, когда Сону не будет дёргать его за рукав мантии и гундеть над ухом правила или какой-то зазубренный предмет. Ещё один спокойный день с беспокойными мыслями, разрывающими голову. Рики стопорится, как только входит в гостиную Слизерина, потому, что время едва ли шесть, но Сону на диванчике перед камином нет. Неужто сладил с кошмарами и остался в постели? Рики хмыкает, взлетая вверх по винтовым ступеням в сторону спален, морщится от чьего-то трескучего храпа, и толкает дверь в свою комнату. Хмуря мгновенно брови, потому что Сону не обнаруживается и на своей заправленной и будто не тронутой постели. Эльфы, как всегда постарались, уходя на пробежку, Сону ещё спал, Рики помнит точно. Он задумывается о том, куда в таку. рань Сону мог отправиться, если больше не искал его, но эта мысль развеивается, потому что в голове теперь ярко горит только один вопрос: какого чёрта?! Он спешно достаёт палочку из-за пояса и шепчет: — Ревелио! Но ничего не происходит. Сундук по-прежнему пуст, все его гемаконы куда-то исчезли, а сам Рики жалеет, что не наложил на совю еду ни единого заклинания защиты от воров, надеящийся на то, что к нему и так никто в здравом уме не полезет. Он оборачивается ещё раз на пустующую кровать Сону и цыкает языком. Никто, кроме этого сумасшедшего хёна. И это первый раз, когда ранним утром, через весь замок, на поиски отправляется Рики. Только вот незадача, в отличие от сующего во все щели свой нос Сону, Рики понятия не имеет, где тот может прятаться. Тем более с целым запасом крови, которая к тому же должна быть в холодильнике, а не при комнатной температуре. Он чертыхается про себя, злится, и первым делом несётся в библиотеку, радуясь, что Вендетта, даже если зашипит на его присутствие, не увидит на такой скорости, а смотритель не успеет тем более. Но в библиотеке — никого, кроме дремлющей на своём посту женщины и негромко мурчащего о погоде на неделю радио. Не оказывается Сону и в кухне, на которой домашние эльфы готовят грядущий завтрак, и в совятне, а Рики заглянул даже туда. В кабинете маггловедения — а вдруг? — Сону нет тоже. И на ум Рики приходит лишь одно место, где хён может спрятаться ранним утром ото всех и сразу. Он криво усмехается, когда, остановившись перед пустой стеной, он видит то, как та постепенно преобретает очертания старинной двери с кучей засовов. Выручай-комната — место, в котором ты можешь, как что-то найти, так и спрятаться от кого-то сам. Если только тебя не ищёт тот, кто слишком хорошо знает. — Какого чёрта ты пришёл за мной, Рики? Слышит он язвительное приветствие, напоминающее ему о недавнем утре в Лесу. Он обходит сваленные в кучу магические предметы, морщится от слишком яркого света, которому даже пыльные окна не помеха, и выходит к высокому узкому столу, на котором, поджав колени к груди, сидел Сону. Только вот ответы у них на подобные выпады абсолютно разные. И, если Сону таскался за Рики невесть зачем, то Рики пришёл вернуть своё. — А какого чёрта ты стащил мою кровь? — выгибает он бровь, подходя ближе и пряча руки в карманы брюк. — А кто сказал тебе, что это я? — фырчит Сону, отвернув голову. — У нас самоубийц на факультете больше нет. Никто бы не рискнул тронуть мою кровь. Так зачем ты это сделал? — Ты сам сказал не замечать тебя неделю. Что ты тут делаешь? — Пришёл за своим. Рики медленно шагает вперёд, вставая напротив Сону и, склоняя голову к плечу, подцепляет пальцами округлый подбородок, чтобы повернуть недовольное лицо к себе. Однако Сону дёргает головой, не даваясь, и Рики ухмыляется. — Я ведь найду её по запаху в два счёта. — Не найдёшь, — поводит плечами Сону. — Она в сумке под заклинанием Капацио Экстремис. А сумка…может быть где угодно. — Хитро. Сужая глаза, Рики, несмотря на всё сопротивление, всё же хватает Сону за подбородок, поворачивая к себе и склоняясь к длинному носу своим. В шоколадных глазах усталость, недосып, прошедшие слёзы, о чём свидетельствуют и лопнувшие местами по белкам капилляры. Сону стискивает зубы. — Голодай. Говорят, полезно. — К восьмому курсу решил поиграть в Слизеринца? — прыскает Рики. — Совсем скучно стало учиться? — Ну, зачем-то же я провёл восемь лет среди скользких тварей. — Отдай мою кровь, Сону. И разойдёмся с миром. — А иначе что? — также теперь щурит глаза старший. — А иначе, — Рики вплотную сталкивает носами, шипя в тёплые губы и сжимая на челюсти пальцы крепче, — моим сегодняшним завтраком станешь ты. И не факт, что тебя после хоть кто-то найдёт в этой комнате. Хён. — Ты единственный вампир в целом Хогвартсе, — запальчиво шепчет Сону. — Если меня найдут с разодраным горлом или просто иссушенным досуха — сразу будет ясно, кто это сделал. — Нарываешься. — А что, если и так? У Рики всё внутри клокочет. От трепещущего сердца и напускного бесстрашия, от пульсирующей быстро жилки на шее, к которой он опускается пальцами, выпуская подбородок Сону. От огненного жара, что исходит от Сону, расцепляющего руки и опускающего ноги со стола, оставляя их расставленными так, что теперь Рики легко может встать меж ними и совсем перекрыть пути отступления. Что он и делает сразу же, вдавливая подушечки пальцев в заднюю сторону бледной шеи, прямо над незастёгнутым воротником рубашки и склоняясь лицом к сладко пахнущей коже возле ключиц. Сону вздрагивает, но не двигается. Рики вдыхает глубоко густой запах крови, ведя носом дальше к надключичной ямке, по кадыку вверх, цепляясь за подбородок. Сону смотрит на него из-под опущенных ресниц. — В последний раз прошу, — рокочет Рики, в потемневших глазах Сону отблёскивает алый напротив, — верни мою кровь. — Нет. Вскрик Сону глушится задыхающимся вдохом, спина его прогибается, подхватываемая под лопатками широкой ладонью, а голова заваливается на бок. Рики вмиг с напором разрезает кожу на его шее ногтем, погружая в рану свои зубы и надрывая вену неаккуратно. Кровь потоком несётся в его горло, он едва успевает глотать её. Горячую, сладкую, наполняющую все его мышцы разом силой. Сону куклой опадает в его руках, дыша всё тяжелее и медленнее, сердце постепенно замедляет ход тоже. Никто из них не знал, что кровь, текущая в венах живого человека, может придать Рики столько сил одним только глотком. Никто из них не думал, что если Рики н умеет кусать, то ему придётся разорвать всё, что скрывает от него живительную жидкость, которую потом нужно будет чем-нибудь остановить. Или что будет, если зубы его, пусть и не истинные клыки, вместе с ядовитой слюной попадут в организм человека? — Вулнера сенентур, — хрипато произносит Рики, взмахивая палочкой и придерживая обморочное тело Сону одной рукой. Наблюдает за тем, как с последними каплями, рана всё же затягивается. Не удерживается и припадает губами к бледной коже, испачканной алым, чтобы не упустить и не потратить чужую кровь за зря. Сону отзывается на это слабым стоном не то боли, не то удовольствия, когда влажный язык проходится по его шее, ключицам и чуть ниже по грудной клетке. Он даже не открывает глаза, когда Рики, запрыгивая на стол, укладывает его на свои колени тяжёлой головой, вплетаясь в каштановые кудри пальцами и успокаивая уже себя после внезапного сытного завтрака. Только тогда, когда дыхание Сону выравнивается, а сам он проваливается в полу-обморок полу-дрёму, Рики вздевает глаза к высокому потолку и усмехается окровавленными губами, понимая действительно хитрый план. Сону нельзя было приближаться к вампиру, ведь тот запретил. Но, если Рики сам нарушит свой же запрет — это не считается? И что, как не кража крови, лучше подтолкнёт его к этому? Сону скучал, вероятно. По рукам, взглядам, язвительным комментариям. И что, как не спрятанная неизвестно где кровь, станет лучшей причиной для того, чтобы Рики всё же взял его кровь, от которой отказался тогда в классе маггловедения. Ленивый и сытый взгляд Рики падает на небольшой коробок, всё это время стоящий на другом углу стола. Прямо под носом. Он не сдерживает тихого смеха и излишне сильно сжимает пальцами волосы Сону. Потому, что он мог бы найти его при желании, спрятанную кровь не пришлось бы даже искать, она вот она, в заколдованной бездонной коробке. Но Сону хотел, чтобы Рики его укусил. А Рики слишком сильно не хотел сдерживаться этим утром.***
[Grandson — overdose]
— Это вопиющий случай! — Но мы не можем ничего с этим поделать. Законы — не противоречат подобному. — Уму не постижимо… Рики ничего не может поделать с тем, как губы его растягиваются в ухмылке, пока директор и деканы спорят перед ним, восседающим в кресле, закинув ногу на ногу и почти дрожа в ожидании побега оттуда. У него есть куда более интересное занятие. — Даже Аврорат отказался что-либо предпринять. — Это несчастный случай, в ходе добровольного… — директор поджимает губы, подбирая слова. — Взаимодействия. — А родители?! Неужели им всё равно? — Ничего не вернуть. Случилось то, что случилось. — Директор? — подаёт голос Рики, впиваясь дрожащими кончиками пальцев в подлокотники кресла. — Могу ли я идти? Полагаю, вы можете решить эти вопросы уже и без меня. А мне… — кривится он. — Сами понимаете, нужно бежать. — Не будьте столь довольны, мистер Нишимура, — щурится декан. — Вы не сделали ничего, что могло бы вызывать такую гордость. Вы погубили чужую жизнь. — Не стоит, — вздыхает директор. — Рики, ступай. Тебе действительно лучше быть сейчас не здесь. И Рики даже не прощается. Он срывается с места. размытым пятном проносясь мимо шепчущихся учеников, мимо напуганных мордашек, мимо всех тех, кто боялся раньше его и не смел подходить близко. А теперь будет обходить стороной их таких двоих. В больничном крыле пусто, но Рики идёт в самую глубь светлого помещения, в закрытый кабинет, за дверью которого он слышит высокий голосок, ставший ещё более мелодичным, спорящий с медсестрой. Он улыбается ещё шире, замедляясь и отстукивая каблуками ботинок по каменному полу. Спор прекращается, потому что чужой теперь острый слух его тоже слышит. Дёргая дверь на себя, Рики тянет уголок губ в ухмылке, встречаясь взглядом с суженными недовольно шоколадными глазами, по краю радужки сверкающими алым. — Скажи ей, Рики! — вскрикивает Сону, указывая ладонью на растерянную медсестру. — Что сказать? — Рики проходит внутрь, оглядывая перевёрнутую постель, с которой вскочил новоиспечённый вампир, сжавшуюся в углу девушку, с палочкой на готове. но в опущенной пока руке. Он встаёт за спиной Сону, склоняя голову к плечу. — Что меня нужно отпустить, накормить и…почему меня вообщще держат здесь и где ты был всё это время?! — Оставите нас? — просит Рики. Оглядывая ещё раз парочку, медсестра коротко кивает, хмурясь, и спешно покидает кабинет, закрывая за собой дверь. Сону же негодующе лупит Рики по груди, разворачиваясь к нему. — Что происходит? — шипит он. — Почему я здесь? И что было после того…после того, что было в Выручай Комнате? Его скулы пока всё ещё бледные, больше не краснеют так резко, как раньше. И да… Рики немного этого жаль, но, как сказал директор: «случилось, что случилось.» — Присядь, — кивает Рики на кровать позади Сону, перехватывая по-прежнему хрупкие запястья и не позволяя ударить себя ещё раз, но ощущая, что сила сопротивления маленького хёна явно стала больше. — Чертовщина какая-то… — мотает головой Сону. — Я чувствую себя странно. Ты выпил слишком много и меня отключило? И где рана? — он хватается за шею. — Должна же быть. — Я залечил её заклинанием. Что с твоими чувствами? Опиши. — Я очень зол, — фырчит Сону. — Ну, тут как будто ничего нового, — веселится Рики. — Рики-я! — Дальше. — Я очень хочу есть. А кто не захочет? Я ведь не знаю, сколько провалялся здесь. — всплёскивает Сону руками. — Я вижу…у тебя одна пуговица на рубашке плохо пришита. Я вижу неровные стежки. А ещё, я услышал тебя, как только ты вошёл в больничное крыло. Но стены толственные, как я мог? — Ты никогда не казался мне глупым, — размышляет Рики. — Ты — потомок династии Рэйвов, а значит, тем более не идиот. Неужели сам не сложишь два и два, а мне придётся ткнуть тебя твоим длинным носом в очевидное? — Ничего он не… Сону сперва раздражённо хмурится, а затем вдруг резко впивается в Рики тяжёлым взглядом. Смотрит долго. Рики почти слышит, как шестерёнки в его голове крутятся, осознавая постепенно происходящее. — Ты укусил меня, — бормочет он. — Не по-настоящему, конечно, но укусил. Я очевидно потерял сознание. Я слышу и вижу… Он замолкает, приоткрывая рот и проходясь пальцами по своим зубам. Хмурится опять, конечно же, не находя клыков. Вновь негодующе смотрит на Рики, что всё ещё ухмыляется, разглядывая такое знакомое, но всё же изменившееся лицо старшего. — Рики? — Прогуляемся? — подмигивает тот, хватая Сону за руку и уволакивая за собой из кабинета. Дальше из больничного крыла с резким заворотом сразу на задний двор к сторожке лесничего. — Ты раньше всегда жаловался, что у меня длинные ноги и ты не успеваешь за мной, коротышка, не так ли? — Я не коротышка! — рычит Сону, больно сжимая ладонь Рики своей, но успевая теперь и идя быстро почти в ногу. — Но, допустим. — Когда я скажу «побежали», ты побежишь и не будешь об этом думать, хорошо? — Чего… — Побежали. Едва только они огибают сторожку, Рики срывается на вампирскую скорость, не отпуская руки Сону. Он слышит удивлённый и испуганный визг. Он не оборачивается, но чувствует, что Сону мчится за ним. Пока ещё медленно, как для вампира, но точно уже совсем не так, как человек. — Рики! Рики, какого чёрта?! Сону кричит ему в спину, но несётся за ним вглубь Леса, к Озеру. Начинает часто дышать, а потом резко перестаёт. Понимает, наконец, что воздух ему не нужен теперь тоже. — Боже… Рики резко останавливает их у одоного из многовековых деревьев и толкает к толстому ствоолу Сону, что валится на него спиной. Рассматривает свои руки, всё тело, природу вокруг. — Закрой глаза, — командует Рики, вставая ближе. — И прислушайся. Сону беспрекословно выполняет, всё ещё растерянный и напуганный. Но Рики по разглаживающейся морщинке меж бровей, по приоткрывающимся в тихом вздохе губам, видит, что Сону слышит. Как вдалеке фырчит единорог, как на глубине Озера резвятся волшебные рыбы, а сама вода иногда бурлит на поверхности. Как ветер качает высоченные макушки деревьев и путается в распустившихся листьях. Стрекотание волшебных цикад, спрятавшихся в зелёных кустах и усмешку Рики, на которую открывает слегка поалевшие глаза. — Ты поэтому по утрам сбегаешь в Лес? — шепчет он. — И это сейчас уже день. Утром тут ещё лучше, — кивает Рики. — Тебя убьют. — Нет, — поводит он плечами. — Я сказал, что случайно задел рану на твоей губе во время поцелуя. И яд попал в твою кровь. Несчастный случай на добровольной основе. Сону охает сова, касаясь своих губ пальцами. — Но мы же не… — Я не мог сказать правду. Тогда тебя тоже бы наказали за то, что ты позволил мне укусить себя. Пришлось выкручиваться. Всё равно наши мысли были бы им недоступны. А проверять мою палочку, к счастью, не стали. Да и я после колдовал ей, так что заклинание заживления потерялось. — И как я…кто я теперь? — По всем показателям, тоже почти полукровка, — задумчиво тянет Рики, а после хмыкает. — Не бессмертный, не надейся. Меня переживёшь только чудом. — Ты знал, что так будет? — Нет. Я же никогда не взаимодействовал с людьми настолько тесно. А ты? — Нет. — По сути, это меняет лишь то, что ты больше не будешь спать, нормально есть, слышать любой мерзкий трёп и видеть всякие мелочи. Ну и…жить подольше. — Только это? — шепчет Сону. И сейчас, когда он смотрт на Рики, вампир снова видит это. Расползающуюся в каре-алых глазах надежду, безмолвную мольбу, слабый блеск. Он бы поиздевался над Сону всласть снова, напугал его, брякнув пару фраз…но у него ещё будет на это время. Много, много времени. — Не только. Мотая головой, он подступает вплотную, проскальзывая пальцами по бледной шее и склоняясь к лицу Сону. — Удобно, что тебе тоже больше не нужно дышать, да? — Поче… Сону замолкает, когда губы Рики накрывают его. Жмётся всем телом, вскидывая руки, оплетает ими шею и зарывается пальцами в жёсткие светлые прядки, отвечая на поцелуй. Кусается несильно, когда поцелуй разгорается ярче, а ладони Рики охватывают грубовато тонкую талию под мантией. Разрывает поцелуй первым, но не отпускает, бормоча во влажные губы. — В Выручай-Комнату мы доберёмся также быстро и незаметно? Рики усмехается, понимая намёк, и кивает, подхватывая Сону на руки и уносясь прочь из Запретного Леса. Кошмары Сону больше не мучают, потому что и снов больше нет, но ночи они с Рики теперь проводят вместе, накладывая на соседа сразу несколько заклинаний паралича, глухоты и слепоты. Целуются до рассвета и ютятся вдвоём на одной кровати, делят меж собой гемаконы и разбавляют кровь ленивыми поцелуями или тихими разговорами о туманном будущем. А днём, переплетя пальцы, бродят мрачными тенями по замку, распугивая учеников и ухмыляясь ядовито. И только, когда Сону стал вампиром, к Рики наконец пришёл ответ на вопрос: как Сону удалось попасть на Слизерин? Это просто всегда было спрятано в его крови. В его, Рики, крови.