«Insatiable» – Darren Hayes
– Раймонда Николетти… Я вздрогнула и скосила глаза на фамильяра: – Что ты там бормочешь? Змей наклонил мордочку: – Хорошшшо звучит, моя ведьма! К щекам прилил жар: – Геката! Твоё сводничество переходит все границы! – По-моему, границца здесссь можжет быть только одна. И ччует моё сссердце, ссскоро она будет пройдена! – он хитро улыбнулся. – Сердце? – я вскинула бровь. Кадзу опять наклонил голову в немом вопросе. – Ты… – не нашлась я что сказать. – Почему ты так любишь торопить события? – Я не тороплю, я их чувссствую, – ухмыльнулся змей и растворился в воздухе. – Ты и сны мои знаешь? – растерянно выкрикнула я в пустоту. У плеча послышался шипящий смех: – Ессли о них так часссто думать, конеччно, я их уззнаю. Отражение в зеркале было пунцовым. Пытаясь охладить ладонями щёки, я села на край кровати.***
Адриан часто приходил в мои сны. Бывало в кошмарах, когда я раз за разом проживала его столкновения с человеком в чёрном, ранения, проклятия. Даже свою ревность. Бывали и такие сны, о которых я стеснялась вспоминать, но при этом после них в груди всегда оставалось тепло. Сегодняшний сон был иным. Я помню солнечную площадь Венеции. Солнца столько, что глаза видят лишь неясные силуэты. Звонкий заливистый смех, который откликается родным. Расставив руки в стороны, по площади бегает девочка, распугивая голубей. Я не вижу её лица, но знаю, она похожа на меня. Может только кудри её волос более мягкие, кожа чуть светлее, улыбка хитрее, а на личике пара маленьких родинок. Она носится кругом, и сердце наполняется нежностью. Но потом... Потом его голос зовёт: «Аличе!» Он также расставляет руки в стороны и ловит бегущую к нему со всех ног и визжащую от восторга мою... нашу... Геката! Что за дурость! Сначала думаю о знакомстве с папой, потом о разделе «Брачная ночь» в журнале, сейчас ещё и это! Я со стоном повалилась на кровать, закрыв лицо руками. Холодная влажная кожа змея скользнула по моему плечу. – Моя ведьма, ччто не так? Тебе же нравитссся юношша. Я старалась, чтобы глухой голос из-за ладоней звучал чётко, хотя смысла в этом не было: от фамильяра не скроешь и мысли: – Нравится – это одно. Но мне хочется чего-то большего, и я не понимаю почему. – Как это поччему? Влюблённому ччеловеку сссвойсственно жжелать проводить большше времени ссо ссвоей любовью. И меччтать о будущщем. – Всё это совсем не вовремя, Кадзу. И не к месту. Моя фантазия слишком разыгралась. – Но, Раймонда, любовь не можжет быть не вовремя. Я отняла руки от лица и начала всё то перечисление, которое и без того часто прокручивала в мыслях: – Мир между Ковеном и Орденом хрупок, ни моё положение, ни положение Адриана нельзя назвать стабильным, нас постоянно окружают опасности, а ремесло Скарамуша и вовсе ставит под угрозу наши жизни. Да и папа никогда не одобрит, – после небольшой паузы добавила я, стараясь вспомнить, не упустила ли ещё чего. И прошептала: – Что же это будет за семья, где одна разрывается между Академией, Ковеном и пустошами, а второй ездит по всему миру, рискуя каждый день... – Я зззнавал одну травниццу, которая ссо вссем ссемейсством колесссила по кладбищщам, помогая мужжу-некроманту, – змей, казалось, не заметил, как я вздрогнула от такой перспективы: – Хорошшие такие были ребятки! Вссе беленькие! И весссёлые. Как луччики. Одно удовольсствие ссмотреть, – он тепло улыбнулся воспоминаниям. Помолчав немного, фамильяр заглянул мне в глаза: – Моя ведьма, любовь не так чассто даётссся, ччтобы отказзыватьсся от неё из-за сстраха. Этот мир всссегда будет полон проблем, а вот найти того, кто будет рядом ссс тобой всстречать эти проблемы – нелегко. Меччты, от которых ты упорно хочешшь отмахнутьсся, могут сстать маяком: ты увидишшь, зза ччто борешшьсся. И, воззможжно, в будущщем картина будет горазздо радужжнее. Я внимательно слушала, покусывая губы. Кадзу проникновенно продолжил: – К тому жже... Ччто ессли одинокому Сскарамушшу нужжна ссвоя ссемья? Так жже, как и одинокой ведьме? Слова змея оглушили меня. «Нужна». До этого я гнала мечты о будущем с Адрианом, считая их неуместной блажью. Но сейчас и правда увидела в этом будущем какую-то жизненную необходимость. Жажду. То, без чего (и без кого), совсем не так. И от этого «не так» ещё страшнее, чем от переживаний за возможные трудности. Фамильяр продолжил следить за мной, наклонив мордочку. Робкая улыбка тронула мои губы. Тишину нарушил хлопок заклинания Сообщения и спокойный голос верховного ведьмака следом: – Николетти отпустили из Ордена. Завтра решим вопрос с охраной. – Отпустили! – я бросилась к гардеробу. – Интерессно, ччто думает наш шшпион о том, ччто на его дом наложжат охранную магию, – зашелестел Кадзу. – Не вижу, с чего ему быть против. Делам это не мешает, а хоть немного надёжности нашей жизни придаст. – Твоя правда... Раймонда! – я повернула голову на зов. – Может музза наденет юбку? От хитринки в голосе змея, губы сами растянулись в улыбке: – Знаешь, Кадзу... Ты прав! Муза наденет юбку!***
Пока я шла знакомой дорогой к Руга Веккиа, я старалась отгонять от себя непрошенные ассоциации прошлого визита и повторяла про себя разговор с фамильяром. Он словно всё упростил. На душе стало легче. Его «нужна» накладывалось на мой сон, как будто мне, наконец, разрешили верить, что всё возможно: и долгая жизнь с Адрианом, не связанная с этим клятым делом, и новый мир, где есть покой, солнце и любовь. Жёлтый дом с мезонином. И такое родное пиратское пальто на подходе к подъезду. Адриан повернулся, очевидно заметив движение боковым зрением или услышав мои ускорившиеся шаги. «Молодец, мой шпион, настороже», – я ухмыльнулась своим мыслям. Он расплылся в улыбке и остановился у порога. И тут, глядя на его фигуру, ждущую меня у своего дома, на тёплую улыбку, ласковые глаза, я поняла, что каждый шаг ведёт к нему. И каждый шаг всегда будет вести меня к нему. Проклятия, Орден, ритуалы… Вот теперь это казалось блажью. Ничего не страшно с моим Скарамушем. И ему пусть ничего не будет страшно с его ведьмой. Я сорвалась на бег. Он ступил вперёд, раскинув руки для объятия: – Осторожнее, синьорина! – В геенну осторожность! – я притянула его за шею, запустив пальцы в кудри. Губы обожгло горячим глубоким поцелуем. – И не смей ничего говорить про приличия! – оторвалась на секунду я, чтобы продолжить вновь. Адриан глухо хмыкнул, что можно было расценить и как оторопь, и как насмешку. Крепкие руки укрывали меня от всего мира. И я была благодарна, что он не обрывал поцелуя, что позволил мне эту сумасшедшую вольность, которая была так нужна. Я оторвалась от губ и глубоко вздохнула, прижимаясь к родному плечу. – Отчаянная, – шёпот коснулся уха. – И я с тобой с ума схожу. В подъезд мы так и зашли в обнимку. – Ты, наверное, всё думаешь о том, что скажут соседи? – готовясь к выговору, начала я. – Считаешь, я сейчас в состоянии о чём-то думать? – он усмехнулся. – Полагаю, если соседи и наблюдают за моей жизнью, они порадуются, что сегодня из зрелищ, которые им предлагает их бедовый поэт, не дилижансы инквизитора и непонятные бандиты, а поцелуй. – Или разочаруются. Адриан кивнул: – Увы, люди так кровожадны. Особенно к соседям, – он повернулся ко мне, открывая дверь. – А что касается твоей репутации, полагаю, это ты и слышать не хочешь. – Избавь от проповедей. Мужчина покачал головой, сжав губы, и погладил меня по щеке: – Нам довольно сложно друг друга оберегать, да? – Да нет, у меня вполне хорошо получается оберегать тебя, – я в притворной задумчивости скосила глаза на потолок. Адриан тихо рассмеялся: – Острый ум и острый язычок. Знаешь, я часто думаю, что ты – не только мечта поэта, но и идеальная спутница шпиона. Я опустила глаза и прошла в комнату первой, чтобы он не заметил проступивший румянец: – Думай об этом ещё чаще. Мужчина закрыл дверь и догнал меня, обняв сзади. Тихий низкий голос вызвал волну мурашек: – О тебе очень трудно не думать. Я повернула голову вполоборота. Адриан опустил взгляд на мои губы, сглотнул и отпустил меня, опомнившись: – Прости… после Ордена мне надо сполоснуться. Буквально пять минут. Он широкими шагами подошёл к шкафу, взял стопку вещей и прошёл в уборную, по пути остановившись, чтобы оставить невесомый поцелуй на моих волосах. Я села на кровать и, немного поразмыслив, упала на неё, глядя в потолок. В голове, казалось, не осталось ни одной мысли. Знакомый запах жасмина и плеск воды убаюкивали. Никаких воспоминаний о моём страшном последнем визите сюда не всплывало. Как будто и не было этих дней. Как будто никогда ничего плохого не было. И не будет. И мира вокруг нет. Вся жизнь проходит здесь. Наконец, обретя чувство долгожданного покоя, я провалилась в сон.***
Открыв глаза, я первым делом увидела улыбку Адриана, причёсывавшего гребнем свои мокрые кудри. – Моя кошка уснула прямо в сапожках. – Да, прости, пожалуйста, – я села на кровати, сонно потирая глаза. – Не знаю, что на меня нашло. – Просто устала, что не удивительно. Поспи ещё, я буду охранять твой сон, – он ласково погладил меня по волосам. – Не то чтобы я так хотела спать... – я встала снять верхнюю одежду и обувь, – но, честно говоря, ещё бы полежала. Ты... мог бы лечь рядом? Адриан напрягся и проследил за тем, как я целомудренно опустилась на дальний край кровати: – Д-да. Думаю, мог бы. Он осторожно сел на постель, посмотрел на меня, отвёл глаза, смутившись, и лёг рядом, глядя в потолок. – Кажется, мы это уже проходили. Сейчас опять будет обмен любезностями о том, как ты хорошо белишь потолки. Адриан, улыбаясь, повернул ко мне голову: – Ты права, не будем повторяться. Это не тот комплимент, который мужчина раз за разом желает слышать из уст женщины. Щёгольствует. Ясно. Значит, совсем неловко. Я привычно решила подыграть: – Какого же комплимента ты так жаждешь? Мужчина, стушевавшись, покачал головой, словно признавая, что не может дольше поддерживать такой тон. И обратился к другому своему проверенному способу избавления от стеснения: – Все несказанные слова Я прочту в твоих глазах... Я спокойно встретила его взгляд, как бы говоря: «Читай». Адриан приоткрыл и закрыл рот, словно подбирая слова: – У тебя сегодня особенный взгляд. Ему труднее сопротивляться. – Как жаль, я как раз хотела проверить твою выдержку. На его лице появилась абсолютная растерянность, и я не сдержала смешка: – Слишком робкий для сердцееда. Слишком молчаливый для поэта. Слишком нерешительный для шпиона. Кто же ты сегодня? – Влюблённый дурак, Адриан Николетти, – его глаза блуждали по моему лицу. – Отчего же дурак? – Оттого, что я до сих пор не целую свою любимую, – он подвинулся ко мне, приподнявшись на локте, и, прикоснувшись к щеке, нежно дотронулся губами до моих губ. Тёплые медленные поцелуи тягуче покрывали уголки рта, щёки, веки, нос, лоб, подбородок. Будто летний солнечный луч, пробравшийся через занавески. – Я так скучал, – шептал он между касаниями. – Иногда мне казалось, что я тебя выдумал, и становилось так тоскливо. Так страшно. Я открыла глаза, встретившись с его серо-зелёными. Нас разделяло сантиметров десять. Адриан помолчал и прошептал, робко следя за моей реакцией: – У меня есть абсолютно эгоистичное желание, – я замерла в ожидании, и он продолжил: – Хочу быть с тобой всегда. – В этом наш эгоизм совпадает, – прошептала я в ответ. – Я тоже хочу, чтобы ты был со мной всегда. Его губы дрогнули в улыбке, и в следующее мгновение он наконец осмелел до долгого поцелуя. Я запустила руки в его мокрые кудри. Холодными влажными пальцами провела по шее. Адриан вздрогнул, оторвался от моих губ и, взглянув, как будто спрашивая разрешения, поцеловал шею. Он уже делал это в Петербурге и, видимо, решил, что от повторения не будет никакого вреда. Что это безопасно для нас. Наивный. Плечо само поднималось вверх от щекочущих поцелуев. При этом я старалась вытянуть шею для новых ласк. Боюсь, глядя со стороны на мои попытки справиться с рефлексами и желаниями, можно было с полной уверенностью сказать, что я извивалась. Изгибалась. Льнула. Адриан опустился на локти с двух сторон от меня, гладя мои волосы и не прекращая целовать. Сквозь тонкую ткань рубашки я чувствовала напрягшиеся мускулы и вспомнила тот день, когда случайно застала его за умыванием. Три родинки на шее, четыре – на груди, открытой воротом. Я хочу знать их все. Хочу опять попробовать эту золотистую кожу на вкус. Я хочу его. Осознание обожгло. Я мечтала об Адриане, видела о нём сны, тело просило его. Но даже со всеми нашими поцелуями и моими попытками соблазнения до меня никогда не доходило понимание того, насколько близко я от этой черты. И как это может быть по-настоящему. Я пыталась прислушаться к себе. Точно ли это? Готова ли я? Видимо, почувствовав перемену, он с беспокойством посмотрел на меня. Пара морщинок на лбу, лукавые «гусиные лапки» в уголках глаз, родинка, тонкая кожа на острых скулах, лёгкий румянец. Серо-зелёные глаза... Когда это стало таким родным? Когда этот человек стал незаменимым? Я потянулась за поцелуем сама. Отчаянно. Прошептав в губы: «Я люблю тебя». Адриан судорожно выдохнул, а я, опустив руки по спине начала высвобождать его рубашку из-под брюк. Он не сразу понял, что происходит. Я успела почувствовать под своими пальцами тёплую кожу, и погладить ложбинку позвоночника. Адриан отстранился, присев на кровати: – Подожди-подожди! Мы не можем! – Разве? – я старалась отшутиться, потому что досада уже царапала горло. Неужели он не понимает, что сейчас происходит? И как это важно. – Мы должны сделать всё правильно. Я попрошу руки у твоего отца. То есть, сначала у тебя... – он начал сбивчиво говорить, как будто пытался сам себе напомнить о том, о чём сейчас хотелось напрочь забыть. – Какие же глупости ты говоришь, – тихо сказала я, поймав его взгляд. Ну же, читай по моим глазам! У моего поэта оставался последний аргумент: – Раймонда, ты меня потом возненавидишь. – Я готова возненавидеть тебя прямо сейчас с твоим итальянским джентльменством, – вспылила я, сев на кровати, и добавила мягче, стараясь объяснить: – Я так хочу твои поцелуи. Мне так нужны твои руки. Ты мне нужен, Адриан. Сделай меня своей. Навсегда. Это моё решение. По глазам я видела, как он борется сам с собой и как падает последний бастион. – Или ты не хочешь этого? Он впился поцелуем: – Никогда так больше не говори. Жаркое доказательство. Жадное заверение. Мы словно нырнули в омут с головой в этот поцелуй. Я запустила руку под ворот, и Адриан отстранился, тяжело дыша. Что-то было на краю сознания. Что-то маячило счастливой мыслью: – Мне показалось, или ты начал делать мне предложение? Он робко дёрнул уголком губ: – Я люблю тебя. Я хочу быть с тобой. Разве это так удивительно? – я молчала. – Конечно, для этого планировалась более романтичная обстановка, но... наверное, так тоже символично. Место, где ты спасла мою жизнь. Не единожды. Он взъерошил кудри под мой нервный смешок. – И ты продолжаешь дарить мне жизнь, Раймонда. Подожди-ка... – он полез в поясную сумку и достал маленькую коробочку. – Купил ещё в Петербурге, поэтому не думай, что совсем уж застала меня врасплох. То есть, застала, конечно, я не представлял, что буду делать предложение в кровати, ещё и в таком потрёпанном виде. Но раз ты не хочешь ждать соблюдения всех приличий… Он усмехнулся, покачав головой, открыл коробочку с изящным колечком и после паузы, собравшись с духом, сказал: – Будь моей женой. Будь моей судьбой. Будь моей музой. Будь тем, кем ты уже давно являешься. Оторопев, я смотрела на Адриана. Кажется, что счастье так близко. Ещё днём я боялась мечтать о будущем, и вот оно уже тут. Только протянуть руку. Возможно ли?.. В его глазах показался испуг, он потянулся к моей щеке, и я поняла, что плакала. – Это всё реально? – Что заставляет тебя думать, что это нереально? – нахмурился он, вытирая мои слёзы. – Слишком хорошо, – прошептала я. – Ну, трудностей будет хоть отбавляй… – он поднял бровь. – Неважно… Как же это всё неважно. Если мы вместе, – я обвила его шею. – Конечно, я согласна. Долгий выдох показал мне, как же, оказывается, он волновался. – Ты, правда, думал, что я могу отказать? – прошептала я, уткнувшись в его плечо. – Не думал. Боялся. – Часто признаётесь в страхах, Николетти. Как такой трусишка стал великим Скарамушем? – я отшутилась, утирая глаза. – Раньше мне нечего было терять. Некого, – горячими губами он невесомо осушил слёзы счастья. – Ты меня не потеряешь. Мужчина промолчал, нервно дёрнув уголком рта, и протянул мне ладонь. Я накрыла её своей. Он нежно погладил большим пальцем мой безымянный, остановив на нём взгляд. Как будто запоминая или не веря, что сейчас кое-что поменяется. Потом медленно надел на него кольцо. – Впору, – улыбнулась я. – Я знаю каждую твою чёрточку наизусть. Если бы был художником, здесь всё было бы в твоих портретах. – А если бы был поэтом, у меня был бы уже целый сборник стихов? – усмехнулась я. – Злюка, – Адриан притянул меня для поцелуя, всё ещё поглаживая ладонь. Привыкая к новому. Думаю, нам обоим ещё не верилось в происходящее, хотя оно казалось таким естественным. От волнения внутри всё трепетало, пальцы подрагивали, и, казалось, единственный способ найти твёрдую почву под ногами – это вцепиться в любимого. Я обхватила широкие плечи и почувствовала жар. Жар его тела и моего. Разорвала поцелуй, прислушиваясь к себе. Адриан обеспокоенно встретил мой взгляд: – Что такое? Напугал? – Чем? – я рассмеялась. – Нет, просто странно привыкать к этому. Я пробовала слова на вкус: – Ты – мой мужчина, – он настороженно следил за мной, пытаясь уследить за чувствами. – Мой... будущий муж. – Твой жених, – осторожно добавил Адриан. – Жених, – согласилась я и улыбнулась. – А я – твоя будущая жена. – Моя женщина. Фраза обожгла желанием. Обдала мурашками. Я робко посмотрела ему в глаза, не зная, как сказать... – В таком случае... Ты мог бы?.. Геката, почему я должна просить?! Мой поэт тихо рассмеялся и наклонился, пытаясь подобрать слова: – Ты хочешь... Всё ещё хочешь... – Скрепить помолвку. – Скрепить помолвку, точно, – он улыбнулся, обволакивая меня нежностью своего взгляда, пропустил прядь моих волос сквозь пальцы. – Уверена? – Да, – тихо, но твёрдо ответила я. И от волнения проворчала, опустив глаза: – Если, конечно, ты не начнёшь опять протестовать, что мы не можем. Адриан издал смешок, а потом серьёзно произнёс: – Наверное, можем. – Наверное? – Ну… раз ты согласилась связать со мной свою судьбу, думаю, никакого греха не будет в том, чтобы провести первую брачную ночь раньше, – он приподнял за подбородок моё пылающее от смущения лицо. – Если ты готова. Вместо ответа я потянулась к его сухим горячим губам. Поцелуй казался каким-то новым. По плечам побежали мурашки, тело металось между контрастными волнами зноя и озноба. Внезапное ощущение того, что я сейчас во власти Адриана, окружённая его желанием и страстью, затуманило разум. Я хотела принадлежать только ему, быть с ним одним целым, не отпускать, не выпускать из своих объятий. Он провёл кончиками пальцев по моей шее и припал к ней в жадном влажном поцелуе. Эта ласка была ниже предыдущих, которые прежде ограничивались зоной воротничка, – почти у самого плеча. Я почувствовала касание зубов и шумно втянула воздух. Мужчина поднял голову в немом вопросе, но я притянула его обратно, подставляя нежную кожу лёгким укусам. Руки сами вцепились в его рубашку и в какой-то момент неконтролируемо потянули её вверх. Адриан отстранился, глядя на меня, позволяя снять с него воздушную ткань. Дрожащими пальцами, не веря, что делаю это, я стянула рубашку через голову. Мужчина чуть заметно покраснел, продолжая следить за моей реакцией. Я видела раньше его спину, видела очертания груди и плеч, но всё же быть так близко… Моя ладонь невесомо провела по мышцам. Я криво улыбнулась знакомым родинкам и незнакомым. Как будто до этого видела часть звёздного неба через окошко, а сейчас вижу всё. Золотистый, пропитанный солнцем Италии… Как ещё описать Адриана? Я вспомнила карамельную корочку на крем-брюле и усмехнулась своим мыслям. – У тебя необычный взгляд. – Что необычного? – я осторожно провела руками по рельефу его плеч, ощущая твёрдость мускулов. – Будто ты хочешь меня съесть. Я издала короткий смешок. Остановила свой взгляд на ладони, лежащей на голой коже моего мужчины. На кольце. Что это за странное чувство? Моя власть, право, моя смелость. Я чувствовала, что сейчас и вершится наш брак, независимо от будущего, независимо от церемоний. Сейчас мы и становимся одним. Взглянула в глаза моего поэта: – Раздень меня. Адриан немного опешил от услышанного, но, взяв себя в руки, начал расстёгивать пуговицы на моих манжетах. Когда его пальцы невзначай коснулись моего запястья, по телу словно пробежал разряд. Мужчина скользнул по моей одежде взглядом и, краснея, спросил: – У тебя длинная блуза? – Что, прости? – собственный голос звучал как-то хрипло. – Если блуза длинная, то лучше сначала снять юбку, чтобы ты не осталась в юбке без… верха. Я улыбнулась смущению мужчины: – У меня под одеждой камиза. – Камиза… – выдохнул он с видимым облегчением от решения дилеммы. Желание подразнить было выше меня: – Синьор, Вы точно Адриан Николетти, венецианский щёголь и сердцеед? Ещё немного, и я начну думать, что Вы – неопытный юнец. Мужчина сверкнул глазами, принимая вызов: – Адриан Николетти, венецианский поэт. И сердце мне нужно только одно. Он расстегнул пуговицы на блузе, притягивая меня за её края для поцелуя, снял её, проведя тёплыми ладонями по плечам, скользнул взглядом по открывшемуся верху камизы с глубоким декольте и, опустив руки на мой пояс, аккуратно избавил от юбки. Я ещё не успела почувствовать неловкость, как мужчина медленно провёл пальцами по моей ноге, приподнимая камизу. Он остановился у края чулка и, не торопясь, стал снимать его. От нежного движения костяшек по коже и чувственности момента перехватило дыхание. Когда Адриан стягивал второй чулок, коленку опалил быстрый поцелуй. – Прости, не удержался. Сердце забилось, как сумасшедшее. «Не удержался». Только у него я хотела вызывать такие чувства. Только ему позволено было не сдерживаться. И удовольствие от того, что я желанна любимым, прогнало последнее стеснение. Несколько мгновений мы так и молчали, напряжённо глядя друг другу в глаза. Оставалось лишь перейти Рубикон, и мы оба стояли на берегу, решаясь на первый шаг. Адриан начал расстёгивать брюки, сначала наблюдая за моей реакцией, не передумала ли, потом в смущении опустив взгляд. Я никогда не видела его в таком состоянии. Ресницы почти отбрасывали тень на покрытые румянцем щёки. Чёткие скулы и овал лица сухо рисовали серьёзный анфас. Наконец, он снял брюки, оставшись в нательном белье. Приподнявшись, я потянулась к его плечу. Мужчина вскинул глаза, в свою очередь подняв руку мне навстречу и проведя пальцами вниз до локтя. Я приблизилась и оперлась на его второе плечо. Облизнула пересохшие губы: – Я могу?.. – Что угодно, – прошептал мой поэт и застыл, приоткрыв рот, когда я, перекинув ногу, оказалась лицом к лицу на его коленях. Мои щёки горели от такой смелости. Но через пару секунд его ладони уже лежали на моей голой спине, прижимая крепче. В таком положении я была чуть выше Адриана, и ему пришлось приподнять голову для поцелуя. Мягкость чувственных приоткрытых губ сводила с ума. Он не спеша провёл языком по моей нижней губе и прикусил её. Я не смогла сдержать стон, зарывшись пальцами в его кудри. Любимый накрыл мой рот своим в томном обжигающем поцелуе. Его руки скользнули по шёлку на талию, поглаживая большими пальцами рёбра. Еле оторвавшись, губы перемещались ниже, пока не остановились на моём шраме. Нежными касаниями он ласкал огрубевшую кожу, и в тот момент во мне как будто что-то починилось. Что-то встало на место. Как долго я смотрела на этот шрам, пыталась вспомнить. Как долго он меня мучил. Но Адриан словно залечивал открытую рану своими поцелуями. Принимал меня всю, со всеми моими тайнами и трудностями, не спрашивая. Как принимал всегда. Я провела пальцем по кромке его уха и нагнулась, коснувшись его губами. Любимый замер, принимая мою ласку. Ухо. За ухом. Нежная кожа под мочкой у самой шеи. Открыв потемневшие, подёрнутые дымкой глаза, он провёл рукой по бретели камизы и посмотрел на меня в немом вопросе. – Что угодно, – повторила я, как эхо, его слова. Сглотнув, он медленно провёл по моему плечу, приспуская бретель. Кончиками пальцев второй руки очертил ключицу, продолжил движение вниз и погладил тыльной стороной верх груди, открытый декольте камизы. – Звёзды. – Что? – одними губами проговорила я. – Не по-джентльменски говорить такое, но я давно заметил, что твой вырез открывает целый Пояс Ориона, – он начал перечислять, перемежая названия звёзд поцелуями моих родинок: – Альнитак. Альнилам. И Минтака. – Пояс Ориона идёт снизу вверх, совсем не похоже, – я слабо возразила, пытаясь совсем не раствориться в ласках. Адриан ухмыльнулся, заметив моё состояние: – И правда. Кого я пытался впечатлить?.. Он нерешительно потянул за вторую бретель, встретившись со мной глазами, будто всё ещё медлил, давая мне каждый раз шанс остановиться. Я наклонилась к его уху и прошептала: – Хочу чувствовать, как ты меня любишь. Кончики его ушей порозовели, Адриан поймал мои губы поцелуем и выдохнул в них: – Ты права, я бы не смог выразить это словами. Наверное, в моих глазах промелькнуло разочарование оттого, что он не так истолковал фразу, потому что мужчина хитро улыбнулся. Его горячий шёпот заставил покрыться мурашками и слегка смутиться: – Я понял каждый оттенок смысла. Вторая бретель сползла под нежным поглаживанием. Верх камизы спал, остановившись на моих бёдрах. Адриан судорожно вздохнул, вернув руки на мою талию. Я с толикой страха вглядывалась в его лицо: нравлюсь ли? Считает ли он меня красивой? Противный внутренний голос подсказывал, что мой поэт видел многих женщин и наверняка лучше сложённых. – Всё равно не понимаю, – пробормотал он, ведя ладони вверх по рёбрам. – Что? – замерла в тревоге я. – Как вышло, что ты стала ведьмой, если ты абсолютно точно небожительница. Я снисходительно улыбнулась, принимая комплимент: – Спасибо, но сейчас эти слащавые реплики немного неуместны. Он ответил с серьёзностью, граничащей со строгостью, в глазах: – Жаль, потому что эта реплика полностью искренна. Его пальцы нежно огибали мягкие округлости груди, проходили по рёбрам, животу и опять возвращались к груди. Я почти не дышала и в повисшей тишине слышала, как бешено стучит моё сердце. В какой-то момент пальцы сменились целой ладонью. Касания становились плотнее, поглаживания заменились на аккуратное сжатие упругой кожи. Я закусила губу, ухватившись крепче за шею Адриана. Он поднял голову, расслабляя мои губы лёгким поцелуем: – Можешь не сдерживаться, нас никто не услышит. Одной рукой обхватив бёдра, он подвинул меня ближе, вторую положил почти над сердцем, придерживая грудь, и обжёг дыханием. Влажные губы покрывали каждый сантиметр открытой кожи. Кровь стучала в висках, и я словно со стороны услышала свой утробный рык, когда его язык плотно прошёлся по самой чувствительной точке. Я выгнулась от удовольствия, и Адриан провёл пальцами по ложбинке позвоночника, заставляя инстинктивно прогнуться ещё сильнее, откинувшись на его руки. Ноги сами собой сцепились за его спиной, пальцы запутались в волосах, направляя ласки. Переменчивые ощущения сводили с ума: прохлада на влажных участках кожи, осушающие их поцелуи, опаляющее дыхание перед очередным касанием языка и всё заново... Сквозь ткань белья я чувствовала возбуждение Адриана, не выдержала и потянула его за кудри, поднимая голову и вовлекая в поцелуй. Не отрываясь, он мягко положил меня на кровать. Тёплые руки очертили изгиб тела и стянули оставшееся бельё. Несколько мгновений мой поэт просто любовался мной. Восхищение и желание в его глазах обдали жаром. Он склонился надо мной на локтях, оставляя дорожку из неспешных поцелуев и остановившись на животе. Кончиками пальцев провёл вверх от стопы: – Знаешь, где место поэта? Я смогла только слегка качнуть головой. – В ногах своей любимой, – Адриан спустился немного ниже. – Положи на меня ножку. Лицо вспыхнуло от смущения, но тело отчаянно просило утолить это растущее ноющее томление внизу живота. Я опустила ногу на его плечо, и любимый сразу припал к ней губами. Поднимаясь поцелуями по внутренней стороне, он поглаживал мягкий изгиб бедра, к которому сейчас стало так легко пробраться. Губы замерли, дойдя до невидимой грани. Секунда заминки, и от касания языком нежной плоти пробежал разряд. В порыве я зажала ладонями рот, подавив стон. – Не надо. Отпусти себя. Я опустила руки, сразу же вцепившись в простынь. Странно, но с ласками Адриана томление не утолялось. Наоборот, хотелось большего, как будто он разжигал неуёмную жажду. Я закрыла глаза, отдаваясь ощущениям. Рука сама скользнула к волосам мужчины. Вторая нога легла на его плечо. Только бы быть ближе к его губам, к его дыханию, на которых сейчас сосредоточен весь мир. Когда рваные вдохи окончательно были похожи на всхлипы, любимый глухо проговорил: – Если позволишь… Стать твоим… – Да… Он приподнялся, покрывая поцелуями живот, рёбра, грудь. Мои руки провели по его спине, добравшись до края белья. Не осознавая, что делаю, я потянула ткань вниз. – Подожди, пуговицы, – тихо засмеялся Адриан. Он оторвался от меня, вставая с кровати, и – глупо – мне сразу же начало его не хватать. Тело изнемогало без ласк. Последние возможные капли стыда давно растворились, и сейчас, казалось, не было ничего более естественного, чем fare l’amore (*«заняться любовью»), как говорят итальянцы. Любимый сделал пару шагов до тумбочки, на ходу расстёгивая пуговицы. В нерешительности бросил взгляд из-за плеча и снял бельё. Со спины, в лучах заходящего солнца, обрисовывавших золотом его силуэт, он был похож на «Давида» Микеланджело. В томной неге я не могла оторвать глаз, любуясь моим мужчиной, но его плечи были заметно напряжены. – Волнуешься? После недолгого молчания, пока он доставал что-то из тумбочки, раздалось напускное: – Разве Скарамуш может волноваться? – Может. И Адриан Николетти может. Пара секунд тишины, и потом тихое признание: – Волнуюсь. Но с твоими поцелуями всё пройдёт, – он открыл деревянную коробочку и, смущаясь, продолжил: – Это для… – Я знаю. Мой брат не был обделён женским вниманием. Адриан кивнул и, сосредоточившись, склонил голову. Пока он был ко мне спиной, я с удивительным бесстыдством рассматривала его тело. Где-то на бедре должен быть небольшой шрам от недавнего пореза. Еле заметная царапина. Взгляд зацепился за неявную в таком освещении полосу ближе к боку. В прошлый раз она, видимо, не попала в моё поле зрения. – У тебя шрам? На спине? Снова кивок: – Один из. Мужчина повернулся, и я едва успела отвести взгляд, нелепо начав рассматривать свои ладони. Он подошёл, присев рядом со мной: – Когда-нибудь я расскажу о приключениях Скарамуша. – И о шрамах Адриана, – притянула я его для поцелуя. В нежных ласках он опять оказался надо мной, посмотрел в глаза: – Забавно, что с тобой я больше обретаю себя. Я улыбнулась: – И как ощущения? – Самые лучшие, – он обрушился поцелуями на мои ключицы. Я застонала, прижав его к себе. Горячий язык снова скользнул по груди, и когда я уже растаяла в ласках, Адриан произнёс: – Ты ведь можешь магией предотвратить боль. Разум с трудом сфокусировался на его словах: – Даже если б получилось, не хочу. – Почему? – удивился он. – Хочу чувствовать всё. Каждой клеткой. Хочу побыть сегодня обычной. – Ты никогда не будешь обычной. Но желание моей донны – закон. Клянусь, что буду бережен. – Ты всегда со мной бережен. Без клятв. Я чувствовала, как тесно мы прильнули друг к другу. Адриан припал к моей шее, а после поднялся губами к уху: – Моя Раймонда. – Мой Адриан. Настойчивое движение, его несдерживаемый стон, и он вошёл в меня. Вспышка боли потонула в желании. Он начал шептать какие-то бессмысленные нежности, а я прижала его крепче, цепляясь за спину. Сладкая горечь разливалась по всему телу и, странно, я не хотела останавливаться. Как, прикусив губу, он смягчал боль поцелуем, так и сейчас своими ласками и страстью он вёл меня к терпкому наслаждению. Я прихватила зубами мочку его уха, а он взамен, хрипло рыкнув, уткнулся в изгиб моей шеи. Мои ноги обвили любимого, горячие мерные движения наполняли, и казалось, что мы сцепились в какой-то клубок, становясь… одним целым? Мысль о том, что я не хочу без него, пронзила особенно ярко. Я повернула голову, отыскав его губы жадным голодным поцелуем. Его рука ласкала моё бедро, то поглаживая, то сжимая. Я провела по напрягшемуся плечу, взглянула на лицо с собирающимися у корней волос капельками пота. Кожа на скулах казалась тонкой, как бумага. Огромные зрачки, делающие глаза под сведёнными бровями, чуть ли не чёрными. Припухшие от поцелуев губы. Адриан казался совсем не тем привычным повесой. Он был таким… настоящим. – Любимый… Он улыбнулся, глядя абсолютно влюблёнными глазами: – Жизнь моя. Приподнявшись, он ускорил темп, провёл ладонью по моему телу и остановился между бёдер, коснувшись пальцем. Я вздрогнула, хватая воздух, крепче сжала простынь. Адриан, легко ухмыляясь, не отводил руки. Низ живота был сгустком нервов, исходящим истомой. И я никак не могла её унять. Казалось, эта сладкая пытка будет длиться бесконечно, лишая разума. Медленный глубокий толчок вырвал из меня гортанный рык, и я закусила руку, вовремя приготовившись к очередному движению. – Раймонда, – позвал любимый. Я подняла затуманенные глаза. – Я хочу тебя слышать. Я отняла руку ото рта, и тут же новые участившиеся толчки накрыли меня волной. Выгнувшись в долгом стоне наслаждения и откинувшись на постель, чувствуя внезапную тяжесть во всём теле, я услышала стон Адриана, который, сделав ещё пару движений, опустился, положив голову на мою грудь. В тишине комнаты в ушах стояло наше тяжёлое дыхание и пульсация, которая мягко раздавалась во всём теле, смешиваясь с сердцебиением. Я могла лишь прижаться губами к его макушке. Ладони лениво водили по холодной от пота спине. С каждым умиротворённым вздохом я всё больше ощущала аромат жасмина, смешанный с тонким, едва различимым запахом самого Адриана. Запахом его кожи, который чувствуешь больше интуитивно, как запах своего человека. Я усмехнулась своим мыслям: во мне пробудилось что-то животное, почти первобытное. Что-то настолько естественное и как будто единственно важное. Мужчина шевельнулся, собираясь подняться. – Подожди!.. Побудем пока так. Пока мы одно… Он коснулся губ в лёгком поцелуе, осторожно устраиваясь на моей груди так, чтобы я меньше чувствовала тяжесть его тела: – Мы всегда одно, любимая. Теперь навсегда.***
Было что-то до странного обычное в том, как после мы улеглись спать в одной кровати. Словно за один вечер была пройдена целая жизнь. И засыпая на плече любимого, обвив рукой его голый торс, я услышала, как, поглаживая моё бедро через шёлк камизы, он пробормотал себе под нос: – Раймонда Николетти… Хорошо звучит. Сквозь сон я улыбнулась тонкому шипящему смеху в своей голове.