Следующий

      — Уверен?.. — грубый голос мужчины раздаётся в голове Сандея.       — Не сомневайся, его власть более ничего не стоит, — и ещё один голос, пока пальцы Сандея судорожно пытаются ухватиться хоть бы за что-нибудь, а во рту ощущается металлический привкус крови.       — Я долго ждал этого момента, Галлахер... — запах, в помещении воняет затхлым воздухом... Подвал?       — Как и мы все, Винсент.       Винсент, Галлахер... Гончие. Весь клан против него?.. Чьи-то руки ведут по плечам Сандея, огибают шею и вжимают пальцы в слипшиеся от крови пряди волос, приподнимают голову, чтобы та перестала болтаться.       — Как ты, Сандей? Очнулся? — Не без насмешки интересуется их главный.       — Лучше бы не просыпался, — вымученно и с хрипцой отвечает некогда великий и уважаемый из Семьи. Семья, хах... Поганое слово в столь скверных обстоятельствах.       Тело ломит, и чужая рука медленно прокручивает его на верёвке, словно Сандей был всего лишь подвешенной на убой скотиной. Руки и ноги сведены и подняты вверх, насколько может судить висящий мужчина с повязкой на глазах. Верёвки грубо трут конечности и вынуждают держать их прижатыми лодыжками и запястьями друг к другу, закручиваются по всему телу и Сандей не может не ощущать себя свиньёй для потехи псинам. В голове плывёт и воспоминания пытаются предоставить ему полноценную картину того, как он оказался в этой ситуации. Галлахер что-то мутит, что-то грязное. Ушёл в своеволие и не ставит ни во что галовианца.       — Не волнуйся, Сандей, — вновь звучит раздражающий его голос. — Мы всего лишь поиграем с тобой, а потом? Потом посмотрим...       Слова, совершенно не внушающие доверия, и тот факт, что Сандей болтается на верёвке голым говорит только об одном. Он стискивает зубы, губы поджимаются и он просто напросто не знает, что делать. Это реальность, грёзы?       — Хочешь узнать, где ты? — Словно прочитав его мысли интересуется Галлахер и поглаживает того по макушке. Под нежными действиями он грубо раздирает пальцами слипшиеся пряди, отчего Сандей мелко вздрагивает каждый раз, как волосы вытягиваются по струнке и выдираются из кожи. Тварь...       — Я знаю, где я, — скалится и сжимает кулаки, но что он может сделать?.. Пальцы ног поджимаются, а вокруг слышны шепотки. То с одной, то с другой стороны... Скольких он позвал?       — И где же?       — Нет ничего реальнее боли, безумная шавка, — выплёвывает ему эти слова под смешки в окружении.       — Боль, да, — с долей уважения целует того в темечко, пока ведёт столь непринуждённую беседу. И Сандей отдёргивает голову, крутит шеей насколько это возможно, стараясь избежать его рук на своём теле. Но всё это бессмысленно, чего бы он не желал, всё равно всё случится, будет он сопротивляться или нет, но гордость внутри не даёт ему так просто отпустить себя. Да и с какой стати? Эта свора гиен, что смеётся вокруг него, явно не будет к нему добра. И приходится только ждать, пока те начнут и используют его по своему усмотрению, желает того Сандей или нет, но его мнение никто не спросит.       — Боль, — продолжает Галлахер и медленно сжимает пальцами его шею, заставляя затаиться. — Боль - всепоглощающее творение, Сандей. И она должна коснуться и тебя, наш пернатый друг. Взять под своё крыло и показать тебе, что значит боль, что значит агония и что такое безысходность, в которую ты, дорогой друг, попал.       Очередные слабые смешки со стороны. Поддерживают свою главную шавку, поддакивают, и Сандей среди всего этого слышит шорох одежды. Тот отдал приказ?.. Уже?.. Сандей невольно вздрагивает и пытается отвернуться хотя бы от рук Галлахера, но тот вжимает пальцы над кадыком прямо под челюстью и перекрывает доступ к кислороду.       — Будь хорошим, Сандей. Не вынуждай нас применять больше силы, чем нам хотелось бы, — голос мягкий и почти успокаивающий, если бы не пальцы, что давят сильнее с каждой секундой, пока наконец не отпускают и не дают Сандею рвано вздохнуть и закашляться.       Тот убирает руки и голова вновь падает и свисает, затылок тянет к полу и нет никакого желания держать хотя бы одну часть своего тела правильно. Нет здесь ничего правильного. Крылья на голове поджаты и в правом ощущается тупая боль, словно кто-то выдрал из некогда красивого элемента Сандея, выщипал не малую долю мягких перьев.       Его вновь крутят и чужие руки сжимают его бёдра. Трут пальцами в кожаной перчатке и прижимают те к анусу.       — Винсент? — Видимо временно останавливает другого голос Галлахера, и после короткого промежутка времени на вялый член льётся что-то тёплое, стекает по мошонке и ведёт струйкой до пальца другого мужчины, что толкается в его анус.       Вновь смешки, раздражающие его голоса, что даже если они позволят ему уйти отсюда живым, эти воспоминания ещё на долгое время засядут в его памяти. Залезут под корку головного мозга и не дадут забыть вплоть до самой смерти. Неприятный запах достигает носовых пазух. Галлахер, чтоб его...       — Всё для тебя, Сандей. Не думал же ты, что мы трахнем тебя на сухую?       Толпа уже не скрываемо смеётся, и Сандей уверен в том, что их главная псина победно ухмыляется, пока ссыт на него и вдавливает пальцы вместе с другим мужчиной. Боль внизу, что неприятно отзывается по всему телу, совершенно не возбуждающие его действия и он невольно сжимается, мешая им двоим растянуть его как следует.       — Ну же, галовианец, пропусти нас, тебе же лучше будет, — двое мужчин разводят указательные пальцы в стороны, двигаются внутри и трут, натирают, мать их, до блеска, если бы это можно было сделать. — Может тоже попробуешь получить от этого наслаждение, Сандей? Знаешь, чтобы тебе не было сильно скучно...       Ещё какой-то шорох, Галлахер перестаёт на него ссать и убирает палец, вот только спокойнее на душе от этого не становится. Винсент продолжает толкаться в него уже двумя, вжимает как можно глубже, пока Галлахер прикладывает пальцы к его члену, и живот Сандея тут же вздрагивает. Тот грубо берёт и пытается приласкать, вот только бестолку, не те обстоятельства, чтобы Сандей возбудился.       — Знаешь, у меня ведь есть и другие способы, — посмеивается мучитель. — Винсент, разработай его как следует.       — Конечно, сэр, — поддакивает тот и толкает третий.       Галлахер обходит Сандея со стороны головы и приподнимает его за волосы.       — Сам откроешь или мне?       Сандей не желает, и Галлахер вжимает пальцы в скулы и зажимает лицо будто в тиски, покорно заставляя открыть рот, и тот не медля вливает в него жидкость. Вкус горько-сладкий, а запах как прогорклое масла, что смешивается в носу вместе с саньём этой псины.       — Молодец, а теперь глотай, — закрывает его рот и ждёт. Ждёт, когда Сандей исполнит, но Сандей не исполняет. Держит как может эту жидкость во рту и Галлахер зажимает ему нос. — Сандей, Сандей... — причитает тот с ухмылкой, которую, к своему счастью, Сандей не видит. — Мы ведь могли договориться... А теперь время разговоров прошло, так что будь добр исполнить, сука.       Срывается на оскорбления, и мягкий, хоть и насмешливый тон, сменяется рявканьем. Лицо Сандея краснеет от нехватки воздуха и он судорожно глотает неприятную жидкость, наконец хватая ртом кислород, что был так необходим лёгким. Пару хлопков по щекам и Галлахер его отпускает, из-за чего голова вновь свешивается тяжёлым грузом.       Жидкость, что пришлось выпить, растекается тёплым чувством по всему телу и заставляет испытывать в паху приятные ощущения. Сандей вновь стискивает зубы, понимая что тот дал, и качается на верёвке под их разговоры и непрекращающийся гогот.       — Развлекайся, Сандей, когда ещё восемь мужчин соизволят лечь с тобой порезвиться? — Галлахер на секунду касается привставшего члена Сандея и удовлетворяется результатом.       Злости нет предела, но он не доставит им удовольствия своими возгласами всё прекратить. Он молча будет терпеть это унизительное к себе обращение. Первый член толкается внутрь сжатого кольца мышц и заставляет внутренние стенки раздвигаться под проникающим в него пульсирующим о́рганом.       — Расслабься, птичка.       — Да, Сандей, отдохни, подумай о своей сестре, — посмеиваются те.       — Гнилые шавки, — выплёвывает Сандей на них оскорбление и чужой член рыком проскальзывает глубже, вызывая у галовианца помутнение.       — Может стоило и её позвать?       — Не выйдет, она же сдохла.       Грязные твари не знающие предела своим фразочкам. Такие не должны говорить, не должны существовать, но они существуют. И его берут, вжимают пальцы под задницу и трахают, и Сандею только и остаётся, что подгибать пальцы рук и ног от нарастающей боли.       Неожиданный шлепок приходится по щеке и Сандей сжимается изнутри, даря наслаждение своему насильнику.       — Не отключайся, Сандей, мы хотим что бы ты всё запомнил.       Чьи-то руки тянутся и снимают с него повязку, но Сандей не раскрывает глаз. Он и так знает, что из себя представляют эти твари. Ещё одно движение внутри разгорячённых стенок, и ещё одно, пока чужой член не покидает его и не вталкивается следующий. Другой берёт его в своём темпе, быстро двигается и вытрахивает из него хныканье сквозь поджатые губы. И Сандей кусает сам себя, старается не переходить на крик и громкие стоны.       — Сандей, — вновь звучит голос Галлахера где-то над ухом. — Глаза, открой их и посмотри.       — Иди ты, — быстро проговаривает между толчками.       — И почему ты не хочешь по-хорошему? — весело усмехается тот.       Галлахер и его грубые пальцы, что пытаются раскрыть хотя бы один глаз. Тянет пальцами нежную кожу и с трудом раскрывает одно веко. И Сандей видит слабое освещение комнаты запрокинув голову по велению главной гончей.       — Улыбнись, Сандей. Вот сюда, — качает он головой в сторону.       Эти твари записывают. Один из них держит камеру и направляет прямо на его лицо. Ещё один толчок внутрь и Сандей дёргается на верёвках, когда чужой член, к его сожалению, прокатывается прямо по простате.       — О, ты заснял, заснял?!       — Да, успел именно в этот момент! — Тот перемещает объектив на член Сандея, что стал пульсировать под нарастающим наслаждением.       Суки... И Сандей бросает грозный взгляд на главного пса, а тот улыбается правым уголком губ.       — Эй, Уолси, сюда, — и когда другой поворачивает камеру Галлахер прижимает головку члена к губам Сандея и вновь зажимает ему нос. — И только попробуй использовать зубы, останешься без крыльев.       И Сандей открывает рот, но кусает, будь эта псина неладна. Однако Галлахер грубо сжимает его скулы и челюсть, бьёт кулаком в щеку и заставляет разжать хватку.       — Ну и ну, клювик у тебя непослушный, Сандей, — причитает тот. — Видимо ты совсем не дорожишь своим драгоценным телом галовианца...       Галлахер делает жест мужчине сзади пристопнуть. Руки касаются макушки Сандея, скользят к затылку и прихватывают уже давно ноющее правое крыло. Сделает? Он правда лишит его крыльев?.. Сандей кидает на него молчаливый умоляющий, но по-прежнему полный злобы взгляд, а дурацкая камера записывает всё. Не упускает ни одной эмоции и ни одного движения.       — Я бы дал тебе руку, Сандей, да теперь боюсь ты и её попытаешься откусить, так что... Терпи так.       Хруст. Болезненный хруст и крыло перестаёт трепыхаться. Лежит безвольным грузом в сжатой ладони Галлахера под крик Сандея. Это слишком. Это ужасающе больно и из широко раскрытых глаз текут горькие слёзы обиды и ненависти, приправленные непрекращающимся унижением.       — Продолжай, — командует он тому, что держит член внутри Сандея, и тот ускоряется. Вновь и вновь вдалбливается в его тело частыми рывками.       — Будто у́же стал, — причитает тот, а на устах безумная улыбка наслаждения.       — Конечно, он, небось, сжал свою задницу в тот же момент.       Галлахер отпускает крыло и переходит к другому.       — Стой, хватит! — Еле произносит тот и тело слабо раскачивается на верёвках от каждого движения внутрь сжатого колечка мышц.       — Почему я должен тебя слушать, Сандей, если ты не слушаешь нас? — Отрешённо интересуется тот и хватается за крыло обеими руками.       — Пожалуйста!.. Пожалуйста, Пожалуйста!.. — Навзрыд просит тот. Боль нестерпимая и член вновь становится вялым, как бы афродизиак не пытался его поднять, но это было выше его сил.       — Но Сандей, — улыбается Галлахер и нежно ласкает трепыхающееся левое крыло, гладит и трёт под грубыми пальцами. — А ты будешь слушаться?       — Я... Я бу... ду... — грубый рывок снизу и тот выходит, уступая место третьему.       Горячая волна захлёстывает всю его сущность, когда внутрь уже более свободно скользит следующий член. Твари... Не может не проклинать их молча, и в то же время жалобно смотреть на Галлахера.       — Не знаю, Сандей, ты уже несколько раз ослушался нас, так почему сейчас?..       — Больно...       — Да, та самая боль, что возьмёт тебя под своё крыло, — усмехается тот и прижимает крыло к своим губам, мерзко целуя слипшиеся от крови в прошлом пёрышки. — Ладно, Сандей, если будешь хорошо себя вести, останешься с одним. Наш падший ангел...       Кусает за хрящик крыла и наконец оставляет его в покое под протяжный рваный вздох Сандея. Кажется он переоценил свои силы, решив огрызнуться на него и не сосать. И Сандей смиренно открывает рот и вываливает язык под свист толпы. Камера тут же приближается и снимает момент погружения члена Галлахера в его влажный рот.       — Вот так бы сразу, Сандей, — хвалит его и поглаживает по шее. Движения пальцев стали нежнее и Сандей закрывает глаза, стараясь уйти в свои мысли и забыть про боль хотя бы в глубине души.       Член неприятно толкается до глотки, но Сандей принимает. Сандей будет хорошим мальчиком, Сандей послужит им куклой для утех. Оба члена пульсируют глубоко внутри, и с одной и с другой стороны тела, двигаются каждый в своём ритме, хотя Галлахеру видимо в кайф просто держать член внутри и класть тяжёлые волосатые яйца на глаза Сандея. Запрокинутая голова, что плывёт от своего неестественного положения, и в глазах вновь мутнеет. Даже сквозь закрытые веки в голове всё переворачивается, и гортанные стоны слетают с губ, когда движения снизу становятся жёстче, интенсивнее и глубже.       Член покидает рот, размазывает слюни по губам и его подхватывают под плечи.       — Ну-ка, давайте-ка его перенесём, — командует главный, и множество рук касаются связанного и священного тела галовианца. — Вот так вот...       Перемещают и надрезают путы, давая конечностями обвиснуть вдоль тела. Сажают на другого и Сандей открывает глаза. Под ним дурацкая ухмылка главы гончих и его же член, что толкается в разработанное нутро. И Сандей вжимает пальцы на его плечах, когда член куда больших размеров прокатывается изнутри.       — Эй, — подзывает он другого и указывает на место позади Сандея, и Сандей суматошно оборачивается, прежде чем вновь взглянуть на Галлахера, что крепко вцепился пальцами в его талию.       — Не два сразу, пожалуйста, — вновь просит тот, чьё левое крыло прижимается к голове и пытается утешить. Утешить сам себя, поскольку больше некому.       — Нет-нет, Сандей, теперь только наши правила, так что постарайся расслабиться...       И мужчина сзади толкается в уже заполненное членом Галлахера пространство. Глаза широко раскрываются, ноги дрожат под ещё одним пульсирующим о́рганом, что несщадно пихается дальше.       — Шшш, тише, Сандей, давай я тебе помогу.       На удивление нежными действиями Галлахер прихватывает вялый член Сандея и растирает. И Сандей мог бы поверить, что тот печётся о его здоровье, вот только нихрена это не так. Просто не хочет портить впечатление, если вдруг Сандей не сможет принять их двоих. Но... Отчасти это и в его интересах, и галовианец старается успокоить нервные окончания. Успокоить тело, пока внезапный шлепок не приходится по его правой ягодице и не заставляет сжаться ещё сильнее.       — Давно хотел это сделать, — слышится чей-то радостный голос сбоку, на который Сандею уже плевать.       — Наиграешься с ним позже, — отвечает Галлахер и оглаживает место шлепка.       И Сандей с силой приоткрывает уставшие глаза и смотрит на Галлахера. Спасибо он ему ни за что не скажет, но маленький жест всё-таки оценил и постарался расслабиться ещё немного. И ещё... Движение бёдрами и Галлахер начинает задавать темп, трахает на пару с другим медленными тягучими движениями, ласкают его тело и прижимают со спины к разгорячённой груди другого. Чьи-то пальцы прикасаются к его соскам и грубо трут, сжимают, и член от этого вновь начинает получать удовольствие.       — Ну вот, Сандей, сможешь и ты получить удовольствие от боли... — улыбается ему снизу Галлахер. Двигает ладонью с поджатыми пальцами по его члену, надрачивает в такт третьему темпу и Сандей лишь позволяет себя трахать.       Чей-то член прижимается к губам и грубая хватка за сломанное крыло разворачивает его к себе. И он снова открывает рот, снова чувствует солёный привкус на языке.       — Идеальный, Сандей... — шепчет издевательский голос снизу. — Такой, каким ты и должен быть...       Ещё долгое время ноющая боль отголоском отзывается в сломанной конечности, дырка уже свободно принимает оба члена в рваном темпе, руки заламывают за спину и Сандей чувствует внутри себя горячее семя. Галлахер под ним вжимает пальцы до синяков к нежную талию со следами от верёвок, насаживает на себя и вскидывает бёдра ещё пару раз, прежде чем протяжно вздохнуть и улыбнуться ему.       — Следующий.       И нет слова хуже этого, когда Сандея приподнимают и сажают на другого, заставляя вобрать в себя ещё один член. И всё повторяется, вновь и вновь его будут насиловать, пока он не удовлетворит их всех. Не кончает, хотя временами член принимает свою полу-готовность, но в основном вяло лежит, когда его вжимают в тело под ним и заставляют с ним обняться. Когда следующий толкается сзади и они на пару ебут его до потери сознания. Кусают в плечи и шею, хватают за сломанное крыло и заставляют сжаться от боли.       В глазах плывёт, когда он, уже обессиленный и измотанный, лежит на спине на грязном лоскутке не то одеяла, не то своей же сорванной и порванной одежды.       — А теперь открой ротик, Сандей.       И он открывает. Не смотрит, зато чувствует тёплую жидкость на лице и языке, что оседает горькой злобой в его воспоминаниях. Вонь от их действий, подсохшая сперма смешанная с ссаниной на его обнажённом теле, и звуки с видео на телевизоре, что прокручивает всю ту сцену, которая происходила с ним в этом омерзительном подвале с этими шавками.       ***       Келуса вырывает из пузыря воспоминаний. Он явно не ожидал увидеть подобное в мире грёз, но... Мир снов распадается, да?.. И Сандей больше не тот, кем был раньше.