улыбнитесь

душенька мил до безумия. люди и моблинги, даже твари без мозгов, смотреть предпочитали на него чуть издалека. на рецепторах, отшучивались, слишком сладко рядом с ним. губы всегда растягивались широко, показать все зубы, смех срывался громкий. и с ним тепло. он отогреет, как замёрзшего птенца в широких мозолистых руках, обнимет крепко, пока не почувствуешь каждый грубый шрам на его теле. душенька щурится, будто каждый ему солнце. душенька стирает со щеки кровь. он улыбается тонко. по обочине куклы бродят, бездушные картинки. глубины в них на ногтя зазор. душенька пихает в пасть голему нового зомби и считает секунды, пока на мгновенье, на лице не появится свойственный душам боли оскал. душенька упивается и ловит искорки в карман. однажды у душеньки появится душа. он мил. подаст плечо попавшему в болото, тропинкой верной уведёт от напасти. только не почувствует никто, как гарпуном в нём останется душеньки рука. он появится снова, в нужный момент. и глазами огромными, тёплыми, добрыми, широко смотрящими на мир, тихой сапой уведёт тебя, оленёнка, глубже в ил. дотронься до душеньки — он такой же, как все. из плоти и крови; ни моблин, ни человек. дотронься до чёрной дыры за его рёбрами. посмотри глубже в ничто. душенька великий слепой. душенька великий глухой. душенька великий немой. душенька тянется к живому, чего в нём не было отродясь. душенька проходит сквозь ничего и алфёдова лицо совершенно не меняется. два сползших уголька блестят совсем как у бездушного. за тонкой коркой ледяной — кожей — рыхлый снег прожигает руку душеньки. они вырезают на ладонях улыбки. потому что социальный конструкт говорит, это выглядит как "я безопасен!" что-то в душеньке кричит, это выглядит как "я могу выгрызть твою трахею". душенька верит второму. на улыбки людей предлагает ножа острие. они не понимают шутки и вертят пальцем у виска. душенька говорит отражению без рта и глаз, ебал он социальных конструктов. душенька мил. весь в розовом, мальчик воздушная вата, мальчик баббл гам. на вкус как кровь, на твоём лице расписанная гжелью, когда скалясь тебя он разобьёт о скалу. выпей таблетку, друг, это был кошмар. душенька в розовом, словно стикс переходил столько раз, что ядерный красный от божьей коровки выцвел до безопасного мягкого. душенька прикладывает ладонь к губам и шепчет, когда встретишь прайма, скажи ему, чтобы меня не ждал, душенька не ест мяса животных. он не стервятник есть падаль. прижигает завалявшимся в кармане зиппо, от старого знакомого пару стандартных жизней кого-то назад, тебе раны. душенька не ест мяса животных, но и люди и моблины давно не животные. войны гремят, над его головой пролетает пушечное ядро. он моргает. лягушка на болоте смотрит на него с квампы. в округе он слышит биения сердец слишком множественные. троится перед глазами. алфёдов тихий. откалывает половину лица. на душеньку течёт что-то чёрное, слишком иное, чтобы быть кровью. и алфёдов говорит, что у него нет души. и алфёдов говорит, что его кто-то создал. и алфёдов говорит, ладонь подставив где должны быть губы, я не могу умереть. душенька отрывает ему голову, раскладывает руки дальше от тела. каждый палец нежно безмерно опускает в кипящую лаву. а тени в аду смеются как люди. а тени в аду бесшумны как моблины. а тени в аду слепы. а душенька видит. считает на конечностях алфёдова: раз бездушник, два бездушник. душенька пихает в голема скелета. алфёдов пародирует чей-то смех. душенька краской рисует на лице улыбку. ах как жаль, за помехами, они увидят совсем ничего. "это душенька. все знают, что он мил до безумия" в криминальной колонке появилось однажды. "это душенька. обращайся, он поможет" это душенька. он стащил у зака немного пороха. это душенька. он рисует, как развесит твои ошмётки по деревьям. он улыбается. это мило.