Последняя роза ордена

      На ночной дороге стояла умиротворяющая тишина, нарушаемая лишь трелями насекомых в траве да мерным стуком копыт. Геральт ехал не спеша, пытаясь насладиться редким моментом относительного спокойствия. Не намечалось никаких крупных заказов и дел. Мысли ощущались слишком легкими в противовес всем событиям последнего времени, снежным комом свалившихся на голову, и с непривычки больше настораживали, чем радовали.       Натянув поводья, Геральт остановил недовольно фыркающую Плотву посреди дороги. Путь, залитый светом от полной луны, был свободен в любом направлении, и следовало бы найти доску объявлений в ближайшей деревушке или заехать в Оксенфурт, огни которого виднелись вдалеке. Он всегда помнил, что как бы не была прекрасна передышка, кошель сам себя не наполнит. Хотя в запасе все еще имелся реликтовый меч, который при хорошем раскладе можно было выгодно продать.       Ленивые размышления резко прервались воинственными воплями раздавшимися со стороны перелеска. «Накеры, чтоб их», — тут же вспыхнуло в мыслях, — «сколько их здесь еще». Это было уже третье или четвертое гнездо, встретившееся ему за те несколько дней, что он провел в этой местности.       Мимолетного сомнения хватило, чтобы все-таки проверить, что на этот раз послужило причиной активности этих мелких чудовищ — охота на лесное зверье или на очередного работягу, неудачно прикурнувшего в тени деревьев и не заметившего наступления ночи. Во втором случае возможно перепадет немного крон, если конечно он успеет до того момента, как от несчастного останутся одни башмаки.       Развернув лошадь, Геральт пришпорил вороную кобылу, направляя ее в перелесок. И чем ближе приближался к гнезду, тем отчетливее различал звуки сражения. Вдали уже виднелась человеческая фигура, уверенно рассекающая мечом воздух, целясь по уродливому туловищу одного из чудовищ. Громко взвизгнув, накер отскочил от лезвия и тут же бросился вновь, давая остальной стае возможность атаковать со спины. Геральт хорошо знал их тактику. Главное — не дать им себя окружить, иначе все может закончиться скверно.       Не доезжая до места битвы десяток метров, Геральт на ходу соскочил с лошади и хлопнул ее по черному крупу, прогоняя прочь. В глаза бросились тяжелые движения воина, с каждым мгновением становившиеся все грязней; сила, иссякаемая ловкими и резвыми противниками, быстро убывала. Человек явно не рассчитал своих возможностей — ночью при одном лишь свете луны шансы справиться с подобным натиском были невелики.       Уверенно обнажая серебряный меч и накладывая квен, тут же ощущая искрящуюся энергию окутавшую тело, Геральт без промедления атаковал ближайшего накера, одним тяжелым ударом рассекая его надвое. Часть визжащей своры в один момент переключилась на него. Громко вереща, они наскакивали на серебряное острие, словно блохи на бродячего пса.       — Не отвлекайся! — крикнул Геральт, не прекращая рубить чудовищ мечом.       Человек инстинктивно повернулся на раздавшийся вой, короткая заминка, и один из атакующих его накеров полоснул когтистой лапой в опасной близости от бедра.       Следующий, бросившейся на воина, накер выпотрошенной кучей пал ему в самые ноги. Геральт, увидев, что человек вернул свое внимание на монстров вплотную, принялся за «своих». Арсенал его возможностей, с появлением вынужденного соратника, сильно поубавился, стиль его боя редко включал в себя напарников и не был рассчитан на особую осторожность. Привычная тактика могла значительно облегчить дело, но, опасаясь ненароком попасть по человеку, приходилось ограничиваться только необходимыми маневрами. Держа дистанцию с визжащими тварями, он плавно перемещался, в конце концов вставая спина к спине с воином, освобождая себе пространство для использования знаков.       Дождавшись атаки чудовищ, Геральт опалил их мощной волной игни, направляя поток пламени в разинутые пасти. Шкуры пары накеров тут же вспыхнули, и одного точного удара хватило, чтобы снести им обоим головы, пока еще несколько штук ушли под землю, выжидая момент для следующего нападения. Лязг когтей о металл, раздававшийся в стороне, подсказывал Геральту, что битву продолжает не только он.       Сосредоточив чутье, он пытался определить, откуда скорее всего вылезут оставшиеся твари. Выскакивая поочередно в запале битвы, растеряв сплоченность и подобие организованности, они становились легкой мишенью. Расправа над оставшимися накерами казалась совсем скорой. Понадеявшись, что у воина все под контролем, Геральт добивал остатки чудовищ, чередуя игни с серебряным мечом. Смрад от опаленных тел бил в нос привычной тяжестью. Последнее чудовище не в силах противостоять ударной волне аарда, отлетело в сторону, цепляясь когтями за рыхлую почву. Одним выпадом Геральт достиг распластавшегося накераи и пронзил костлявую грудь насквозь, чувствуя, как острие меча входит в землю.       И проверив с помощью ведьмачьего чутья, не осталось ли в живых кого из чудовищ, Геральт не спеша убирать меч в ножны повернулся к воину. Чужое загнанное дыхание било по слуху. Одним движением головы, встряхивая волосы, прилипшие ко лбу, человек развернулся к нему лицом и едва переведя дух, спросил:       — Позвольте узнать, — рваные вдохи все еще прерывали его речь, — кому я обязан…       — Зигфрид? — одного голоса хватило, чтобы Геральт узнал того, кто стоял перед ним.       — Геральт, — неверие и облегчение смешались в протяжном выдохе, — здравствуй, я… я рад снова встретить тебя, — рыцарь задержал на нем взгляд, но спохватившись, поспешно отвел его в сторону.       — Я тоже, — ответил Геральт, скривив губы в подобии улыбки.       Рассеянного света от луны оказалось достаточно, чтобы можно было рассмотреть человека перед ним — все те же светлые волосы и молодое лицо.       — Спасибо, без тебя пришлось бы тяжко, — Зигфрид вновь посмотрел на него и не обращая внимания на испачканное лезвие, вложил меч в ножны. — Не ожидал, что их будет так много.       Геральт оторвал удивленный взгляд от чужого оружия и осмотрелся по сторонам, оценивая количество трупов, которых оказалось более чем прилично. А это значило, что где-то поблизости находилось гнездо.       — Нужно взорвать гнездо, — озвучил он свою мысль, продолжая блуждать взглядом по невысокой траве, ища убежище накеров, — иначе твари опять расплодятся.       Зигфрид лишь кивнул. Много времени на поиски не потребовалось. Рыхлый холм, увенчанный костями и ветками, нашелся довольно быстро. Геральт продолжал внимательно вслушиваться в любой подозрительный шорох, но слух улавливал только заполошное биение чужого сердца.       — Я не ожидал тебя здесь увидеть, — прервал тишину Зигфрид, медленно приближаясь к нему.       — Да странное, конечно, место для ведьмака, большака с кучей монстров и деревень, — ответил Геральт, разбавляя серьезную речь каплей незлобной издевки. — А вот как вы попали сюда в таком количестве, уже интереснее.       Он не стал упоминать, что уже повстречал некоторых членов ордена. И как прошла встреча с ними тоже.       — Ты про рыцарей пылающей розы? — и без того невеселый Зигфрид сник еще больше, голова почти склонилась к груди, а плечи опустились, словно на них положили мешок с зерном.       Не будь Геральт ведьмаком, навряд ли рассмотрел бы в ночи его сведенные брови и прикушенную губу.       — Ну можно и так сказать, — невесело хмыкнул он. — Вот только, как я заметил, от рыцарей там мало что осталось.       — Это было, — Зигфрид тяжело вздохнул, — да и есть, сложное время. Не все смогли пройти его достойно.       — Угу, с нашей последней встречи многое изменилось, — «и ты в том числе», хотел добавить Геральт, но промолчал, только внимательнее вглядывался в рыцаря.       В Лок Муинне он видел перед собой совершенно другого человека, чье будущее блистало столь ярко, что не оставалось сомнений в дальнейшей судьбе нового магистра ордена.       — Ордена, который мы все знали, больше нет, — голос его звучал глухо, перебиваемый оживившимся стрекотом насекомых, — а, следовательно, и рыцарей тоже.       Хорошо, что Зигфрид это понимал. Чего только стоила встреча с Ульрихом, вскрывшая всю плачевность их положения. Отчаявшиеся, озверевшие, опустившиеся почти на самое дно представители некогда благородной организации. Их новый образ никак не вязался с Зигфридом.       Разговор не ладился. Геральт кивком головы предложил покинуть место недавнего сражения и рыцарь, не раздумывая, последовал за ним. Окинув взглядом луг с редким подлеском по краю и найдя свою лошадь, уже мирно пасущуюся в низкой траве, Геральт подозвал ее мелодичным свистом, но на звук откликнулась еще одна, спокойным шагом сразу устремившаяся к ним. Стоило животному подойти, как оно тут же сунулось мордой в подставленную руку хозяина, чье напряженное лицо на миг расслабилось, вновь обретая привычные черты.       Геральт отвернулся, подыскивая подходящее место для привала. Небольшую поляну, располагающуюся около молодых деревьев и небольшой реки, он приметил почти сразу. Зигфрид также молча последовал за ним. Все то время, пока они шли к выбранному месту, он держался почти вплотную к ведьмачьему боку. И Геральту становилось все сложнее не замечать его состояния. Осунувшийся и изнуренный, он шел почти не разбирая дороги. И зачем Зигфрид вступил в сражение со стаей чудищ, понять становилось все сложнее.       С каждым шагом тишина становилась все натянутей, но Геральт, словно чувствуя чужой настрой, не решался ее нарушить. До поляны оставалось не так далеко, и деревья начинали редеть. Заметив это, он принялся собирать ветки и мелкие поленья.       — Для костра, — зачем-то решил уточнить он.       Зигфрид, словно очнувшись ото сна, перевел взгляд на руки Геральта, в которых уже скопилась небольшая охапка, и тоже начал выискивать взглядом древесину. Хоть ночь и была ясной, ему с трудом удавалось различить поленья в темной траве, и дело это у него спорилось не так успешно, как у ведьмака. Но, приближаясь к выбранному месту, они все же сумели набрать достаточно дерева.       Осмотревшись, Геральт решил не доходить до самой поляны, а расположить импровизированный лагерь на окраине колока. Все то время, пока он очищал землю от мелкого мусора подошвой сапога, и складывал поленья и ветки в будущий костер, Геральт время от времени ощущал на себе чужой взгляд, но стоило оглянуться, как взгляд тут же исчезал, а Зигфрид молча продолжал обустраивать место для отдыха. Не предав этому особого значения, Геральт заканчил возиться с костром.       — Игни, — тихо произнес он и из руки вырвались красные искры.       Удостоверившись, что костер хорошо разгорелся и не угасал, Геральт придвинул к огню бревно, лежащее неподалеку. Подозвав свою лошадь и сняв с нее седельные сумки, он нежно провел рукой по темной гриве. Недолго провозившись с лошадью и отпустив ее пастись дальше, Геральт сел возле огня, готовясь очистить лезвие меча от накерской требухи и краем глаза замечая, как его спутник, отстегнув ножны, небрежно опустил оружие на землю.       — Все это так странно, Геральт… — тихо заговорил Зигфрид и, сев чуть поодаль, облокотившись спиной о высокое дерево, уставился вдаль невидящим взглядом. — Я не мог представить своей жизни без ордена… И вот сейчас, когда его нет… я на самом деле чувствую, словно нет и меня.       Закончив свою несвязную мысль, Зигфрид все же посмотрел на него.       — Я понимаю, о чем ты…       — Не понимаешь, Геральт, — он обреченно качнул головой, — это я привел орден к этому, и винить в том, что с ним произошло нужно лишь меня.       — Зигфрид, послушай…       — Не нужно…       — Зигфрид, — тверже чем хотел прервал Геральт, и увидев смирение в чужой позе, продолжил: — ты забываешь про главного человека, который стал виной тому, что произошло, — Зигфрид сидел потупив голову, и только по напряженной позе Геральт понял, что его все еще слушают, — Радовид тот, кого нужно винить.       — Если бы все было так просто, — невесело усмехнулись ему в ответ.       Геральт подозревал, что он не первый, кто говорит ему подобные слова, но, кроме них, в голову ничего не приходило. Продолжая скользить плавным движением руки по испачканному лезвию и стирая тряпицей остатки внутренностей, он посмотрел на Зигфрида. Теплый свет, исходящий от пламени костра, подсвечивал залегшие под его глазами темные тени и неестественную серость кожи.       — Выпьем? — повертев меч на свету, Геральт проверил свою работу, невольно задерживаясь взглядом на огненных всполохах, отражающихся на поверхности лезвия.       Аккуратно прислонив оружие рукоятью к бревну, он, неглядя, выудил из лежащих за спиной седельных сумок бутылку, заманчиво поблескивающую пузатым боком. И, не получив ответа, откупорил ее и сделал глоток.       Ночи по-прежнему оставались по-летнему теплыми, и сидеть у открытого пламени, вокруг которого кружились мелкие насекомые, становилось жарко. Но Зигфрид, напротив, развернулся к костру, всем телом поднеся раскрытую ладонь к огненным языкам.       — По правде сказать, не ожидал увидеть тебя живым, — озвучив свою мысль Геральт и протянул ему бутылку. — Радовид так просто отпустил тебя?       — Живым? — все-таки приняв бутылку, Зигфрид не принюхиваясь отпил небольшой глоток, тут же скривившись. — На счет Радовида, — вытерев губы тыльной стороной ладони, он передал алкоголь обратно, — это был уже не тот человек, который когда-то обещал ордену светлое будущее. В последнее время я с трудом понимал, что творится у него в голове.       — С этим трудно поспорить, — встречи с королем Редании оставили у Геральта похожее впечатление, — Радовида больше нет, — и поймав удивленный взгляд, уточнил: — думал, тебя это успокоит.       — Слабое утешение, — в противовес словам его губ, коснулась однобокая улыбка, которая, впрочем, надолго не задержалась — но это действительно хорошая новость. Спасибо, Геральт.       — Ага, всегда пожалуйста, — пить одному не хотелось и закупорив бутылку, он убрал ее обратно.       — Не помню, что бы ты раньше носил бороду, — уже расслабленней сказал Зигфрид, внимательно рассматривая его лицо.       — Сказали, что мне идет, — подкинув в костер пару веток, Геральт перемешал тлеющие угольки, выпуская из костра сноп искр.       — Не обманули, — немного отодвинувшись от огня, Зигфрид продолжал всматриваться в лицо напротив, — тебе и правда идет, — слишком тихо произнес он.       Разговор снова потух. Редко, когда молчание тяготило Геральта, но сейчас, когда на душе вновь становилось гадко от чужеродного для всей его ведьмачей природы чувства, и он не мог найти в себе сил просто закрыть на него глаза. Несмотря на все попытки сохранять отчуждение от проблем окружающих, он почти каждый раз увязал в них по самую шею. И чем больше давал себе зароков, тем чаще приходилось их нарушать.       — Ну, а ты, — при каждом взгляде на Зигфрида в глаза бросалось все больше изменений в его облике: его осунувшиеся плечи и пересохшие губы, — скитаешься по деревням и спасаешь простой люд от чудищ?       — Можно и так сказать, — сорвав стебель высокой травы и крутя его между пальцев, он время от времени возвращал взгляд на Геральта, словно не веря, что перед ним именно он.       Не так ему представлялись встречи со старыми знакомыми. Зигфрид оставался в памяти как благородный и честный человек, и увидеть его одним из тех головорезов, которыми стали члены ордена, Геральт не хотел, но и то, что сейчас видел перед собой, облегчения не приносило.       — Может, ты рано поставил на себе крест? — возможно, он зря убрал бутылку, снова захотелось смочить горло, внезапно пересохшее, не то от тепла, исходящего от костра, не то от пронзительного болезненного взгляда вновь направленного на него. — Просто хотел сказать, что ты чертовски молод, Зигфрид, и у тебя есть шанс начать все сначала.       За долгую жизнь на его пути встречались десятки похожих историй, тех, что лишают всего кроме жизни: семьи, денег, положения. И очень часто на этом истории лишь начинались. Не все проходили этот путь до конца: кому-то не хватало терпения, кому-то надежды, а кому-то совсем немного удачи. И Зигфрид мог пополнить их ряды — потерянных, озлобленных, сдавшихся.       — Молод, — голос Зигфрида смешался с треском костра. — Это мало что дает, Геральт.       — Но это больше чем есть у многих, — сколько бы не пережил этот человек, сейчас перед Геральтом все больше открывался упрямый юнец, идеалист не способный принять суровость жизни. — Что тебе мешает завести семью, к примеру? — озвучил он самое очевидное, что пришло в голову.       — Есть причина, Геральт, — Зигфрид лишь невесело хмыкнул, качая головой, но после недолгой паузы, снова заговорил: — Орден заменил мне все, — он снова поднес руки к огню, — и семью, и друзей, был моим домом, и я просто не знаю… — и снова раздосадовано качнул головой, — я словно стою посреди выжженного поля, и куда не посмотри везде одно пепелище.       — Звучит так себе, — не выдержав Геральт вытянул бутылку обратно и сделал большой глоток, — но никогда не поздно уйти с этого «поля» и поискать, что-нибудь новое.       — Что, например? — слабая заинтересованность все же прорвалась в его голос.       — Будь я на твоем месте, для начала нарушил бы какой-нибудь обет, — Геральт даже предполагал, какой, но озвучивать не стал. И, судя по тому, как заалели чужие щеки, Зигфрид намек не оценил. — Знаю, что есть немного вещей хуже непрошеного совета, но все же, Зигфрид, не играй со своей жизнью. Какой бы она ни была, она одна, и отдавать ее на потеху накерам не самая лучшая идея. Ты не ведьмак, одна оплошность, и игра закончится.       — Ты прав, — Зигфрид поднялся с земли и отряхнул сюрко и плащ от налипшего мусора. — Знаешь, Геральт, за все время моего странствия я ни разу не просил у судьбы намека или знака, — стянув перчатки, он бросил их на землю и принялся ровными, размеренными движениями расстегивать ремень, — но сегодня, впервые, я попросил о них, — посмотрев в сторону реки, Зигфрид положил ремень к перчаткам, — и вот, той же ночью, встретил тебя, почти в чистом поле.       — Почему я не удивлен? — чужого рвения к ночному купанию Геральт не разделял, все чаще отдавая предпочтение цивилизованным способам мытья, но умалять свойства дикой воды, забирать на себя часть печалей и душевного груза не стал бы. — Иногда я подозреваю, что родился специально для чужих проблем, — обратив чутье на берег, Геральт постарался распознать подозрительные звуки и ничего не обнаружив, посмотрел на Зигфрида, уже стягивающего сапоги, — а иногда я в этом уверен.       — Судьба, Геральт, судьба, — от него не укрылось, как Зигфрид оставшись почти в одном подлатнике неловко подобрался, в последний момент решив оставить его на месте и спугнув пару затаившихся поблизости птиц, что шумно выпорхнули из высокой травы, направился к реке.       Оставшись в одиночестве, тело Геральта начало окутывать своеобразной ночной тишиной, разбавляемой стрекотом насекомых и редкими пересвистами мелких пташек, и утягивающей мысли все дальше. Чтобы не разомлеть еще больше, Геральт снова потянулся к седельным сумкам, доставая из них кусок войлока и пасту, намереваясь привести меч в полный порядок.       Стоило взять в руки оружие и приступить к работе, как взгляд, словно по своей воле, нашел фигуру на берегу, скользнул по уже обнаженному телу, зацепился за благородный профиль в бледном лунном свете, выглядящий особенно завораживающе. И кто бы что не говорил, простолюдину почти невозможно встать в один ряд с представителями привилегированных сословий. И дело, как предполагал Геральт, было не в чертах лица и дорогой одежде, а в определенном мироощущении, когда человек приучен думать не только о хлебе насущном. Перед тем как вернуть свое внимание лезвию, Геральт на мгновение пересекся с чужим взглядом и почти сразу отвернулся, зачерпнув пасту из банки, но всем естеством ощущая, что оказался единственным, кто отвел глаза.       Услышав спокойный плеск воды, он уже уверенней провел войлоком по металлу, продолжая время от времени использовать чутье, прислушиваясь к происходящему на берегу. Утопцы имели совершенно отвратительную черту — появляться внезапно и именно тогда, когда их не ждали, но пока вода действительно казалась безопасной.       Огненные языки все отчётливей отражались на поверхности меча, обретая четкость и едва ли не физическую осязаемость. Еще пару раз проведя войлоком по красно-оранжевому пламени, ожившему на лезвии, Геральт поднял голову и вновь нашел взглядом Зигфрида. Тот стоял по пояс в воде, закрыв глаза и почти не шевелясь, лишь время от времени проводя влажной ладонью по телу, скользя ею по длинной шее, груди и впалому животу.       Клинок сиял, словно только покинул кузницу. Геральт поднялся с бревна и, отстегнув ножны, убрал в них меч, прислоняя оба оружия к толстому стволу одного из деревьев, стоявших за спиной. Размяв затекшие плечи, он стянул перчатки и принялся за броню, ловко расстегивая все ремешки. Ведьмаки школы медведя знали толк в тяжелых доспехах, которые не раз выручали его в боях, да и вид имели вполне приличный. До наступления рассвета еще было время, и коротать его в полной экипировке казалось излишним, как бы она не была удобна, отдыхать в ней было не самой удачной идеей. От вялых размышлений его отвлекло мигом проснувшееся чутье, и тут же успокоившееся, стоило опознать в тихой поступи Зигфрида.       — Тебе не стоит забывать есть, — не поворачиваясь, бросил через плечо Геральт, продолжая возиться с застежками, — а то не ровен час, когда одного накера будет достаточно… — почувствовав за своей спиной чужое присутствие, он обернулся, — Зигфрид, что…       — Геральт, — от сорвавшегося имени с побелевших от прохладной воды губ по спине прошла еле заметная дрожь, — ты даже представить не можешь, насколько со мной все плохо. — Он стоял перед Геральтом абсолютно нагой, с силой прижимая к груди принесенные с берега вещи, — какие мысли не выходят из моей головы уже долгое время, — никакие ведьмачье инстинкты не помогали вернуть контроль над ситуацией, к такому его точно не готовили. Геральт успел лишь перехватить чужую руку, прежде чем она прикоснулась к его щеке, но Зигфрид, словно не замечая этого, продолжал говорить сбивчиво, почти шепча: — Не догадываешься, как низко я пал.       — Зигфрид, остановись, — Геральт предпринял попытку прекратить творящееся безумие замечая лишь, как мелко подрагивают все еще мокрые пальцы, — что ты творишь?! — крепче сжимая руку на чужом запястье.       — Я не знаю, Геральт, я правда не знаю, — глаза его все блуждали по лицу Геральта, то и дело останавливаясь на губах, но кроме взглядов дальше дело не заходило.       И не успел Геральт сделать шаг и хоть немного отстраниться, как Зигфрид все еще удерживаемый его рукой, опустился, почти падая, на колени.       — Мне больше нечего терять, — откинув одежду в сторону и неловко поежившись, он загнанно посмотрел на Геральта, — у меня не осталось ни чести, ни достоинства, — Зигфрид опустил освободившуюся руку на его бедро, неуверенными движениями гладя кожу, все еще скрытую под одеждой.       — Твоя проблема решается банальным походом в бордель, — он сжал запястье в своей руке еще сильнее, а второй уже готовился наложить на Зигфрида аксий, но в последний момент, уже чувствуя под пальцами тонкие волосы, не сдержал собственного рваного выдоха. Чужие губы коснулись паха сквозь слои ткани, и Геральт зарылся рукой глубже в волосы не то прижимая ближе, не то отодвигая прочь.       — Мне никто там не поможет, — Зигфрид словно не обращая внимания на боль жался ближе, и Геральт все неотвратимей чувствовал, как тело потворствует его прикосновениям, таким неловким и в тоже время откровенным.       В жизни Геральта бывало всякое, но мужчин в его постели еще не было никогда. В спутанном разуме никак не наступал момент осознания, что он, известный на всем континенте, конечно, второй после Лютика, любитель прекрасного пола и, в особенности, чародеек, будет всерьез размышлять о подобной перспективе. Его мысли никогда не посещали подобные сценарии, а тем более не находилось смельчаков, готовых рискнуть шкурой и предложить ему подобное. Взглянув на человека в своих ногах, он уже не был столь уверен в категоричности ответа. Пытался найти во влажной коже горящих, словно в предсмертном жаре, скулах, шумном сердцебиении и неровном дыхании то, что отвратит, прогонит морок зарождающегося желания, но чем дольше смотрел, тем больше взращивал его в себе.       — Зараза, ты хоть понимаешь на что идешь? — сглотнув вязкую слюну, Геральт предпринял еще одну попытку образумить его. Или себя. — Пожалеешь, но будет уже поздно.       — Не пожалею, — дрожь в голосе Зигфрида прошлась тягучей вибрацией по телу. — У меня нет слов, чтобы описать тот стыд, что я испытываю, предлагая тебе… прося о… — подрагивающей рукой он прикрыл пах и часть живота, словно утратив смелость предстать перед Геральтом совершенно открытым, — но это не идет ни в какое сравнение, с тем, что я испытываю от простого прикосновения к тебе.       И от обрушившегося на голову осознание того, кто сейчас стоит перед ним на коленях, и о чем говорит, Геральт едва не лишился опоры. Все происходящее не могло происходить наяву. Зигфрид которого он знал, никогда бы не смог сделать нечто подобное. Гордый, сильный, благородный. Или мог?       — Одно твое слово, и я уйду, — голос Зигфрида привел его в чувства, и он выпустил запястье, которое сжимал до сих пор, прохладная рука безвольно опустилась.       Геральт ухватил его за подбородок подняв голову, чтобы посмотреть в глаза. И дождавшись, когда на него посмотрят, произнес:       — Мы можем продолжить. Если ты уверен.       — Уверен, — протяжный выдох вырвался из рта, и он вновь прикрыл глаза, кладя освободившуюся руку на бедро Геральта, но так и не решаясь дотронуться до завязок штанов.       Геральт отпустил его подбородок и потянулся к своим штанам, принимаясь расшнуровывать их. Почти закончив, он почувствовал прикосновение прохладных пальцев, задевших его руку, и оставив остатки шнуровки, Зигфриду переместил руку на его шею, провел ей по нежной коже, покрытой мелкими мурашками, и запустил в растрепанные волосы, пытаясь разобраться в странных ощущениях в собственном теле.       Расправившись с завязками, Зигфрид приспустил его штаны вместе с бельем и замер в нерешительности, не поднимая взгляд.       — Я отдаленно знаю, что именно нужно делать, — он снова замялся и опустил голову, — но, если что, поправь меня.       Геральт, не успев ничего ответить, подавился воздухом от резкого вздоха. Прикосновения рук, а затем и холодных, потресканных губ, выбивали почву из-под ног. Едва ощутимые касания, почти невесомые, распаляли желание похлеще новиградских портовых девок, освоивших это нехитрое искусство, до невероятных высот. Он бы ни за что не ответил, сколько подобных ласк испытал, просто сбившись со счета. Профессиональных и не очень их было слишком много. Секс давно превратился, если не в рутинное, то в привычное, но так и не теряющее своей прелести занятие.       Геральт пытался вспомнить, когда в последний раз чувствовал нечто подобное — острое, прожигающее внутренности, почти животное. С трудом сдерживал себя, чтобы не податься вперед, не сжать волосы в своей руке сильнее и не притянуть ближе, вынуждая шире раскрыть рот. Видеть перед собой не хрупкое девичье тело, а жилистую шею плавно перетекающую в широкие плечи с точеными ключицами было так же непривычно, как и ощущать мозолистые пальцы на своем теле.       Осторожные изучающие движения Зигфрида никак не вязались с его зажатой позой и сбитым дыханием. Он так и не мог решиться на что-то большее, продолжая касаться губами головки и крайней плоти, но даже такой мелочи хватало, чтобы Геральт задерживал воздух в легких.       — Смелее, — шумно выдохнув, он все-таки притянул Зигфрида ближе. Тяжесть и томление в паху принимались диктовать свои правила.       Еще одно долгое мгновение ничего не происходило, но затем теплый рот медленно накрыл головку и тело Геральта прошиб острый, молниеносный разряд, ударивший прямиком в голову. От нахлынувшего ощущения он не заметил, как сгреб светлые волосы в кулак и потянул на себя, отчего Зигфрид дернулся и вместе со слабым стоном, пропустил по его телу еще одну горячую волну возбуждения. Легкая боль сподвигла холодные руки Зигфрида вцепиться в складки спущенных штанов, открывая обзор на стоящий член. Геральт смотрел на его разведенные бедра и покачивающийся между ними ровный ствол с влажной головкой, и не находил в себе сил отвести взгляд, лишь шире расставил ноги, не желая задеть голую кожу металлическими пластинами на сапогах. Зигфрид понял эти движения по-своему и ухватился за ткань с новой силой.       — Не уходи, — сбивчиво произнес он, не поднимая взгляда и оставляя пару быстрых поцелуев на оголенном участке бедра, — я могу одеться если хочешь, или… — вновь пододвинулся ближе, почти вплотную, — тебе не нравится? — Геральт снова почувствовал теплое дыхание на своем члене.       — Нравится, — голос терял былую уверенность. Заставив себя ослабить хватку в волосах, он провел пальцами по выбритому затылку и спустился на шею, уверенно поглаживая кожу под челюстью, — продолжай, — в тот же момент чувствуя, как рот Зигфрида снова открылся, и он подалась вперед.       Не останавливаясь он принялся ласкать языком нежную поверхность головки, задевая уздечку губами, иногда пытаясь взять глубже, но так и не решаясь двинуться ниже.       Геральт отцепил одну из его рук от своих штанов и переместил на член, сразу ощутил недостающее давление. Вторая рука следом отпустила плотную ткань и медленно двинулась выше, проводя раскрытой ладонью по животу, отбрасывая полы доспеха в стороны и натыкаясь на препятствие в виде нательной рубахи, отчего Зигфрид не сдержал разочарованного выдоха. Геральт сам задрал мешающую одежду выше, позволяя прикоснуться к коже. Холодные шершавые пальцы слепо заскользили по исполосованному шрамами животу, не имея ни четкой траектории, ни конкретной цели.       Во рту Зигфрида становилось все влажнее, Геральт чувствовал, как слюна, стекала по удерживаемому им подбородку, пачкала ему руку, но и не думал убирать ее, лишь размазывал влагу по чужим губам, покорно приоткрывавшимся от каждого прикосновения.       — Возьми глубже, — обжигающее напряжение внизу живота нарастало, требуя большего.       Не произнеся ни звука, Зигфрид повиновался, скользя ниже, задевая расслабленным языком напряженный ствол. Геральт снова шумно выдохнул и погладил мокрый подбородок, чувствуя, как напряглась чужая челюсть от тяжести члена.       Зигфрид двигался плавно, стараясь сохранить ровный темп, время от времени случайно задевая языком особо чувствительные места на головке, от которых Геральт не мог сдержать протяжные выдохи и приглушенные, почти беззвучные стоны. Даже редкие моменты соприкосновения зубов с кожей мало приводили его в чувство. Повинуясь порыву он сам двинулся вперед навстречу горячему рту, задевая головкой ребристое нёбо и дурея от охватившего его удовольствия. Рука на члене помешала, войти глубже, не давая погрузиться даже на половину, но и этого хватило, чтобы осознать, что он поспешил.       Закашлявшись, Зигфрид попытался отстраниться, но из-за удерживающей руки сумел лишь выпустить член изо рта. Вязкая слюна тонкими струйками тянулась с набухшей головки к губам и стекала вниз, тягучими каплями скатываясь по шее. Геральт сдвинул руку под самую челюсть, ощущая, как ходит кадык, когда Зигфрид сглатывал слюну. Отчего его повело еще сильнее.       — Черт. Прости, — мысли путались.       — Все нормально, — убеждал Зигфрид, но даже в таком состоянии Геральт понимал, что все ненормально. — Геральт, — дыхание обжигало влажную кожу, а рука на члене продолжала монотонные, вялые движения, но даже такие, они не давали вернуть контроль над происходящем.       Зигфрид в его ногах, робкий и возбужденный, так ни разу и не прикоснувшийся к себе, собственное тело, сходящее от этого с ума, всего оказалось слишком много.       Он занимался сексом с мужчиной. Ясная как полуденное солнце мысль поразила сознание. Четко и остро запульсировала в мозгу. По груди разливались тени, отдаленно напоминающие сожаление. Одного прикосновения теплых губ к члену оказалось достаточно, чтобы развеять их.       Костер горел ярко, пока и не думая угасать, отбрасывая алые всполохи на напряженную голую спину, играючи подчеркивая изгибы. Влажные пальцы Геральта вернулись в спутанные волосы, сгребли их в кулак и запрокинули голову Зигфрида вверх. На какую-то секунду Геральту показалось, что время остановилось. Остались только горящие глаза, подрагивающие руки на теле, и собственный член так непозволительно близко расположившийся у приоткрытых губ.       — Геральт, — будто констатация факта.       Рука на животе Геральта дрогнула, задевая кожу, ногтями сползла ниже. Зигфрид отвел глаза и, спрятав лицо в сгибе локтя, шумно выдохнул. Что-то неприятное кольнуло в груди.       — Мы можем остановиться, — голова Зигфрида дернулось, словно от пощечины, — если ты передумал, — сам он останавливаться уже не хотел.       — Передумал? — голова снова поднялась и Геральт успел заметить, как скривился его рот, перед тем как, тяжело сглотнув и закрыв глаза, он прошептал: — Этого мало, — ресницы дрогнули в нерешительности, — мне нужно больше, Геральт, — если бы не ведьмачий слух, Геральт бы не разобрал ни слова.       — Ты хочешь… — на секунду показалось, что это сон, — чтобы я тебя…       — Да, — последовал поспешный ответ. Обхватив его бедра руками, Зигфрид прижался к нему пылающей щекой. — Хочу, — едва ощутимые поцелуи рассыпались по плоскому животу, — хочу быть твоим.       — Подожди, Зигфрид, — Геральт положил руку чуть выше выбритого затылка и вновь потянув его за волосы, пытаясь отстранить от себя, — это уже совсем какой-то… — член дернулся наперекор словам. — Все это неправильно.       — Не заставляй меня умолять, — дрогнувшее дыхание Зигфрида защекотало кожу, снося шаткое сопротивление, оставляя раскаленное желание в одиночестве.       Геральт не чувствовал ни легкого дуновения ветра, ни окружающих звуков, ничего, кроме собственного пульса. В голове одна за другой замелькали картинки: вот он рывком поднимает Зигфрида с колен, вот разворачивает его спиной, упирая грудью о ствол дерева, и берет то, что предложили без лишних прелюдий и слов, с силой сжимая бледные бедра, кусая шею и плечи, выбивая раскрытой ладонью о подставленную ягодицу, сорванные с губ стоны. Все, что не позволил бы себе с приличной женщиной, да и вообще с любой.       От мимолетной фантазии его отделяло одно движение, и он знал, что ему позволят, разрешат все, что он, Геральт, захочет. Видел это в глазах напротив. Отчаявшихся и голодных, полных чего-то, о чем не хотелось знать.       — Поднимайся, — ухватившись за подставленную руку, Зигфрид не проронив ни слова, с трудом встал с земли. Взгляд упал на его покрасневшие колени. В животе кольнуло. — Повернись, — прохрипел Геральт, игнорируя ком в горле.       Зигфрид не пошевелился, уставившись себе под ноги и не отпуская его руку, а сам он не мог отвести глаз от тела перед собой, стройного и жилистого. На фоне почти полностью облаченного в доспех Геральта, он казался обманчиво хрупким. Словно под гипнозом, ведьмак потянулся второй рукой навстречу манящему телу и гладкой коже, игнорируя всё несовершенство шрамов, не таких ужасающих, как у него, но не менее говорящих. Пальцы замерли в считанных сантиметрах от чужой груди, но в последний момент дрогнув, отступили.       — Давай же, — не выдержал Геральт и дернул Зигфрида на себя, на ходу поворачивая и подталкивая его лицом к стволу, у которого совсем недавно оставлял мечи, даже не догадываясь чем обернется эта ночь.       — Геральт, я… — начал было Зигфрид, рассеянно цепляясь за древесную кору, но для Геральта его голос звучал словно из-под толщи воды. За один шаг преодолев расстояние между ними, он провел рукой по выступающим позвонкам, не давая себе времени на сомнения огладил непривычно твердое бедро, уловив при этом едва слышный вздох, и прислонился к изогнутой спине, обхватив Зигфрида под грудью. Вспоминая, что от него, что-то хотели, он притерся носом к шее, царапая бородой кожу и выдохнул на самое ухо «Что «ты», Зигфрид?» чувствуя, как по телу под ним прошлась крупная дрожь, — я… — инстинктивно подавшись вперед, Геральт уперся болезненно стоящим членом в прохладные ягодицы, — Геральт, я… — рука все продолжала беспорядочно скользить по открытому телу, — просто продолжай.       Тяжело сглотнув он сдвинул руку ниже, без лишних раздумий направляя пальцы в расселину и находя тугие мышцы. Зигфрид слабо дернулся, но не отстранился. В висках стучал пульс, разгоняя похоть по венам, гулкий и тяжелый, он глушил своим набатом все цельные мысли. Хотелось войти в податливый жар, погрузиться в него как можно быстрее.       — Зачем ты медлишь? — севший голос Зигфрида рассеял наваждение, но, когда он сам толкнулся на пальцы, Геральт пожалел о своей выдержке. Одним плавным движением он отстранился и, на ослабевших от возбуждения ногах, направился к своим вещам, пытаясь попутно хоть немного прийти в себя.       — Геральт? — окликнул встревоженный голос.       — Иду, — внутренности било жгучее желание, опаляющее низ живота при каждом мимолетном воспоминании отзывчивого тела, мокрого рта и рваного дыхания без единого вырвавшегося стона. Ему захотелось их услышать.       Идеальный порядок никак не помогал найти нужное, под руку попадалось все, кроме того, что надо. Отшвырнув пару рунных камней поглубже в сумку, он наконец нащупал, искомое. Выдержки на расстёгивание оставшихся ремешков доспеха не осталось. Собственный член изнывал без внимания, а перед глазами пеленой маячила только гладкая кожа и русая макушка.       — Стой так, — сжимая склянку с маслом с такой силой, что казалось, что она вот-вот лопнет, Геральт надавил Зигфриду на поясницу, прогибая прямую спину.       Привычным движением он откупорил флакон, не глядя вылил содержимое на ладонь и капнув несколько капель на свой член, выкинул склянку прочь. Масло стекало по пальцам, капая вниз на покрытую мурашками кожу, растекаясь по копчику и стекая в ложбинку меж ягодиц.       Нетвердой рукой Геральт повторил его путь, возвращая пальцы к тугому входу, второй рукой распределяя масло по напряженному члену. И не понимая от чего получил больше удовольствия от долгожданного давления на изнывающую эрекцию или от чуть слышного стона, когда фаланга пальца проникла внутрь.       — Что… что ты делаешь? — слова давались Зигфриду с трудом, его длинный пальцы вцепились в дерево, вцепившись ногтями по трухлявой коре.       — То, что ты просил, — от осознания того, что он не представлял, последствий своего желания отдаться мужчине, по телу прокатилась волна раздражения. Кто-нибудь мог воспользоваться этой наивностью, сделать все не так, причинить боль. Тряхнув головой Геральт отогнал эти мысли подальше, ему они тоже были не нужны. — Так надо, Зигфрид, — то как смиренно склонился выбритый затылок между напряженными руками, позволило Геральту предположить, что можно продолжать, — потерпи.       Он был благодарен всем тем крестьянкам и знатным дамам, что с великим усердием берегли свою девичью честь для кого-то более достойного чем ведьмак. Для того, чтобы сейчас, этот самый ведьмак, наплевав на все устои и предрассудки со знанием дела растягивал мужчину, а не благочестивую даму.       Через минуту палец заскользил уже свободней, не встречая особого сопротивления, второй вошел тяжелее и сорвал отчетливо слышимый стон, от которого по загривку Геральта прошла ощутимая дрожь. После этого Зигфрид напрягся, уткнувшись ртом в сгиб локтя и никаких звуков кроме тяжелого дыхания больше не издавал. Сделав пару размашистых движений по своему члену Геральт отпустил его и положил руку на обнаженное бедро, провел ладонью по напряженному телу, оглаживая тонкие бока. Почувствовав, что Зигфрид снова расслабился, добавил третий палец. Продолжая ласкать отзывчивое тело, он ощущал, как постепенно пальцам становится двигаться все легче, а Зигфрид все больше не находил себе места, вздрагивал, хватал ртом воздух прогибаясь в спине, отчего в паху Геральта не затухало тягостное возбуждение.       Перехватив Зигфрида ладонью под животом, он вытащил из него пальцы, стараясь игнорировать заглушенный стон. Потерся чувствительным стояком о промежность, уже не сдерживая облегчения прокатившегося по телу, и одним движением раздвинул им ягодицы, надавив на скользкие, уже не такие тугие, мышцы. Тело в его руках снова напряглось и Геральт почувствовал, как Зигфрид задержал дыхание.       — Расслабься, — сдвинув руку ему на грудь, Геральт немного приподнял его, чтобы заглянуть в лицо, — иначе ничего не получится.       Не заметив особой перемены после своих слов, он прижался всем телом к замершей спине и провел губами по скованным напряжением плечам. Свободная рука скользнула по твердому животу, избегая прикосновения к члену, и двинулась к груди, задевая твердый сосок. Зигфрид снова задышал, быстро и рвано. Нежно потерев сосок между пальцев, Геральт дождался протяжного выдоха и вошел в расслабившееся тело.       — Геральт! — Геральт был рад, что этот стон у него заглушить не получилось.       — Тише, — он замер в обжигающе тесном и горячем теле, не решаясь двигаться дальше, — скоро станет лучше, — больше предполагая, чем зная наверняка, прошептал он и, не давая себе времени на сомнения, поцеловал Зигфрида в шею, оставляя влажные разводы на коже, и, уловив нужный момент, вошел до конца. Прижал в миг ослабевшее тело ближе к себе и пожалел, что все-таки не снял доспех. — Ты, все в порядке?       — Да, — он попытался выпрямиться, — просто это, — слова с трудом складывались в предложения, — этого так много.       Геральт не знал, что делать с этим откровением и просто взял Зигфрида за бедра, больше не в силах сдерживать себя, слегка двинулся назад, почти сходя с ума от давления тугих стенок, обхвативших член. Теперь понимая, что такое на самом деле блюсти благочестие. Зигфрид под ним снова уткнулся в изгиб локтя, шумно дыша ртом. Геральт не помнил, чтобы прежде так желал услышать чьи-либо стоны, сейчас их отсутствие не давало покоя.       Ухватив крепче и потянув на себя, Геральт прижал его лопатками к своей груди. Потеряв опору, Зигфрид распахнул глаза, но сразу расслабился, когда его обняли сильнее и преодолев сомнение положил свои руки поверх рук ведьмака.       — Я держу, — шепот почти на самое ухо, а в ответ только его имя       Движения стали свободней, но не решаясь двигаться слишком быстро, Геральт отвлекал себя изучением тела в своих руках, такого непривычного и нового. Россыпь мелких шрамов под ребрами, не заметных глазу, но заметных для подушечек пальцев, жесткие волоски на животе, отчетливые очертания мышц.       На пробу, двинувшись быстрее, он не заметил никакого сопротивления. Зигфрид лишь запрокинул голову ему на плечо, обрамленное мехом от воротника доспеха, и не сдержал почти немого стона. Облегченно выдохнув, Геральт стал двигаться более резко, но все равно не так, как хотелось.       — Держись за меня, — положив одну руку Зигфрида себе на шею, он вновь взял его обеими руками за бедра и наконец двинулся в нем так, как желал.       Гибкое тело отзывалось на каждый толчок, на каждый смазанный поцелуй в плечо и шею, только ни одного нормального стона Зигфрид так и не издал. Все только рвано дышал и безмолвно открывал рот. Сбавив темп Геральт немного отстранился и огладив упругую ягодицу, хлопнул по ней раскрытой ладонью, получая взамен долгожданный стон и отчетливо видя в свете костра проступающий след от своей руки.       — Я хочу слышать тебя, — и не сдержавшись прикусил кожу на шеи, слыша в ответ «я не могу так» прикусывая сильнее и слыша протяжное «хорошо» вместе со слабым стоном.       Теперь почти на каждое движение Геральт получал стон, хоть и тихий, но безошибочно проникающий в низ живота, скручивающий внутри горячие узлы, от чего хотелось держать Зигфрида крепче, сжимать его тело, особенно бледное на фоне темного доспеха и едва настающего рассвета, прикасаться к уже пылающей коже губами.       Зигфрид пах сырой водой и маслом, и еще чем-то знакомым и дурманящим, вынуждающим вдыхать этот запах снова и снова. Через пару глубоких вдохов вспышка осознания поразила мутный разум. Он пах им. При каждом выдохнутом стоне от него исходил запах Геральта. Перед глазами вспыхнула картина Зигфрида стоящего перед ним на коленях, с членом у рта, языком, оплетающим головку и губами выцеловывающими всю длину, оставляя на ней влажные следы.       Ведомый непреодолимой тягой, Геральт прикоснулся к чужой щеке кончиком носа, провел им по теплой коже, делая еще один глубокий вдох. В голове помутнело, когда острые импульсы вновь пронзили низ живота. На миг показалось, что этого мало. Мало кожи под ладонями, мало еле слышимых стонов, мало чужой хватки на теле. Он не заметил, как его рука сама двинулась вверх по выгнутой шее, достигая приоткрытых губ. Секундная растерянность и рот раскрылся шире встречая его пальцы.       — Этого ты хотел? — в голове осталась лишь похоть.       — Это лучше, — Зигфрид, не открывая глаз обводил его пальцы мягким языком, облизывая каждую фалангу, — лучше, чем я мог желать, — выдохнул он, целуя кончики пальцев, не успевая сглатывать слюну, что вновь пачкала губы и стекала по шее.       Геральт не понимал ни слова, смысл тонул в порочном мареве заволочившем разум. От него же движения становились все хаотичней и небрежней, распахнутые полы брони ударялись о сведенные бедра все чаще, оставляя на них розовые полосы, в тускнеющем пламени костра выглядящие еще более чужеродно на белой коже.       Напряжение в паху становилось невыносимым, горячими вихрями подчиняя тело. С трудом оторвав руку от мокрого рта, Геральт сместил ее на голый живот, проведя ладонью по подрагивающим от быстрого дыхания мышцам. Зигфрид только остервенело цеплялся то за шею, то за меховой ворот и все чаще срывался на острые стоны.       — Геральт, — с мукой прошептал он, — я… я не могу… — его голова как в бреду металась на чужом плече.       — Прикоснись к себе, — произнес Геральт чуть замедлившись, но не видя реакции, сам переместил руку Зигфрида к члену.       На почти бесконечное мгновение, он задержал дыхание, но, когда Геральт прикоснулся губами к загривку и слегка прикусил его, снова задышал, часто и отрывисто, в такт движениям руки. Зигфрид силился, что-то сказать, но прерывал себя на полуслове и лишь быстрее двигал рукой задыхаясь от стонов.       Геральт с трудом удержал равновесие, когда Зигфрид почти вырвался из его рук и подался назад, поднявшись на носки. В моменте показалось, что он сделал, что-то не так, слишком загнанно билось человеческое сердце, но почувствовав, как содрогается тело в его объятиях, вновь притянул Зигфрида к себе, не в силах оторвать взгляда от распахнутых в немом вскрике губ и мелко подрагивающих ресниц на зажмуренных веках.       Хватка на шее ослабла, вслед за остальным телом Зигфрида. Безвольно замерев в руках Геральта, он так и не предпринял ни малейшей попытки отстраниться, только вздрагивал от резких толчков, ероша седые волосы непослушными пальцами. В один миг всего оказалось слишком много, хватило нескольких движений, чтобы раствориться в собственном удовольствии. Удушливом, ярком, затмившим зрение и слух, стянувшим все мысли в одну точку.       Постепенно к Геральту возвращались утраченные части окружающего мира. Сознание снова распознавало треск почти угасшего костра, фырканье лошадей и горячую кожу под пальцами. Глаза резко открылись, и он посмотрел на Зигфрида, который едва поймав его взгляд, отвернулся, пряча пылающее лицо в первых лучах восходящего солнца. Подавив в себе секундный порыв снова прильнуть к отзывчивому телу и оставить последнюю ласку на остром плече, Геральт медленно отстранился, уловив чуть болезненный вздох. Реальность тяжелым грузом опустилась не плечи.       Отступив на несколько шагов, Геральт поспешно отвернулся. Вдруг ставшие неловкими пальцы с трудом справлялись с завязками штанов и с бесчисленными ремешками на броне. Он кое-как привел себя в порядок и, стараясь не оборачиваться, принялся собирать сумку, никак не поддававшуюся порядку. В голове пульсировало единственным желанием побыстрее убраться отсюда и никогда не вспоминать о произошедшем.       Одного случайного взгляда в сторону оказалось достаточно, чтобы руки застыли над злополучной вещью, а глаза замерли на ссутулившейся спине. Зигфрид сидел на коленях низко склонив голову, легкий ветер трепал его светлые волосы, развевая их синхронно с густой травой, растекающейся беспокойными волнами по равнине. Если бы не грызущее сожаление, Геральт, наверное, полюбовался бы пробуждением нового дня, безмятежным шелестом листвы и первым утренним полетом птиц, сопровождающимся громкими пересвистами и трелями.       На пару мгновений он прикрыл глаза, стараясь утихомирить суетливый разум и взять себя в руки. Но мысли снова и снова возвращались к недавним событиям. Тряхнув головой, Геральт поднялся на ноги, намереваясь отойти к реке, надеясь, что вода унесет с собой хоть каплю удушающей тяжести. Он больше не собирался смотреть на Зигфрида, упрямо удерживая внимание на зеркальной поверхности воды, но поступь его была уверенной лишь до того момента, пока не пришло время поравняться с продрогшей фигурой. Одной упущенной мысли хватило, чтобы взгляд сам собой метнулся к голой спине, покрытой мурашками. И не только ими. Геральт замер, словно его пригвоздили к земле, не в силах отвести взгляда от бледной кожи, на которой вовсю расцвели следы их опрометчивой связи. Ее первые последствия.       Прервав поток мыслей едва заметным кивком, Геральт подошел к вещам Зигфрида, выцепляя из них алый плащ, по-видимому, сохраненный им еще со времен рыцарства в ордене. Набраться мужества и подойти к самому Зигфриду оказалось сложнее. Все его тело казалось натянутой струной, и почувствовав приближение ведьмака, он напрягся еще сильнее, словно и вовсе переставая дышать. Стараясь не обращать на это внимания, Геральт одним плавным движением накинул тяжелую ткань на дрогнувшие плечи, укрывая замёрзшее тело вместе со свидетельствами собственной несдержанности.       — Зигфрид, — слова оказались быстрее мыслей, и только заметив вопросительный кивок Геральт сообразил, что не знает, что сказать. Отвернувшись и присев к догорающему костру, он подбросил в него пару толстых щепок. — Ты в порядке? — от озвученного вопроса на душе стало гадко.       — Да, — последовал глухой ответ. Следующие слова едва не растворились в треске разгорающегося пламени: — Геральт, скажи мне, — ни один из них так и не решился посмотреть на другого, — ты теперь меня презираешь?       Геральт прислушался к себе. В нем еще бушевали остатки первых эмоций, все еще кололо сожаление и трепыхались злость и разочарование. Но ни одно чувство он не мог опознать как презрение и тем более направить его на Зигфрида. Он не собирался перекладывать на него всю ответственность.       — Нет, Зигфрид, — Геральт перемешал истлевшее дерево в костре, — я тебя не презираю.       Не дожидаясь ответа, он резко поднялся на ноги и уже, не останавливаясь, добрался до спокойной, в отличии от него, реки. Зачерпнув воду обеими ладонями и плеснув ее себе на лицо, Геральт почувствовал долгожданное облегчение, точно с затуманенного разума сошла пелена. Мерное журчание реки успокаивало растревоженное нутро, не позволяя терзаниям разгореться вновь.       Относительное спокойствие продлилось недолго, до слуха донеслись приглушенные травой шаги, и через мгновенье негромкий всплеск. Почти не сопротивляясь, он посмотрел в сторону звука. Взгляд плавно проследовал сначала по темному берегу, замечая брошенный на нем плащ, затем скользнул по встревоженной водной глади и только потом коснулся тела Зигфрида, стоящего к нему спиной. Река еще не успела покрыть кожу с налитым богровым отпечатком от его, Геральта, ладони. Руку тут же защипало, напоминая о реальности произошедшего, но еще пара шагов по речному дну, и вода поглотила розовые отметины на бедрах, следом унося и уродливый след. В тот же момент Зигфрид провел нетвердой рукой по шее, задерживаясь на плечах и потирая раздраженную от грубых ласк и щетины кожу кончиками пальцев. Веки Геральта медленно закрылись, а челюсти крепко сжались. Теперь он был уверен, что пора собираться, впрочем, как и в первый раз.       Отходя от реки, он по-прежнему прислушивался к спокойному плеску, но запретил себе оборачиваться. Наконец наведя в сумках порядок, Геральт подозвал Плотву и водрузил их на круп кобылы. К тому моменту как все оказалось надежно закреплено, к догорающему костру вернулся Зигфрид и принялся торопливо одеваться, лязгая кольчугой и ремнем. Молчание гнетущей тишиной повисло над их головами.       Мечи нашлись там же, где он их и оставил. Вернув оружие на место и убедившись, что костер окончательно потух, Геральт направился обратно к лошади. Шаг, и еще один. Все шло, все хорошо, до того момента, пока спины не достиг хриплый голос:       — Геральт, — пара мгновений тишины и робкое прикосновение руки к плечу, вынудило обернуться, — не забудь.       — Спасибо, — принимая забытые перчатки, Геральт впервые за утро посмотрел в глаза напротив. Такие знакомые, но, в тоже время, неуловимо изменившиеся. Может из-за слипшихся во влажные стрелки ресниц или темных кругов, придававших взгляду необычайную, свойственную в основном старикам, усталость.       Лошадь, привлекая к себе внимание, недовольно била копытом по вытоптанной траве, но избалованный взгляд никак не унимался, вынуждая Геральта смотреть только на бледное лицо.       — Мне пора, — Зигфрид прервал поток его мыслей и торопливым шагом направился к собственной лошади, что все время смирно ждала чуть поодаль.       — Угу, — перед глазами остался только во всю розовеющий горизонт, — и мне.       Подходящих слов для прощания не находилось. По напряженной спине и быстрым неловким взглядам, Геральт догадывался, что возможно, их от него все-таки ждут, но рот словно оказался закрыт на несколько ржавых замков, сжимающих челюсти с дурной силой.       Когда они оба взобрались на лошадей, Геральт развернул Плотву к дороге, слыша позади топот еще пары копыт. Спокойствие на душе так и не наступало. Легкое раздражение, мелкими каплями, барабанило в черепе. Еще вчера ничего не предвещало подобных событий, и факт произошедшего отказывался укладываться в голове. Молчание Зигфрида он тоже понимал, но даже не обладай он сверхразвитым чутьем, смог бы почувствовать чужое волнение, которое волной било ему в спину.       Дорога встретила их привычной пылью, поднявшейся серым облаком, стоило только ступить на нее. Плотва, по-видимому, успевшая сдружиться с другой лошадью, то и дело отводила уши назад, прислушиваясь к чужому фырканью. Геральту тоже хотелось обернуться, посмотреть на Зигфрида еще раз, и от одной этой мысли становилось не по себе. Слегка пришпорив Плотву, он двинулся вперед, не обращая внимания на недовольные лошадиные взмахи головой.       Перед глазами простирался бескрайний простор поля, уходившие высокими колосьями за самый горизонт, перистые облака, обманчиво близко проплывающие над головой, соломенные крыши деревенских хибар и едва виднеющиеся шпили оксенфуртских построек. Привычный пейзаж в обычные дни позволяющий отпустить мысли в свободное плавание, но сейчас единственное, о чем мог думать Геральт, это смутное предчувствие, беспокойство, пока не обретшее форму, и тем не менее позволяющее прочувствовать, что как было раньше, уже не будет.       Резко натянув поводья, он развернул Плотву полубоком, поднимая в воздух новые столбы пыли, и посмотрел на Зигфрида, что так и стоял посреди дороги, провожая его взглядом. Расстояние между ними уже не позволяло вести цивилизованные разговоры, и все, что оставалось Геральту, — лишь кивнуть, но и этого оказалось достаточно, чтобы плечи Зигфрида расслабились, и он кивнул в ответ.       Этого хватило, чтобы большая часть тянущего беспокойства отступила. Вновь развернув и пришпорив кобылу, он погнал ее вперед, едва улавлия удаляющийся галоп чужой лошади. И пока перед глазами сменялись смазанные ландшафты, каменные стены, заботливо омываемые Понтаром, Оксенфурта и околицы хуторов, в голове наконец наступило затишье.       Тем же вечером Геральт стоял перед деревянной, слегка покосившейся доской объявлений у корчмы, расположившейся почти под самым Новиградом, и вчитывался в ровные строчки послания от некого Ольгерда фон Эверека, врученного ему едва ли не нарочно.       Жизнь быстро возвращалась в привычное русло. Горячая похлебка под треп деревенщин и уставших путников — и вот он уже на пути к очередному заказчику. И чтобы не происходило на душе еще утром, сейчас это казалось не таким пугающим. Впереди уже мелькали огни поместья Гарин, окруженного забором и деревьями, и пора было бы озаботиться мыслями о предстоящем заказе, но Геральт думал о Зигфриде и о том, что не будет против снова увидеть его, если судьба, со своим своеобразным чувством юмора, этого захочет.