Один из многих

Ее смех летит над большим каналом — звонкий, раскатистый — ни с чьим другим не спутаешь. Оливье поднимает голову, отрываясь от изучения земли под ногами: трава на газоне выстрижена идеально, придворный садовник получает жалованье не зря. Лодки уже показались на горизонте, и он спешит к импровизированной пристани, выискивая знакомое персиковое платье. Оливье успевает вовремя — гондола мадемуазель де Ноай причаливает к берегу одной из первых, и Рене подхватывает расторопно протянутую руку, ступая на сушу с небывалой грацией. Она улыбается Оливье одними глазами, зелеными, как речная вода, и его сердце канонадой бьется о грудную клетку. Ее взгляд словно дружеское напоминание, позывной: у меня есть секрет — я тебя помню. Оливье готов быть счастливым лишь потому, что мадемуазель де Ноай знает его имя. У нее есть секрет. У него есть секрет. Как жаль, что совместного секрета у них нет. *** Их первая беседа случается благодаря рассеянности Бонны. Та спешит куда-то по галерее и роняет поясную книжечку, одну из тех, которым поверяют свои мелкие тайны и душевные признания. Томик падает возле одной из колонн, Оливье пытается окликнуть владелицу, но Бонна бежит слишком быстро, а он не из тех, кто будет выставлять себя на посмешище и покидать пост, гоняясь за придворными дамами и надрывая голосовые связки. Книжечка остается лежать на месте падения, Оливье застывает статуей, привычно устремив взгляд в пространство. Спустя полчаса галерею наводняют фрейлины королевы во главе с камердинером короля и мадемуазель де Ноай — та держит под руку огорченную Бонну. — Возможно, я обронила ее где-то здесь, — шепчет та грустным голосом, — но тут никого не было, если бы кто-то видел… Рене задумчиво оборачивается. — Так уж и никого? — улыбается она лукаво. Фрейлины смотрят прямо сквозь Оливье, словно его не существует. Тот молчит, поминая заветы покойного отца: слушай, запоминай, и говори только тогда, когда тебя о чем-то спросят, мой мальчик. Отец был мудрым человеком, может потому и дожил до глубокой старости ни разу не попав в опалу. Рене идет к нему. — Вы не поможете нам, месье? Мадемуазель де Понс Эдикур потеряла дорогую ее сердцу вещь. Не видели ли вы здесь книжку с синей обложкой? Оливье глубоко вдыхает, шагает за колонну, и отдает злополучный томик в руки Рене. — Мадемуазель обронила это, я не смог ее догнать, — говорит он хрипло. — Вы так любезны, — она чуть наклоняет голову, внимательно его рассматривая, — могу я узнать кому обязана? Он позволяет себе чуть улыбнуться в ответ. — Меня зовут Оливье, мадемуазель. — Оливье, — повторяет она, катает имя на языке, словно пробуя на вкус, — я запомню. Спасибо вам, вы наш спаситель. Бонна тоже горячо благодарит его, но сказанные ею слова стираются из памяти почти сразу, чего не сказать о взгляде зеленых насмешливых глаз ее подруги. Рене сдерживает свое слово — одна действительно запоминает Оливье, и при каждом последующем столкновении улыбается ему, перебрасывается парой ничего не значащих фраз, насколько позволяет придворный этикет, и постепенно узнает о нем все: о том, что в далеком Люцерне у него остались мать и сестра, о том как в детстве он любил гулять по мосту Капельбрюкке в его родном городе, о его пристрастии к шоколаду - Оливье довелось попробовать напиток лишь пару раз, и с тех пор мечты о "волшебном зелье" посещают его чуть ли не каждый вечер. Услышав последнее Рене хитро подмигивает и куда-то исчезает. Вечером того же дня она находит его на галерее, протягивает дымящуюся чашку с золотым ободком. — Взяла у госпожи королевы, — смеется она при виде его удивленного радостного лица, — пришлось соврать, что у меня частые обмороки. Мария Терезия верит, что девушкам нужно выпивать в день по чашке горячего шоколада, иначе они будут терять сознание. Оливье благодарен ей за заботу, а еще за то, что она видит именно его, Оливье, со всеми его достоинствами и недостатками, а не просто хорошенького гвардейца в форме, как другие фрейлины. Он влюбляется в нее прежде, чем успевает себе запретить. *** Рене шепчется с Александром в галерее за колоннами, ветер приносит обрывки фраз: вы умница, единственная, кто заметил… Я заметила потому, что только я смотрела… У мадемуазель де Ноай и губернатора Версаля есть общие тайны: золотой нитью они сшивают их судьбы вместе, пусть строчка местами и выглядит неровной. У Оливье есть лишь честь, что прикрывает его стальной кирасой, защищая от насмешек, наблюдательность, которую он как пику сжимает в руках, пугая противника, и любовь к девушке с глазами цвета речной воды, острием кинжала направленная в собственное сердце. Когда он был моложе, всего каких-то два или три года назад, ему часто снился бой: он бежит с оружием наперевес, чувствуя, как ветер отзывается в ушах ревом, кидается на летящего навстречу противника, и с легкостью пронзает его насквозь: клинок проникает в мягкие ткани словно пловец в воду — быстро и изящно — соперник падает, а он, Оливье, бежит дальше — свободный и всесильный. Сейчас он понимает как причудлива жизнь — непременно подсунет тебе сражение, в котором ты не сможешь победить. Тебе даже не нужно брать в руки оружие, ты проиграл просто родившись не с тем именем, голосом и положением при дворе. *** Король объявляет войну Испании, что означает одно — гвардейцы во главе с принцем Филиппом покидают Версаль. Его товарищи подначивают друг друга, наливают в кружки вино, смеются, пьют за Жанетту, Анетту, Жюли и Жозефину. Всех тех, кого любят, всех тех, кто обещал ждать. Оливье поднимает свой кубок молча, ощущая как тоска разливается по венам. Ему кричат, что мина у него больно кислая. Если не битвы и жажда крови, зачем вообще становиться гвардейцем? Оливье хочет возразить: мой отец был гвардейцем, мой дед был гвардейцем, и мой сын, родись он у меня, тоже будет гвардейцем — это выбор без выбора, на небесах все предопределено еще до первого твоего вдоха. Вот только умирать от этого не легче, а он, Оливье, совсем не хочет умирать. Королю все равно: что ему гибель наемника, одного из многих, едва ли он даже знает об Оливье, тот для него пустое место, лишний объект между портиками дворца, взгляд рассеивается между капителями, не достигнув цели. Но вот Рене… Вспомнит ли она о нем хотя бы на миг, тяжело вздохнув? Отец учил его смотреть в лицо опасности, и доверять чувства бумаге, та все стерпит. Выговоришься и станет легче. Оливье садится и пишет письмо матери: достопочтенная мадам, целую вас и крепко обнимаю. Мое здоровье не внушает опасений, мой дух бодр как и тело. Обнимите и поцелуйте за меня сестру. За сим, не имея времени, заканчиваю. Накануне отъезда он лежит с открытыми глазами и думает о том как плохо не иметь секретов, которыми можно поделиться. *** Восход на небе похож на кроваво-красный шрам. Стоит ли считать это дурным знаком? Он выводит коня, проверяет стремена и подпругу. Во дворе тихо, большинство товарищей еще спит. Не дойдя до караульного помещения Оливье замечает знакомое персиковое платье в пене кружев — Рене переминается с ноги на ногу возле конюшен, оглядываясь по сторонам. Сердце делает кульбит и стучит часто-часто, еще немного и вырвется наружу, продавив ребра. — Оливье! Она спешит к нему. Волосы растрепались, лицо покраснело — русалка, пойманная удачливым рыбаком в крепкие сети. — Мадемуазель де Ноай, — он в смятении кланяется ей, — чем могу быть полезен? Она берет его руки в свои, прижимает к груди. В зеленых глазах илом оседает печаль. — Обещайте вернуться живым и невредимым, — просит Рене, обычно звонкий голос дрожит и ломается, — я буду за вас молиться. Оливье молчит, не в силах ответить, и скорее чувствует чем видит, как Рене вкладывает в его руку платок с четками, кротко целует в щеку и растворяется в утреннем тумане. Она исчезает, а он стоит, глупо улыбаясь в пустоту. Платок с четками жжет руки. У нее есть секрет. У него есть секрет. У них есть одна маленькая общая тайна — одна на двоих и, возможно, его бой еще не проигран.