***
Ночь. Балкон. Лёгкий летний бриз. Моральные терзания.I was fine with the men Who would come into her life now and again I was fine 'cause I knew That they didn't really matter until you
— Ты… Чёртов русский, — ногти болезненно впиваются в ладони. Испания едва ли сдерживает наступившие слёзы. В прочем, здесь, среди огней ночного города, можно не пытаться. Эмоции столь глупы иногда. — Ты забрал её у меня… — всхлип сквозь преграду в виде губ срывается сам собой. Она склоняется над перилами. Крик глохнет где-то в горле. Испания никогда бы не подумала, что это настолько больно. — Забрал мою прекрасную Катарину.I was fine when you came And we fought like it was all some silly game Over her, who she'd choose After all those years, I never thought I'd lose
Испания помнит, как они сражались. Как каждый старался убедить немку в подлых и опасных намерениях другого. Изабелла была уверена в своей победе. Для неё это и правда была глупая игра. Германия ведь не предпочтёт ей, подруге детства, какого-то неизвестного до этого парня, верно ведь? Верно?... Ветер со стороны Средиземного моря словно соглашается с её мыслями, становясь непривычно холодным. Однако остудить пылкий нрав испанки не удаётся. Моральные терзания не отступают. Вдох. Выдох. Германия постепенно сближалась с Россией. День за днём отдалялась от Испании. Но даже тогда Испания не паниковала, не пыталась что-либо предпринять. Катарина имеет право на общение. Она не чья-то собственность, пусть иногда и очень хотелось, чтобы всё внимание немки было приковано к ней. Другие не заслужили такой роскоши. Она всё ещё слышит лёгкий прохладный аромат лаванды. Её успокоение, её спасение. Аромат беззаботности и спокойствия, приятный и расслабляющий, свежий и чистый. Он, казалось бы, способен был заполнить все вокруг. Изабелла ощутила его лишь раз. Этого было достаточно, чтобы сейчас быть не в силах его забыть. Катарину впору прозвать ведьмой, колдуньей, что очаровывает всех. Испания поддалась этим чарам. Поддалась и обожглась. Солёные капли словно бриллианты чистой воды стекают по её щекам. Слёзы. Боль. Воспоминания. Её смех, её голос эхом звучат в голове. Её нежные касания бархатом ощущаются на коже. Когда-то они были лишь вдвоём, счастливы вдали ото всех. — Mi dulzura de lavanda, — она была столь сладка, что невозможно было спокойно дышать. В идеале, вообще не дышать, лишь бы больше не ощущать в груди эту чёртову нехватку. Изабелла словно утопающий. Она не может надышаться этой лавандой. Этим прекрасным цветком. Она помнит, как когда-то давно они познакомились на лавандовых полях. Помнит, как любили сюда приходить, скрываясь ото всех. Они играли, смеялись, просто проводили время вместе, просто наслаждались обществом друг друга. Испания отчётливо помнит, как немка вручила ей лавандовый венок. Венок этот, ощущался словно драгоценный дар, императорская корона. Тот день был словно сон. Величественная Катарина. Она всё ещё слышит это нежное и радостное «Иза» из уст немки. Всё ещё видит перед глазами эту лучезарную улыбку. Испания отчётливо помнит каждый миг, проведенный вместе с Германией. Каждое её движение, каждый вздох, каждый взмах тёмными ресницами и неповторимую синеву сапфировых глаз. Воспоминания словно преследуют её. Это похоже на пытку. Очень изощрённую пытку. Испания признаётся себе в том, что любит. Любит, любила и будет любить несмотря ни на что. Но даже так... Она отчётливо помнит, как сама всё испортила.***
Нежный смех Катарины радует. Испания счастлива, если Германия счастлива. На большое и претендовать не стоит, большего ей и не нужно. Испания будет наблюдать со стороны, не вмешиваясь. В прочем, как и всегда. Вот только она совершенно не радуется тому факту, что смех этот вызыван тем, кого Изабелла всей душой ненавидит. Иван, чёрт его дери, Брагинский. Он подобрался слишком близко. Разрушил то, что Испания старательно строила ещё тогда, когда о русском в Европе и не слышали. Тогда Катарина была совсем юной девочкой, и, естественно, поддалась чарам неизвестности. Этим наглый русский и воспользовался, вскружив голову немецкой красавице. Сейчас же она вполне взрослая страна, что в состоянии отличить фальшь от истины. Почему же она не гонит его прочь? Почему сама не бежит от русского при первой же возможности? Россия ведь ужасный человек. Только вот… Испания упускает тот факт, что немка выглядит слишком ревнивой и одновременно довольной, оплетая руку русского. Синева сапфиров становится убийственно ледяной. Взгляд этот словно стрелы, пронзающие душу.It's over, isn't it? Isn't it? Isn't it over?
It's over, isn't it? Isn't it? Isn't it over?
You won, and she chose you
And she loved you and she's gone
It's over, isn't it?
Why can't I move on?
— Es ist okay, Мeine Liebe? — Россия прекрасно чувствует эту напряжённую атмосферу. Нежный поцелуй в щёку успокаивает немку. Очаровательно. Короткий миг, но и этого достаточно. Дома он сможет получить больше. Намного больше. — Absolut, — она мило хихикает, целуя в ответ. Она абсолютно в порядке, не считая кое-кого, кто возомнил о себе по всей видимости слишком много. Не ревность, просто факт. — Liebe dich. — Ich liebe dich auch, — безумно приятно. Он любит, его любят. Чудесно. Лучше и быть не может. — После саммита за вкусностями и в парк? — Читаешь мои мысли, — Катарина вполне себе довольна. Оттого она и прижимается сильнее к русскому, выдавая свою радость. И плевать, что нельзя, что есть те, кто осудит. Их любви никто не смеет мешать.***
— Зачем я так поступила? — Испания помнит, как совершила ту непоправимую ошибку. В тот день между ними словно воздвигли стену. Непреодолимое препятствие.War and glory, reinvention
Fusion, freedom, her attention Out in daylight, my potential Bold, precise, experimental
Катарина в военной форме выглядела... величественно. Словно божество, перед которым хочется пасть на колени. Величественная, холодная, недостижимая. То, что Катарина была без преувеличения монстром, проливающим реки крови невинных людей, Изабелла как-то игнорирует. Такова жизнь. Все когда-нибудь умрут. Рано или поздно. Такой она была со всеми. Ледяной статуей. Жестокой и мрачной. Даже с чёртовым русским. Лишь Изабелла была исключением. Такая нежность с ней и одновременно грубость с остальными вызывали чувство собственничества. Собственничество это подпитывалось бесконечной преданностью и восхищением. Естественно, она не выдержала. В один день всё разрушила. Сорвалась. Поцеловала. Эти сладкие губы, сочные и просто незабываемые. Миндальная сладость. Это было лишь лёгкое касание. Не более, чем соприкосновение губами. Короткий миг рая. Не более... но не для Испании. Изабелла помнит её осуждающий взгляд, её ледяные непривычно красные глаза. Тишина в ответ словно затишье перед бурей. Пощёчина в тот миг звучала слишком оглушающе, как и жар, опутавший место удара. Она помнит звук каблуков. Помнит её грубое с шипящими нотками "Lesbisch". Катарина тогда была в ярости. Истинной, неподдельной. Слёзы в тот миг, казалось, оставляли на коже ожоги. Раны, которым не суждено зажить. Но слёзы и ожоги эти были самой настоящей мелочью перед болью, которое окутало её сердце. Его разбили на куски, безжалостно раскололи, перемолов в пыль. Его уничтожили, без шанса на восстановление. Они ещё долго не виделись после этого случая. Тогда у неё остались лишь воспоминания и ребёнок. Чудный мальчик, которого приметила Германия в одном из детских домов в Испании. Чем-то он напоминал саму Катарину. Маленькие голубые глазки тогда смотрели с любопытсвом. Германия просила о нём позаботиться, убедиться в безопасности, дать образование. Мальчик вырос гением. Настоящий талант. Катарина никогда не ошибается в них. В каком бы состоянии она не была.Who am I now in this world without her?
Petty and dull, with the nerve to doubt her
What does it matter? It's already done
Now I've got to be there for her son
Воспоминания, что роются в её голове словно черви, лишают здравого рассудка. Это намного страшнее, чем пытки. Намного страшнее, чем смерть родных. Воспоминания приходят каждый день, не оставляют её ни на секунду. Изабелла надеялась, что хотя бы исповедь поможет её душе, её разуму успокоиться. Заброшенная церковь. Вьюнок, опутавший буквально всё. Сырость старого здания. — Как мне жить без тебя? — Испания не сдерживает крик, что рвётся из глубины души. Ей больно. Это словно агония. Здание церкви убийственно холодное. Плевать, на самом деле. Плевать на всё, что сейчас окружает её. Жизни без своей Катарины она не представляет. Не тогда, когда она счастлива в объятиях другого, когда дарит ему счастье в ответ.It's over, isn't it? Isn't it? Isn't it over?
It's over, isn't it? Isn't it? Isn't it over?
You won, and she chose you
And she loved you and she's gone
Испания сжимает в своих руках конверт. Приглашение на свадьбу. Её приговор. Германия так улыбалась, вручая его. Буквально светилась от счастья. Германия давно всё забыла, Испания — нет. Намёк на слёзы в чужих глазах она словно не замечала. Как не замечала и дрожащие руки, принимающие приглашение. Que irónico.It's over, isn't it?
Why can't I move on?
Золотые вензели в виде цветов режут взор. Она пальцами проводит по узору — обжигающая роскошь. Ничего другого Германия не приемлет. Вдыхает запах белоснежной бумаги. Лаванда. Любимая лаванда, что мешается с чужой совершенно непривычной хвоей. Это его запах. Запах, что хочется стереть навсегда, оставив лишь нежный фиолетовый цветок. Россия не заслужил быть рядом. Испания упускает тот факт, что Россия сделал и делает всё, чтобы немка была счастлива. — Почему же я не могу отпустить? — грустная усмешка появляется на губах испанки. Губы жжёт знакомый вкус миндаля. Фантомное воспоминание. Слеза из левого глаза стекает сама собой, образуя небольшую лужицу на мраморном полу. Изабелла даже не пытается что-либо с этим сделать. Дева Мария смотрит слишком осуждающе. Попытка помолиться и успокоить свою душу провалилась. Да и какой теперь в этом смысл? Она уже в Аду. Она так и лежит на холодном сером мраморе. Такая же холодная и брошенная всеми. Серебряный крестик на груди кажется дьявольски горячим.It's over, isn't it?
Why can't I move on?