Всегда — к морю

      Кошмары снились Максу редко. Наверное, дело было в ритме жизни у Фостеров: с новыми братьями и сестрами — да и со взрослыми, с которыми не соскучишься, — каждый день выходил таким насыщенным, что времени на тревожные мысли или уныние не оставалось. Жизнь, со своими радостями, новыми впечатлениями и нечастыми огорчениями, бурлила и вертелась вокруг Макса со скоростью смерча, скучать и предаваться унынию было просто некогда. Школа, спорт, совместные игры, походы, обязанности по дому, общение с новыми друзьями — в таком плотном графике найти время на тоску было сложно, но иногда прошлое все же догоняло его, и тогда сквозь пестрый калейдоскоп свежих эмоций прорывались они — воспоминания.       Макс каждый раз вздрагивал за секунду до того, как в голове появлялись образы из прошлой жизни: старые друзья, старая школа, старая улица, домик на дереве во дворе Степлтонов, Дженна… Эти картинки из прошлого никогда даже не удавалось толком рассмотреть: вроде бы у домика была дощатая крыша — или нет? Кажется, у Чака Морриса, через которого они с Алексом покупали пиво и сигареты, была щербина между зубов. Или у него не было целого зуба? А у Алекса как будто был шрам над левым глазом — тонкая волосяная линия, которая делила бровь пополам. Или над правым? Или шрам был вовсе не у него?       Сами по себе эти флешбеки не вызвали бы тревоги, вот только они часто являлись первым звеном в череде грядущих неприятностей. Будто из прошлого в настоящее за Максом тянулась когтистая лапа, от которой было никак не увернуться.       За воспоминаниями всегда шло смутное и неопределенное чувство стыда, что он занимает в этой семье чужое место. Что он виноват перед ними — и перед взрослыми, и перед детьми, — за то, что выдает себя за другого, а на самом деле вовсе не достоин быть Фостером наравне с остальными: ведь его взяли временно, а потом просто забыли вернуть обратно на попечение государства. Конечно, это была ерунда! Ему ни словом, ни делом ни разу не дали повода так думать… Ну, может быть, в пылу ссоры Юджин и сказал такое разок, чтобы побольнее зацепить, но это было уже давно и с тех пор никогда не повторялось. Короче, чувство было дурацкое и ни на чем не основанное, и появлялось оно нечасто, но уж если пришло — дальше бывало только хуже, потому что за ощущением «самозванца» шли мысли о Дженне.       Вот они уже выворачивали душу наизнанку. Тут было сразу все: самообвинения в том, что он ее не уберег, что она погибла за него, из-за него, вместо него… И обжигающее чувство вины, что он эту утрату как-то слишком легко отпустил — недостаточно выстрадал, недостаточно оплакал. Словно это было с его стороны предательством — жить теперь в другой семье, с любящими родителями, радоваться жизни как ни в чем не бывало, расти, учиться, влюбляться, играть, смеяться, когда Дженна лежит в могиле.       Эмоции эти были токсичными, и Макс часто прорабатывал их и со школьным психологом, и с Тейлор, когда ещё ходил к психологу, и пока Тейлор была рядом. Мысли почти перестали его донимать, но иногда все же возвращались, и вот тогда, вслед за ними приходил Роб.       Днем он ни за что не сунулся бы — какие бы тяжкие сомнения не роились у Макса в голове, а чувство безопасности и надежности в этой семье уже было главным — у Фостеров Макс никого не боялся. Шумная теснота нового дома не пустила бы злодея из воспоминаний, а реальных злодеев не пустила бы охранная система и общая бдительность — Фостеры-старшие были помешаны на безопасности и активно прививали свои навыки детям. Нет, днем Роб не прошел бы, это точно, а вот ночью — и не в дом, а прямо в мысли — дело другое.       Почему-то сценой кошмара всегда был вытоптанный пустырь за трейлерным парком, на котором скрытая от посторонних глаз местная ребятня пробовала всякое запретное — сигареты, пиво, что покрепче. Здесь всегда было лето — может быть, потому что Макс не ходил за трейлерный парк зимой — тропинку заметало снегом, — а может быть, потому что именно летом у них хватало времени на всякую ерунду.       Жаркий полдень в этом месте ощущался кожей. Стрекот саранчи в сухой траве щекотал слух, камушек, попавший внутрь кроссовка, колол пятку, и все было таким настоящим и убедительным, что нельзя было не поверить и в остальное. В Роба, например.       Тот нашел его здесь. Во сне он еще не был убийцей. Не был заключенным в тюрьме строго режима, не носил оранжевый комбинезон. В кошмарах Макса он был солидным преуспевающим доктором, приличным и обаятельным — таким, каким и казался всем окружающим, ловко скрывая за дорогим костюмом и респектабельной внешностью натуру психопата, — и от этого было только страшнее. Макс помнил, как менялся его взгляд, когда он недовольно оборачивался к нему, или когда они оставались с Робом вдвоем, как в глазах у того появлялась брезгливая ненависть — единственное неподдельное чувство, которое он к Максу испытывал.       Руки Роба с длинными тонкими пальцами, чудовищно сильные и почему-то ужасно большие сомкнулись на его шее плотно, как тиски, и Макса сковал такой ужас, какой бывает только во сне — пронизывающий все тело от пяток до макушки, куда более реальный, чем в реальности.       — Давно надо было тебя прикончить, чертов щенок… — сказал голос из прошлой жизни словами из прошлой жизни. Или настоящими словами — единственно теми, которых Макс и достоин?       Роб душил его с невероятной силой, сжав горло так, что казалось, голова уже должна была отделиться от тела. Было чудовищно больно, кошмарно страшно, а еще опустошающе ясно — случилось то, что и должно было случиться. Наконец он, Макс, получил по заслугам, не прошлое догнало его, а настоящее — его персональное. Судьба, от которой он пытался скрыться за чужими спинами, в чужой семье, настигла. И от этого чувства налетевшего, неизбежного рока было хуже всего.       Макс проснулся без крика, с сухими глазами, но бешено стучащим сердцем. В спальне было тихо и темно. Кошмар исчезал, постепенно стираясь из памяти, как меркнут на воде солнечные блики, стоит появиться на небе облаку, — образ за образом, картинка за картинкой, — но чувство страшной тревоги в груди не проходило, наоборот — росло. Роб исчез вместе со всеми воспоминаниями о его больших и сильных руках, едких, как кислота, взглядах и мерзких словах, но зло, которое он нес в себе, которое он олицетворял собой, осталось: отравило тело и мысли, лишило сна и покоя окончательно и бесповоротно — так по крайней мере казалось сейчас.       На соседней кровати мирно посапывал Юджин, высунув из-под одеяла руку с переводной «татуировкой» на запястье. Спал он на животе, уткнувшись носом в подушку, явно давая передышку пострадавшей пятой точке, которой пришлось днем расплачиваться за внезапный приступ дурного настроения у ее хозяина, и даже не шелохнулся, когда Макс выскользнул из своей кровати.       Одеваться на ощупь и впотьмах было непросто — из-за опущенных роллет на окнах спальня погрузилась во мрак, в котором было даже не понять ее истинных размеров — и без того большая комната казалась еще больше, — и у Макса ушло минут пять, чтобы отыскать штаны, носки, кроссовки и худи в своем комоде. Смартфон нашелся в постели под подушкой — и это было удачей, иначе Макс ушел бы и без него.       Часы показывали четвертый час ночи, когда он, ступая на носочках и стараясь не дышать, проскользнул по площадке второго этажа мимо спальни взрослых, спустился в гостиную и, придержав язычок замка на входной двери, чтобы тот не щелкнул, выскочил на улицу.       Ночь была черной, как дно подгоревшей кастрюли. Тихая, звездная и безветренная — что было совсем не характерно для портового города, — и от этого ощущение нереальности становилось только сильнее.       Повинуясь зову сердца, а не голосу разума — который, хоть и сонный, но уже начинал твердить, что Макс поступает глупо, сбегая из дома из-за страшного сна, — Тирелл прошел пару кварталов, поминутно оглядываясь, словно за ним следили, и только окончательно убедившись, что «хвоста» нет, и он в двухэтажном районе один топчет влажный от росы асфальт, выпрямил спину и взял курс туда, куда стремился здесь, в городе на побережье, всегда, что бы не случилось — к морю.       Через Кинг-каунтри до аэропорта ходил ночной автобус, на котором Макс, прячась в конце салона от удивленных взглядов, доехал до моста через Грин-ривер. По Западному шоссе прошел Мерсер-айленд, уже чувствуя соленый запах залива и накатывающую усталость — оказывается, бежать среди ночи через весь город к знакомому пляжу, дело утомительное, особенно, если ты плохо спал. Дальше, через центр города и Фармаунт-парк, вдоль всего побережья; можно было даже не мечтать дойти пешком до Алки-бич, и Макс сверился с навигатором. На его удачу здесь тоже ходил автобус, который вез ночных пассажиров аэропорта от Шор-лайна на юг, к самому Лейкленду.       Сесть в автобус, заплатив доллар и двадцать центов, оказалось не проблемой, но дальше начались трудности — бдительный водитель, пожилой афроамериканец с доброй сотней косичек, торчавших из-под форменной фуражки, аккуратно, но крепко схватил Макса за локоть:       — Ты куда это едешь среди ночи один, а, парень?       Макс, успевший заготовить на такой случай формальный ответ, устало бросил, стараясь, чтобы голос звучал пониже и взрослее:       — Домой из аэропорта…       — И откуда же ты прилетел?       — Из Портленда, — наобум буркнул Тирелл.       — А где живешь тут, в Сиэтле?       Вопрос был простым до чертиков, безо всякого подвоха, и сонный Макс, обалдевший от ночной прогулки, дурных мыслей и кружащего голову чувства неожиданной свободы и самостоятельности, сказал их настоящий адрес. Это был провал, и Макс понял это сразу по улыбке на лице водителя. Тот усмехнулся:       — Так это же в другой стороне города, сынок?       Все, что в этой глупой ситуации оставалось — это растерянно потереть лоб ладонью, что Макс и сделал. Потом ответил:       — Перепутал! Мы живем совсем не там, сэр. На Алки-битч, возле пляжа… — это звучало жалко, совсем неубедительно, но судьба, как это часто бывает, сама уладила проблему, которую создала. Водитель понимающе кивнул и отпустил Максов локоть:       — Чертов джетлаг, а? Представляю, каково тебе после перелета через всю страну. Небось, с трудом помнишь свое имя! Садись рядом, парень, поспи. Я разбужу тебя возле Алки-бич.       Спать Макс не стал, но послушно сел за креслом водителя и, натянув на голову капюшон толстовки, достал из кармана телефон. Пропущенных не было, и он облегченно выдохнул. Все спят. Никто не знает, где он и что делает — вот и хорошо. Ему только нужно посидеть часок у воды, отдышаться морским ветром, привести чувства в порядок, и он вернется — так же тихо и незаметно, никого не разбудив.       

2

      У залива было ветрено. Небо светлело, и раннее утро оказалось холодным. Макс поежился, отругал себя за то, что не взял куртку. Прошелся по городскому пляжу, постоял у кромки воды, любуясь на кучерявые верхушки ленивых пенистых волн. Очень хотелось разуться и потрогать воду или хотя бы мокрый песок босой ногой, посмотреть, как он станет бурлить, просачиваясь между пальцами, но это почти гарантированно значило простудиться, и Макс не решился. Вместо этого он добрел до вышки спасателя — пустой в это время суток — и, обхватив себя руками, чтобы согреться, уселся на узкую деревянную скамеечку у основания лестницы.       Несмотря на ранний час, город за спиной потихоньку просыпался. Одинокие автомобили шуршали шинами. Хозяин лавки, торговавшей пляжными закусками, открывал ставни витрины, и оттуда доносился запах вареных сосисок. Вдоль кромки воды из Уотерплейс бежала девушка в ярких розовых велосипедках, волосы она собрала сзади в хвостик, и на бегу он весело подпрыгивал. Чайки кружили над волнами в поисках пищи и недовольно покрикивали друг на друга.       Макс подумал, что его одержимость морем может стать проблемой, если он не научится держать себя в руках. Вряд ли Нил в другой раз проявит понимание — его терпение отнюдь не безгранично, это было всем известно хорошо. Улизни Макс на пляж без разрешения снова, и отец точно напомнит ему, какие следы оставляет на заднице армейский ремень и как долго они потом проходят. Можно было, конечно, убегать вот так — по ночам, но у этого решения были свои минусы: кто-нибудь мог и заметить его отсутствие в спальне, да и спать после отбоя чаще всего хотелось. Удивительно, что сегодня его до сих пор не хватились…       Стоило об этом подумать, как телефон в кармане вздрогнул — пришло сообщение. Макс обреченно вздохнул, разблокировал экран.       «Ты в порядке?» — спрашивал папа.       «В порядке» — послал в ответ Макс. И, прикусив губу, добавил: «Прости».       Он представил с каким лицом Нил сейчас набирал ему текст. Наверняка брови у него съехались к переносице и выгнулись такой строгой дугой, что на лбу появилась вертикальная черта, похожая на восклицательный знак — «последнее папино предупреждение» — так они назвали эту морщинку за глаза.       «Кто вчера забирал вещи из прачечной, ты или Эндрю?» — это был дурацкий вопрос из системы безопасности, которую Нил и Джиллиан разработали для своих детей после их похищения. В случае, если дело было плохо, и тебя держали в заложниках, можно было ответить на выбор — «Я» или «Эндрю». Это был знак, что ты в беде.       «Кейт» — набрал Макс. Это значило, что ему ничто не угрожает.       Телефон замолчал. Макс долго смотрел на экран, ожидая сообщения «Где ты?» или «Когда вернешься?», но их не было. Нил не звонил и ни о чем не спрашивал. Это было неожиданно и даже неприятно. Тут же зашевелилось в душе тоскливое чувство, от которого он сбежал из ночного кошмара прямо к морю — что он им все-таки не нужен. Ушел — и ладно. Нет его — и хорошо, без него только лучше. Правильно — зачем им такой… проблемный. Нервный. Упрямый.       Макс подобрал ноги к груди, обхватил себя за коленки, чтобы согреться и еще, чтобы почувствовать хоть чьи-то объятия — пусть даже свои собственные.       Небо за заливом становилось все ярче. На том берегу уже угадывались очертания корпусов Форт Уорта и пристани. День обещал быть пасмурным.       В море было что-то загадочное, не зря оно так его манило. Еще дома, в Портленде, Макс часто сбегал к морю от своих проблем, и каждый раз оно было темным и сердитым, оно плевалось солеными брызгами, пугало высокими волнами и грозным шумным прибоем. Здесь же оно было совсем другим! Спокойным, терпеливым, понимающим, принимающим, надежным. Родным, что ли...       Наверное, дело было в том, что море стало для Макса символом перемен к лучшему. Пугающая, необузданная стихия из прошлой жизни, не сулящая ничего хорошего, теперь оказалась мягкой и покладистой. Может быть, потому что море было другое, а может быть, это Макс стал другим…       Он хотел было еще немного себя пожалеть, прежде чем ехать домой сдаваться, но тут на плечо внезапно легла знакомая рука и сразу же пресекла попытку вскочить от неожиданности. Макс поднял голову — отец смотрел на него именно с тем строгим выражением на лице, которое он себе представил пятнадцатью минутами раньше.       — Надевай, — Нил снял свою ветровку и накинул ее Максу на плечи. — Живо!       Под курткой у отца оказалась домашняя толстовка с дурацкой надписью «Foster's Pup». Когда-то в порыве чувств Джил заказала такие для всех, но ни парни, ни девчонки носить их не стали, один Нил не расставался со своей и надевал даже с гордостью.       — Подвинься, — велел он, когда Макс сунул руки в рукава его куртки и предсказуемо в ней утонул. — Кошмар приснился?       — Угу.       Макс подвинулся. Нил сел рядом и тут же стиснул его в своих грубоватых, но крепких объятьях. Похлопал по спине в фирменном успокаивающем ритме.       — Как ты догадался про кошмар?       — Слишком порывистый поступок, уйти среди ночи из дома, никому ничего не сказав. Типичный идиотизм. Для тебя такое нехарактерно, разве что ты был под воздействием сильных эмоций.       — А как понял, где меня искать? Я даже браслет не надел.       — Я хорошо знаю своих детей, Макс.       — Прости, — пискнул Тирелл, не пытаясь, впрочем, выбраться из хватки, а лишь глубже зарываясь лицом в серую толстовку.       — Я не сержусь на тебя, Макс. Я за тебя волнуюсь. Давно сидишь?       — Угу.       — Полегчало?       — Угу.       — Надо купить тебе проездной.       — Зачем?       — Так получается выгодней. Сможешь ездить сюда почаще, раз тебе это место покоя не дает. Только не ночью и не вечером. И не вместо школы. И не вместо домашних дел по расписанию. И не вместо физподготовки, и само собой не вместо…       Макс не выдержал и прыснул.       — Ладно, — буркнул Нил. — Наверное, я иногда перегибаю палку…       — Наверное? — ехидно переспросил Макс, чувствуя, как остатки тяжелого кошмара и сомнений улетучиваются, освобождая место шутливому настроению. — Иногда?       — Не переусердствуй с сарказмом, сынок, — мягко рыкнул Фостер. — Я в курсе, что поступаю порой авторитарно и даже по-солдафонски. Просто вы, ребятня, — моя зона ответственности, и вырастить вас — самое важное задание в моей жизни, и я никак не могу его провалить, понимаешь? Это исключено. А с вами бывает чертовски непросто! Некоторые решения приходится принимать вслепую, руководствуясь не логикой и правилами, а… черт знает чем.       — Чувствами? — уточнил Макс, не переставая глупо улыбаться.       — Чувствами, чувствами, — проворчал Нил. — А я ведь человек простой, я не люблю менять то, что работает, и чинить то, что не сломано. А вы у меня будто не дети, а пять головоломок, каждая со своим секретом. Посидим еще? Хочешь?       — Нет. — Как ни подмывало послушать нечастые папины откровения, но Макс уже насиделся. Дурное настроение прошло окончательно с появлением отца. — Я теперь хочу домой.       — Тогда пойдем уже. Джил волнуется.       До припаркованного внедорожника они прогулялись по берегу. Фостер бросил недовольный взгляд на лавку с фастфудом и проворчал: «Сплошные трансжиры и углеводы», но Макс не сомневался, что пакет с едой именно отсюда появится в скором времени на обед — уж больно нравилась всем местная еда, — а Макс давно уже понял, что на самом деле Нил Фостер — это добрый коп, который настойчиво притворяется «злым».       — Разрешите вопрос, сэр? — с подколкой отчеканил он, когда они подошли к машине.       — Валяй.       — Дома меня ждет ремень?       Фостер задумался. Наморщил лоб.       — Полагаю, что да. Не уверен, но скорее всего. Есть аргументы против?       — Ну-у… Если опираться на чувства, а не на правила, то…       — Садись в машину, — подтолкнул его Нил в раскрытую дверь. — Правила придуманы, чтобы их соблюдать.       — Вообще-то, я действовал под влиянием сильных эмоций! — оправдывался Макс, пристегиваясь.       — Первые минут десять — поверю. Затем ты пересек полгорода, чтобы посидеть у моря в любимом месте и явно намеревался скрыть ото всех эту вылазку. Пренебрежение безопасностью — это раз. Обман — два, — пошел перечислять Нил. — Вопиющее нарушение режима...       — Мне ничто не угрожало, и я уже не маленький, чтобы отпрашиваться!       — Не маленький, — согласился Фостер, запуская двигатель. — Поэтому и ремень.       

3

      Дома было тепло и тихо. Гостиная наливалась мягким светом раннего утра. У Джил были растрепанные волосы и немного испуганный вид, который она тут же скрыла, стоило им с Фостером переступить порог.       — Нашел, — кивнула она, притягивая к себе Макса. — Ты не замерз, милый? Кофе сварить или сразу отправимся спать? — спросила она у обоих. — Еще только пятый час.       — Дай нам с Максом пятнадцать минут, — ответил Фостер, снимая у Тирелла с плеч свою ветровку.       — Пятнадцать минут? — наигранно ужаснулась Джил. — Макс, ты что угнал истребитель с военной базы?       — Очень смешно, — отозвался Нил за него и направился к двери в кладовку под лестницей. — Будто мои погибшие нервные клетки и седые волосы уже ничего не стоят.       — Пять минут, мальчики. И сразу по кроватям, — отрезала Джил. — Хватит сбивать режим.       Макс думал, что она поднимется наверх, но вместо этого Джил с озадаченным видом ушла на кухню, будто намеревалась что-то там готовить. Он ее не видел, но знал, что она совсем рядом, за узкой стенкой, а еще она очень удачно пошутила про «пять минут», и от этого атмосфера, которая и так не была напряженной, стала еще спокойней.       Даже Фостер, складывая петлей ремень, больше не хмурился, а глядел устало и, как показалось Максу, слегка виновато.       — На диван, — коротко приказал он. — Штаны вниз. — А когда Макс по наивности приспустил их лишь слегка, сам сдернул вместе с трусами до середины бедер. — Твоя безопасность — это абсолютный приоритет. Я или Джил всегда должны знать, где ты. Это ясно?       — Ясно, — буркнул Макс.       — Очень жаль, что такие простые вещи приходится напоминать по многу раз, — вздохнул Фостер.       Ремень, от которого Тирелл уже успел основательно отвыкнуть, стал втолковывать значение слова «всегда». Было больно, но терпимо. Хлопке на пятом, когда крепко пригрело, Макс не сдержался и тоненько вскрикнул.       — Потише, а то всех перебудишь, — сказал Фостер. Он дал перевести дух и продолжил.       Макс слышал, как на кухне Джил зачем-то включила воду в мойке, хотя они с Эндрю еще вчера перемыли всю посуду.       — Руки, Макс, — сказал Нил, когда тот непроизвольно потянулся прикрыть уже вовсю горящий зад. — Еще три.       Последние три оказались особенно горячими, и вытерпеть их удалось с трудом — пыхтя и отчаянно дергая ногами.       Пяти минут «на разговор» им не понадобилось, Фостер уложился в одну. Рука, державшая Макса за поясницу, пробежала по спине, поправляя съехавшую к плечам кофту, и задержалась на макушке, ласково потрепав по волосам.       — Вставай.       Стоило подняться, как из кухни тут же вышла Джил — Макс едва успел натянуть трусы и брюки на пульсирующую задницу.       — Иди, пожалею, — она обняла его как маленького и, прижавшись теплой щекой к уху, сказала: — Ты нас напугал. Пожалуйста, не делай так больше. В другой раз разбуди меня или Нила, или нас обоих — только не исчезай в ночи в неизвестном направлении.       — Не буду, — буркнул Макс.       — Хорошо. Тогда марш наверх, досыпать. И потише, пока Юджин не проснулся, а то будет опять сумасшедший дом, стоит поднять детку не с той ноги.       Макс поплелся по ступенькам наверх, потирая саднящий зад. Странное в душе было чувство — радостного умиротворения, будто ему вернули любимую игрушку или что-то гораздо более важное — уверенность в себе и в близких. Он был дома. Его ждали и любили, за него беспокоились. Он был здесь в безопасности. Смятение, которое принес кошмар, исчезло окончательно — и как будто это случилось аккурат с последним хлопком ремня…       Возле двери в спальню Макс задержался на секунду. Снизу доносилось приглушенное ворчание Фостера:       — Чуть с ума не сошел… Надо же было придумать… Как без ремня?       — Ладно, ладно, — уговаривала его Джил. — Иди, пожалею.