Сможет.

—Эй, бабка, можешь как-нибудь понежнее?! Рот Киллуа кривится в по-кошачьи злобном оскале, отдаваясь шипением и еле заметными брызгами слюны. Золдик никогда не славился излишней терпимостью – в особенности по отношению к старшим. Ситуация в родном поместье научила: указывай себе сам, старшие имеют право воздействовать на тебя исключительно тогда, когда ты этого хочешь, иначе придётся из раза в раз перебарывать себя. Как бы он не уважал силу Биски, как бы не был благодарен за всё, чему она его научила, Киллуа не испытывал абсолютно ничего, помимо практически формального уважения и благодарности. Не было той нежности, которая может вспыхнуть между хорошим учителем и старательным учеником. Он учился у этой строгой женщины ровно до того момента, пока ему это было нужно. Он даже не пытался сдерживаться в выражениях. А особенно плохо это выходит в момент когда руки прошибает смертельная, для обычного человека, боль, а ладони выглядят как съеденные заживо какой-нибудь страшной гангреной. Впрочем, Биски это не особо волнует. Подзатыльник выходит достаточно мощным, но всё же в этот раз отправить засранца в стратосферу не предоставляется возможным. Он ранен в конце концов. А отыграться физически можно будет и позже на каких-нибудь занятиях. Язык у неё, правда, такое же помело как и у подопечного: —Идиот! Мог бы и спасибо сказать за то, что я этим занимаюсь, паршивец. В ответ на это Киллуа плюётся пуще прежнего: — Да с чего ты вообще взяла, что я хочу чтобы ты этим занималась?! Нас здесь больше десятка человек! — Золдик отворачивает лицо в противоположную сторону и шепчет себе под нос, — Дура старая... Шум привлекает внимание остальных членов команды: конфликт обратил на себя взгляд всех поголовно. Даже Хисока опустил на них свой прищуренный змеиный взгляд, украшенный до непривычного спокойной улыбкой. Биски тут же заняла позу миленькой девочки-фанатки, позабыв про ссору с бедным мальчиком в пубертате. Киллуа бы и дальше наблюдал за этой до глупого смешной комедией, если бы не знакомый силуэт прямо перед его носом. Парень поднимает глаза наверх, встречаясь с двумя янтарями взглядом. —Киллуа, если хочешь, я могу попробовать перевязать и обработать!.. Гон говорит несколько неуверенно, тише обычного и с придыханием. Золдик слышит это, тут же понимая: его друг устал, как и все остальные. Но несмотря на это Фрикс старается над интонацией, старается показать свою причастность к процессу и искреннее волнение. Где-то со дна живота под давлением волны нежности поднимается песок будоражащего предвкушения. Тёмно-синие сапфиры самопроизвольно улыбаются янтарю напротив, влюблённо разговаривая сами с собой. Дыхание то ли стопорится, то ли наоборот становится чаще. Биски как обычно вовремя просыпается: —А ты хотя бы сможешь это сделать?! Ты хоть что-нибудь знаешь?! Киллуа отвечает моментально: —Сможет! Иди давай. Сзади слышится надменное, но очень спокойное "хм", вынуждающее Золдика обернуться в сторону Хисоки. Тот сидел, накрыв половину лица изящной когтистой ладонью, а один из жёлтых глаз хищно сиял в ночной темноте. И как давно он всё понял? Быстротечная мысль вынуждает поёжиться. Общение Хисоки и Иллуми для него не было секретом. Не то чтобы Киллуа волнует мнение брата на тот или иной счёт, но о его чувствах, какими бы они ни были, знать не должен никто. Слёзы на глазах, чувства на замок, вечно юн и вечно рядом с Гоном Фриксом... Хотелось бы по крайней мере. Киллуа самопроизвольно отворачивается, вновь обращая своё внимание только на друга, что уже уселся рядом с ним на землю. Он любил смотреть на Гона всегда. Хотя правильнее будет сказать "любил любоваться". Масло масляное, зато какое! У влюблённых людей только так: немножко глупо, но всё же со смыслом. А Гоном любоваться приятно было всегда. Все его самые страшные недостатки можно было запросто обратить в плюсы, только лишь посмотрев на него с другой стороны. Киллуа любил в нём буквально всё и держать это в себе всегда было трудно, но сейчас, когда Фрикс проявляет не такую уж и свойственную для него трепетную мимолётную заботу, в сердце даже закрадывается глупая надежда. Щёки Золдика принимают меловой розовый оттенок, когда Гон берёт его за запястье. Он ещё даже в состоянии не отводить взгляд, удивительно! И тут Фрикс поднимает свои глаза и до ужаса невинно спрашивает: —Не больно? А Киллуа больно. Было больно держать мяч, который в их ситуации правильнее будет назвать пушечным ядром. Было больно даже тогда, когда покалеченные руки обжигал ветер. И Киллуа терпел и будет терпеть. И ни в коем случае не скажет, что ему больно. Ещё поди Гон откажется от своего предложения помочь, чего совершенно не хотелось! А откажется он потому что будет переживать. Этого не хотелось ещё больше. Щёки Золдика теперь похожи на персики. —Н-нет. Делай давай. Фрикс спешно берёт бинт и с аккуратной уверенностью обматывает руку, которая на каждое движение отзывается волнением нервных окончаний. А Киллуа думает лишь о пепельных волосах напротив, что так и просятся, чтобы их погладили. И о чужой ладони, что так некстати легла на его колено. Тяжело будет определить момент, ставший роковым. Гон для Киллуа был важен с самого начала, с первых дней знакомства. В конце концов, именно с этой целью Золдик самодовольно вывалился из семейного гнезда — найти друзей. Но нашёл же он по итогу друга. Почему именно Гон? Потому что они одногодки. Почему именно Гон?.. И здесь можно было начинать дискуссию, по своей обширности сравнимую с размышлениями о вечном — о войне, о вселенной, о Боге... О любви. Чистой, находящейся в вакууме где-то в сознании. Освобождённой от прежнего давления, своевольной. Той любви, где Киллуа сам решал что делать, но был узником чужих желаний, ради которых готов отдать собственную жизнь. Подобное рабство не документируется, не является официальным, а исходит из искренних чувств, часто неозвученных, но боли время от времени приносит ничуть не меньше, вынуждая наслаждаться редкими наградами в виде драгоценных слов или внимания. Впрочем, Киллуа не считал себя достойным даже этого. Но Гон всё равно сидел подле него прямо сейчас. Гон всё равно спускался к нему с небес, вытаскивая из пучин самонезнания, словно всё вокруг было покрыто угарным газом, а его друг остался единственным источником кислорода. Его руки дрожали ещё на игровом поле, дрожат до сих пор, но по особенному. Киллуа с головой погружается в свои эмоции, напрочь отказываясь думать. По холму со свистом пролетает ветер. —Тебе холодно? Фрикс интересуется непривычно искренне, будто бы желая действительно узнать, каково сейчас Киллуа... Неужели чувствует вину, хочет попросить прощения? В общем и целом было бы неплохо, но Золдик был готов к тому, что Гон сразу же забудет обо всём после того как победит и переговорит с Рейзором. Неужто за пределами Острова Жадности снег пошёл? —Нашёл у кого ерунду спрашивать. Гон подскочил с земли, руки выставил в боки и нахохлился как курица-наседка. Со стороны, конечно, забавно, но это же сам сын Фрикса в ярости! Всем лечь на пол, закрыть ушки и плакать! —ВОТ ПРОСТУДИШЬСЯ И ПОТОМ НЕ НОЙ!.. —Э.. —.. ПОМОГАТЬ НЕ БУДУ!.. ТЫ ВООБЩЕ ПОНИМАЕШЬ.. —Гон.. Успокойся.. Озлобленности Фрикса не было предела. Но перед Киллуа стоял именно Гон, а не безумный в своём бесстрашии Джин, поэтому лисий смешок из-за спины вынудил обоих обернуться. Хисока был их общим объектом страха. И он хищно смеялся, держа в руках свою странную дутую куртку. —Держи, малыш, только не злись на своего друга, хорошо? Его язык противно скользнул по губам в момент, когда куртка полетела к их ногам. Фрикс, конечно же, очень стушевался, но виду старался не подать. Сменив гнев на милость, он дружелюбно улыбнулся мужчине и помахал рукой. —Спасибо, Хисока! Киллуа боковым зрением уловил мерзкий прищур. —Ага.. Гон тут же легко накинул куртку на плечи Киллуа. Теперь хоть было куда прятать алые, как небо при рассвете, щёки. С руками, кстати, почти было покончено. Хисока прервал довольно чувственный момент, но в чём-то оно было нужно. Иначе бы кто-то лопнул, переполнившись восхищением и радостью. —Гон. Он отвечал, стиснув в зубах бинты: —Да? —Спасибо. —За что? —За то, что позволил пойти с тобой. Непонятно, то ли из-за важности момента, то ли из-за того, что с обработкой было покончено, но Гон выпустил бинты изо рта. —Конечно, ведь ты мой лучший друг! В глазах Киллуа сверкнула звезда нежности. Друг... Ему даже нравились эти бесконечные ножи в спину. Надеяться на бо‌льшее глупо, но может ли оказаться так, что для Гона он является самой ближней планетой в его солнечной системе после Джина? Кто знает...